Тот, кто рядом (гет)

«Феоктистов Александр Евгеньевич». «Нюхач» сообщил мне, что в России проживает тысяча двести восемьдесят четыре человека с таким именем. Из них подходящих по возрасту, профессии и званию — двадцать девять человек.

Одиннадцать из них живут в Москве и области, трое — в Санкт-Петербурге, остальные — разбросаны по всей стране.

Если, конечно, мне не соврали.

Ноутбука мне не хватит.

 

В компьютерном магазине менеджеры пытаются мне «помочь», нахваливают то один компьютер «подходящей конфигурации», то второй.

Но я знаю, что мне нужно.

Слуга погружает все в машину в несколько приемов.

 

Из купленного собираю дома майнфрейм.

Этакого Франкенштейна. Некоторые детали вообще припаяны.

Андрей взирает на все с благоговением.

— Что это?

— Компьютер.

— Зачем?

— Мне надо решить одну сложную задачу, — поясняю слуге. — Ресурсов ноутбука не хватит. Этот компьютер справится.

 

Уходит чуть ли не на цыпочках.

 

И почему компьютеры вызывают у некоторых людей такие эмоции?

 

Включаю.

«Франкенштейн» начинает гудеть, заводит жесткие диски, мигает мониторами.

«Operation system boot failure»

Вставляю диск в дисковод.

«You are welcome!»

Вот и отлично.

 

Теперь — вопрос питания.

* * *

Во взгляде слуги — недоумение.

У меня на руках — парень лет двадцати, крепко спящий.

— Кто это?

— Еда.

— Что?!!

— Еда, — повторяю.

— А… Э… Еда?

— Да.

— А зачем?

Опускаю ношу на пол.

— Андрей. Зачем нужна еда?

— А… вы его прямо тут… да? Прямо сейчас загрызете? — в голосе панические нотки.

— Выпью, — поправляю слугу. — Не сейчас. Побудет пока в подвале.

— Зачем?

— Я собираюсь заняться решением одной задачи. И сосредоточить на этом все силы. Для этого я погружусь в определенное состояние, некий транс. После него я очнусь очень голодным. Очень голодным.

— И… вы его?

— Да, я его.

— Насовсем?

— Насовсем, — терпеливо отвечаю на вопросы слуги. — Он после этого умрет.

— Может… вы его отпустите?

— Нельзя. Андрей, я — вампир. Моя еда — люди. Предлагаешь сменить рацион?

— А… можно… не насмерть?

Качаю головой.

— И это нельзя. Я пью не кровь, а жизнь.

Андрей пристально смотрит на умиротворенное сном лицо моей будущей еды.

 

В подвале отодвигаю один из шкафов.

За шкафом — прикрученная к стене цепь с широким металлическим кольцом.

Вношу тело, укладываю на пол.

Закрепить кольцо на шее — минутное дело.

— Раз в день будешь приносить ему еду и воду, — говорю Андрею, который стоит рядом.

Достаю с одной из полок пластиковое ведро и добавляю:

— И выносить ведро.

— Ведро?

— Вместо туалета. И еще. Я запрещаю тебе с ним разговаривать. Вообще каким-либо образом реагировать на его речь. И исполнять какие-либо просьбы. Даже если он потребует врача и будет симулировать сердечный приступ.

 

Андрей словно просыпается. Смотрит на пленника с ужасом.

— Отпустите его, пожалуйста.

— Нет.

— Почему?!! — в голосе слышится истерика.

— Потому что я очнусь очень голодным. И я могу кинуться на первого попавшегося под руку человека. И этим человеком с очень большой вероятностью будешь ты. Ты, Андрей. Ты хочешь, чтобы я выпил тебя?

Закусывает губы.

— Мне, конечно, будет очень жалко тебя потерять… Но жалеть я буду, увы, после того, как выпью. Ты этого хочешь?

Мотает головой.

— Тогда приноси ему еду и выноси ведро.

— Я… не смогу.

— Сможешь.

— Не смогу.

— Это приказ.

В глазах — слезы.

— Не смогу…

— Андрей, — добавляю в голос металл. — Одно из правил гласит: выполнять приказы. Ты забыл, что может быть?

Закрывает лицо руками и издает полустон-полувой.

Делаю шаг в сторону двери.

Останавливает меня голос Андрея.

— Господин!

Оборачиваюсь.

— Пожалуйста… Отпустите его…

Медленно качаю головой.

Мой слуга опускается на колени. Лицо белое, как снег.

— Господин, я прошу вас… умоляю… не убивайте его… отпустите…

Молчу.

— Я не могу… я не смогу выполнить ваш приказ… Я готов… принять наказание.

Поднимаю брови.

— Ты серьезно?

Кивает. В стороны разлетаются брызги от слез.

— Только… пожалуйста… отпустите его…

— Ставишь мне условия?

В глазах — отчаянье.

— Нет… я прошу… пожалуйста… умоляю… господин…пощадите его…

Голос с каждым словом становится все тише, последние слова произносит одними губами.

Подхожу ко все еще спящему парню и разгибаю кольцо. Поднимаю несостоявшуюся еду на руки, открываю ногой дверь в гараж.

— Выгрузишь его где-нибудь на улице, подальше отсюда, — говорю Андрею, укладывая тело на заднее сиденье «калдины». — Затем выловишь где угодно крупную собаку. Чем крупнее, тем лучше. Времени у тебя — до восхода. Привяжешь собаку в подвале к той же цепи. Поставишь ей воды в ведре, кинешь хлеба или чего-нибудь. А потом ты заберешь кошку и свалишь из этого дома куда подальше. Когда все закончится — позвоню.

Кивает так сильно, что кажется — голова вот-вот отвалится.

 

…— Кто это? — в голосе удивление.

— Еда, — поясняю Тому.

— Ух ты! Живой?

— Да.

— Совсем-совсем живой? А почему глаза закрыты?

— Спит.

— Ух ты! Вы так можете?

— Могу…

— А когда вы его выпьете?

— Не сейчас. Побудет тут дней пять. Твоя задача приносить ему хлеб и воду.

— Слушаюсь, хозяин!..

 

Наблюдаю, как за поворотом исчезают красные огни «калдины».

* * *

Работы много. Оптимизирую операционную систему, чтобы она использовала ресурсы компьютера наиболее рационально, подгоняя ее под «Франкенштейна». Пишу несколько вирусов, которые заставят зараженные компьютеры работать прокси-серверами — «перевалочными пунктами» для информации, которую я буду принимать и отдавать. Звенья цепочки, обеспечивающей мою анонимность.

Еще один вирус. Совершенно незаметный. Его задача состоит в том, чтобы найти информацию о моем собрате. Найти, скопировать и переслать мне. Любую информацию, которая будет хоть как-нибудь попадать под эту категорию.

И еще один. Собирает голоса полковников Феоктистовых для сравнения.

Я хочу знать, с кем я беседовал.

 

Результаты начинают приходить через полтора дня.

И они меня радуют всего лишь наполовину.

Про собрата — ничего. А вот полковника Феоктистова я нашел.

Удивительно, что он назвал свое настоящее имя.

 

Кто же прислал мне ту фразу? Собрат или враг?

* * *

«0:41».

Голод.

Шесть дней.

Голод.

 

При виде меня некрупная дворняга забивается в самый дальний угол, натягивая цепь и жалобно скуля.

Отвязываю псину, выношу за калитку.

Убегает прочь так быстро, словно за ней гонится тигр. Следом — мокрая дорожка.

 

Ты мне не нужна, лохматая.

Я пришел в себя после транса ночью и смог поохотиться.

 

Если бы я очнулся днем, тебе бы не поздоровилось.

Днем я не охочусь.

Твоя кровь позволила бы дотянуть до ночи и не наделать глупостей.

Днем — опасно охотиться.

 

Достаю телефон и набираю номер Андрея.

* * *

Слуга возвращается через полтора часа. Заводит машину в гараж, заносит кошку. Кошка впивается в рубашку когтями и громко мяукает.

 

Встречаю Андрея у входа, аккуратно отцепляю кошачьи лапы.

Избегает встречаться со мной взглядом. Тело напряжено.

Молчит.

Кошка убегает в кухню.

Иду за ней следом, насыпаю корм, наливаю воды.

— Приберись в подвале, — говорю слуге.

Покорно кивает.

 

Задумчиво смотрю ему вслед.

Он — не Том. Что волновало Тома, для него пустой звук. Что для Тома было ерундой, ему дается тяжело.

Тому было плевать на тех, кто становился моей едой. Андрей же вступился за незнакомого парня.

Том с восторгом воспринимал все, что я делал. Андрей же задвигает на задворки сознания то, что не может принять.

Он — не Том.

 

Появляется в кухне через полчаса.

— Ты голоден? — спрашиваю.

Молча качает головой.

На столе — горячие гренки и кофе с молоком.

Наливает из крана в стакан немного воды и залпом выпивает.

Наблюдаю с интересом.

— Я готов… — внезапно произносит.

— К чему? — удивленно спрашиваю.

— Принять наказание…

Смотрю на него секунд пятнадцать и киваю.

— Хорошо. Тогда спускайся обратно. Я скоро буду.

Обреченно кивает.

Идет в сторону подвала. Я же заглядываю в комнату ожидания и достаю из сумки кнут.

Веревка есть внизу.

 

Открываю дверь в подвал.

Вздрагивает, обернувшись на звук.

Спускаюсь по лестнице из четырех ступеней.

Приказываю снять рубашку.

Покорно расстегивает пуговицы.

 

На этот раз бью сильнее, и Андрей начинает кричать после первого же взмаха. Дергается, рефлекторно пытаясь уклониться от очередной вспышки боли, но безуспешно.

— Твоя боль, — четко произношу между ударами. — Или мой приказ. Твоя боль — или смерть того, кто обречен. Что же важнее для тебя, Андрей? Кто же в твоей жизни значимее для тебя — я или те, кого я пью? Что лучше — испытать боль или выполнить приказ?

Сознание теряет после одиннадцати ударов.

Спина в крови.

Привожу его в себя, влив немного яда.

Поднимает на меня затуманенный взгляд. Он еще там, где свистит кнут.

— Ты понял? — спрашиваю.

— Да…

Развязываю веревку. Падает.

Встать самостоятельно не в силах. Поднимаю на руки и уношу наверх.

Укладываю на кровать.

Аккуратно промываю следы от ударов теплой водой.

Шипит сквозь зубы, когда марлевый тампон касается ран.

— Потерпи, — говорю.

Закрывает глаза, пытаясь отрешиться от боли в исполосованной спине.

Вода темно-красная, почти непрозрачная.

 

Накладываю повязки.

Простыня успела слегка запачкаться.

 

Укрываю одеялом и выхожу, прикрыв за собой дверь.

 

Гренки с аппетитом съедает кошка.

* * *

На обед заказываю из ресторана картофельный суп-пюре, гречневую кашу с овощами и чай с молоком. Приношу обед в постель.

Андрей ест вяло, морщась от любого неловкого движения.

Равнодушно отставляет тарелки, съев меньше половины.

— Спасибо… я больше не хочу…

Смотрит в окно. Во взгляде — пустота.

Нехорошая пустота.

* * *

Сижу на кухне.

Мне надо в Москву.

Я не могу бросить слугу в таком состоянии.

Поднимаюсь к Андрею.

Смотрит в окно.

— Андрей, — зову.

Поворачивает голову в мою сторону.

— Да, господин?

Пустота.

Присаживаюсь на край кровати, касаюсь рукой лба слуги.

Вздрагивает, прикрывает глаза.

Вливаю в прикосновение каплю силы.

— Андрей?

Поднимает взгляд.

Пугаюсь.

Обреченность. Покорность. Безысходность.

Что же я наделал?

Еще капля силы…

Слуга резко дергается, как от удара током.

В глазах — затравленное выражение.

— Андрей?

Смотрит на меня так же, как та собака, когда я пытался подойти к ней.

— Я… больше не буду, господин… Я буду выполнять приказы… Я был неправ…

Что я с ним сделал?!!

— Андрей…

Прижимаю его голову к себе.

— Прости меня, малыш… Все хорошо… Я идиот… Я старый дурак, да…

Подхватываю слугу теплой волной силы, мягко убаюкиваю…

Андрей всхлипывает и начинает плакать.

Плачет, как ребенок. Навзрыд, захлебываясь рыданиями.

Вытираю ему слезы салфеткой, оставшейся после обеда.

— Прости… Прости, пожалуйста… Ты самый лучший…

 

Он — не Том.

Тому было десять. Ему — тридцать. Том — воспитанник эпохи Средневековья; Андрей — дитя двадцать первого века.

Тома я восхищал. Андрея — пугаю.

Тому было плевать на всех, кроме себя и меня. Андрею — нет.

Том легко ушел со мной от матери через три дня, забыв, что его беспокоила ее жизнь. Андрея держит только Маша.

Андрей — не Том.

 

А я дебил.

 

Рыдания стихают.

Смотрю на слугу.

Заснул, положив голову мне на плечо.

Аккуратно перекладываю на подушку.

* * *

Если бы я курил, то сейчас здесь можно было бы вешать топор.

Птенец просит о помощи…

И слуга с нервным срывом…

Почему я не индуистское божество, не могу разделиться на аватары?

* * *

Со второго этажа слышится возня.

Поднимаюсь наверх.

Андрей медленно идет в сторону туалета, опираясь о стенку. Оборачивается на мои шаги и теряет равновесие.

Подхватываю его под руки.

— Тс-с…

— Все хорошо… — слабо отвечает. — Я… туда.

Киваю.

— Я уже понял.

— Я… сам могу…

Сам ты можешь только свалиться по дороге к «фаянсовому другу».

— Дойти помогу, дальше сам, ладно? — предлагаю компромисс.

— Хорошо…

 

Обратно дойти сам не может. Приходится брать его на руки.

Опускаю на постель.

В глазах — боль.

Укрываю одеялом.

Пододвигаю стул, сажусь рядом.

— Андрей… прости меня, пожалуйста.

Медленно качает головой.

— Вам не за что просить прощения.

— Андрей…

— Нет, правда… Это моя вина. Я больше не буду… Никогда не буду вам перечить. Я… не имею права. Я… забылся. Я забыл, что вы мой хозяин.

— Андрей… послушай… Я был неправ. Я не имел права требовать от тебя такого…

— Почему?

От горечи в его голосе у меня сводит скулы.

— Потому что ты — человек.

— Я — ваш слуга…

— Одно не отменяет другого, Андрей. И моя вина в том, что я не принял это во внимание.

Улыбается.

В глазах — безумие.

— Я — ваш слуга.

Касаюсь его искрой силы.

Безумие исчезает.

Но я не могу постоянно это делать.

Неужели я его убил его душу?

— Андрей… послушай, — пытаюсь объяснить. — Я… я слишком стар. Я отвык от людей. Я забыл, что вы думаете и чувствуете по-другому. Я не должен был поручать тебе такое. Я должен был думать о тебе. Но не подумал. Это — моя вина. Андрей. Я виноват. Я не хотел тебе навредить. Я… я не знал, что тебе будет так тяжело. Я идиот, да…

Во время моего монолога Андрей не произносит ни звука, лишь перебирает пальцы.

— Я никогда больше не поручу тебе подобное, — говорю слуге.

Неверие сверкает в его взгляде яркой вспышкой.

— Андрей… Я обещаю.

Молчит.

— Я когда-нибудь нарушал свои обещания?

Качает головой.

— Нет…

* * *

На полдник приношу ему мягкие пирожки с творогом и черничный морс.

От полдника не отказывается.

Взгляд слегка оживший.

Это радует.

Наблюдаю, как он ест. Уношу пустую посуду.

* * *

Я действительно был неправ. Одно дело, когда слуга не выполняет приказы из-за собственной лени, невнимательности или забывчивости. И другое — когда приказ противоречит его собственным моральным устоям.

Устои не зря так называются.

Был бы он моим рабом — мне было бы плевать на все его душевные терзания.

Но он — мой слуга.

Он еще не готов пойти против тех ценностей, которые впитал с молоком матери.

Поэтому я обязан был проявить деликатность.

А повел себя, как идиот.

Меня сбили с толку мысли о птенце.

«Shae il’ame».

* * *

Проверяю, что нового сумел отыскать мой «Франкенштейн».

А он сумел отыскать достаточно много информации о семье полковника Феоктистова. Полковнику пятьдесят четыре года, вдовец. Двое детей — дочь и сын, трое внуков. Старшему внуку — тринадцать. Двум младшим внучкам четыре и два. Они меня не интересуют.

Морозов Александр Игоревич. Ученик седьмого класса московской общеобразовательной школы №705.

Забавно — моя московская квартира неподалеку.

С одной из школьных фотографий на меня глядит обычный мальчишка.

А вот и сам полковник.

Совершенно не похожи.

* * *

На ужин Андрей сам спускается в кухню. Медленно, аккуратно, но — сам.

Придвигаю ему тарелку с картофельной запеканкой и стакан с компотом.

Если бы не мой яд, он бы еще дня три не смог встать. Не говоря уже о возможности сепсиса и прочих осложнений.

— Мне нужно уехать, — говорю слуге.

— Надолго?

— Не знаю, — качаю головой. — Мне надо выяснить кое-что… Если все пройдет хорошо, то нет. Если плохо…

— Плохо? — Андрей удивлен. — Это как?

— Я получил сигнал о помощи. Сигнал, который мог передать птенец. Я обязан ему помочь. Но, по всей видимости, он в плену. Если я сумею его вызволить, то вернусь через пару недель. Если не смогу… Значит, либо погибну, либо попаду в плен сам. Тогда я вряд ли вернусь скоро… Возможно, никогда.

— Птенец? Это… ваш…? — не договаривает.

Киваю.

— Да. Тот, кого я обратил когда-то. Или не я, а кто-то из моих птенцов…

— Как бы внук, да? — приводит понятную ему аналогию.

— Вроде того. Как ты себя чувствуешь?

Поводит плечами.

— Нормально. Особо не болит.

— Сможешь побыть один?

— Вполне, — отвечает, глядя в тарелку.

Это хорошо.

* * *

Учебный год уже начался, но дни стоят теплые.

Наблюдаю, как по школьному стадиону бегают подростки, пиная старенький мячик, который на заре своей юности был футбольным. На землю беспорядочно свалены портфели и куртки.

Саши Морозова среди них нет.

Поправляю серую форму, подхожу к одному из мальчишек.

— Здравствуй. Меня зовут Максим Леонидович, я следователь Строгинского отделения. Ты знаешь Сашу Морозова?

Парнишка настораживается, но, когда понимает, что я не «по его душу», расслабляется.

— Конечно, знаю. Он из седьмого «А». У него дед из ФСБ. А что он натворил?

— Пока выясняем. А он способен «натворить»? — серьезно говорю.

Вытирает нос.

— Раньше-то мог, вполне. Сейчас вряд ли.

— А почему?

— В смысле — «почему»? — удивляется мальчишка. — Ну, на костылях много не пошалишь.

На костылях?

Что я упустил?

— Он же по весне в поход пошел, да со скалы грохнулся, — поясняет мне мой собеседник. — Все лето в больнице провел. Ему ногу отрезали. А вы разве не знали?

— Не знал, — признаюсь. — Кто бы мне сказал?

— Ну… вы же из милиции!

— Ага, — соглашаюсь. — Только моя работа в том, чтобы не мне докладывали, а, наоборот, я все про всех знал и сообщал начальнику. Вот сейчас узнал. Спасибо!

— Да пожалуйста, — пожимает плечами. — Я пойду?

— Конечно, — киваю.

Убегает.

 

Вечером просматриваю записи в различных больницах.

Саша Морозов ездил куда-то на Алтай. С отцом, большим любителем гор. И там соскользнул с небольшого обрыва.

Перелом четырех ребер и правой руки, обеих ног.

Больше всего пострадали ноги. Описание занимает несколько страниц.

Дед подсуетился, Сашу лечили в ведомственной больнице. Но правую ногу до колена пришлось отнять. Да и левая серьезно покалечена.

 

Закрываю ноутбук.

Завтра буду знакомиться с Сашей Морозовым.

* * *

Сашу узнаю сразу. Сидит на лавке в небольшом сквере. Рядом школьная сумка. В руках — два подростковых костыля.

Подхожу ближе.

— Молодой человек, почему не на занятиях? Из какой школы?

Поднимает голову.

— У нас занятия кончились. Из семьсот пятой.

— Почему сидишь тут, домой не идешь?

Раздражение. Грусть. Немного злости.

— Не хочу. Мы живем в свободной стране, где хочу там и сижу.

Присаживаюсь рядом, касаюсь его рукой. Серая форма внушает доверие. А с каплей силы доверие увеличится.

Домой не хочет идти из-за отца. Считает его виноватым в собственной ущербности, поскольку ехать в горы не хотел. Отец же после поездки постоянно подчеркивает, что его сын теперь — отработанный материал, и надежд на него никаких. Мать? Матери без разницы. Ей больше интересны собственные подружки и походы по магазинам. Дед? Дед — единственный, кто помогает и поддерживает.

Деда он любит.

Усиливаю злость на отца, подчеркиваю безразличие к матери.

— Хочешь снова бегать? — указываю взглядом на костыли.

Кривится.

— Мне только протез можно будет, и то не сразу. Полгода должно пройти после травмы. У меня же растущий организм. К тому же вторая нога… — замолкает, не договорив.

— Существует экспериментальная методика, — поясняю. — Основана на инъекциях стволовых клеток. Стимулирует так называемую «память тела», позволяя отрастить потерянные конечности.

Про стволовые клетки он слышал. Если бы я ему стал вещать о «волшебнике в голубом вертолете», то, разумеется, он бы не поверил. А так — вполне правдоподобные вещи с каплей силы заставляют всколыхнуться слабую надежду.

— После курса процедур у мышей отрастали хвосты, лапы в течение пары недель. У обезьян — дольше.

— А у человека?

Вопрос задан как бы между прочим.

— У человека — от месяца до трех. В зависимости от тяжести повреждений и размеров потерянной части тела.

— А вы откуда знаете?

— Сталкивался.

В глазах яркий блеск надежды.

Усилим.

— Видели? — восторженно спрашивает.

Смотрю на мальчика.

— Твой дед, думаю, не возражал, если бы ты пришел к нему на «своих двоих».

Усилить любовь к деду. Развить желание сделать ему приятное.

— Дед… — в голосе разочарование.

— Могу поспособствовать, — говорю. — Хочешь?

— Конечно!

Отвечает, не задумываясь.

— Но тебе придется какое-то время пожить не дома. Боюсь, твои родители не одобрят. Это же экспериментальная методика, будут возмущаться: «Не дадим ставить эксперименты над собственным ребенком!»

Усилить неприязнь к родителям.

— Да пофигу на них!

Увеличить доверие.

— Тогда пойдем.

Без вопросов поднимается и ковыляет вслед за мной.

 

Привожу его в свою квартиру.

— Это что?

— Квартира, — пожимаю плечами.

Волнение. Страх.

Касаюсь силой.

— Я думал, вы меня в больницу повезете.

— Для этой методики не нужна больница, — говорю. — Знаешь анекдот про шашечки?

— Какой анекдот?

— Подходит мужик к таксисту, смотрит на машину и говорит: «Слушай, а что это у тебя машина непонятного цвета?! И почему написано слово "ТАКСИ" неразборчиво? И почему шашечки неровно нарисованы?» На что таксист отвечает: «Так вам нужны шашечки, или вам надо ехать?»

Улыбается.

— Так вот, тебе что надо — здоровые ноги или палату с белыми простынями? Если я не ошибаюсь, палата у тебя уже была.

Вздыхает.

— Похоже, вы правы… Я Саша.

— Максим Леонидович, — представляюсь. «Марк Витальевич» пока побудет в запасе.

 

Провожаю его на кухню, наливаю чаю.

С прошлого раза осталось немного в пакетиках.

Пьет чай.

 

— А это больно?

Качаю головой.

— Сами процедуры — нет. А вот когда кость начнет восстанавливаться, тогда будет немного больно.

Вздыхает.

— Во всяком случае, не больнее, чем я с горы летел.

Киваю.

 

Отставляет в сторону пустую кружку.

Касаюсь его силой.

Приступ голода.

Я опять перестарался.

Но нужно отключить сознание хотя бы на пару минут. Просить просто закрыть глаза я не рискую. В его возрасте любопытство пересилит.

Делаю глоток его крови.

Яркий привкус титана. Штифты в той ноге, которая целее.

Выпускаю порцию яда, состав которого запустит «память тела».

Отпускаю руку.

Хлопает глазами.

— Я, кажется, чуть не уснул…

— Не страшно, — говорю. — Поспи.

Укладываю на диван.

После заката отправляюсь на охоту.

Саша проснется только утром.

* * *

Учитывая, что мальчик не может сам ходить, планы придется корректировать.

Звоню Андрею.

— Как ты?

— Все хорошо, — отвечает. — А… можно я приглашу в гости знакомую? Она уже была у нас. Та самая, которая мне с комнатой помогала. Ее Лена зовут… Просто… она в магазин сходит…

— Пригласи, — говорю. — Почему бы и нет?

Выдыхает.

— Спасибо…

— Всегда пожалуйста. Только, Андрей. Дня через три ты нужен будешь мне в Москве.

Пусть спина заживет немного лучше.

— Зач… Эм… Хорошо, я буду.

— Ты сможешь долететь?

— Смогу.

— Точно?

— Да.

— Береги себя.

— Я… постараюсь.

* * *

— Скучно, — признается Саша.

— Скучно, — соглашаюсь. — Я завтра тебе компьютер принесу, поиграешь.

— С Интернетом?

— Могу с Интернетом.

— Здорово!

 

К вечеру жалуется на боль в уцелевшей ноге.

— Разумеется, — говорю. — У тебя сейчас кости заново сдвигаются на место, вытесняя штифты. Как, по-твоему, если проталкивать титановую спицу сквозь живую кость — это больно или нет?

— М-м-м… А есть обезболивающее?

— Есть, но его нельзя применять часто. Кость должна чувствовать, куда ей становиться.

— Блин… это же больно!

Киваю.

— Больно. Перед сном дам, иначе не уснешь. А вот днем тебе придется терпеть.

— И как долго будет больно?

— Пока титан не выйдет.

— А если вырезать???

— Не сейчас, позже. Дня через три.

Вздыхает.

— Я точно потом ходить буду?

Прикосновение силой.

— Да.

* * *

«…того сентября ушел в школу и не вернулся Морозов Саша, 1993 года рождения. Был одет в серый костюм… Особые приметы: передвигается на костылях, отсутствует правая нога до колена… Всем, кто знает…»

 

Щелкает пультом.

— Пусть понервничают.

Капля силы.

— Ты о ком?

— О предках. Все им не так. «Туда не ходи, ты хроменький, сюда не ходи, упадешь… во дворе мальчики зашибут…» Тьфу.

— А дед?

— Дед один нормальный. Сразу подсуетился, когда я с горы навернулся. В свою больницу положил… ну, знаете, ведомственная, где все из его службы лечатся. Он один говорит, что я все равно человек, и сдаваться нельзя. Вот вылечусь, пойдем с ним на рыбалку…

Капля силы.

Я — его лучший друг.

* * *

Днем в квартиру звонят.

В глазке — двое в серой форме.

Открываю дверь, выхожу на площадку.

Уходят в твердой уверенности, что в квартире нет ничего подозрительного.

* * *

Андрей приезжает ровно через трое суток.

— Я кошку оставил Лене, — оправдывается. — Я бы не успел сделать ей справки… Вы не против?

Пожимаю плечами, шучу:

— Надеюсь, твоя Лена не ест кошатину.

Хмыкает.

— Не, не ест. У нее и других животных нет. Разве что дети… Но они уже достаточно большие.

Киваю.

— Тогда пусть побудет, конечно. Все же лучше, чем тащить через всю страну. Кошка-путешественница.

Проходит в большую комнату, щелкает выключателем и замирает, увидев спящего Сашу.

— Все в порядке, — успокаиваю слугу. — Это пациент. У него проблемы с ногами, я исцеляю.

— А… — поворачивает ко мне абсолютно белое лицо.

— Это — гость. Мой гость. Он вылечится и пойдет домой.

Выдыхает.

— Я думал… Я…

— Андрей, — беру слугу за плечи. — Я — обещал. Ты помнишь?

— Да, господин… спасибо…

Сотрясается крупной дрожью.

Посыл силы.

Успеваю вовремя подхватить на руки — ноги у Андрея подкашиваются.

Выключаю свет.

В кухне усаживаю на стул и наливаю немного коньяка.

Выпивает залпом.

— Я… я подумал… Что опять…

— Я понял. Андрей, я никогда не забываю своих обещаний.

Кивает.

— Спасибо… Спасибо вам.

Наливаю ему еще.

 

После третьей порции поднимается на ноги.

— Можно… я посмотрю на него?

Киваю.

— Конечно.

 

Тихо открывает дверь в большую комнату, вглядывается в неровное пятно белого одеяла на диване.

— Что с ним?

— Упал со скалы. Одну ногу отрезали, вторая — на титановых штифтах.

— И вы… его лечите?

— Да.

— А… можно спросить..? — вдруг спохватывается Андрей.

— Можно. Я же разрешил тебе задавать любые вопросы.

— А… что взамен?

— Взамен?

— Да. Что этот мальчик вам даст взамен?

Прикрываю дверь в большую комнату.

— Пойдем на кухню, расскажу.

* * *

— Так вы хотите поменять его на вашего птенца?

— Да, — киваю. — Именно.

— А почему вы уверены, что ФСБ пойдет на такой обмен? Как я понял, детские жизни им безразличны.

— Это внук полковника Феоктистова.

— Того… из Благовещенска?

— Да.

— Точно его?

— Точно. Мой «Франкенштейн» сработал на «отлично».

Задумывается.

— И вы думаете, что ФСБ позволит полковнику отдать такой ценный… кадр, как ваш птенец?

— Не позволит. Но мне плевать. Даже если и не будет прямого обмена, за внука полковник сделает все, чтобы я этого птенца смог вызволить.

— А внушить..?

Развожу руками.

— Я не всемогущ. Моего внушения хватает максимум на несколько часов. Чтобы эффект держался, нужно постоянно его возобновлять. А это — сила. Мне силы не хватит.

— И что вы думаете сейчас делать?

— Схожу в гости к полковнику. Поговорю, обрисую ситуацию. А ты посидишь с Сашей (его, кстати, Саша зовут). Проснется, захочет есть — покормишь его, поухаживаешь. На вопросы обо мне не отвечай, но и на прямой запрет не ссылайся. Он о моей природе не знает. Никаких лекарств ему ночью не надо. Может жаловаться на боль, но это у него выходят титановые штифты из костей, это не очень приятно. Я постараюсь к утру быть.

Серьезно кивает.

— Хорошо, я сделаю.

* * *

До жилища полковника долетаю за десять минут.

Дача похожа больше на мини-замок: высокий забор, видеокамеры, собаки.

Неплохо в России живут полковники ФСБ.

Приземляюсь на ветку дерева, снимаю с себя всю одежду, даже плавки.

Думаю, охранники не поймут, если увидят на экранах видеонаблюдения летающие трусы.

Упаковываю вещи в сумку. Сумку вешаю на ближайший сук.

Теперь эту сумку никто не достанет, кроме меня.

 

Приземляюсь за забором во дворе.

Собаки уже давно забились в самые дальние углы и даже не думают выходить.

Вот и отлично.

Подхожу к двери и нажимаю на ручку.

Заперто.

Облетаю дом вокруг.

Внизу — красные огоньки видеокамер.

Балконная дверь открыта.

Это — стандарт.

Влетаю в дом, чтобы не шуметь. Добираюсь до спальни.

Полковник спит, обняв подушку и сладко посапывая.

— Александр Евгеньевич?

Просыпается мгновенно. Выхватывает из-под подушки пистолет, направляет в меня и нажимает спусковой крючок.

Кто сказал, что он будет разбираться, кто в его спальне?

Ускоряюсь и перехватываю пулю.

— Александр Евгеньевич, давайте поговорим, как люди.

— Т-т-ты кто?

— Я? Обычно я отвечаю на этот вопрос «дед Пихто в полосочку», но вам скажу правду. Меня вы знаете под именем графа Дракулы.

Резко выдыхает и снова стреляет.

Перехватываю еще две пули.

— Александр Евгеньевич… Если вам так нужны эти чертовы пули, возьмите и выковыряйте их прямо из патронов, — с этими словами высыпаю пули с ладони на пол.

В ФСБ не берут случайных людей. Полковник приходит в себя через пару секунд.

— Что тебе надо?

— Во-первых. Не «тебе», а «вам». Я не пил с вами на брудершафт. А что мне надо — это следующий пункт.

— Хорошо… Что вам надо? — делает ненавязчивый шаг в сторону.

Запах меняется.

— Стоять! — одергиваю его. — Вернитесь обратно.

Смотрит настороженно, но возвращается на прежнее место.

— Александр Евгеньевич, — говорю и усаживаюсь на рядом стоящий стул, закинув ногу на ногу. — Помнится, не так давно вы предлагали мне что угодно, лишь бы я решился на личную встречу. Да или нет?

Медленно кивает.

— Так вот, я вам эту встречу устроил.

Добавляю ядовито:

— Извиняйте, шо не на ваших условиях.

Берет себя в руки.

— Хорошо. Благодарю, что решились. У нас к вам есть несколько вопросов. Надеюсь, наше сотрудничество пойдет на пользу всем, в том числе и вам…

— Стоп-стоп-стоп! — поднимаю ладони. — Я еще раз говорю вам: встреча — не на ваших условиях.

Послушно замолкает.

— Тогда… я слушаю ваши предложения, уважаемый граф, — говорит секунд через десять.

И добавляет:

— Может, вы позволите включить свет?

— Нет, — качаю головой. — Света из окна достаточно.

Кивает.

— Хорошо. Так что вы хотите?

Меняю позу.

— Я, в общем-то, знаю кое-что о Саше Морозове.

Полковник не дурак. Он за считанные мгновения догадывается, где и у кого его внук.

— Что вы хотите? — в голосе холод. Даже не холод, а антарктическая стужа.

Делаю вид, что не чувствую этого.

— А вот чего я хочу… Полковник, вы видели последнее сообщение на том ресурсе, через который вы меня нашли?

Кивает.

— Кто его написал?

Делает вдох.

Запах снова меняется.

Ускоряюсь и перехватываю руку полковника практически над самой кнопкой тревоги.

— Александр Евгеньевич, давайте без глупостей, хорошо? Я все равно быстрее. Следующая ваша попытка повлечет за собой сломанные пальцы. Причем я могу сломать их так, что они никогда не срастутся, как следует. Как Сашина оставшаяся нога.

Стою вплотную к полковнику. Ситуация со стороны выглядит крайне двусмысленно — полностью голый мужчина прижимается к почти голому мужчине.

Между нашими лицами — сантиметров пять.

Но в ситуации совершенно нет сексуального подтекста.

Наконец-то пугается. Сглатывает.

На лбу — бисеринки пота.

Отпускаю пальцы и снова сажусь на стул.

— Еще раз: Кто. Написал. Сообщение?

Качает головой.

— Не знаю.

Не врет. Правда.

— Хорошо. Кто бы это мог быть?

— Не знаю.

А вот тут — врет. Ложь.

Вздыхаю.

— Полковник. Я отличаю ложь от правды почище любого полиграфа. Поэтому в ваших интересах не врать. Саша вас любит.

— Что с моим внуком? — не выдерживает.

Пожимаю плечами.

— Ест. Спит. Играет в компьютер. Смотрит телевизор. Чем еще может заниматься мальчик-инвалид тринадцати лет от роду?

— Что вы с ним собираетесь делать?

Пристально смотрю на лицо полковника.

— Александр Евгеньевич. Повторяю: кто это мог быть?

Если бы взглядом можно было убить, я бы умер раз пятьдесят за последние десять секунд.

Молчит.

Поднимаюсь на ноги.

— Видимо, у нас не получится сотрудничества. Вы как предпочитаете получить Сашу — в мелких кусочках или крупных?

— С-с-сволочь…

Улыбаюсь.

— У нас есть отдел. Который занимается сугубо вами. В смысле — вами, граф. Это сделал кто-то из сотрудников, — выпаливает после паузы.

Киваю и сажусь обратно.

— Теперь подробно. Кто, сколько человек, как зовут, где расположен…

— Это государственная тайна!

— Мне плевать, — отвечаю равнодушно. — Значит, выдадите государственную тайну. Вперед, полковник, я записываю.

Полковник мнется.

— Меня… накажут.

— Мне плевать, — снова говорю. — Ваша гостайна — или жизнь Саши.

В списке ненавидящих меня людей — еще один.

— Ваша гостайна не уйдет дальше меня, — успокаиваю.

Александр Евгеньевич делает вдох и начинает рассказывать.

* * *

Отдел был создан еще в довоенное время. В отделе исследовали случаи сверхвозможностей. И наткнулись на моих сородичей. Один из них даже попался им в руки. Они выяснили целую кучу интересных, с научной точки зрения необъяснимых вещей. Возможности моего собрата поражали.

А потом случайно узнали, что есть я…

— Что с тем, другим? — перебиваю.

Качает головой.

— Я не знаю.

Правда.

— Кто может знать?

Перечисляет несколько имен.

Правда.

— Что обозначает фраза, которую мне прислали?

Пожимает плечами.

— Я не знаю.

Правда.

— Даю вам наводку, полковник. Выясните, кто знает смысл этой фразы.

— И что потом?

— Потом скажете мне.

Вздыхает.

— И еще. Не вздумайте обратиться к вашим коллегам. Если я почую хоть что-то подозрительное, Саша лишится еще одной ноги. Или руки. По выбору моих коллег. Для связи с ними мне не нужны сотовые телефоны, радиосигналы и прочая ерунда. А мои коллеги такие же сволочи, как и я. Мой приказ лишить Сашу какой-нибудь конечности вызовет у них колебания в единственном случае — если они не смогут придти к консенсусу, какую именно из конечностей резать.

Лицо багровое.

— И не нервничайте. Вредно для здоровья, — говорю на прощание.

Забираю сумку с дерева и возвращаюсь в квартиру.

* * *

Андрей спит на той же самой кровати, на которой он спал с Машей.

Саша спит на диване.

Я сижу в кухне и стучу по клавишам ноутбука.

Общаюсь со своим «Франкенштейном».

Даю ему задачу найти информацию о тех, чьи имена сегодня назвал полковник Феоктистов.

Мне нужны любые зацепки.

 

В отдел пока соваться не буду — там хорошо знают «Правила содержания вампиров в неволе».

Хоть и надо вызволить собрата, бросаться, очертя голову, тоже не стану. Моя жизнь — превыше любой другой.

Мы — хищники.

Собрат — конкурент.

Хотя в условиях обилия еды конкуренция теряет всякий смысл.

Но инстинкт все равно велит беречь себя в первую очередь.

Наши инстинкты сильнее, чем у людей.

* * *

Утром Андрей собирается готовить традиционную яичницу с колбасой, но я его останавливаю.

— Сходи в магазин, — говорю слуге.

— А что купить?

Беру ручку и пишу список.

— Все по списку. Не только еду, но и немного медикаментов. Саше нужны препараты кальция и железа. У него идет активное восстановление костей.

Кивает.

— Хорошо.

 

Саша не спит.

— Доброе утро, — здоровается со мной.

Капля силы. Подкрепить доверие. Усилить слабеющий негатив к родителям. Усилить желание ходить на двух ногах. Усилить желание порадовать деда.

— Привет. Как себя чувствуем?

— Нога болит, — морщится. — Может, дадите обезболивающее?

Качаю головой.

— Только вечером, увы.

Вздыхает.

— Как всегда. Когда эти штифты выйдут?

— Сегодня попробуем посмотреть, что можно сделать.

— Наконец-то!

 

Возвращается Андрей с продуктами.

Отгоняю слугу от плиты.

— Да я бы приготовил… — мнется.

— Яичницу с колбасой? — спрашиваю ехидно. — Или холодец из макарон?

Краснеет.

— Саше нужен творог и красное мясо. У него нога отрастает. А ты со своей яичницей…

Краснеет еще сильнее.

Смешиваю творог, сметану и клубничный джем. Завариваю чай с молоком. Ставлю на поднос, кладу туда же три таблетки с кальцием.

— Отнеси, — отдаю слуге поднос.

Кивает.

Ставлю в духовку мясную запеканку.