Подъём с глубины, или Альтернативные приключения Винчестеров (джен)

Как ни хотелось забыть, но о каникулах в аду я помнил всё до последней минуты. Поэтому и сбивал в кровь пальцы, под лепящим снегом закапывая сраную коробку из-под плеера в мёрзлую землю перекрёстка на сто восьмой миле шоссе Далхарт-Блэквел. В этом был мой долг.

_______________________________

Такая уж скотина человек — всегда надеется. Я надеялся никогда-преникогда за целую вечность не увидеть там Сэмми. Надо же было хоть чему-то радоваться, вот и я каждый раз терял сознание на дыбе с чувством удовлетворения: сегодня Сэмми здесь нет. Ад — не место для моего брата.

Для обычных грешников там не так уж и страшно. Довольно быстро они обдемонивались и развлекались, пытая тех, кто послабее. Десятилетий, что я там провёл, не хватило, чтобы понять, за каким хером всё это вообще надо.

Удивляться пришлось многому, но самое удивительное: другие души мне завидовали. Проходили мимо и завидовали мне, висящему на крючьях. Я был чуждым элементом в адской кухне, попавшим туда не за содеянные грехи, а по собственной дурости. Именно осознание своей исключительности и дало силы. Нужны были источники удовольствия, и я нашёл ещё один. Гордость. Мощная вещь. Пускай я был по уши в говнище, но хоть было чем его хлебать.©

Чего-чего, а страдать от одиночества шансов не было — я оказался местной звездой. Бывшие жертвы нашего с Сэмми экзорцизма билеты в очередь на годы вперёд закупали.

Но пытать просто так им было интересно лишь поначалу. А потом парнокопытные захотели, чтобы я стал тварью, как они, и начал терзать другие души. Был там один чепушило, Аластор, вот он больше всех старался. Я сперва недоумевал:

— Нахрена именно я тебе нужен? В твоей бейсбольной команде недобор?

И Аластор подтверждал догадки:

— Не каждый день в гости заглядывают праведники. Это уже дело принципа, Дин. Так что — передумал?

Это я-то праведник, угу. Если бы я сломался, он плясал бы ламбаду на потолке от ликования, а мне пришлось бы стать ничтожнейшей моральной сукой. Даже в аду есть то, ради чего стоит держаться, и для меня это была мысль, что скажет отец, если вдруг узнает, что его сын стал демоном.

Поэтому я корчил гордого Винчестера, и Аластор каждый раз получал на своё предложение что-нибудь типа:

— Забей дилдо себе в темечко.

Не знаю, что за мазохистские замашки заставляли меня так говорить? Но сдаться и потерять последний источник самоуважения? Да ни за какие кулебяки. Боль? Человек ко всему привыкает. Для меня это тоже стало делом принципа.

Наверно, считать овечек, прыгающих через изгородь — одно из популярнейших занятий в аду. Овечки по-винчестерски — стрелять в Азазеля. Два простых действия: дослать патрон — выстрелить — желтоглазая башка в лохмоты. Ка-а-айф. И снова, снова. Примерно через месяц я медитировал даже с распоротым брюхом, это был первый раз, когда в аду я улыбнулся. Правда, зря это сделал, но ладно.

Самое хреновое, что от отца передавали приветы. Вроде «вот как ты, мудило, распорядился жизнью, которую я для тебя выторговал, скопытился бы ты тогда, после аварии — попал бы в рай». Мне нечего было передать в ответ, потому что это правда, демоны не всегда лгут. Я поступил трусливо, испугавшись прожить десяток лет в одиночестве, и бездарно просрал подарок отца.

Жалел ли я? О, да, как же я жалел.

Виртуозы пыток любезно предоставляли мне возможность грызть мои собственные локти в буквальном смысле. Но они не подозревали, что самое страшное для меня — увидеть взгляд отца и провалиться от стыда за то, что я с собой сделал. Хотя, куда там ниже-то проваливаться?

Время шло, я потерял ему счёт, однако никакая злорадная харя так и не сообщила мне, что рогатокопытики заполучили и Сэмми, а уж они бы не промолчали. Когда семидесятимиллиардный раз воображаемая пуля разнесла Азазелю кочан, я вдруг понял, что в этой игре победил. Скорее всего, мой брат давно ушёл в Вальхаллу, где этим коптильщикам его не достать. И больше ждать было нечего. Осталась только гордость.

Остался только я и бесконечная, бессмысленная боль до скончания веков. У постоянной боли есть неизбежное последствие: она разрушает разум и личность. Из гордого Винчестера я превратился в забитую сущность, сжимался в ужасе от каждого шороха и уже не помнил, почему на неизменный вопрос, передумал ли я, нужно отвечать «нет». И хрипел «нет» уже по привычке, на автопилоте, потому что чувствовал, что другой ответ нарушит какую-то основу меня.

Да, знаю, очешуенная тупость. Я всё равно рано или поздно должен был согласиться. Даже если ты круче пасхальных яиц, у демонов всегда есть козырь в рукаве. И, видно, сильно припекло, потому что Аластор спустя бесчисленные годы вдруг свой козырь достал. А причиной тому послужили, как это ни странно, старый добрый алкаш Бобби Сингер и мой Сэмми.

Конечно, я не ждал помощи. По моим полубредовым подсчётам наверху прошло уже лет двести, там зафигачили колонии на Марсе, изобрели неощутимые гондоны, а все, кого я знал, давно покоились с миром. Поэтому, когда Аластор заёрзал и удвоил усилия по моей вербовке, я удивился лишь слегонца. Слегонца, да. За годы на мне перепробовали всё, так что как Аластор ни пыжился, ничего, кроме «выкуси», снова не добился.

И тут ад сотрясло, потому что в один воистину офигенный день я обнаружил, что больше не чувствую боли. Прибалдевший, я гадал, что происходит: превращаюсь в призрак? сошёл с ума? или Бог меня таки услышал? Неизвестно было, сколько продлится чудо, так что я отрывался на всю катушку, раз появилась возможность.

Адское пламя?

— Зябко у вас, чуваки, жарку поддайте!

Раскалённые прутья в рёбра?

— Ути-пути, щекотно же, задолбыши краснорожие! Это и есть ваше убийство петушка в сарайчике? Лу-у-зеры.

Святой ёжик, даже в аду можно быть счастливым, достаточно просто ржать в перекошенную от злости харю Аластора.

В конце-концов демонской швали надоело всякий раз сгребать меня в совочек и фениксить из пепла заново — эффекта-то ноль целых фиг десятых. Ад терял меня час за часом, я не чувствовал собственного тела и всерьёз подумывал, что Бог покумекал и решил забрать меня себе. Гордость воспряла, и я реально считал, что этого достоин. Я же не сдался, я же герой, несгибаемый Дин, мать его, Винчестер. Да только чхали на меня с недостижимой небесной колокольни.

Поняв, что дело швах, Аластор решился на крайние меры. Я не понимал, почему ему так до усрачки хочется, чтобы я взял в руки пыточный нож — что в этом такого важного? Но для него дело принципа оказалось серьёзным, и Аластор показал мне отца. Горящего, растерзанного, измученного веками страданий.

— Ты же знаешь, что он чувствует? — шептал Аластор. — Ты через это прошёл, Дин. Отпустить его из ада я не могу, но клянусь — пытки навсегда закончатся. Я отведу ему элитную темницу со всеми удобствами и лично прослежу, чтобы ни волос не пал с его патлатой башки, если только ты согласишься на наше выгодное предложение.

Вот и всё. На этом геройство моё подошло к финалу. Я уже взял низкий старт, чтобы рвануть к пыточному столу и рьяно проявить свою преданность палаческому делу, пока Аластор, чего доброго, не передумал. Но адские фейерверки померкли в глазах, меня дёрнуло, перемололо и выплюнуло в шайтан его знает какую тесную тьму.

Это было что-то новенькое. Я решил, что для меня придумали новую пытку, и в истерике забился в закрытом пространстве. С покоцанных кулаков хлюпала кровь, резала пальцы позабытая боль. И стало ясно, что лафа с нечувствительностью кончилась, Аластор передумал, я вновь мальчик для битья, а отец будет вечно корчиться на крючьях.

— Нет! Не-е-ет! — рыдал я. — Согласен! Я согласен, слышишь? Умоляю, выпусти меня! Пожалуйста!

— Да выпускаю, выпускаю, — послышался знакомый голос, и крышка моей тюрьмы слетела в сторону, и я вывалился в гризлеподобные объятия Сэмми, которого считал давно мёртвым. А сквозь решётку потолка просачивались до визгу сладостные лучи настоящего солнца.

Такая вот петрушка. Я не хотел и представлять, что пришлось преодолеть Сэму и Бобби, чтобы вытащить меня из демонского гуантанамо. И как мог я сказать им, что всё это зря, ведь мне просто необходимо было вернуться обратно в ад.

________

© Вито Скалетта, Mafia II