Ведьма - это состояние души (гет)

Северус аппарировал в прихожую своего дома в Паучьем тупике в смешанных чувствах. С одной стороны, ему не было никакого дела до того, как растет мелкий Поттер, а с другой, он не понимал, зачем Дамблдор отдал сына Лили, у которого бывают такие сильные выбросы, маггле, которая не только не знает, что с ними делать, но и саму магию-то не особенно жалует.

Он составил письмо для Дамблдора, где сообщил, что нашел Избранного и все семейство, вкратце описал инцидент на детской площадке и задал свой вопрос, мучающий его после сегодняшней сцены на качелях. Отдав свиток школьной сове, которая для связи жила у него этим летом, он спустился в подвал, переоборудованный под лабораторию.

Ответ от директора пришел уже ближе к ночи, и в нем, как обычно, не было никаких ответов. Зато было желание видеть молодого профессора лично завтра с утра, для «очень важного поручения». Прочитав эти строки, Северус чертыхнулся — только новых поручений ему и не хватало сейчас. Он спустился к рабочему месту и потушил медленный огонь под котлом с томящимся зельем — вряд ли удастся закончить работу, неизвестно, что там еще нужно будет сделать.

* * *

Снейп в тот день исчез так же внезапно, как и появился. Похоже, его слабо воодушевила перспектива задушевных разговоров за чаепитием, а жаль — теперь не знаю, как к нему и подобраться. В принципе, я расплывчато представляю, где он живет, можно и поискать, но, видит Мерлин, как-то не хочется... Хотя, если случится что-то такое, что без его помощи будет не обойтись, все равно придется.

Дети сидели на ковре перед телевизором, а я гипнотизировала взглядом печатную машинку, стоящую передо мной на столике. Я довольно больно запнулась о нее пару недель назад, когда полезла в чулан, и хотела было сгоряча выкинуть, но потом решила оставить. В последнее время я достаточно много ностальгирую, и уже собиралась начать записывать свои мысли и воспоминания, но ведь можно и печатать, верно? К тому же у Петунии и корочки машинистки имеются, а значит, пальцы должны помнить. В любом случае научиться было бы не лишним. Почти каждый вечер теперь я садилась, доставала машинку, заправляла в нее чистый лист и печатала — поначалу неуверенно, путаясь, подолгу выискивая нужную букву, а потом все сноровистей.

Вот и сейчас я пялилась на черные бока «Континенталя», раздумывая, с чего начать. Что у меня там было дальше?..

* * *

19 ноября 1933 года, Ньюпорт, Уэльс.

Руки мерзнут, и я дышу на кончики пальцев в попытке отогреть их. Тонкая ветхая ткань, которой я обмотала кисти, не спасает от холода, который, казалось, стал неотъемлемой частью меня, поселившись под кожей. Мне всегда зябко, и я не знаю, что с этим делать. Согревающие чары отнимают слишком много сил и получаются настолько недолгими, что в них нет никакого смысла. Это будет моя первая зима, когда у меня нет дома, и я совсем не знаю, как переживу ее. В кармане болтается пергамент с письмом от Нонни и пара стертых медных кнатов, которых даже не хватит, чтобы послать ей ответ с почтовой совой.

Желудок, на настойчивые завывания которого я старалась не обращать внимания, свело болезненной судорогой, и я почувствовала, как ноги подгибаются. Сегодня пришлось много идти — из деревни, где я жила последний месяц, пришлось из последних сил уносить ноги, чтобы не получить тумаков от разозленного булочника, почти схватившего меня за руку. Меня и так там не жаловали, считая, что там, где я появляюсь, происходит какая-то «чертовщина», а теперь в этом месте и вовсе жизни не будет.

Я брела весь вечер и ночь напролет, пока впереди не показались очертания города сквозь утренний, почти непроглядный туман, идущий с океана. Воздух влажный и плотный настолько, что не поймешь, дышишь ты или пьешь его, да это и неважно — и то, и другое дается с трудом. На улицам уже появляются редкие прохожие, и я, немного отдохнув на камнях у набережной, нашла глазами в густеющей толпе человека в странном пальто, напоминающем мантию и, недолго думая, увязалась следом за ним.

Человек, заворачивая то вправо, то влево, пришел, наконец, к безлюдной подворотне между двумя высокими домами, в которой и скрылся, оглядевшись по сторонам. Я, спрятавшаяся за столбом, жадно следила за каждым его движением. Вот он достал из рукава палочку, постучал ею по каменной кладке, и она начала расступаться перед ним, образуя проход. Когда мужчина скрылся, я осторожно подошла к тому месту, где он еще недавно стоял, вынула из кармана величайшую ценность, мое единственное наследство — мамину волшебную палочку, и постучала, стараясь в точности повторить его движения.

Шагнув в арку, образовавшуюся передо мной, я очутилась на улице, по обе стороны которой уже открывались магазинчики и лавки. Я вспомнила, что над одним из таких магазинчиков мы жили, когда были маленькими, еще до того, как мать начала сильно болеть. Чем только не торговали здесь: палочки, метлы, книги, одежда, совы, зелья, мебель, утварь... Глаза разбегаются!

Из-за угла до меня донесся запах свежего, только что испеченного хлеба, и я пошла на него, как завороженная, с трудом сдерживаясь, чтобы не накапать слюной на мостовую. Стоя неподалеку, я наблюдала, как странно одетый пожилой господин, судя по костюму, иностранец, расплатившись за покупки и забрав у булочника пакеты с едой, небрежно сунул кошелек во внешний карман своей мантии. В голове родился план, как поесть сегодня, отправить весточку сестре и, возможно, купить что-нибудь теплое.

Мысленно я была уже в каком-нибудь из пабов и даже спала на мягкой перине в теплой комнате, когда, медленно достав палочку и выйдя на безлюдную улицу, направила ее в спину идущему впереди волшебнику. Я придумала эту штуку недавно и не была уверена, что она сработает, но мне очень хотелось в это верить и еще больше, пожалуй, хотелось опробовать ее. Мне казалось, что все непременно получится.

Связка легкого Конфундуса и Акцио, подкрепленные слабеньким Ступефаем — и заветный кошелек уже плывет ко мне в руки. Но вдруг, словно приговор, звучит насмешливое: «Фините», и кожаный мешочек с монетами перехватывает рука старика. Другой рукой он больно стиснул мое правое предплечье, забрав из озябших пальцев палочку. Небрежно сунув ее в карман, он взял меня за подбородок и заставил поднять глаза:

— Так, так, так... Что у нас тут?..

Его лицо выглядело суровым и хищным, но глаза смеялись. Должно быть, его забавляет то, как я глупо попалась, в то время как мне, ни живой ни мертвой, сжавшейся и оцепеневшей от страха, хочется провалиться сквозь землю. По-хорошему, надо было бы бежать без оглядки, но он забрал мою палочку, а я поняла одно — без нее я с места не сдвинусь. Без нее мне терять уже нечего.

Вот ведь, а! Смотрит, будто чего-то ждёт, и не говорит даже ничего, только усмехается. Сейчас он влепит мне затрещину... Или проклянет.

— Необычно, очень необычно... Что, в школе выучила пару заклинаний и решила, что теперь можешь творить с ними, что хочешь?!

О чем он? Я смотрела на него и молчала, когда он сильнее сжал мою руку и тряхнул меня:

— Ну же, отвечай, когда спрашивают!

Только сейчас, когда боль принесла способность думать, я поняла, что он говорит с легким акцентом. Опасаясь новой вспышки его гнева, я поторопилась с ответом:

— Нет, сэр, я не училась, сэр...

— Тогда с чего ты взяла, что твоя глупая попытка может иметь хоть малейший шанс на успех?

Чего он добивается? Зачем разговаривает со мной, вместо того, чтобы сдать аврорам? Ощутив, что мою руку вновь сдавили сильные пальцы, я поняла, что в моей ситуации не стоит спорить, и неуверенно выдавила:

— Я читала в книжке, что эти заклятия имеют похожую структуру... И подумала, что из них может получиться связка...

— Ха! — взорвался иностранец, радуясь чему-то, что было понятно только ему самому, довольно скалясь. — Посмотрите-ка на эту пигалицу! Она думала! А ну, идем...

Ну все, сейчас мне точно несдобровать! Зачем только мучил, спрашивается? Старик, не ослабляя стальной хватки, потащил меня за собой, а мне, голодной и уставшей, оставалось лишь из последних сил перебирать ногами, едва поспевая за ним...

* * *

Из размышлений меня выдернул грохот посуды на кухне и детский рев. Что происходит? Сколько я так просидела? Полтора часа?! О, Мерлин! Подскочив на месте от осознания того, что оставила этих двоих без присмотра на такой долгий срок, я со всех ног помчалась проверять, что там стряслось.