Дорогой дневник (гет)

Она должна была опередить его не больше чем на полминуты. Это была сущая ерунда, он бегал намного быстрее. Но вот в какую сторону она побежала? Сейчас он абсолютно не думал о том, что скажет ей, когда догонит. Главное — догнать, главное — просто быть рядом, не оставлять ее одну, во что бы то ни стало. Одна она может… может сделать что-то… такое… он ни миллиметр не хотел продвигаться дальше в сторону этих рассуждений.

Он побежал прямо по широкой дороге, выходящей из главных ворот, крутя головой по сторонам. Если она направилась в лес, у него почти нет шансов найти ее в одиночку, придется нестись к Хагриду за помощью, время будет упущено, неизвестно что может произойти.

«Прекрати паниковать!» — мысленно приказал он себе. Быть может, она вообще сейчас сидит у Хагрида и рыдает. Хотя нет, навряд ли она успела бы.

Он еще раз огляделся и увидел далеко впереди маленькое черное пятнышко слева от дороги. Мерлин всемогущий, вот же она! Она бежит прямо к озеру. К ОЗЕРУ?!

Он помчался что было сил. Если бы она бежала по дороге, он с легкостью настиг бы ее. Но до озера ей было уже рукой подать. Он рванул еще быстрее, но почти сразу понял, что не успевает.

— Гермиона! — завопил он, насколько хватало легких. Бесполезно, она не собиралась останавливаться.

Она доберется до воды, и тогда… он понятия не имел, что она сделает, и не собирался гадать. У него оставался только один выход. Не переставая бежать, он выхватил палочку и направил ее вперед, пытаясь поймать «на кончик» уже прилично приблизившуюся к нему маленькую фигурку.

— Петрификус тоталус!

Полупрозрачная волна сорвалась с его палочки и ушла далеко вверх. Он попробовал еще раз. С тем же результатом. Тогда он резко затормозил, хотя внутри бушевала паника — «беги, беги!» Ему просто надо сейчас как следует сосредоточиться и сделать то, что он прекрасно умеет. Он вскинул палочку, стараясь сдерживать рвущееся из груди дыхание, прицелился…

— Петрификус тоталус!

В этот момент она споткнулась и полетела вперед, выставив перед собой руки. Заклинание пронеслось над ней, даже не задев. Но она осталась лежать там же, где упала. Он спрятал палочку и побежал к ней.

Она лежала ничком, уткнувшись лицом в сложенные руки, и не двигалась. Волосы рассыпались по примятой траве. В первую секунду он подумал, что заклинание всё же каким-то образом попало в нее. Но потом заметил, как колышатся ее плечи от судорожного дыхания. Такой бешеный рывок для ее нетренированного тела, разумеется, был изрядным испытанием.

— Гермиона! — позвал он тихо, дотрагиваясь до ее спины. Она не ответила, продолжая лежать в той же самой позе.

— Гермиона, пожалуйста, скажи что-нибудь.

Молчание.

Он взял ее за плечи и осторожно перевернул на спину, потом откинул волосы, свалившиеся на лицо. Она просто лежала и смотрела на него, без слез, дыша часто и прерывисто. От этого ее взгляда становилось только хуже. Лучше бы она плакала. А так, он не знал даже, как подобрать слова, чтобы попытаться успокоить ее. Он просто смотрел на нее, и постепенно в него начало втекать вязкое и сладкое, словно желе, ощущение, что он как будто в первый раз в жизни видит эту девочку. Хотя сейчас он уже не мог бы назвать ее девочкой, это овальное лицо, выглядящее сейчас так отрешенно, эта тонкая шея, этот маленький, аккуратный нос, эти выразительные губы, эти большие карие глаза, полные чувством обреченности, от которой сердце болело, настолько оно было пронзительным. Она выглядела совсем взрослой сейчас, и он понял, что, несмотря на ужасную ситуацию, просто сидит на траве и любуется ею, как будто они оба находятся во сне, и он увидел вдруг перед собою волшебный образ, подправленный воображением в сторону светлой идеальности.

«Она же красивая!» — внезапно осознал он. Почему он раньше этого не замечал? Почему понадобилось такое отвратительное происшествие, чтобы это понять? Или раньше он просто никогда не видел ее такой, повода не было, она вечно или хмурилась или непрерывно болтала о чем-то. И сейчас, когда на нее напала эта странная апатия, она, наконец, предстала перед ним в своем истинном обличье.

Он осторожно взял ее за руку, чувствуя, насколько она безвольна и расслабленна в этот момент. У нее была такая маленькая ладошка, словно у ребенка, настоящая звездочка с розовыми, тонкими пальцами, что он поразился, как она постоянно таскает с собой все эти огромные книги. Как они не выпадают из ее пальцев? Ему пора бы было уже что-то сказать, но он всё никак не мог отойти от ощущения бесконечной нежности, которое нахлынуло на него сейчас. Она всегда казалась старшей подругой, старшей сестрой, постоянно опекающей их с Роном, понукающей и наставляющей, а вот теперь роли поменялись, теперь он отвечал за нее, и эта перемена разительно всё изменила, заставила его почувствовать к ней нечто большее, чем просто дружескую привязанность. Он понял в этот момент, что готов на всё ради нее, абсолютно на всё. Лишь бы с ней ничего не случилось.

— Всё будет хорошо, Гермиона, — фраза вырвалась сама собой. Она звучала банально и даже, возможно, раздражающе, но тон, с которым она была произнесена, превратил ее в подобие признания.

— Ничего не будет хорошо, — она высвободила свою ладонь из его руки и, опустив глаза, принялась перебирать собственные пальчики, наблюдая за этим процессом так, словно видела в нем разгадку какой-то тайны.

— Ну… что ты… — у него перехватило дыхание, — тебе просто надо успокоиться.

— Я спокойна, Гарри. Теперь уже незачем волноваться.

— В к…каком смысле? — эта ее странная отрешенность беспокоила его всё больше и больше.

— Я больше не смогу туда вернуться. Никогда.

— Куда? — не понял он.

— В Хогвартс, конечно, — пояснила она, и даже не посмотрела на него удивленно-возмущенным взглядом, как обычно в таких случаях.

— Что?! Да ты что, Гермиона?! Не говори так. Пожалуйста! Нельзя из-за такого…

— По-твоему, после того, что произошло, я смогу еще там показаться?! — воскликнула она, прерывая его.

Он опустил голову от накатившего на него чувства вины. Что ж, по крайней мере, она начала проявлять какие-то эмоции. Пускай кричит, пускай злится на него, лишь бы не эта пугающая апатия.

— Я виноват, — пробормотал он. — Из-за меня всё это произошло. Я повел себя как идиот! Ты вправе злиться на меня, вправе называть какими угодно словами. Если не захочешь больше со мной разговаривать, я пойму. Я могу даже перевестись на другой факультет или вообще уйти из школы. Но ты не должна бросать Хогвартс! Ни за что на свете. Если кто и достоин здесь учиться, так это ты! Ты лучше всех!

Она схватила его за рукав.

— Дурак! Ты дурак, Гарри, если думаешь, что я злюсь на тебя. Ты тут совершенно не виноват, ты поступал так, как и должен был поступить. Во всем виноват проклятый Малфой…

— Я убью его! Прикончу гада, размажу его по стенке как таракана…

— Перестань! Какое это уже теперь имеет значение? Я не могу вернуться, понимаешь?!

Она ухватилась за его руку и села.

— Гермиона…

— Я понаписала там обо всех, понимаешь, обо всех! Описала привычки, слабости, всё, что замечала за окружающими. И я не выбирала выражений! Ты правда думаешь, что я смогу теперь посмотреть в глаза всем этим людям?

— Может быть, — предположил он, — как-то… ну… заклинанием… стереть им память… Дамблдор…

— Да не будь ты таким дураком, Гарри! — она с досадой стукнула кулачком по траве. — Всерьез думаешь, что директор будет насылать обливиэйт на весь Хогвартс из-за одной на редкость глупой студентки?! И на учителей тоже? Как ты это себе представляешь?!

— А твой хроноворот?! — осенило его. — Мы могли бы…

— Я его уже вернула. Но даже если бы он у меня был… Я потеряла дневник вчера перед ужином. Больше чем на пять часов назад поворачивать нельзя. Так что ничего не выйдет. К тому же, мы с тобой видели последствия того, что дневник оказался в руках Малфоя. И все видели. Нельзя вносить в прошлое такие сильные изменения — это слишком опасно, мы запросто можем спровоцировать чью-нибудь гибель. Оставь эти попытки, я уже успела перебрать все возможные варианты, надежды нет.

У нее на глаза навернулись слезы.

— Ну тогда, — сказал он твердо, — просто пойдем и сделаем вид, что ничего не было.

— Что?! — воскликнула она. — Ты с ума сошел?! Меня же теперь ни на секунду не оставят в покое! Каждый станет тыкать пальцем, подшучивать, обзывать… И учителя… Каждый учитель будет считать своим долгом припомнить мне все мои высказывания в его адрес. По-твоему, я должна буду всё это выдерживать изо дня в день?!

— Я буду рядом с тобой.

— И что это даст? Тогда будут смеяться и над тобой тоже.

— Пусть попробуют.

— Ты что, собрался драться со всем Хогвартсом, Гарри?! — спросила она с горечью. — Это смешно!

— Если потребуется, то хоть со всем миром! — твердо ответил он, приблизив к ней свое лицо, пожирая ее внимательным взглядом.

Она слегка отпрянула, непонимающе глядя на него.

— Гарри… ты о чем?

— Просто… просто я сейчас понял… когда увидел тебя такой беспомощной, что хочу заботиться о тебе. Всегда.

— Ты и так… Гарри, ты и так всегда заботился обо мне. Но сейчас никакая твоя помощь не поможет. С девочками ты тоже собираешься драться? И с учителями? — она слегка улыбнулась.

— Ну… — он смутился. Потом немного помолчал и поднял голову с выражением спокойной решимости. — Знаешь, Гермиона, думаю, что наши профессора не такие глупые, чтобы обращать внимание на твои наблюдения. Вряд ли ты написала что-то оскорбительное для них, я тебя знаю, ты слишком… слишком хорошая, чтобы писать про кого-то гадости. А девчонки? Нормальные поймут, а остальные… Они сами сплетничают про всех подряд, их этим не удивишь. Так что… это не повод, чтобы уходить из школы.

— Гарри, я понимаю, что ты пытаешься меня успокоить, но…

— Послушай, Миона, Хогвартс для тебя — всё! Я же помню, как у тебя светились глаза, когда мы вошли сюда на первом курсе. И в этом году — кому еще могло придти в голову использовать хроноворот, чтобы добавить себе уроков? Только тебе! Я видел сегодня у тебя круги под глазами — ты постоянно недосыпаешь из-за учебы. Если ты уйдешь… что с тобой будет?

Она отвернулась, на глазах снова появились слезы.

— Гарри, я уже успела заставить себя принять это ужасное решение, зачем ты снова вынуждаешь меня переживать это?!

— Что ты подразумеваешь под ужасным решением? Озеро?!

— Что?! — она посмотрела на него расширившимися глазами. — Так… вот почему ты бросал в меня заклинания. Ты думал… О, нет, Гарри, что ты! Я… никогда бы… — она испуганно замотала головой. — Я просто бежала куда глаза глядят.

— Прости, что подумал о тебе такое!

— Ты пытался меня спасти, я понимаю. Но я всё равно не могу вернуться, не уговаривай меня.

— Всё уладится, Миона, поверь мне. До конца учебного года осталось всего ничего. Осенью все всё забудут. А эти три недели мы как-нибудь переживем, обещаю тебе.

— Гарри, дело не только в других. Дело и в вас с Роном. Моя писанина отразится и на вас. Перед вами я тоже виновата.

— В чем же?

— Я написала там такое, что все могут подумать… могут подумать… — она опустила голову и покраснела, не зная как продолжить.

Он помолчал несколько секунд, а потом взял ее за руку.

— Ну и пускай! Пускай подумают!

— О чем ты? — вскинулась она испуганно и тут же вновь опустила глаза.

— Вернемся назад вместе, и если кто-то будет задавать вопросы, признаемся, что… — теперь он замолчал, но, понимая, что продолжить всё равно придется, выдавил из себя тихо, — встречаемся.

— Понимаю, ты хочешь сделать вид, что мы вместе, для того, чтобы от нас отстали?

— Нет, Гермиона, я не хочу делать вид, — он поднял на нее твердый взгляд.

— Гарри! Что ты говоришь! Мы… мы не можем! Мы же друзья!

— Тогда, что ты писала в дневнике?

Она вновь покраснела, на этот раз ее щеки стали буквально пунцовыми.

— Я… я немного запуталась, Гарри. Поэтому пыталась разобраться в себе, описывала это, чтобы лучше понять, что со мной. Что я чувствую. И, кажется, разобралась. А ты, что ты чувствуешь, Гарри?

— Я? — он слегка улыбнулся. — Знаешь, до недавнего времени я ничего не чувствовал… ну, — добавил он, спохватившись, — кроме дружбы, конечно. А совсем недавно я стал смотреть на тебя как-то по-другому. Это случилось после нашего с тобой полета, когда мы спасали Сириуса…

— Ты сказал «после полета»?! — прервала она его пораженно. — Возможно, это действительно что-то означает…

— Ты о чем?

— Неважно. Надо будет спросить у Парвати, она должна знать. Прости, что прервала тебя.

— Да, ничего. Так вот, я стал наблюдать за тобой и мне захотелось… уберечь тебя… не знаю как объяснить… заботиться о тебе. Ты вдруг стала такая маленькая, такая беззащитная. Точнее, я почему-то вдруг стал в тебе это видеть. И сегодня, когда ты лежала в траве, безжизненная, почти убитая, я посмотрел на тебя и понял, что… хочу быть рядом с тобой. Всегда. Вот, как-то так…

— А как же Чоу?

— В каком смысле? — спросил он настороженно.

— Я же вижу, что она тебе нравится.

— Ну да. Но это… не то. Она красивая, за ней приятно наблюдать, но это не то. Это, — он указал на глаза, — вот здесь. А ты — тут, — его палец уперся ему в грудь, — я раньше просто не понимал, что ты для меня значишь. Не видел. Увидел только тогда, когда вдруг понял, что могу потерять тебя… навсегда.

Она наклонилась и осторожно поцеловала его в щеку.

— Спасибо, Гарри. Я не забуду этого.

Он невольно улыбнулся.

— Спасибо, что, похоже, вернул мне веру в то, что я справлюсь с этим предстоящим ужасом. Теперь я это чувствую.

— Вот и здорово! — просиял он, сам не ожидая, что его усилия так быстро увенчаются успехом.

— Но… Гарри, я… прости, что должна тебе это сказать… Это просто ужасно с моей стороны в такой момент, но… я не могу тебя обманывать, просто не имею права. Рон… он… много для меня значит.

Он вдруг почувствовал, как тоненькая струйка едкой как кислота горечи словно стекает через его горло куда-то внутрь, в грудь и живот.

— Ох, Гарри! — она немедленно заплакала, как только увидела его лицо. — Мне так жаль! Ты такой чудесный, Гарри! Правда! Я бы с радостью готова была быть твоей девушкой, я всегда тобой восхищалась, ты же знаешь. Но, мне кажется, Рон… подходит мне больше.

— Я… — его голос сорвался, — не понимаю, что значит «подходит». Так ты лю… ну, то есть, он тебе нравится?

— Конечно, он мне нравится, но не в этом дело.

— Как?! — воскликнул он ошарашено.

— Гарри, нам надо учиться, а не заниматься всякой… романтической ерундой.

Он вскочил, глядя на нее как на ненормальную.

— Гермиона, ты с ума сошла?! Ты только что готова была совсем покинуть Хогвартс, а теперь говоришь, что…

Она поднялась вслед за ним.

— Да, я так говорила, но если я собираюсь остаться, я должна буду вдвойне уделять внимание учебе. И чтобы всё поскорее забыть, и чтобы не провоцировать лишний раз учителей.

— Гермиона, но я… не собирался тебе мешать. Я готов хоть весь день сидеть с тобой в библиотеке. Лишь бы… быть рядом. Помогать тебе.

— Гарри, ты же понимаешь, что из этого ничего не выйдет! Ты слишком… слишком яркий! Находясь рядом с тобой, я не могу не думать о тебе. Я всё равно увлекусь, я стану о тебе непрерывно мечтать, ждать тебя, говорить с тобой, мне станет не до учебы. В конце концов, я быстро превращусь в сентиментальную дурочку.

— И из-за такой… из-за такого ты… отвергаешь меня?!

— Конечно! Пожалуйста, не сердись, но с Роном мне будет намного проще. Он… тоже мне очень нравится. Раз уж этого всё равно не миновать, пусть лучше будет он.

— Ты так говоришь, как будто это какая-то обязанность.

— Нет, но… я не испытываю восторга от того, что это пришло так быстро. Я рассчитывала, что хотя бы окончу школу, прежде чем это случится.

— Ты серьезно?! — усмехнулся он. — Серьезно планировала такие вещи? Это же нельзя предсказать!

— Ты прав, — она вздохнула, — как оказалось, да. Я такая же, как все, в этом смысле. Но по крайней мере, у меня есть выбор.

— Гермиона, но… Я же… Ты точно уверена? Может быть, ты подумаешь еще?

— Прости, Гарри, мне правда очень жаль! Пускай всё идет как прежде. Мы будем друзьями, у меня никогда не было и не будет такого друга, как ты…

Он кивнул и медленно пошел к замку.

— Гарри, подожди! Не обижайся, пожалуйста, ты должен меня понять…

Ее голос доносился словно из-под воды, он всё ускорял шаг, чтобы поскорее добраться до главных ворот. С ней всё нормально, он помог, сделал свое дело, ему пора идти… Он шел и шел, вперив взгляд в башни по бокам от входа в замок, переводя его то на левую, то на правую, чтобы не щипало глаза. Всё нормально, у него абсолютно нет никакого повода для слез. Наконец ее голоса не стало слышно совсем.

Макгонагалл встретила его на лестнице у входа в большой зал.

— Вы нашли ее? — сразу же спросила она, только завидев. — Нашли мисс Грейнджер?

— Да, профессор.

— Как она?

— Теперь уже всё в порядке, профессор.

— Тогда верните ей вот это при встрече, — она протянула ему знакомую кожаную книжицу с аккуратно сложенными внутри листками, — и передайте, что впредь нужно быть крайне осторожной с подобного рода записями.

Он мягко отвел в сторону ее руку.

— Передайте ей сами, профессор. Она сейчас придет.

Она посмотрела на него с удивлением. Потом огляделась и сказала, понизив голос:

— У меня к вам убедительная просьба, мистер Поттер.

— Я вас слушаю.

— Я понимаю, что она покажется вам очень трудноисполнимой, но, тем не менее, я надеюсь, что вы постараетесь ее выполнить. И профессор Дамблдор тоже очень на это надеется.

— Да, мэм.

— Пожалуйста, мистер Поттер, постарайтесь не устраивать сражений с мистером Малфоем. Я понимаю, что вам очень хочется ему отомстить, я и сама, если говорить начистоту, с удовольствием вернула бы на денек телесные наказания для учащихся, но, давайте мы не будем усложнять ситуацию. Поверьте, мистер Малфой еще свое получит.

— Хорошо, мэм, — кивнул он безучастно и направился в главный зал, оставляя не ожидавшую такой реакции Макгонагалл стоять с открытым от удивления ртом.

— Гарри! — окликнула она его. — С вами всё в порядке?

— Да… то есть нет, но вы мне не поможете. Никто не поможет.

— Вы уверены?

— Абсолютно. А сейчас… разрешите, я немного поем, профессор?

— Разумеется, — кивнула она, провожая его внимательным взглядом.

Как ни странно, он действительно хотел есть, на его счастье, эльфы еще не успели убрать всю еду, хотя в зале почти никого уже не осталось. Около стола Гриффиндора маялся одинокий Рон.

— А вот и ты! — воскликнул он, увидев Гарри издалека в проходе. — Вы куда-то сбежали, нигде не мог вас найти. Где наша Герми? С ней всё нормально?

«Нужно было думать раньше, а не зачитываться ее дневником!»

— Ага, — кивнул он, садясь.

Рон сразу подскочил к нему, нависая над плечом.

— Слушай, я чего хотел сказать… Кажется, я здорово облажался!

— Да ну? Правда? — он стал медленно накладывать себе пюре.

— Конечно. На хрена я стал читать этот дурацкий листочек? Теперь Гермионка наверняка на меня жутко разозлилась. И, главное, там же и не было ничего такого. В смысле, что бы стоило почитать. Так, ерунда какая-то! Девичьи страхи.

— Страхи? — он поднял голову…

«Дорогой дневник. Я так боюсь! Так боюсь! Кажется, выбор уже сделало за меня мое сердце, и теперь мне остается только сидеть и со страхом наблюдать. Я послала маме письмо, но она ответила именно то, чего я так боялась. Неужели все мои планы будут разрушены из-за какого-то глупого чувства?! Как же было здорово, когда мы все были просто друзьями! Теперь всё рушится, и пол уходит из-под ног. Моя бедная голова, не паникуй, а скорее подскажи, как мне быть! Или я разорвусь на две половинки!»

— Какая-то муть! — Рон махнул рукой. — Так, как ты думаешь, дружище, сильно она злится? Она что-нибудь сказала насчет меня?

— Да, она сказала. Она сказала, Рон.

— Правда? И к чему мне готовиться?

— Думаю, тебе повезло. Она даже будет рада тебя видеть.

— Правда? Вот здорово, прямо от сердца отлегло! А где она сейчас?

— Иди к нам в башню, скорее всего, ты ее там найдешь. И дай уже мне поесть.

— О'кей, спасибо, дружище! — Рон хлопнул его по спине и умчался по направлению к лестнице.

Гарри вяло ковырялся в тарелке, отправляя в рот пюре и кусочки курицы. Это слегка успокаивало. Он никак не мог взять в толк, как так вышло, что еще сегодня утром он и понятия не имел, что любит девушку, а после обеда его уже успели отшить. Боль постепенно разливалась в нем, становясь чем дальше, тем невыносимей. Получалось так, что осознание им собственных чувств сразу же совпадало с пониманием того, что они отвергнуты. Каждая пробуждавшаяся струна в его душе, певшая о любви, немедленно сверялась с камертоном разочарования и обиды, звучавшим внутри монотонным, ровным гулом. Выходило, что не успев испытать и толики радости от романтического увлечения, он испытывал двойную порцию душевной боли.

«Ты просто счастливчик, Поттер! Просто грёбаный счастливчик!» — подумал он с горькой усмешкой. В один день потерять лучшего друга — нет, двух лучших друзей — и любимую девушку одновременно! Каково! Только он был способен на такое дьявольское везение. Пойти, что ли, исповедаться Снейпу, пусть хоть кто-то будет сегодня счастлив!

Чья-то ладонь легла ему на плечо. Легкая женская ладонь. Он весь разом напрягся, перестав даже дышать. Медленно повернув голову, он увидел смуглую кожу, идеальной формы прямой нос, круглые карие глаза и пухлый рот. Он выдохнул, это была всего лишь Парвати Патил.

— Не волнуйся, с ней всё хорошо, — сказал он автоматически, начав снова ковыряться в тарелке.

— Я знаю, что с ней всё хорошо, — ответила Парвати, — я видела ее в башне. Мельком. С тобой нехорошо.

— Откуда ты знаешь?! — встрепенулся он, глядя на нее с вызовом.

— Твоя аура, — ответила она, как будто разглядывая что-то над его головой, — она полна негативных оттенков.

— А! — он снова уткнулся взглядом в пюре.

Она вдруг наклонилась к самому его уху, обдавая приторным, ванильно-сладким парфюмом, и прошептала:

— Всё наладится, вот увидишь. Просто дай ей время.

Он резко обернулся, но она только щелкнула пальцами ему по макушке и удалилась своей привычной медленной походкой — короткие шаги и идеально-прямая спина.