Лето семьдесят первого (джен)

Ветки хлестали по лицу, лёгкие горели от непривычной нагрузки — Ремус бежал по лесу, не выбирая направления, просто куда глаза глядят. Несколько раз он спотыкался и падал, но упорно вставал и продолжал свою гонку в никуда. Ему было плевать на боль и слабость, плевать на то, что родители могут его потерять и будут переживать из-за этого, да на всё плевать, если честно. Он хотел только одного — ни о чём не думать.

Силы покинули его внезапно, всего в паре шагов от небольшого ручейка. Ремус просто в очередной раз упал и уже не смог подняться, он лежал и бездумно смотрел на радугу в каплях водяной взвеси, яркие, режущие глаз своей жизнерадостностью стебельки травы, купающиеся в нахальных солнечных лучах. Окружающий мир плевать хотел на проблемы Ремуса Люпина и вряд ли замечал само его существование.

— Эй, ты в порядке? — голос, раздавшийся чуть поодаль, показался настолько неуместным, что Ремус счёл его галлюцинацией. Он почти обрадовался — решил, будто умирает, но всё испортила вполне себе материальная рука, схватившая его за плечо и встряхнувшая так, что перед глазами поплыли разноцветные круги.

— Ты живой вообще? Эй, не молчи, что случилось? — не унимался голос.

— Прекрати, всё нормально, — невнятно проговорил Ремус, но его услышали и перестали трясти. Он с трудом перевернулся на спину и посмотрел на того, кто столь бесцеремонно прервал его уединение. Рядом с ним на коленях стоял мальчишка примерно того же возраста, что и сам Ремус. Лохматые тёмные волосы и выпачканная травяным соком и смолой одежда, не везде целая.

— Что случилось? — повторил он свой вопрос. — Ты весь в крови.

— Упал, — недовольно буркнул Ремус.

Не хватало ещё выставить себя на посмешище перед этим мальчишкой. Его и без того не принимали в компании сверстников — слишком странным был Ремус. Неразговорчивый, скрытный, увлечённый книгами, всегда бледный и периодически слишком болезненный — он не вызывал симпатии или доверия у местной ребятни, только разные подозрения. Семья Ремуса переехала в Годрикову лощину полгода назад, и мама говорила, что просто нужно время — и всё обязательно наладится. Поначалу Ремус действительно в это верил, но сегодня, когда пришла сова с неутешительными известиями от очередного специалиста, он наконец-то понял: ничто — даже время — не способно изменить его новую природу. Это теперь навсегда: Ремус Люпин — изгой, чудовище и главное разочарование в жизни родителей. Было бы лучше ему и вовсе не появляться на свет.

На глаза навернулись злые слёзы обиды на весь мир и его несправедливость — в который уже раз, — и не было совершенно никакой возможности их удержать. Странно, но незнакомый мальчишка не стал смеяться.

— Тебе, наверно, больно, — решил он, а в его голосе Ремусу послышалось сочувствие. — Царапины нужно промыть. Да хоть вон в том ручье, а я пока найду подорожник. Смелее, ты же настоящий мужчина.

Незнакомец улыбнулся, но не зло и язвительно, а как-то по-доброму, понимающе. Ремус тяжело поднялся и поковылял к ручейку, сам не понимая, почему слушается.

— Мой папа врач, так что я знаю, о чём говорю, — не умолкал тем временем мальчишка, ползая по траве на коленях. — Меня, кстати, Генри зовут, а тебя?

— Ремус. Ремус Люпин.