Птица Смерти (джен)

Я уже несколько дней не видел Ализон спящей. Она вышивала при тусклом свете непогасшего камина, когда я засыпал. Едва проснувшись, я слышал, как она что-то напевает, начищая котелки до блеска. То и дело она роняла себе под ноги тяжёлую посуду и негромко, надеясь, что я не услышу, ругалась на собственную неуклюжесть.

Она сильно ослабла за последние три дня. Постоянно роняла даже самые легкие предметы, нуждалась в передышке после нескольких быстрых шагов — Ализон, моя смелая сестра, которая с лёгкостью носила тяжелые ведра с водой, теряла силы с пугающей быстротой.

Ализон настигла чума.

Я принёс своей сестре смерть, но меня почему-то Безносая обошла стороной.

— Бог решил, что ты ещё нужен людям, — говорила Ализон, превозмогая боль. — А мне уже пора, видимо.

Чтобы не расстраивать сестру, я соглашался, хоть и был убеждён, что это неправильно и что всё должно быть совсем не так. Я бы сам умер! Да, умер бы, если бы только это могло помочь Ализон.

Сестра словно стиралась из этого мира, словно краски уходили из неё — она побледнела и истончилась, побелел даже её язык — ох уж этот острый, говорливый язычок! Мне так не хватало её шуток.

Я не стал обращаться ни к кому из своих товарищей, поскольку заранее знал их решение — сжечь. Уничтожить чуму, уничтожить обитель чумы. Как часто я и сам поступал так!

Тем не менее, я лелеял надежду спасти сестру.

Бернарда я встретил, когда шёл за водой. Сестру словно глодало подкожное пламя, и я непрестанно обтирал её исхудавшее тело влажной тканью, стараясь не задевать язвы и те места, где в её теле прятались опухоли. Это было сложно — казалось, на Ализон не было ни единого живого места.

— Я слышал, — нарушил пронзительную тишину летнего утра Нуармон, — что ваша сестра больна.

— Да, — коротко ответил я, опуская ведро в колодец.

Признаться, я питал смутную надежду на то, что граф уйдёт. У меня не было ни малейшего желания общаться с ним, а если бы и было, то что? Меня ждала Ализон, и потому я ценил своё время превыше золота и специй.

Впрочем, Бернард Нуармон, как и всегда, был глух к моим молчаливым намёкам.

— Возможно, я смог бы помочь, Эдмонд? — предложил он, облокотившись о растущий у воды кипарис.

— Нет.

— Подумайте лучше, месье Лерой, — негромко продолжил он. — Я уже достаточно много узнал в своих изысканиях — во многом благодаря вам, мой друг. Возможно, если вырезать из тела вашей сестры опухоли…

Я выпрямился, глядя на Бернарда. Меня трясло от одной мысли о том, что фамильный кинжал Нуармонов разрежет тело моей сестры, что Бернард коршуном будет раздвигать её плоть.

Кажется, он заметил, что мне не нравится его предложение, так что поспешил добавить:

— Эдмонд, я признаю, что мои методы могут показаться вам излишне жестокими. Но задумайтесь: это ведь шанс, шанс спасти вашу сестру!

— Шанс? — прошипел я сквозь зубы. — Вы убьёте её быстрее, чем это сделает чума!

Он покачал головой, глядя на то, как вода выплескивается из пляшущего в моей дрожащей руке ведра.

— Я почти уверен, что корень зла таится в этих опухолях. Именно они порождают этот чумной запах. Когда он проникает в плоть здорового человека, он тоже заболевает и опухоли начинают развиваться в его теле…

— Бернард, — перебил разошедшегося Нуармона я, — я не позволю вам делать что-либо с моей сестрой. Возможно, у Ализон вовсе не чума.

Он презрительно фыркнул, но я не стал слушать его, а поспешил к сестре.

Спешил я зря.

Ализон была мертва.

Я потратил почти весь день, чтобы подготовить сестре достойное погребальное ложе. Собирал всё, что может гореть, и раскладывал вокруг постели сестры. Напоследок я решил, что стоит на прощание подарить сестре её любимые белые розы, и без колебаний проник в заброшенный сад Лузиньянов за ними — лишь затем, чтобы окружить лицо Ализон достойным её красоты венцом.

Наступило время прощания.

Я сел около тела сестры и непослушной рукой пригладил её тёмные волосы. Если бы не испуганное выражение, которое лишь немного сгладила смерть, то можно было подумать, что Ализон просто уснула — задремала среди цветов

Мне не оставалось ничего, кроме как лечь рядом с ней, сжать истончившиеся пальцы и бросить свечу в изножье кровати. Пламя мгновенно охватило тонкую ткань постели, а я закрыл глаза и крепче взялся за руку сестры.

Меня звали Эдмонд Лерой.

Примечания:

К официальной науке высказанная Бернардом теория не имеет никакого отношения — автор не уверен, что она вообще существовала и, тем более, рассматривалась в каких-либо научных трудах.