Лето семьдесят первого (джен)

Подготовка к ночной вылазке не заняла много времени: бабушка легко отпустила его ночевать к другу, а керосиновый фонарь, которым она пользовалась, спускаясь в погреб за продуктами, оказался как нельзя более кстати.

Генри затаился в кустах, неподалёку от ограды, опоясывавшей участок Люпинов. Он почти не видел того, что происходило во дворе, только смутные силуэты в районе небольшого заброшенного сарайчика за домом. Его он и решил проверить в первую очередь, как только стемнело достаточно сильно. Жаль, но фонарь пришлось погасить — Генри опасался, что свет его выдаст. Это не нанесло непоправимого ущерба плану — на небе ярко светила полная луна, видимость была вполне приличной. Первым делом в глаза бросился мощный засов на том самом сарайчике. Раньше его там не было, и Генри укрепился в своих подозрениях.

Стараясь двигаться быстро, но не покидать теней от многочисленных кустов, он прокрался к своей цели. Засов поддался не сразу — он был тяжеловат для маленького мальчика, но Генри всё же сумел отодвинуть массивную балку, ведь сейчас от него зависела судьба единственного друга. Он приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, и в этот момент остро пожалел об оставленном в кустах фонаре — внутри сарая было куда темнее, чем снаружи. Ни единой живой души, но на полу что-то явственно поблёскивало, и Генри осторожно направился в ту сторону. Как оказалось, это было кольцо подвального люка, закрытого на пару дополнительных защёлок. Руки дрожали от нервного напряжения, но и с этой преградой Генри успешно справился. Открывшийся его взору провал в полу казался проходом в непроглядную бездну.

— Ремус! — позвал Генри, наклоняясь и вглядываясь в то место, где среди практически сплошной темноты ему почудилось какое-то движение. — Ты тут? Ремус!

Стук собственного сердца заглушал почти все звуки, но ему показалось, что он услышал какой-то шорох.

— Ремус! — вновь позвал он друга, склоняясь ещё ниже. — Это я, Генри. Ремус!

Глаза, уже немного попривыкшие к темноте, различили небольшую тень, метнувшуюся из открытого люка прямо на него. Генри успел рефлекторно прикрыться рукой, и только поэтому клыки нападавшего не сомкнулись на его шее, а лишь ободрали предплечье. Он дёрнулся, от боли и неожиданности теряя самообладание, и неосознанно сделал большой шаг назад, но ожидаемо зацепился за что-то и упал. Зверь тем временем тихо рычал, не сводя чуть светящихся глаз со своей жертвы, и медленно приближался.

— Хорошая собачка, — с трудом выдавил Генри, пытаясь не двигаться. Первый испуг прошёл, и голова начала соображать: он знал, что сторожевых псов обычно тренируют на обездвиживание и задержание нарушителей, а потому постарался замереть. — Ремус! Мистер Лайелл! Миссис Хоуп! Кто-нибудь, помогите, отзовите собаку, я у вас в сарае!

Генри очень надеялся, что его услышат, а иначе придётся сидеть здесь до самого утра, но разведывательная операция в любом случае провалилась, и это было обиднее всего.

— Ремус! — снова позвал он.

Тем временем сторож, про которого незадачливый шпион уже почти позабыл, оказался воспитан совсем не так, как думал Генри, а может, и не был воспитан вовсе: он снова прыгнул, но на этот раз успешнее.

Больше Генри не смог издать ни звука, только хрипел, ведь не сильно-то покричишь с разорванным горлом. Он ещё успел почувствовать когти, разрывающие живот, вгрызающиеся в него зубы и подумать, что нормальные собаки так себя не ведут, а ещё — запоздало вспомнить: у Люпинов точно не было домашних животных. Затем мир окончательно погас.

* * *

Лайелл Люпин плохо спал этой ночью, собственно, как и в каждое полнолуние с того самого дня, а когда заклинание, наложенное им на дверь сарая, подало сигнал, пару секунд не мог поверить, что это не очередной кошмар.

Когда он ворвался в сарай — было уже поздно. Волчонок с азартом жрал потроха лучшего друга, а Лайелл понял свою самую главную ошибку: он так боялся, что Ремус выберется из своего убежища, наложил кучу заклинаний, препятствующих этому, но не подумал о том, что кого-то может заинтересовать невзрачный заброшенный сарай. Настолько, что этот кто-то проберётся туда среди ночи.

Это был конец, приговор для его сына. Опасное магическое существо, оборотень, познавший вкус крови. Подлежит уничтожению. То, чего они так боялись, всё же случилось, но Лайелл не мог допустить министерского разбирательства — он слишком любил жену и сына. В конце концов, они столько времени скрывали ото всех свою ужасную тайну. Теперь секретов станет два, только и всего, он усовершенствует защиту, подобное больше никогда не повторится, но Ремус и Хоуп не должны ничего знать, это их окончательно сломает. А сейчас нужно было замести следы.