Мимоза (джен)

* * *

— Малфой, да ты в своём уме? Я битый час тебе втолковываю, что у ребенка проблемы с речью, что у него, как говорят магглы, задержка психического развития, а тебе неймется. Заладил, как попугай, про магию эту. Скорпиусу пять, а он у тебя еще ни слова не произнес. Ты хоть понимаешь, что это означает? Тут не о магии думать нужно, а о том, как ребенка элементарно... это... как его... со-ци-а-лизировать.

С трудом закончив заковыристое слово, прозвучавшее приговором для Драко Малфоя, целитель Макмиллан взмахнул палочкой и призвал с верхней полки уродливого громоздкого шкафа какой-то толстенный том в потрепанной твердой обложке. Книга с грохотом брякнулась на стол прямо перед Эрни.

Малфой вздрогнул. Сидевший в соседнем кресле маленький Скорпиус даже не пошевелился. Огромные серые глаза сверкали на круглой бледной мордашке ребенка, будто звёздочки; мальчик то мечтательно закатывал их к потолку, то рассеянно следил взглядом за солнечными зайчиками, весело прыгающими по старинным тёмным обоям. Ослепительно-белая макушка Скорпиуса в прохладном полумраке кабинета напоминала едва теплящийся огонёк. Да и от всей крохотной фигурки малыша исходило странное сияние — нежное, чистое, способное умиротворить кого угодно.

«Ну, за что? За что? Ладно, мы с отцом... вдоволь наигрались в крутых прохвостов... — Драко грустно усмехнулся про себя, вдруг вспомнив забавное маггловское словечко, еще в школе к месту и не к месту приговариваемое гриффиндорцем Томасом, затем исподлобья взглянул на сына: — Но он-то в чём виноват? И ведь даже не понимает, бедняга, что почти изгой, что таким, как он, в нашем мире без способности колдовать нет места. Что же делать? Как быть? Отца не волнуют мои чувства к ребенку, для него имеют значение только чистокровность и магия. Он рта не даст мне раскрыть. Может, поговорить с мамой? Попросить заступиться? А, всё равно толку не будет. Что тогда ждёт малыша?.. Изгнание к магглам после совершеннолетия? Полная изоляция? Неужели Скорпи придется прятать, как какое-то чудовище? А Астория?.. Она же любит ребенка без памяти и с ума сойдет. К тому же столько сил положила, чтобы разговорить сына, занималась с ним каждый день. Стоит только заикнуться об отправке Скорпиуса во Францию или о второй беременности, Тори всё поймёт и встанет на дыбы. Сцепится с отцом так, что домовики разбегутся, а когда проорётся на весь мэнор, заберет мальчика и уйдет. И уже не вернется. Люциус побоится выступать, себе дороже. И ничего ей не сделает — авроров побоится. Да и сама Тори может так проклясть, что мало не покажется. Ей плевать, что Малфою по определению непозволительно быть сквибом. Скорпиус для неё в первую очередь сын, а до остального и дела нет».

Мысли — одна мрачней другой — болюче одолевали бедный мозг Драко, копошились, как черви, рвались на поверхность, барахтаясь из последних сил; совладать с ними не было никакой возможности. Малфой чувствовал, что его черепная коробка буквально взрывается изнутри, и до скрежета сжимал зубы: не хватало еще при Макмиллане хлопнуться в обморок подобно не в меру чувствительной дамочке. Что-что, а уж лицо он постарается сохранить.

«А кто для тебя этот мальчик? Любимый ребенок или наследник рода? — проклятый внутренний голос никак не желал униматься и продолжал издеваться над несчастным отцом, сдавливая сердце страхом так, что обычный вздох причинял боль. — Надо же... Вот, оказывается, как бурлит отчаяние. Обжигая... И отравляя ядовитыми парами. Что ж ты, дорогой декан, не научил нас остужать эту дрянь. А еще лучше — растворять без следа. Зачем мне знать, как околдовывать разум, заваривать славу и разливать по бутылкам известность, если это никак не поможет моему малышу».

Драко снова повернул голову в сторону сына. Скорпиус сидел прямо, сложив на коленях пухлые, как у младенца, кулачки с ямочками. Он выглядел счастливым и улыбался своим мыслям так ясно и открыто, что сердце сжималось от горечи. Ничего не попишешь, совсем скоро привычный мир этого ангела будет разрушен, а самому ему — родному отцу — ничего не останется, как в очередной раз смириться с жесткими требованиями собственного родителя и сломать жизнь ребенку. И себе заодно. Драко понимал, что больше не в силах лебезить, изворачиваться и врать самому себе: у него не хватит сил бороться за Скорпиуса ни с отцом, ни с Асторией, и если не случится чудо, судьбе этого очаровательного ясноглазого мальчишки, такого доброго и доверчивого, не позавидуешь: сквиб — клеймо для любой чистокровной семьи. Позорное несмываемое клеймо, хуже которого лишь Темная метка. Конечно, сам Скорпиус будет жить дальше и, скорей всего, даже не осознает до конца глубины своего несчастья. А как быть всем им — родным и близким? Как смириться с неполноценностью ребенка, на которого возлагалось столько надежд?

«Хоть себе не ври, Драко Малфой. Надежды тут ни при чём. Ты просто боишься отца и трясёшься от страха, зная его мнение насчет сквибов. Как был трусом, так и останешься им до конца дней — слабым, никчемным, зависимым от чужого мнения. У тебя недостанет мужества открыто принять Скорпиуса таким, какой он есть, любить без всяких условий, не стыдиться кривотолков среди чистокровных и жить с гордо поднятой головой. Всё, на что ты способен — запереться в мэноре и носа оттуда не высовывать. Это да... Это по-нашему...»

Тем временем Макмиллан успел сдуть порядочный слой пыли со своего драгоценного фолианта, увесистого, как кирпич, и нарочито медленно принялся перелистывать страницы. Их шуршание жутко нервировало Драко: неприятно корёжило слух, путало мысли, раздражало чувства, беспокойно метавшиеся от состояния полнейшей безысходности к слабым проблескам надежды.

— Ага, вот оно... — Эрни, наконец, нашёл то, что искал, и принялся за чтение.

Скорпиус забавно чихнул и, улыбнувшись, взглянул на отца. Внутри у Драко всё перевернулось. Эта улыбка... Малыш как будто хотел подбодрить папочку, но не знал, как сделать правильно, чтоб наверняка.

— Ну, что? — через пять минут терпение Драко иссякло.

— Подожди... — Макмиллан почесал кончик носа, и уже который раз пробежал глазами одну страницу. — Я думаю.

— Макмиллан, ты, видно, не понимаешь, что без магии ему нет места в нашем мире, и он...

— Заткнись, Малфой! — неожиданно рявкнул Эрни — обычно всегда тихий и вежливый. — Ты, мало того, что назойливый, так еще и глупый. Никак признать не желаешь, что неприятности к твоему сыну не с той стороны подступают. Оставь в покое эту магию, не в ней проблема! У некоторых первые стихийные выбросы даже в десять лет случаются, совсем слабые, и ничего: письмо из Хогвартса приходит, как полагается. Скорпиусу всего пять. Выброс может случиться через месяц-другой, а может и через год. Или через три. Пока что смело плюй на него и слушай меня, а не кипяти мозги из-за отцовских наездов.

— Макмиллан, ему уже пять, — продолжал упрямо бубнить Драко. — А у отца и у меня первые выбросы случились очень рано — то ли в два, то ли в три года, а...

— А Скорпиус — не ты! И не твой папаша! — окончательно взбеленился Эрни, захлопнув книгу. — Ну, надо же, а? Куда уж мне понять тебя... — пальцы Макмиллана сами собой сжались в кулаки. — Ты, Малфой, кажется, забыл, что я тоже отец. И моя кровь не грязней твоей, если уж это для тебя так важно. Поверь, в таких вещах, как стихийная магия, разбираюсь. Да, Скорпиусу уже пять, но думать тебе сейчас нужно не о магии. Я же говорил пять минут назад. И опять вот говорю... И еще раз сто повторю: отсутствие выбросов в пять лет — это ерунда!

— Не о магии?.. А о чём? — тихо спросил Драко, заметив, как округлились глазенки сына. Видно, малыш испугался ора дяди-целителя, который секунду назад был таким спокойным и добрым, а потом взял и почему-то рассердился.

Эрни тоже заметил, как боязливо сжался в кресле маленький Скорпиус, и поспешил взять себя в руки.

— Ты, Малфой, то ли глухой, то ли страдаешь провалами в памяти! А может, просто идиот? Ребёнка необходимо научить говорить. И подтянуть до приемлемо стандартного уровня развития. Я же уже замучился талдычить, что у твоего парня задержка речевого развития. Она может быть чревата очень неприятными последствиями.

— Какими? — умом Драко понимал, что Эрни прав. Это и в самом деле ненормально, когда пятилетний ребенок молчит, как под Силенцио, но страх перед отцом и его принципами парализовал почище Глотка живой смерти, не давал возможности мыслить трезво и принять по-настоящему правильное решение.

— Разными. У маленьких детей речь и психическое развитие тесно связаны между собой. Если ничего не изменится в ближайшие полгода, твоего сына смело можно записывать в дурачки, уж прости за прямоту. А дальше будет еще хуже. Может развиться аутизм. Или даже психопатия.

— Чего? — Драко похолодел. — Ты что городишь, Макмиллан? Откуда таких слов понахватался? Из этой книги?

— Ничего не горожу, говорю, как есть. И настоятельно рекомендую показать мальчика маггловским специалистам. Да, Малфой, ты не ослышался, — Эрни откинулся на спинку кресла и сложил перед собой пальцы домиком, — именно маггловским. В таких вопросах они более подкованы.

— А... как? — Драко говорил с трудом, словно изнутри его горло сдавила какая-то неведомая сила. — Я никогда дел с магглами не имел. Что я им скажу? Да и где найти хорошего специалиста?

— Ну, деньги у тебя есть, значит, найти не проблема. Я мог бы дать тебе телефон Джастина Финч-Флетчли. У него наверняка среди магглов есть связи, вот только, боюсь, он с тобой даже разговаривать не захочет. Магглорожденные до сих пор не слишком жалуют тебя и твоё семейство, — Эрни опустил руки и нервно побарабанил пальцами по столу, потом взглянул на Скорпиуса. — Ладно, что теперь об этом... Попробуй добраться до Святого Бартоломью и проконсультируйся у них. Не то, не сё, конечно, но я только этот госпиталь у магглов знаю. Он самый старый, его открыли задолго до введения Статута. Объясни ситуацию, может, там их целители и подскажут, куда и к кому лучше обратиться с такой проблемой. Кстати, забыл сказать, если вдруг удастся записаться на приём к хорошему детскому неврологу или психологу, может, к логопеду, не знаю, кого тебе в Бартсе(1) посоветуют, возьми с собой Асторию. Ты, конечно, не в курсе, но часто проблемы такого рода кроются во внутриутробном развитии плода.

— Что? — Драко, казалось, уже ничего не соображал. — В чём кроются?

— В беременности. Твоя жена должна помнить, как она протекала, пусть даже прошло пять лет. Самая незначительная мелочь может помочь правильно поставить диагноз, а чем он верней, тем эффективнее лечение и занятия с малышом. — Эрни с подозрением посмотрел на бледного, как смерть, Малфоя и прибавил с требовательной ноткой в голосе: — И, знаешь, советую не откладывать это дело на потом. Узнай всё сегодня. Сейчас я напишу тебе адрес госпиталя. Он в Смитфилде, и отсюда до него можно добраться на метро. Аппарировать не советую: около больницы людно, а ты наверняка там не был и не знаешь укромных местечек, куда можно безопасно переместиться, да еще и с ребёнком.

— Ладно... — голос у Драко осип от волнения. Он встал с кресла и оправил дорогую мантию из серого шелка. — Пойдём, Скорпи.

Малыш резво спрыгнул с кресла и шагнул к отцу. Пухлая детская ручонка доверчиво спряталась в большой мужской ладони. Другой ручкой Скорпиус чинно поправил галстучек и мантию, после чего вопросительно уставился на Драко.

Эрни меж тем дописал адрес и протянул пергамент Малфою.

— Не потеряй. И вот еще что... Снимите-ка мантии. На улице тепло, вот-вот июнь начнется, да и одежда эта — не для глаз магглов. Еще начнут таращиться, могут даже пристать с расспросами. Среди них встречаются дотошные экземпляры, а излишнее внимание тебе ни к чему.

Малфой вымученно кивнул, снял мантию сперва с себя, потом со Скорпиуса, уменьшил их заклинанием и спрятал в карман брюк.

— О, совсем другое дело. Вылитые простецы.

— Да ну?.. Правда, что ли? — угрюмо проронил Драко.

— Правда, — хмыкнул в ответ Макмиллан. — Вполне обычные лондонцы, хотя, на мой взгляд, для метро выглядите слишком уж респектабельно. Знаешь, я тут подумал... Словом, обменяй в Гринготтсе на фунты галеонов двадцать. Боюсь, заблудишься вместе с ребенком, а с деньгами можно поймать такси. Слышал про такое?

Драко молча пожал плечами и вместо «да» лишь устало прикрыл глаза. Эрни очень не понравилось выражение резко осунувшегося и посеревшего лица Малфоя, но не вызывать же авроров присматривать за ним. Как-никак, взрослый человек.

— Ну и хорошо. Скажешь адрес, и тебя мигом доставят, куда нужно. И не вздумай из-за своих предубеждений против магглов сбежать домой. Хуже ребенку сделаешь.

Малфой поднял на Макмиллана больной, как у побитой собаки, взгляд, глубоко вздохнул и, машинально прихватив пергамент с адресом, вышел из кабинета. Маленький Скорпиус едва успел махнуть дяде-целителю ручкой на прощанье.

«Да он же это как неизбежное принимает. И, похоже, уже на стадии депрессии. Еще чуть-чуть, и совсем лапки сложит. А зря. Всё не так плохо. Нужен толчок. Знать бы еще, какой. Что ж, Малфою полезно почесаться и попереживать. Он нуждается в этом», — подумал Эрни, после чего отлевитировал книгу обратно на шкаф, большим клетчатым платком отер со лба пот и громко выкрикнул:

— Следующий!

* * *

Драко чувствовал себя вымотанным до предела и на все лады проклинал Макмиллана. Дрянной хаффлпаффец до дрожи застращал его «неприятными последствиями» и под этим соусом заслал их со Скорпиусом в самый настоящий ад под названием «маггловский Лондон». Огромный город давил со всех сторон, наступал, грозя перемолоть, скалился витринами в огромных магазинах, окнами в жилых домах, зло и уныло ухмылялся каждой аркой, ведущей в уродливую подворотню, подавлял волю, вытягивал силы, ослепляя мириадами солнечных зайчиков от зеркал двигающихся нескончаемым потоком автомобилей и удушая жутким смогом от выхлопных газов. Голова шла кругом от этого муравейника — мегаполиса двадцать первого века: шум, гул, тысячи чужих безразличных лиц. И никому нет дела до его беды. У магглов куча своих проблем: они стремятся заработать побольше денег, делают карьеру, добиваются успеха, чтобы непременно продемонстрировать его окружающим. Волшебники, их жизнь, устои, традиции для простецов всего лишь сказки, и несчастье, постигшее чистокровную семью, магглы восприняли бы как ерунду, не стоящую выеденного яйца.

Когда они со Скорпиусом ехали в такси, Драко всё еще искренне верил в чудо, убеждал себя, что в силах сделать этот шаг, а если понадобится, еще один. И еще. Если магглы могут помочь, почему бы и нет. Главное, чтобы отец не узнал. Робкая надежда обернулась пшиком, а разговор с весьма назойливой особой, рассиживавшейся за стеклянной стенкой с надписью «Регистратура», едва не закончился бедой. Глупая девица начала донимать его, расспрашивать, почему тянули с обращением к специалисту, долго допытывалась насчёт врача, у которого наблюдалась Астория во время беременности. Когда маггла узнала, что роды проходили в их фамильном особняке, пришла в ужас, а под конец пригрозила, что в связи с невыполнением родительских обязанностей и халатным отношением к психическому здоровью ребёнка она будет вынуждена обратиться в какую-то там социальную службу. Драко с горечью пришлось признать, что обстоятельства сильней его. Как у него хватило выдержки применить к этой дурище лишь легкий Конфундус, он и сам не понимал. И даже плохо помнил, как подхватил сына на руки и стремглав вылетел из приемной. Аппарировать не было никакой возможности: кругом было полно магглов. Малфой бросился бежать, петляя между зданиями больницы, пока не оказался на Литтл Бритейн; только тогда он позволил себе перевести дыхание и опустил Скорпиуса на землю.

Солнце стояло высоко над головой. После быстрого бега страшно хотелось пить. Тонкая рубашка под пиджаком пропиталась потом и прилипла к телу. Ноги дрожали. Руки — тоже. Скорпиус лишь казался худеньким, почти невесомым, а на самом деле был довольно крепким малышом. Драко и сам вдруг ощутил себя маленьким и ничтожным: он не знал, где они со Скорпи оказались, куда лучше податься, чтобы можно было аппарировать к воротам мэнора и, главное, что теперь говорить отцу. Да и Макмиллан наверняка всю душу из него вытрясет. Еще, не дай Мерлин, свяжется с Люциусом и выложит ему всю подноготную про проблемы Скорпиуса. При мысли о реакции отца на такую новость Драко ощутил тошноту. Под сердцем противно начала набухать тоска.

«Это будет катастрофа! Если отец узнает, точно взбеленится. Он и Астория... просто убьют друг друга, факт. Мама с ума сойдёт. А Скорпи?.. Каково ему придётся? Проклятье! К клейму сквиба еще и репутация умственно отсталого. Ну, за что?»

Драко вздрогнул, почувствовав, как струйки холодного пота больно обожгли левое предплечье, верней, злополучную метку, за тринадцать лет превратившуюся в обычную татуировку. Он взял Скорпиуса за ручку и, с трудом сдерживая рвущееся из горла рычание, повёл сына в сторону пышных зеленых насаждений, видневшихся вдали. Малыш робко улыбнулся и, весело припрыгивая, засеменил рядом.

Малфой погрузился в невеселые мысли и ничего не замечал вокруг; он с ужасом размышлял, что вот-вот превратится в нервного, раздражительного, осунувшегося типа, способного в любой момент взорваться. Никогда еще до этой секунды Драко не жалел, что Люциусу удалось отвертеться от Азкабана. Насколько всё было бы проще, сиди отец сейчас там, но, увы... В последние месяцы каждая их встреча начиналась с угроз и требований либо поправить дело, либо «разобраться со сквибом, как полагается». Драко не сомневался что эти угрозы — не пустой звук: Люциус ни перед чем не остановится и устроит им с Асторией настоящую травлю, вымотает все нервы, да ещё потребует произвести на свет «запасного» наследника. Вот тогда их маленькой семье точно придёт конец.

Из прострации его вывел визг тормозов.

— Эй, ты, белобрысый! Ослеп что ли? — заорал на Драко из открытого окна дорогого внедорожника какой-то маггл восточной наружности. Он был похож на сестёр Патил, и в его речи чувствовался сильный арабский акцент. — Куда прёшь? Да еще с ребенком? Или для такого денди правила не писаны? Небось, обкурился какой-нибудь дрянью! Или ширнулся! В полицейский участок бы тебя! И чтоб ребенка отобрали!

«Да что они все, сговорились, что ли, сегодня?» — со злостью подумал Драко и медленно запустил руку в глубокий карман, уверенно обхватывая палочку влажными пальцами и одновременно пряча её в широком рукаве.

Через секунду маггл уже сидел за рулём тихо, как мышь. Глаза его выглядели слегка затуманенными, рот приоткрылся, а позади злополучного «Ниссана» на все лады сигналила препорядочная вереница автомобилей.

«Проклятье, два Конфундуса за день — многовато. И ведь никуда не деться, без колдовства всё было бы хуже. По крайней мере, чертовых магглов я могу заткнуть!..»

Драко приложил к глазам руку козырьком и огляделся: люди переходили дорогу по белым полоскам, а по обе стороны перехода стояли странного вида две штуки с мигающими огоньками.

Они со Скорпиусом присоединились к куче магглов и вскоре очутились у входа в большой красивый парк. Неподалеку от входа посередине живописной площадки, обсаженной по окружности деревьями и кустами, на постаменте возвышалась статуя(2). Вокруг уютно расположились скамеечки. Драко скривился от огорчения: кусты только вдали казались высокими и густыми, а поблизости их молодая зелень напоминала полотно с прорехами. Листочки только-только распустились, и пока что спрятаться за ними не было никакой возможности.

«Придётся поискать другое место для аппарации», — с досадой подумал он.

В парке было прохладно и... спокойно. Голова шла кругом от запахов цветов, только-только зацветших, стрекотанья каких-то насекомых и шума автомобильных двигателей, не прекращавшегося ни на миг. Магглов в парке почти не было, лишь несколько мужчин и женщин прогуливалось вдалеке.

Скорпи радостно захлопал в ладоши и побежал к клумбе с цветами, над которыми то и дело вспархивали первые бабочки. Драко присел на скамью и вздохнул с облегчением.

«Не хочу в мэнор. Не могу видеть его, а тем более, слушать. И ведь не о каких-то там посторонних грянокровках так цинично и хладнокровно рассуждает — о собственном внуке».

Сидеть бы так и сидеть на скамейке, ни о чём не думая, не бояться отца, не чувствовать приближение неотвратимого несчастья и не съёживаться внутри при одной мысли о будущем ребенка. Хотелось просто дышать полной грудью и смотреть на маленького мальчика, что бегал вокруг клумб, радуясь самым простым вещам.

Издалека донеслась мелодия с башни Святого Стефана(3). Малфой нахмурил брови и выудил из внутреннего кармана пиджака старинные мозеровские(4) часы.

«Ничего себе, почти пять. Скорпиус, наверное, голоден, — ужаснулся Драко, вспомнив, что малыш, кроме порции мороженого в Фортескью, ничего не ел с самого утра. — Пора домой. Надо подумать, как отсюда аппарировать».

Драко вспомнил, что примерно в трехстах ярдах от входа заметил забавного вида лавочку, где продавали напитки и пирожки. У него еще оставалось немало маггловских денег. Нужно их потратить: накормить малыша и самому перекусить. Интересно, что магглы едят и что за пойло наливают в бутылочки? Сам он из бутылок не пробовал ничего, кроме эльфийского вина и медовухи.

«Глупо подходить, если не знаешь, как спросить, — разнервничался Драко. — Как же тогда этот... с Гриффиндора... Криви, кажется, называл какой-то там чертов напиток? «Токо-Толо? «Боко-боло»? Черт!.. Не помню... Интересно, можно ли Скорпи пить эту гадость? И где он сам? Только что был здесь!»

* * *

Вечернюю тишину — убаюкивавшую, дарившую ощущение покоя и безмятежности, вдруг разрезал визг тормозов. Затем раздались крики — резкий мужской и визгливый женский:

— Вы, что, с ума сошли? А если б я не успел дать по тормозам? Смотреть за ребенком нужно!

— Это не мой ребенок, нахал!.. — возмущенный писк прервался шумом двигателя. — Стой, куда поехал? Сбежать надумал? Полиция!

«Скорпи!» — сообразил Драко и, сорвавшись со скамейки, понесся к выходу. Сердце уже который раз за сегодняшний день сдавило холодом.

Пальцы привычно пробрались в карман за палочкой. Неудобно колдовать из рукава, но делать было нечего.

«Похоже, два Конфундуса за сутки — не предел».

У самого выхода из парка, на площадке, где посетители оставляли свои автомобили, собралось несколько человек. Они ожесточенно спорили о чём-то, один маггл солидного вида поднёс к уху светящуюся штуковину, видно, собирался вызывать блюстителей порядка. Именно его нужно было нейтрализовать в первую очередь.

Драко, едва не теряя сознание от волнения, вскинул руку.

Через минуту толпа начала расходиться, и только высокая тощая тетка лет пятидесяти, державшая на руках Скорпиуса, вытянула длинную шею и недоуменно крутила головой в разные стороны, словно силилась понять, с чего бы вдруг всем стало наплевать на такое из ряда вон выходящее безобразие. Рядом валялась её сумка.

Скорпиус крепко прижался к ней, зажмурив глазенки.

— Мадам, — холодно произнёс Драко, подходя к тетке. Если уж брать быка за рога, так сразу; не тушеваться же ему, в самом деле, перед какой-то магглой, — будьте добры, отдайте мне моего сына.

Тетка повернула голову и, поджав губы, обиженно затрясла головой. Вуалетка на нелепой шляпке, кое-как нахлобученной на светлые волосы, мелко задрожала.

— Что вы себе позволяете, молодой человек? Как разговариваете? Закон требует сообщить в полицию о том, что вы манкируете отцовскими обязанностями, оставляете ребенка без присмотра, и я сообщу, будьте уверены.

Скорпиус меж тем открыл глаза и...

— Папа, папочка, смотри, эта леди спасла меня, когда карета вдруг поехала. А я испугался и не смог отпрыгнуть. Правда, она красивая? Похожа на мою Мимозу.

Драко был настолько потрясен, что даже не оценил забавную ассоциацию Скорпиуса. Малыш заговорил! Он, Драко Малфой, сегодня впервые услышал голос своего сына! Ни один звук в мире не был желаннее и не звучал прекраснее. До чего же милый голосок! Хрустальный, переливающийся... Как колокольчик!

— Скорпи? Ты... говоришь?.. Сынок, скажи еще что-нибудь... Ты в порядке? — мямлил Драко, чувствуя, как всё плывёт перед глазами, начинает щипать в носу, а внутри прокатывается лавина восторга и облегчения.

Скорпиус улыбался до ушей.

— Ой, пап, кажется, у меня в животе стало тепло.

Драко в первый момент не сообразил, о чем речь, а Скорпиус оторвал кулачок от ворота магглы, к которому был приколот крохотный букетик каких-то цветов, и протянул вперед ручку. Видно, малыш от страха так крепко вцепился в этот незатейливый аксессуар, что пообрывал часть бутончиков.

— Смотри, Мимоза, как я умею. И ты, пап, тоже.

Пальчики Скорпиуса разжались.

Оторванный от стебля цветок, помятый детской рукой, сам собой расправился и, трепыхаясь, приподнялся над ладошкой, потом закрутился словно волчок. Драко и маггла завороженно наблюдали, как цветок подпрыгивал в воздухе, помахивая лепестками, будто танцевал.

Малфой застыл. Этого не может быть! Вместе с речью из Скорпи прорвалась магия, да еще такая красивая! Счастье переполняло Драко до краёв; ликование рвалось наружу, распирало, причиняя боль — вдохновенно обжигающую, почти блаженную, самую долгожданную.

«Наверное, сейчас очень глупо выгляжу, со ртом до ушей», — подумал Драко и перевёл взгляд на магглу.

Она стояла неподвижно. Её узкое лошадиное лицо побелело, но явно не от изумления; в каждой черточке магглы застыла не то печаль, не то сожаление, рот скривился, словно она вот-вот собралась заплакать.

«Вот ведь, теперь придется вызывать авроров, иначе беды не оберешься. Обливиэйт — не Конфундус, его мне Поттер точно не простит. Небось, спит и видит, как подловить на какой-нибудь пакости».

Не успел Драко выписать палочкой, спрятанной в рукаве, нужный пасс, как маггла пришла в себя и строго взглянула на Драко прямо в упор.

«Заметила палочку. И как теперь быть?»

— А вот этого, молодой человек, делать не советую. Что вы тут собрались выкинуть? Даже не вздумайте навести на меня эту штуковину! Я точно знаю, что за изменение памяти ваши... — как их там?.. — авроры, кажется, по голове не погладят.

Драко опешил.

— Вы — волшебница?

— Упаси боже! — пропищала маггла с видом оскорблённой добродетели. — Еще этого не хватало.

— Сквиб?

— Это что за птица?

— Что ж, раз вы не знаете, кто такой сквиб, значит, вы — не сквиб. Но если вы — маггла, откуда вам известно об аврорах? — Драко не мог прийти в себя от изумления.

— От племянника. И вообще, не называйте меня так. Не люблю это слово. Звучит как ругательство. Я — человек. Самый обычный, слава богу. И ничего общего с этими вашими... странностями не имею.

— Надо же... — Драко перевёл дух. Удивительно, она знает о волшебниках! С ума сойти! Ему стало любопытно, да и невежливо уходить вот так, сразу, особенно после того, что случилось. Ведь если б не эта... «Мимоза», он по-прежнему оставался бы самым несчастным человеком на земле. — И часто вас так называли?

— Представьте себе, да, — отрезала маггла с лёгким раздражением в голосе.

— И кто? — Драко чувствовал, что ведет себя назойливо, но ничего не мог с собой поделать. Вполне естественная признательность к этой женщине просто обязывала разузнать о ней побольше.

— Да кто только не называл, — сощурилась она. — И сестра, и этот чертов оборванец, и...

— Оборванец? — из всех известных ему волшебников на роль оборванцев подходили только Уизли.

— Конечно! Этот чертов Снейп!..

Драко, услышав знакомую фамилию, едва не выпал в осадок.

— Вы знали Снейпа?!

— Еще бы я его не знала! Сперва только он портил мне жизнь, начиная с тринадцати лет, а потом из-за племянника вообще никакого покоя не стало, — возмущённо тараторила маггла. — То какое-то заросшее волосищами чудовище потащилось за нами к черту на кулички, да еще и угрожало, то этот ваш Дамблдор!.. И ладно бы один являлся, так однажды за компанию какого-то грязного уродца притащил! А моя чудесная гостиная, превращенная плешивым рыжим идиотом Уизли в руины? Как это называется, а? Свинство, вот как! Мой ребенок пострадал из-за его бессовестных отродий. Это ж надо, такую мерзость подсунули бедному мальчику!..

Драко при этих словах широко улыбнулся: всё-таки, без Уизли не обошлось. Магглу, меж тем, понесло. Она прямо-таки кипела от негодования.

— Ничего смешного не вижу, молодой человек! Вот вы — волшебник, а раз так, наверняка знаете про... войну, что закончилась тринадцать лет назад, да? — она осеклась и с подозрением взглянула на Драко.

— Ну... — помялся Драко, — та война, так или иначе, весь наш мир перетряхнула, коснулась каждой семьи, где были волшебники. А вам-то откуда о ней известно?

— Так я же сказала, что мой племянник — маг. Вы представить себе не можете, сколько неприятностей нам пришлось пережить в бегах из-за той войны и всего этого чертова волшебства! Сперва пришлось уехать из родного дома, потом дурачок Дедалус и нахалка Джонс почти год донимали мою семью своим присмотром! И вообще, среди волшебников один только Кингсли Шеклболт показался мне более-менее приличным, да и тот, по правде сказать, подозрительный.

— Что? Вы знаете министра Шеклболта?

— Знаю, как не знать, — приосанилась она. — Он тоже успел, правда, давненько, почтить нас визитом.

Драко не верил ушам. Ну, надо же! Обычная маггла, и вдруг знакома с самим министром! Он наклонился и подобрал её сумку, валявшуюся рядом. Память, у него тем временем, усиленно работала, пытаясь вытащить на свет божий факты, которые помогли бы головоломке сложиться полностью. Как назло, они устроили в мозгу самый настоящий кавардак: то вдруг всплывали из ниоткуда, то пропадали в никуда, но догадок не было ни одной.

— Прошу, мадам, — он протянул сумку женщине, потом забрал Скорпиуса. — И спасибо еще раз. Можно последний вопрос?

Маггла, достав из кармана упаковку с одноразовыми салфетками, коротко кивнула, затем тщательно принялась оттирать сумку от пыли.

— Как зовут вашего племянника? Он грязн... простите, магглорожденный?

— Кто? Не понимаю, о чём вы говорите, — она поджала губы. — Вы мне кажетесь его ровесником, значит, должны его знать. А звать его Гарри. Гарри Поттер.

Драко вытаращил глаза. Ну, конечно, как он мог забыть?.. Ведь читал же очередной опус Риты Скитер, посвященный биографии героя. Книга совсем недавно вышла в свет, и ничего не знали о ней разве что младенцы.

— Вы?.. Мерлин, это невероятно!

— Да. Я его тетя, Петуния Дурсли. Простите, молодой человек, я слишком заболталась — опаздываю домой. Мне нужно успеть на автобус.

Драко наклонил голову, затем, крепко прижав к себе Скорпиуса, спросил:

— Вы не знаете, куда тут можно спрятаться, чтобы аппарировать домой? Малыш очень устал, а кругом ма... люди.

— Аппарировать? Какой кошмар! Я видела однажды, как Гарри делал это. Потом пять минут в себя приходила.

— Ну, так можно преодолеть расстояние в сотни миль за секунду. Очень удобно, — кисло улыбнулся Драко.

«Маггла и есть маггла, что с неё взять».

Миссис Дурсли оглянулась кругом, поискала глазами урну, чтобы выкинуть использованные салфетки, затем уставилась на Малфоя.

— В этом парке никуда не спрячешься. Везде видеокамеры, — она вытянула шею и взглядом указала на странные устройства, установленные на столбах. — Послушайте, а что, если вам добраться на этом вашем... автобусе?

— На «Ночном рыцаре»? — Драко был озадачен. — Надо же, вы и тут в курсе дела. Неужели у Поттера язык совсем без костей?

— Мой племянник — аврор и умеет помалкивать, когда нужно. А о волшебстве я немало знала и до него. И на платформе с экспрессом была, когда мы с родителями мою сестру — маму Гарри — провожали в Хогвартс, и по Косой аллее с Лили и её приятельницей Мэри гуляла. А про «Ночного рыцаря» болван Дингл проболтался. Сказал, что он летает со скоростью света, и в нём все внутренности растрясти можно. Так что, не хотите им воспользоваться? Этим автобусом?

— Ничего не выйдет, — Драко взглянул на уставшую счастливую мордашку Скорпиуса и коротко вздохнул. — Чтобы вызвать «Ночного рыцаря», нужно бросить перед собой палочку. Со стороны выглядит подозрительно, да и магглы шум поднимут, если увидят, что человек только что был, и вдруг — раз! — его нет. Они ж сам автобус видеть не могут. Тем более, кругом, как вы говорите, камеры.

— Ну и хорошо. С ребенком нельзя путешествовать столь экстремально, — важно заметила Петуния, пытаясь отколоть от ворота обтрёпанный Скорпиусом букетик. — А обычные фунты или евро у вас есть?

— Есть немного, — удивленно пробормотал Драко. — А зачем?

— Но с этой вашей... Косой аллеи... Оттуда ведь можно ап... перемещаться, да? Чего проще взять такси и добраться до Чаринг-Кросс-Роуд. Что там у нас поблизости? Кажется, книжный магазин?

Драко непременно поаплодировал бы миссис Дурсли, если б руки были свободны. Он лишь едва заметно кивнул и перехватил Скорпиуса поудобнее. Малыш уже дремал, положив головёнку с тонкими светлыми волосиками на плечо отца.

— Спасибо вам еще раз, мадам. И передавайте привет вашему племяннику.

— От кого? — Петуния повесила сумку на согнутую в локте руку, а другой пыталась поправить сбившуюся набок шляпку.

«Говорить или нет? Вдруг отец узнает? А, черт с ним, пусть побесится. Эта маггла мне сына спасла, во всех смыслах, тем более, она — тетя самого Поттера. Это что-то да значит. Фактически наш человек. Да и Потти будет в шоке. Хотел бы я увидеть его рожу в тот момент...»

И он решился.

— Я — Малфой. Драко Малфой.

— Хорошо, передам, если не забуду. К тому же я редко вижу племянника. Своих забот хватает. Всего хорошего.

Она развернулась и, выпрямив спину, пошагала в сторону выхода.

«Что ж, Скорпи, пора и нам домой. Тетка Поттера хорошо придумала. А такси поймать несложно. Мы с тобой это сегодня делали, и у нас всё получилось».

— Молодой человек! — услышал он за спиной. — Мистер Малфой?

Драко обернулся. Петуния Дурсли уже успела дотопать до самого выхода и стояла около ворот, высоко вскинув подбородок.

— Да?

— А что это за Мимоза, на которую я якобы похожа?

Драко едва заметно улыбнулся, поразившись удивительной смышлености Скорпиуса и его умению наблюдать.

«А Макмиллан говорил, что у ребенка умственная отсталость. Сам он идиот».

— О, миссис Дурсли, это очаровательное существо. Очень-очень милое. А большего я вам сказать не могу. Это секрет.

«В самом деле, не говорить же ей, что Скорпи сравнил её со своей любимой пони. Прямо в точку попал, умница».

* * *

Петуния давно не чувствовала такой усталости, привыкнув крутиться, как белка в колесе. Уборка, готовка, походы по магазинам, уход за больным диабетом мужем — всё это стало ежедневным моционом, неотъемлемой частью жизни. В течение десяти лет она безропотно делала уколы инсулина, скрупулёзно высчитывала количество углеводов, которое супруг, всегда любивший поесть, мог употребить без риска для поджелудочной железы, ухитрялась готовить для привередливого Вернона не просто полезную, но и вкусную еду. А теперь еще приходилось обрабатывать трофические язвы на его ногах, исполнять львиную долю обязанностей по управлению «Граннингсом» и время от времени проведывать слабую здоровьем золовку. С головой у Мардж стало совсем плохо, видно, сказались те давнишние манипуляции с памятью. Также в обязанности Петунии входили ежевечерние утешения вечно хандрящего и недовольного жизнью мужа. Иногда она с грустью думала, что все испытания, что посылал им бог в последнее время — наказание за плохое обращение с Гарри. Ведь правда, когда Дамблдор подбросил им малыша, попросил в письме не просто дать приют сироте, а стать для него семьёй, родными людьми. Не срослось, не вышло. Теперь приходится пожинать то, что они с Верноном посеяли. Да, веселого мало.

Петуния очень скучала по Дадли. Семь лет назад он женился и переехал в Лондон, а четыре года назад у него родился сын. Теперь молодые ждали второго ребенка. И Дадли, и его жене Лоре приходилось работать, и маленького Мэтью часто не с кем было оставить. Два раза в неделю Петунии приходилось таскаться из Литтл-Уингинга в Лондон, чтобы присмотреть за внуком. В первую беременность Лора работала почти до самых родов, но сейчас, в тридцать, здоровье у невестки было уже не то. Петуния очень переживала, видя, как изводит себя «бедняжка Лори», и, каждый раз, приезжая проведать семью сына, замечала темные круги вокруг глаз юной миссис Дурсли, её потухший взгляд, неестественную для беременной женщины худобу. Она то и дело выговаривала Лоре за безрассудное отношение к здоровью будущего малыша, но понимала, что выхода нет. И это убивало больше всего.

Сегодняшнее происшествие как будто встряхнуло её. Петуния и сама себе не смогла бы объяснить, что заставило её метнуться под колеса того злополучного «Форда» и схватить малыша в последний момент. Может, сходство маленького волшебника с Мэтью сделало своё дело? Внук у Петунии тоже был беленький, пухленький и очень похож на Дадли в детстве. Кто знает, вдруг это доброе дело ей зачтется? Больше всего Петуния мечтала о том, чтобы болезнь Вернона отступила, а второй малыш у Дадли родился красивым и здоровым. Разве это много? Запредельно?

Петуния пошевелилась в кровати и тяжело вздохнула. Рядом громко храпел муж: сегодня ему удалось обойтись без укола снотворного. И то хорошо. А вот ей, несмотря на страшную усталость, не спалось. Одолевали странные предчувствия, и Петуния была уверена, что должно что-то произойти. Хорошее или плохое, она не знала, но волновалась, как в день собственной свадьбы; ощущения были те же, что и тридцать четыре года назад — натянутые до предела нервы и холодные пальцы рук и ног.

Наконец, она не выдержала — бесшумно поднялась с постели, накинула халат и спустилась вниз. Часы в кухне показывали половину первого ночи, и из приоткрытой форточки тянуло сквозняком.

Не успела Петуния подойти к окну и взяться за ручку, как страшный удар о стекло заставил её отскочить назад. Она жутко перепугалась, но здравый смысл ей не изменил.

«Это не камень и не ком земли, наоборот, что-то мягкое и, скорей всего, живое. Боже, да кто же это? Нужно бы посмотреть».

Но выйти из дома она боялась. Мало ли всякого сброда шатается ночью по улицам. В последнее время в Британию понаехало столько арабов, афганцев и прочих искателей приключений, что скоро коренным англичанам без опаски ступить будет некуда. Кто знает, может, подбросили какую-нибудь пакость. С них станется.

Петуния поколебалась минут пять, но любопытство победило. Прихватив для верности газовый баллончик, она отворила дверь и спустилась с крыльца.

И оторопела.

Прямо перед ней на турнике, на котором тренировался Дадли после возвращения из вынужденной ссылки и до переезда в Лондон, сидела сова. Довольно крупная, похожая на маленький бочонок, с пучками перьев над светившимися в темноте жёлтыми глазами.

«Да это же филин», — догадалась Петуния, подходя поближе.

Филин громко клекотнул, заносчиво отвернул голову на все сто восемьдесят градусов и нагло протянул лапу, к которой была привязана небольшая посылка.

Дотрагиваться до птицы Петуния боялась. Огромные когти странного почтальона не внушали доверия.

Филин повернул голову обратно и, нахохлившись, вопросительно уставился на перепуганную хозяйку дома.

«Ну, чего ждешь, маггла? Я не собираюсь торчать тут всю ночь. Шевелись. Я устал, а ведь мне еще лететь обратно».

Мысли филина так явственно проступали на птичьей морде, что не расшифровал бы их разве что дурак.

Петуния решилась. Она подошла к турнику и, стараясь не обращать внимания на страшные лапы крылатого хищника, дрожащими пальцами принялась отвязывать почту.

Как только посылка, упакованная в тончайший золотистый пергамент, очутилась в руках адресата, филин встряхнулся, возмущенно ухнул и, бесшумно вспорхнув с турника, полетел восвояси. Скоро его силуэт растворился в ночи без следа.

«Надо же, какая воспитанная птица. Даже не нагадил на газон».

Зайдя в дом, Петуния прислушалась. Было тихо, только мерно тикали часы, да сверху из спальни доносился храп Вернона. Она достала из ящика нож и поспешила аккуратно вскрыть посылку.

«Интересно, от кого это?»

Про себя она знала ответ почти наверняка. Оставалось лишь проверить догадку.

Через минуту миссис Дурсли держала в руках красиво ограненную причудливой формы бутылку с переливающейся внутри рубиновой жидкостью, обернутую посланием на пергаменте.

«Ну-ка, что там у нас?»

В глаза бросился искусный оттиск герба с большой буквой «М». На зеленом щите причудливо извивалась серебристая ленточка с едва заметными буквами.

«Sanctimonia vincet simper»

«Интересно, что это означает? Нужно будет у Лоры спросить. Она знает латынь».

Само письмо было написано изысканным почерком. И не какой-нибудь ручкой, а чернилами и пером. Пергамент тихо и сухо шуршал, пока Петуния разворачивала его, пытаясь разглядеть в полумраке слова послания.

«Миссис Дурсли! Я в неоплатном долгу перед вами. Вы не представляете, что сделали сегодня для меня и моего сына. Меня потрясла ваша отвага. Да, вы отважная женщина! И не только потому, что, не раздумывая, бросились спасать неизвестного вам ребёнка. Вы в течение стольких лет жили под одной крышей с самим Гарри Поттером! Нужно иметь мужество, чтобы стерпеть его присутствие даже в течение часа. Шести лет отнюдь не томного общения с ним и с его компанией мне хватило с лихвой, и это притом, что мы только учились вместе, а жили в разных местах: я — в подземельях факультета Слизерин, Поттер — в башне Гриффиндора. Тем не менее, он сделал великое дело, а значит, в этом есть и ваша заслуга.

Пусть мой подарок — бутылка изысканного эльфийского вина — доставит вам море удовольствия. Поверьте, вы не разочаруетесь. Этот напиток — сама магия. Попробуйте и убедитесь в моих словах.

С наилучшими пожеланиями, Драко Малфой».

Дрожа от волнения, Петуния отложила письмо, достала с полочки пузатый бокал и взяла бутылку. Вино переливалось в хрустальных гранях всеми оттенками рубина, вишни, багрянца, пурпура. Едва пальцы миссис Дурсли коснулись стеклянной пробки, как она вылетела сама и аккуратно опустилась на стол.

— Ах! — только и вырвалось у Петунии. Сказать, что она была потрясена, значит, ничего не сказать.

По кухне тотчас поплыл изумительный запах. В этом благоухании перемешались самые невероятные нотки: полынь, вербена, барбарис, липа, чайная роза, душистая земляника. Ароматы-затейники изощренно щекотали обоняние, водили хоровод, пели балладу, сражались, то отделяясь друг от друга, и тогда каждый чувствовался особенно отчётливо, то вновь сливаясь воедино.

«Попробуй меня, попробуй...», — явственно слышалось Петунии в тихом плеске вина, скользящего по стеклянным стенкам кровавыми потёками.

Она поднесла бокал к губам и почти невесомо дотронулась языком до пламенеющих на светлом ободке крохотных капелек.

Вкус оказался божественным: сладко-терпким, чуть липковатым, с едва заметной горчинкой.

Сердце замерло, дыхание остановилось, глаза сами собой прикрылись, а через всё тело прокатилась невероятно сладостная тёплая волна.

Только через какое-то время к ней вновь вернулась способность соображать и чувствовать что-то еще, кроме этого концентрированного наслаждения, вобравшего в себя все самые прекрасные ощущения, какие может испытать человек. Глубокий вздох обжег легкие, кровь побежала по венам быстрей и игривей, а все горести и неприятности будто испарились.

«Ну, спасибо, мистер Малфой... Это, в самом деле, магия. Или почти магия. Вот она какая, оказывается, — Петуния сделала маленький глоточек и прислушалась к странным вибрациям, расходившимся волнами неги из-под ложечки. — Как бы еще дрожь унять? Одно слово — Мимоза...»

В эту ночь миссис Дурсли спала хорошо.

___________________________________________

(1) Одно из названий больницы Святого Варфоломея (Бартоломью на английский манер)

(2) West Smithfield Garden

(3) Часовая башня Вестминстерского аббатства, которую все называют Биг-Беном

(4) Часы от Иоганна Генриха Мозера, швейцарского часовщика, основателя фирмы «Генри Мозер и Ко»