Угадай животное (джен)

— Привет, здоровяк! Это что тебя, кот поцарапал?

— Привет, малявка. Не угадала!

Огромный для своих лет мальчишка опустился на траву рядом с маленькой девочкой. Он специально сел так, чтобы не загораживать ей солнце, а заодно продемонстрировать боевые шрамы — три глубокие царапины на щеке и шее.

— Надо обработать! — деловито сказала девочка, тут же вскочила на ноги и побежала в дом. Мальчик проводил ее чуть напряженным взглядом, но останавливать не стал. Пока ее не было, он осторожно провел пальцами по царапине и болезненно поморщился, но едва девочка вновь показалась на крыльце дома, он беззаботно усмехнулся и сделал вид, что ему все нипочем.

— Да, лапа великовата для кота, — сказала девочка, внимательно оглядывая рану. — Может, лукотрус? Как-то раз мама подстригала кусты в саду и нарвалась на их компанию, так они ей руки расцарапали до крови.

— Не, не лукотрус, — широко улыбаясь, покачал головой Рубеус.

— Не шевелись! — строго скомандовала девочка, смачивая зельем ватку. Она поколебалась лишь несколько мгновений, прежде чем подрагивающей от волнения рукой смазать царапины. — Нет, это все же когти, — заключила она, а потом воскликнула: — Я знаю! Это книзл! Где ты его взял?

Рубеус кивнул и заулыбался еще радостнее.

— Отец подарил в честь поступления в школу. У него самого аллергия, но он знает, как сильно я хотел зверушку… я бы лучше дракончика завел, конечно…

— Не говори ерунды, — тряхнула головой девочка. — Драконы слишком опасны. — А потом с некоторым сомнением добавила, многозначительно кивая на свежие царапины: — И книзлы, кажется, тоже.

— Нет, он хороший, — возразил Хагрид. — Просто испугался — я же очень большой по сравнению с ним. Но он привыкнет, и мы будем друзьями. Пойдем, Поппи, хочешь, я вас познакомлю?

* * *

— Привет, Рубеус, что с тобой? — встревоженно спросила Поппи, встречая своего друга у дверей Большого Зала. Завтрак только начался, но она уже вся извелась, дожидаясь его. Вчера они должны были встретиться в библиотеке, но Рубеус не пришел. А теперь его правая рука была перевязана бинтом, и вид у него был немного потерянный.

— Укусил кто-то, — сказал он, пожимая плечами и идя вслед за подругой на завтрак. Они ели по очереди за столом то ее, то его факультета, и сегодня была очередь Равенкло.

— Кто? — полюбопытствовала Поппи.

— Не знаю, — пожал плечами Рубеус. — Что-то цапнуло в Лесу, я не успел разглядеть. Возможно, это даже и не зверь был, потому что раны я не видел, хотя болело ужасно.

— А что сказала мадам Бонам? Кто это мог быть?

— Не сказала, — обиженно ответил Рубеус. — Сказала, что если я еще раз полезу в Запретный Лес, мне, скорее всего, откусят голову.

— Думаю, она преувеличивает, — сказала Поппи, накладывая овсянку в их тарелки. — Но лишь самую малость. Ты должен быть осторожнее, Рубеус. Зверье тебя, конечно, любит, но, боюсь, не все они умеют правильно выразить свои чувства.

— Не бойся, малявка, — от ее заботы Рубеус чуть повеселел. — Если мне откусят голову, я приду к тебе — сможешь потренироваться в лечебном волшебстве.

* * *

Вечер был ветреный и унылый, как будто погода настраивалась под чувства Рубеуса. Поппи знала, как он любил своего отца. И даже большим мальчикам нужна забота.

Здоровяк сидел под деревом неподалеку от свежей могилы, прислонившись к стволу и глядя в пустоту. По его щекам стекали большие бессильные слезы. Несколько секунд Поппи стояла, не зная, как лучше поступить, а потом молча села рядом. Ее родители были живы, и, хвала Мерлину, здоровы. Она не могла понять до конца, что чувствовал Рубеус, оставшийся почти один на всем белом свете, но даже ей было нестерпимо грустно за него.

— Эй, малявка, ты чего? — негромко спросил Хагрид, протягивая руку и обнимая Поппи. Он был, как всегда, большим и мягким, но теперь в его движениях была какая-то напряженность. — Давай хоть ты не плачь, а то я чувствую себя виноватым.

Еще некоторое время они сидели молча, глядя, как солнце опускается все ниже к горизонту. Скоро оно скроется, и станет быстро смеркаться. Но пока еще есть немного времени, чтобы попрощаться с тем, кто солнца больше не увидит.

— Зачем быть волшебником, если не можешь спасти тех, кто тебе дорог?

Поппи не знала, что на это сказать. Она лишь тяжело вздохнула и удобнее устроилась у Рубеуса под боком.

— Вот вырасту — стану колдомедиком, — продолжил он с решимостью в голосе. — Придумаю лекарство от всех болезней и буду помогать людям, чтобы больше никто не умирал.

— Я тоже хочу стать колдомедиком, — осторожно сказала Поппи. Ей стало чуточку веселее от мысли, что их с Рубеусом дружба будет закреплена еще и общим делом.

— Это же здорово, Поппи! — сказал он, и в его голосе появилась надежда. — У тебя же настоящий талант!

— Какой там талант, — сконфуженно пробормотала она, — из всех чар только лечебные кое-как удаются. И то только благодаря тебе — уж тренировок-то у меня было достаточно.

— Вот, смотри! — Рубеус вдруг поднял левую руку и продемонстрировал Поппи мизинец, несколько месяцев назад насквозь прокушенный садовым гномом. — Даже шрама не осталось. Ой, а это…

Он вдруг приподнял рукав и присмотрелся к своему запястью. Поппи ничего особенного не увидела, но все же приподнялась, чтобы посмотреть получше.

— Я знаю, кто меня тогда цапнул в лесу, — сказал Рубеус упавшим голосом и вновь безвольно прислонился к дереву. — Ты не увидишь шрама, но я его теперь вижу.

Последний луч солнца мигнул и погас, и лишь светлый ореол над горизонтом напоминал о прожитом дне.

* * *

— Рубеус, ты почему не пишешь? — шепотом спросила Поппи, отрываясь от конспекта по магловедению.

Хагрид отвел взгляд и попытался, будто невзначай, спрятать правую руку под парту.

— Что у тебя там? — строго спросила Поппи.

— Ничего, — буркнул Рубеус.

— А ну-ка…

Поппи хотела разразиться нотацией, но профессор уже подозрительно косилась в сторону их парты, поэтому пришлось оставить объяснения до перемены. Бросив на приятеля многозначительный взгляд, Поппи вернулась к конспекту, но было видно, что мысли ее весьма далеки от магловского радио.

Едва во время перемены они остались наедине в одной из ниш коридора, она потребовала:

— А теперь показывай.

— Да брось, Поппи, — весьма вяло попытался отмахнуться Рубеус.

— Заколдую, — хладнокровно пригрозила Поппи, доставая палочку.

— Научилась, малявка, — проворчал Хагрид, но скорее ласково, чем с досадой.

Тяжело вздохнув, он задрал рукав и продемонстрировал ей отекшую покрасневшую кисть.

Несколько секунд Поппи лишь озадаченно смотрела на его руку, а потом на ее лице проступила сосредоточенность, и она стала присматриваться к коже более внимательно.

— Ну и кто это тебя? — задумчиво пробормотала она, но Хагрид не ответил, уже зная, что она предпочтет разобраться сама. — Хм, что-то ядовитое, причем очень, раз даже с учетом твоих особенностей… — На тыльной стороне кисти, рядом с костяшками, Поппи обнаружила небольшую бледную шишку, в центре которой была едва заметны две красные точки. — Когда это произошло, Рубеус?

— Утром, — сказал он, едва заметно всхлипнув, когда она осторожно надавила на края шишки. Из ранки засочилась прозрачная слизь, и Хагрид закрыла глаза, чтобы не видеть, что творит его подруга.

— Это что, Арагог… тебя укусил? — с сочувствием и легким удивлением спросила она, накладывая какое-то заклинание, от которого Рубеус почувствовал холод в руке.

— Ага, — грустно сказал он. — В последнее время вообще странно себя ведет. Паутину плести не хочет, в лес рвется…

— Такой зверь, как он, должен жить на свободе, — мягко сказала Поппи, взмахом палочки вытягивая из ранки яд. — Тебе нужно обратиться к мадам Бонам. После укуса прошло много времени, могут быть осложнения.

— Да ну ее, — махнул рукой Рубеус. — Все со мной будет хорошо. Ты чудо, Поппи.

Та лишь вздохнула и ободряюще похлопала его по плечу.

— Ладно уж, попробую сама приготовить антидот.

* * *

Мадам Помфри скучала в своем кабинете, пуская солнечных зайчиков пустой пробиркой для анализов. В отсутствие детей работы было катастрофически мало — никто никого не проклинал, никто не испытывал на себе и других новые зелья, не падал с метлы и даже не симулировал тяжелую болезнь, чтобы прогулять уроки. Но тут в коридоре раздались тяжелые шаги, и послышался голос человека, который никогда ее не подводил, оставляя без работы:

— Поппи, смотри, что я тебе принес! — позвал Хагрид.

Она подхватилась и поспешила на зов: судя по интонации, на этот раз его травмировало что-то действительно интересное.

* * *

Свет в хижине не горел, но Поппи знала, что Рубеус дома. Всего несколько минут назад она видела в окно, как он, устало сутулясь, шел по дорожке от главных ворот к своему дому. Прихватив несколько плиток самого лучшего шоколада, она поспешила к нему: она даже представить боялась, как у ее друга во время недолгого пребывания в Азкабане сложились отношения с дементорами, и что он чувствует сейчас.

— Хагрид! — позвала она негромко и осторожно постучала.

Ответа не последовало. Поппи огляделась: может ли быть такое, что он все-таки ушел? А может, он сам решил прийти к ней за помощью, и они разминулись?

Поппи прислонила ухо к двери и прислушалась. Нет, внутри определенно кто-то был. Но по тихим звукам нельзя было определить, Клык это копошится или его хозяин. Но если бы Клык был в хижине один, он бы встречал ее приветливым лаем.

— Рубеус, впусти меня, пожалуйста! Я знаю, что ты там!

Странные звуки за дверью стали чуть громче, но ответа по-прежнему не было. Поколебавшись еще немного, Поппи решила, что может позволить себе некоторую настойчивость, вздохнула, и предупредила:

— Рубеус, я захожу! Алохомора.

Внутри было темно. Хагрид лежал на кровати, отвернувшись к стене, и безутешно рыдал.

Поппи подавила тяжелый вздох, достала из сумки лекарство и решительно шагнула вперед. Впихнуть в жертву дементоров первую дозу эндорфинового концентрата — самое сложное. Дальше пойдет легче. А пока…

— Рубеус, давай, съешь кусочек шоколада, тебе сразу станет лучше.

Он как будто даже не заметил ее, только всхлипывания стали чуть громче и чаще. Поппи отломала кусочек шоколадной плитки, забралась с ногами на высокую кровать и попыталась поднести лекарство ко рту Хагрида.

— Ну же, Рубеус, не упрямься. Ты уже дома, все с тобой будет хорошо. Возьми шоколад и поговори со мной…

Но Хагрид отчаянно замотал головой и отвернулся от предложенного лекарства.

— Если я съем, я забуду. А я не хочу забывать.

Это было неожиданно. Сколько Поппи знала людей, побывавших в Азкабане, по делу либо же по ошибке, каждый из них хотел забыть то место, как страшный сон. Некоторые даже нанимали опытных стирателей памяти, чтобы избавиться от ночных кошмаров.

— Может, объяснишь? — попросила Поппи, кроша шоколад. Может, пока Рубеус будет говорить, она исхитрится засунуть ему в рот хоть кусочек. Главное — проследить, чтобы он не подавился.

Хагрид шмыгнул раз, другой, а потом, наконец, пробормотал:

— Они очень несчастные… какие же они несчастные!

— Вот как, — озадаченно произнесла Поппи.

Рубеус верен себе. Книзл царапается, потому что боится; саламандра плюется огнем, потому что хочет познакомиться поближе; гриндилоу норовит выколоть глаза, чтобы ты от него не ушел и он не чувствовал себя одиноким. Ну и, конечно же, если бы кто-то во всем мире пожалел дементоров, это мог быть только Хагрид.

— Им нужны свет и тепло, им нужна забота! Я все время вспоминал моего папочку, я не смог ему помочь… А они толпились вокруг меня, они так изголодались по счастливым воспоминаниям… потому что кто у них там появляется? Преступники и убийцы. А нормальных людей мало, и все они защищены. А меня как доставили, так они почувствовали, кто им поможет…

— Чтобы им помочь, сначала надо восстановить силы, — строго перебила его Поппи. — Тебе нужен шоколад. Ешь.

Хагрид, наконец, послушно открыл рот и принял лекарство.

— Темно, сыро и одни бандиты вокруг. Какими еще могут быть существа, которых содержат в таких условиях? Мне бы сюда одного или двух, я бы их выходил, насытил, глядишь, и подобрели бы…

Хагрид явно начал приходить в себя. Он приподнялся на кровати, взял у нее из рук шоколад и уже охотнее начал жевать, но плакать не перестал.

— Это в их природе, Рубеус, — осторожно заметила Поппи.

— Ерунда, — привычно отмахнулся он, садясь ровнее и запихивая в рот сразу полплитки. — Ты и про Норберта говорила, что дикий. А он даже команды начал выполнять, ток его забрали не вовремя.

На миг Рубеус снова приуныл, вспомнив своего любимого питомца, но потом в его глазах опять появился привычный лукавый блеск.

— Но ему действительно лучше с такими, как он. Я его, кстати, проведать поеду летом. А когда вернусь… попробую уговорить Дамблдора, чтобы позволил мне завести дементора или двух… а может, даже разводить получится!

Поппи понимающе кивнула, но ничего не сказала. Хвала Мерлину, что уж кого-кого, а этих монстров Дамблдор в школе никогда не одобрит.

* * *

— Ни за что не угадаешь! — уже пятый раз повторил Рубеус. Он был слишком перевозбужден для человека, искусанного неизвестными тварями. — Это должен был быть сюрприз для тебя, но я решил сначала испытать на себе.

Он сидел на кушетке и радостно улыбался, и рот его не закрывался ни на минуту. Хагрид был раздет до пояса, и все его тело было покрыто множеством повреждений: мелкие, слабо кровоточащие ранки, укусы неизвестного пока насекомого и ожоги.

— Такое впечатление, что ты оказался в центре дуэли изобретательных школьников, — проворчала Поппи. — Ты что, решил разделить со своими питомцами их естественную среду?

— Нет, я экспериментировал, они же как лечебные пиявки, — самодовольно сказал Хагрид. — Вот только надо будет их заклятьем уменьшать, а то кровь они уж очень любят.

— Угу, — пробормотала Помфри, прикладывая примочку с бадьяном к одной из ран. — Твоя спина сейчас напоминает поля боя саламандр со скорпионами.

— Почти угадала! — воскликнул Хагрид. — Сначала я хотел кого-нибудь посильнее придумать — мне Дамблдор дал задание к Турниру вывести какую-нибудь новую зверушку, чтобы участники с нею потягались. Но, видимо, над поручением директора придется поработать еще: а то эти такие милые получились, и в медицине полезные…

Поппи благоразумно промолчала, смазывая лечебной мазью ожоги. Перед ней стояла весьма серьезная проблема: как деликатно объяснить Хагриду, что его изумительные «чудеса селекции» представляют для колдомедицины единственную ценность — если их будут разводить, пациенты не закончатся никогда?

— Лучше оставь их для Турнира, — посоветовала она. — А в начале учебного года покажешь ученикам на уроке, чтобы наш Чемпион был морально готов с ними встретиться.

— Точно! — обрадовался Хагрид и вскочил с кушетки. — И правила не будут нарушены — ведь никто не знает, что это для Турнира — и нашему студенту преимущество. Хотя я бы все-таки хотел придумать кого-нибудь поинтереснее…

— Не надо, Рубеус, — мягко сказала Поппи. — Это же все-таки дети.

* * *

Лунный календарь предвещал опасную ночь, но пока что небо было залеплено тучами, и можно было безопасно прокрасться из замка к хижине на опушке.

Поппи не знала точно, зачем пришла. Она просто хотела увидеться с Хагридом. Накануне он закатил у себя закрытую вечеринку в поддержку Гарри Поттера, и хотя никто из «школьных» упивающихся смертью никого не поймал на горячем, о прошедшем мероприятии шептались на каждом углу.

Поппи просто хотела убедиться, что с Рубеусом все в порядке.

Свет в хижине не горел, и никакого движения слышно не было. Поппи разочарованно вздохнула и уже собиралась уйти, как вдруг заметила, что входная дверь закрыта неплотно.

— Рубеус?

Он, конечно, бывал рассеянным, но после того, как малолетние упивающиеся шутки ради попытались подбросить Клыку отравленное мясо, дверь он стал запирать. Поппи вытащила палочку и осторожно толкнула дверь.

Хагрид лежал ничком на полу. Зажегши свет, Поппи увидела огромную лужу крови и ахнула, но сразу взяла себя в руки, левитировала друга на кровать и проверила пульс и дыхание — он был жив.

— Ох, Рубеус, горе ты мое, кого же ты еще пытался приручить?

Она сказала так, только чтобы не подпускать отчаяние слишком близко к сердцу. Во-первых, она была почти уверена, что на этот раз Хагрид не по своей воле попал под раздачу. А во-вторых… она раньше уже видела такие раны, хотя и не часто. Даже сам Рубеус уже однажды попался оборотню — но тогда его спасло от заражения то, что волк был мелкий, совсем детеныш, и не успел сменить молочные зубы; да и великанская кровь подарила ему кое-какой иммунитет. Но теперь, если он выживет, кто знает, какие изменения могут произойти. На его теле был не один укус, и даже не два…

Левитировать его в замок было небезопасно, да и директор вряд ли бы позволил, поэтому Поппи взмахом палочки убрала мешающую одежду и вытащила из ящика запасы лечебных зелий, которые сама же передала Рубеусу на всякий случай.

Она работала спокойно и уверенно: если кто и мог выжить после таких ранений, то только он. Поппи промывала раны, удаляла остатки ликантропного яда, накладывала заживляющие чары и стерильные повязки. Раны на удивление легко поддавались лечению, еще лучше обычного.

— У тебя очень нежные руки, Поппи, — слабым голосом сказал Рубеус.

От неожиданности она замерла на миг, но потом продолжила свое дело.

— Как ты себя чувствуешь? — ровным голосом спросила она.

Ответа не было довольно долго, так что Поппи даже решила проверить, не потерял ли Хагрид сознание вновь. Но он беззвучно плакал, глотая большие горькие слезы.

— Клык погиб.

Поппи машинально оглядела комнату, но пса не было. Лишь огромная лужа крови посередине комнаты. Очистив пол взмахом палочки, она вернулась к своему делу.

— Мне очень жаль, Рубеус.

Где-то вдалеке послышался протяжный волчий вой, к которому через секунду присоединился еще один.

— Их было четверо, — тяжело вздохнув, сказал Рубеус. — Все из грейбековской шайки. И знаешь что, Поппи? Прав я был на их счет. Все они понимают, когда изменяются. Эти — точно понимали, что и зачем делают.

С этим было не поспорить: ран было много, но ни одна сама по себе не была смертельной. Но зачем? Только чтобы наказать за ту злосчастную вечеринку?

— Помнишь, как я волчонка Люпина усмирил? Пригрозил ему, а потом любовью да лаской. Животные — они же все понимают.

Поппи помнила, но она была уверена, что в случае Люпина, который как-то не успел дойти до Ивы, припугнуть его было достаточно. Он был слишком мелким, чтобы тягаться с полувеликаном, и явно это почувствовал.

— И знаешь, что еще, Поппи? — сказал Хагрид и вдруг начал дышать тяжело и надрывно, будто что-то причиняло ему нестерпимую боль. — Уходи, пожалуйста.

В комнате вдруг стало светлее, в окно заглянула полная луна. Поппи невольно попятилась. Вой теперь слышался ближе. Если она выбежит из хижины прямо сейчас, возможно, успеет добежать до замка. Но бежать далеко. А Рубеус, вполне возможно, чувствует влияние луны, но все же не стал оборотнем. Он же все-таки полувеликан…

— Уходи! — рыкнул он, выгибаясь на кровати неестественной дугой.

Поппи видела, как огромный торс покрывается темной шерстью, как вытягиваются руки и ноги, разрываются на растущем теле бинты.

Они же все понимают.

Она не успела убежать и запереть оборотня — Рубеуса! — в хижине. Вой теперь слышался совсем рядом, волки звали своего сородича. Секунда — и с громким треском как будто лопнуло тело лесничего, выпуская на свободу зверя.

Он был огромным, ростом с двух медведей. И если бы Поппи успела покинуть дом и не заперла дверь — он все равно бы не вышел, просто не смог бы протиснуться в проем. Огромный мохнатый монстр завыл, отвечая своим братьям.

А потом он обернулся к Поппи. Серебряный лунный свет отражался в его черных глазах.

— Н-ну что? — дрожащим голосом спросила она. — Могу я продолжить свою работу?

Здоровяк еще несколько секунд озадаченно смотрел на нее, а потом вальяжно развалился перед дверью и подставил ей бок, на котором все еще виднелось несколько свежих ран.

— Ну ладно, — несмело сказала Поппи, поднимая палочку, которую сама не помнила, когда уронила. — Не шевелись.

И она продолжила читать лечебные заклинания.