Замкнутый круг (гет)

Мика относилась к той категории людей, что единожды обжёгшись, к огню не подходила. Во многих смыслах и во многих плоскостях. Потому, однажды разглядев в исполнителе Гинозе зверя ничуть не менее хищного, чем тот загадочный Когами Шинья, о котором все теперь только и говорят, оставаться наедине с пугающим бывшим инспектором та остерегалась.

Виду, разумеется, не подавала — действующему следователю дрожать в присутствии подчинённого по статусу не положено, но стоит им остаться наедине, из поля зрения Нобучики скрыться старалась быстро и незаметно.

Удавалось это, правда, не всегда.

Как из пахнущего порохом и сигаретами помещения потихоньку испаряются террористы и исполнители Бюро, Шимоцуки заметила. Что сам Гиноза уходить никуда не торопится — тоже. Свой незаконченный рапорт видела прекрасно, подкатывающую к горлу панику чувствовала, а вот убежать не могла.

— Право, инспектор, я не кусаюсь, — негромко и оскорбительно насмешливо говорит Нобучика.

Мика зло поджимает губы, вздёргивает нос, досадуя на то, что её поймали с поличным, и неубедительно хмыкает.

— Много на себя берёте, исполнитель Гиноза, — цедит она, возвращаясь к рапорту и проформы ради набирая совершенно абсурдное и никак не связанное с предыдущим текстом отчёта предложение.

Гино смеётся громко, но вроде как не над ней — это настолько ново, что Мика отвлекается от загубленного рапорта и удивлённо смотрит на бывшего следователя.

— Забавно, — отсмеявшись, поясняет тот, — но это, пожалуй, единственное, в чём вы с инспектором Цунэмори абсолютно солидарны.

Шимоцуки обижается уже не по привычке, а дабы скрыть так не к месту заалевшее на щеках смущение — во что именно она влезла та понять не может, но личное от делового отличать научилась точно.

И это, определённо, первое.

— Справедливости ради стоит заметить, что не мы одни, — тем не менее небрежно бросает она.

— Даже так, — Гиноза откидывается на спинку железного стула и скрещивает пальцы в замок. — Просветите же меня, инспектор Шимоцуки, что во мне не так?

Мика прячет лицо за монитором и смотрит мимо печатных строк. Крутит колёсико компьютерной мышки и неожиданно выдаёт то, что первым приходит в голову:

— Вы в чужом глазу соринку разглядите — в своём бревна не замечаете.

Прикусывает язык, едва с него срывается последнее слово, и тихо ругает и себя, и проклятого Гинозу. Исполнитель же молчит долго, словно не расслышав вылетевшего из уст младшего следователя признания, и только когда та нерешительно выглядывает из-за экрана, мрачно требует:

— Объяснись.

Не просьба — приказ. Мика даже не успевает толком оскорбиться — отдавать распоряжения у того выходит так просто и естественно, что сомнений в том, каким именно он был инспектором, у Шимоцуки не возникает ни малейших. Одно мгновение она даже сочувствует Аканэ, что некогда успела побывать у него в подчинение, но ударивший по нервам страх вытесняет всякое сопереживание к своей старшей коллеге — напротив неё тот самый хищный зверь. Второй из.

И бежать ей некуда.

Шимоцуки выключает компьютер, понимая тщетность своих попыток закончить доклад сегодня, и нехотя поясняет:

— Вы с инспектором Цунэмори похожи как две капли воды, вот только разницы между собой и ею в упор не замечаете. Вы без Аканэ прожить не сможете. Она без вас — да.

Тяжёлое «да» эхом отражается от бетонных стен, по спине Мики бегут ледяные мурашки, а Нобучика даже не дёргается. Смотрит на следователя внимательнее прежнего, но ни ярости, ни удивления не выказывает. Склоняет голову к плечу и ядовито усмехается.

А вот это уже обидно, и за свою нечаянную откровенность Мика чувствует жгучий стыд.

— Я не права? — не сумев скрыть в голосе досаду, спрашивает она.

Гиноза встаёт, застёгивает пуговицу пиджака и выходит из-за стола. Едва ли хотя бы вполовину такая же проницательная как Аканэ Мика неожиданно попадает прямо в цель, испуганно отступает на шаг, но на больное продолжает усердно давить. То ли не замечая своей правоты, то ли обладая удивительным талантом жалить исподтишка. Первое ей в минус, второе на неё не похоже, но достоинства и недостатки Шимоцуки волнуют исполнителя в последнюю очередь.

— Права, — просто отвечает он. — Но нос суешь совсем не в своё дело.

Окидывает её ничуть не заинтересованным взглядом, направляется к выходу, и лишь на пороге вдруг оборачивается:

— А Когами?

Хочется ткнуть ненавистного исполнителя носом в безнадёжно-патовую ситуацию, в какой все трое оказались, убедить его в том, что выбирая между ним и Шиньей Цунэмори никогда не выберет его, отомстить за обидное снисхождение, что тот выказывал ей при каждом удобном случае, упрекнуть в беспомощности и посмотреть, как тот будет склеивать осколки собственной гордости.

Хочется отплатить унижением за унижение, но Мика спотыкается о светящееся в глубине глаз усталое раздражение и застарелую печаль, отводит взгляд и совсем тихо отвечает:

— А вы друг друга стоите.

Едва столкнувшись в узком коридоре заброшенного завода с тем, из-за кого они все чуть было не отправились на эшафот, младший следователь поняла, откуда родом сегодняшняя Цунэмори Аканэ. Злость на старшую коллегу, страх перед судом Сивиллы и липкое отвращение к скопившимся вокруг террористам вмиг потеряли свою актуальность — единственным, кого на самом деле стоило опасаться, был он.

Мика могла сколь угодно долго дерзить Цунэмори и огрызаться перед Гинозой, но рядом с Когами выходило лишь пришибленно молчать. По обе стороны от Аканэ стояли два хищника, один страшнее другого, а Шимоцуки наблюдала за ними со стороны, и единственное, что жгло её изнутри…

— Вы боитесь, инспектор, — без спроса врывается в её мысли Нобучика, на тон тише и мягче.

Мика качает головой, наплевав на собственный первобытный страх перед тем, кто сильнее, и смотрит тому в глаза:

— Нет, исполнитель Гиноза. Я завидую.

О чём та говорит, Гино понимает сразу. Потому что он тоже. Тоже завидует Когами, ведь у того есть Аканэ, что мажет мимо неподвижной цели, врёт в лицо Сивилле, лишь бы спасти едва ли нуждающегося в защите беглого исполнителя, забывает о пяти жизнях, зависящих от неё, и вновь и вновь напарывается на одни и те же грабли. Завидует, потому что того не было в её жизни три года, три бесконечно долгих года, но, едва показавшись на горизонте, он получил всё и даже больше.

Он получил не только девушку, но и друга, что бросился наперерез выстрелившей Мике. Что готов был навсегда лишиться надежды когда-нибудь коснуться любимой девушки, но только не потерять друга. Снова.

Он завидует и корит себя за это, потому что на месте Аканэ тоже бы промазал, тоже бы соврал, тоже бы забыл… не о пяти, правда, о четырёх жизнях. И тоже бы напоролся на те самые грабли.

Он бы тоже завидовал им троим — они есть друг у друга, но чтобы понять всю абсурдность ситуации, у несчастной Шимоцуки Мики не хватает всего одного, но важного кусочка паззла.

Аканэ не может без Шиньи. Гино не может без Аканэ.

А Когами? Когами может без них обоих?