Brave New World (джен)

Мы — вампиры. Наше время наступает после захода солнца. Наш мир бесцветен. Ведь ночью серы не только кошки. Мы — серые тени, которые ведут свою жертву на заклание.

Нераскрашенный мир каждый раз обрушивает волну звуков. Их слишком много, они угнетают. Равномерный ритм наших шагов, шорох мантий, тяжелое дыхание конвоируемого.

Лишь иногда появляются редкие вкрапления цвета. Свет Люмоса выхватывает из темноты белизну бланка, где один из нас предлагает расписаться сегодняшнему избранному. Не мы его выбрали, но сегодня ночью он уйдет с нами. Освещение у дома очередной жертвы позволяет рассмотреть её одеяние даже безлунной ночью. Алая мантия, тяжело стекающая к земле широкими складками. И кажется, что это под её тяжестью человек едва передвигает ноги, когда мы предлагаем ему пройти за нами. Мы отходим от дома, все источники света гаснут, и серо-чёрная гамма снова отвоевывает свои законные права.

Группа людей аппарирует и появляется перед Министерством. Они доставили требуемое.

Рону тяжело, но он надеется, что сегодня всё кончится. Гермиона обещала, что этот — последний.

Всё началось несколько месяцев назад. Тяжело сказать точнее. Рон мог бы подсчитать, но зачем это делать? Какая разница, сколько дней прошло, если время он теперь измерял не в днях, а в рейдах "за ингредиентом"?

После войны всё должно было стать лучше. Может быть и стало. Но Рон почему-то этого не ощущал.

После Битвы за Хогвартс были суды. Возникало ощущение, что из судебного зала Визенгамота никто не выходил, он как будто затягивал в свои недра всё новых людей. Пожиратели, семьи Пожирателей, свидетели преступлений Пожирателей. Опущенные глаза проигравших, злой прищур победителей. Неблагонадёжных граждан не выпускали из вида. И не зря.

Не у всех Пожирателей исчезла метка. Это обескураживало и пугало. Ведь Хозяин этих людей ушел, так почему же его клеймом всё ещё отмечены некоторые из слуг? Тем, у кого Метка не сошла, приходилось совсем тяжко. Их не казнили только потому, что пытались разобраться со знаком Тьмы: не получится ли хуже, нужно всё проверить. После одного из первых судов, когда обнаружилась первая непотускневшая метка, Гермиона впервые после Битвы вышла из болезненно хмурого состояния и проявила интерес к окружающему. Она проводила осужденного взглядом, резко поднялась и, уходя, бросила коронное: «Мне нужно кое-что проверить. Я буду в библиотеке». Гермиона почти на неделю скрылась среди пыльных фолиантов и вернулась, странно успокоившаяся, если учесть какие новости она принесла. Так начался Проект.

Когда Гермиона рассказала о своей находке, Гарри и Рон сначала решили, что им послышалось. Потом, что война всё-таки что-то повредила в мозгах их подруги. В это было поверить проще, чем в то, чем поделилась Гермиона. Поиск крестражей был не закончен. И последний оказался у них практически под носом. Непотускневшие метки. Крестраж, растворённый в крови предателей. Разделённый, отданный на хранение нерадивым слугам, вновь не уберёгшим своего Хозяина. Дьявольская головоломка, для решения которой хватало и одной части: воскрешение было возможно и с ритуалом на крови одного из "хранителей" крестража. Но если собрать паззл целиком, используя кровь всех, у кого метка не потускнела — можно предотвратить повторное возрождение. С этим следовало разобраться, и как можно скорее.

Гермиона долго убеждала Кингсли. Она потрясала пергаментами с выписками и расчётами, Кингсли рваными шагами мерил кабинет. Когда они начали орать друг на друга, Гарри и Рон решили, что лучше будет убраться оттуда. Не дураки, сами разберутся. Всё-таки не абы кто, а Министр Магии и самая умная выпускница Хогвартса за последние несколько лет.

Было неясно, как Гермиона доказала свою правоту, но после этого разговора Кингсли отдал приказ о формировании отряда, который должен был доставлять нужных для ритуала Пожирателей в Министерство, где на одном из нижних уровней Гермиона собиралась варить зелье, позволяющее собрать крестраж воедино.

Война проредила ряды авроров, а потому, когда Рон и Гарри предложили свою помощь в Проекте добровольцами, никто не отказался. С того дня каждые третьи сутки были "рейдом за кровью". В отряде как-то нервно пошутили: «Мы с вами вампиры какие-то». Тогда все посмеялись, но зловещее самоназвание прижилось. Так и закрепилось — "вампиры".

Рейды быстро стали тяжелой рутиной. Кровь требовалось добавлять каждую третью ночь, непосредственно в котел и только свежую. Поэтому визиты в дома Пожирателей происходили после захода солнца. Настороженные взгляды хозяев, напряженные позы авроров, почти неприкрытая ненависть с обеих сторон. Перед началом Проекта всех, кого планировалось "посетить", вызывали на беседу в Министерство. Гермиона тогда снова удивила Рона и Гарри, уговорив Кингсли доверить "собеседования" ей. От охраны отказалась, и даже друзьям не разрешила присутствовать ни при одном разговоре, мотивируя это тем, что "иначе ничего не выйдет". В один из первых разов Гермиона неплотно прикрыла дверь, и Рон волей-неволей подслушал несколько фраз:

— Вам, наверное, сейчас ужасно страшно. Но вам нечего бояться. Мы всего лишь поговорим. Вот и всё. Просто поговорим. Только вы и я, — Рону отчего-то стало не по себе и, он, не дослушав, плотно притворил дверь, для надежности наложив еще Заглушающее. Посетители выходили из кабинета злые и слегка бледные. Сопротивление никто не оказывал.

Для Рона каждый поход стал местью. Тем, из-за кого началась война, из-за кого погиб Фред, из-за кого Рону сейчас было так плохо. Чувство вины глодало изнутри как пёс уже десятки раз обгрызенную кость. Рон понимал, что он вряд ли мог бы что-то сделать с взрывом, убившим Фреда, но легче от этого не становилось. «Если бы я был быстрее, сильнее, успел бы я?». Беспомощный гнев, который он ощутил тогда, никуда не ушел, а только слегка притупился, сглаженный однообразием последних дней. «В смерти Фреда виноват не я. Это война, война виновата. А войну развязали они». Ему казалось, что каждая капля в чашу мести понемногу искупает его вину. Он поможет закончить эту войну. И пусть те, кто её начал, прочувствуют все прелести своего начинания. Так что злые взгляды "жертв", от которых требовали крови, странным образом ненадолго успокаивали тлеющую внутри Рона ярость.

Сегодня в котел упадут последние капли крови. И всё закончится.

* * *

«Мы — вампиры». Гарри считал, что звучит это совершенно по-идиотски, но все привыкли. Да и если судить по внешнему виду, то не такая уж это и шутка получается. Вспоминался вампир, которого Слизнорт притащил к себе на вечеринку на их шестом курсе. Кажется, что это было сто лет назад. Гарри скосил глаза на Рона: высокий, истощенный, бледный до белизны, с тёмными кругами под глазами. Они все устали. Самого Гарри мучал страх, оставшийся крестраж не давал покоя. Сегодняшний их "посетитель" — последний. Если зелье получится, то Проект завершится. Но что-то беспокойно зудит на задворках сознания, беспокоит. Что-то не так. Поэтому Гарри так пристально смотрит на последнего Пожирателя, который сейчас стоит рядом с Гермионой. Та размеренно помешивает тихо бурлящую в котле жидкость. Краем глаза Гарри замечает, что Гермиона поднимает глаза от котла и ободряюще смотрит на друга. Откуда она берет столько сил? Все измотаны, Гарри сам уже давно не ощущает себя бодрым и отдохнувшим. И только улыбка Гермионы поддерживает его всё это время.

Пожиратель в очередной раз оглядывается на Гарри, нервно ведёт плечами:

— Молодые люди, мы здесь почти закончили. Вам не обязательно так прожигать меня взглядом. Какой зверь может не поладить с такой очаровательной девочкой? — мужчина бросает быстрый враждебный взгляд в сторону Гермионы.

Та очень спокойно смотрит мужчине в глаза:

— Вам, наверное, сейчас ужасно страшно. Но вам нечего бояться. Это всего лишь пара капель крови. Вот и всё. Не бойтесь, — Рон почему-то резко втягивает воздух, но Гарри не может на него посмотреть, его внимание приковано к ритуалу. Гермиона немного отходит от котла, освобождая место мужчине. Тот закатывает рукав и принимает от Гермионы кинжал. Гарри видит, как тень на стене медленно заносит кинжал над другой рукой.

Острое дежавю как удар в солнечное сплетение: вот Хвост замахивается ножом... Гарри ожидает шумного всплеска зелья, но слышится только тихое "кап-кап". От котла быстро поднимается пар, скоро фигура Гермионы становится практически неразличимой в плотной дымке.

Гарри испытывает иррациональный страх. Ему хочется закричать, но, как в тот раз, у него не получается. Сейчас не мешает кляп, но горло так сдавило, что из него не вырывается даже сиплый хрип. Грудь распирает от звуков, от них под рёбрами становится горячо, огненная горечь поднимается откуда-то изнутри, но не может вырваться, и бурлит, так, что кажется, будто она прожигает кожу. Тишина давит на уши.

Пар понемногу развеивается, и видно, что поверхность зелья почти успокоилась. Гермиона отходит в угол лаборатории, где обустроено место для хранения необходимых вещей, достаёт из шкафа заживляющее зелье, передает его мужчине вместе с ватой. Пожиратель шумно выдыхает, и Гарри кажется, что сам он сейчас от облегчения сползёт по стене. С минуту в помещении ничего не слышно, кроме тихого дыхания присутствующих, звяканья стекла из угла Гермионы и недовольных вздохов Пожирателя, который залечивает зельем надрез на руке.

Но тут из котла снова доносится бульканье, нарастает шум. «Что происходит? Разве так должно быть? Почему мы не спросили у Гермионы, как точно должен проходить ритуал?» — мысли лихорадочно мечутся у Гарри в голове. Пожиратель резко сгибается и хватается за левую руку. Гарри отмирает и одновременно с Роном выкрикивает связывающее заклинание. Гермиона удивленно оборачивается:

— Мальчики, вы что?

— Гермиона, ты что, не видела?! Он схватился за метку! Метка резко потемнела! — Гарри подрагивающей рукой указывает на знак, который налился яркой чернотой.

Гермиона невозмутимо отвечает:

— Конечно, она потемнела. Метка реагирует на возвращение хозяина. Как в прошлый раз.

Гарри не сразу понимает, что сказала Гермиона. Возвращение. Хозяина. Как в прошлый раз.

Мир рушится. Гермиона споласкивает руки в лабораторной раковине.

Язык снова прилип к гортани, и Гарри лишь беззвучно открывает рот. Рон вместо него хрипло задает невысказанный вопрос:

— Гермиона... почему?

Она оборачивается и так знакомо раздраженно закатывает глаза:

— Это же очевидно, Рон!