Письма (джен)

— Вы должны слиться с природой, ощутить её гармонию и спокойствие, стать листом на дереве...

Учитель прошёл мимо, и Ли не смог удержаться от дрожи. Расслабишься тут, конечно! Там, за пределами Шамбалы, ТАКОЕ происходит!..

В принципе, ничего необычного, простая заварушка на небольшой территории, но каждый раз, когда Ли думал о происходящем где-то далеко, всё у него внутри переворачивалось от возмущения и недовольства. Он знал, что мог бы хоть что-то сделать, хоть как-то помочь всем тем гибнущим ни за что людям — и не мог даже выйти за пределы своей школы. Любой, кому не посчастливилось встретить посланца академии, обладал он Ци или нет, становился заложником Шамбалы. И глупые люди ещё и ищут это место, веря в чудо! Мытьё полов их ждёт, месяцы медитаций и удары палкой по спине для предотвращения сколиоза, а не чудеса.

Задумавшись, Ли пропустил тот самый удар. Мастер Фэн славился своим коронным замахом левой: от удара не оставалось даже синяка, зато болело так, будто было, по крайней мере, сломано десять рёбер!

— Выпрямись, — сухо приказал старик, проходя мимо. — И представь себя, наконец, листом.

Ли состроил умное лицо и выпрямил ноющую спину. Что его действительно интересовало — это как при такой обширной практике в ударах Мастер ещё никому не сломал позвоночник. А что, он бы мог.

Юноша зажмурил глаза, но, не сдержавшись, слегка приоткрыл один. Мастер, думая, что никто не видит, извлёк из широкого рукава небольшую фляжку и щедро глотнул из неё, буквально на глазах превращаясь из строгого учителя в добродушного парня. Спустя десять минут и ещё пять глотков Мастер раздобрился настолько, что отпустил всех учеников раньше положенного, и теперь у них было свободное время, чего не случалось уже очень давно. Наверняка парни ломанутся к женскому классу, слушать голоса прелестниц и караулить конец их урока. Хотя насчёт некоторых Ли уверен не был — уж больно они были смазливы для того, чтобы любоваться прекрасными цветами жизни. Их, скорее, интересовали такие же сорняки, как и они сами. Ну, это личное дело каждого, да.

— Ты чего задумался? — спросил немного захмелевший Мастер, счастливый и умиротворённый, точно тигр после охоты. — То не можешь представить себя листом на ветру, то сам подобен ветру — не выловить и не увести.

Тяжёлый вздох удержать не удалось. Ли расплёл ноги — как же он ненавидел позу для медитаций! — и перевязал хвост, чтобы немного выиграть времени для размышлений.

Что его тревожит? О, было бы проще сказать, за что он спокоен. За свои экзамены, к примеру.

А вот тревоги...

Еще до своего поступления в Шамбалу Ли вёл простую жизнь простого мальчика, выросшего в трущобах столицы Китая. Естественно, у него были родители, которые о нём теперь и вовсе не вспомнят — увы, Мастера Разума всегда работали чисто, так что родившемуся в семье, где Ци могли использовать разве что аквариумные рыбки... пусть это было жестоко, но за десять лет Ли привык к заведённому порядку и даже приноровился утешать новеньких, которых тоже выдернули из семьи. Он даже придумал речь о том, что в Шамбале они найдут свою новую семью, верную, единую, они привыкнут, он же привык... впрочем, ему-то было проще, ведь ему было, с кем переписываться. С другой стороны, у него не было утешающего "старшего брата", у которого была бы отличная отрепетированная речь.

Так вот, ещё в детстве Ли успел несколько раз посетить с отцом холодную пасмурную Англию, а там завязал дружбу с тремя мальчишками, один из которых, к счастью, оказался обладателем Ци. Согласно правилам Шамбалы, общение в годы обучения было дозволено только с равными. К примеру, воины почти никогда не общались с магами, и каждый мнил себя выше другого.

Мальчик был из многодетной семьи магов, но на письма всегда отвечал так охотно, будто бы с ним не общаются ни родители, ни сестра, ни пятеро братьев. Словоохотливый, он писал с ошибками, почерк его был просто ужасен, но от каждого письма веяло свободой.

До тех пор, пока не стало пахнуть кровью.

Случилось это года четыре назад, не больше, но с того рокового письма, где его знакомый описывал расправу над ужасным цербером, лианами, ключами и чем-то ещё, каждая бумажка была словно выкупана в крови. В конце концов, дабы не прерывать переписку, Ли создал нечто вроде двух тетрадей, связанных друг с другом: пишешь в одной — проявляется во второй. Работало даже на столь огромных расстояниях.

И вот сегодня утром он обнаружил очередную запись. Этот олух умудрился бросить собственных друзей! В лесу! Одних, в конце концов, когда идут боевые действия!

Ли написал столь гневную отповедь, что, увидь её хоть сам Император — и тот склонился бы от стыда, будто бы это его бранят, точно самого последнего глупца на всей планете. Ответа Ли так и не получил, хотя каждый перерыв между уроками он исправно заглядывал в тетрадь, что даже взял с собой. У самого Ли не было друзей кроме этого знакомого по переписке, так что он собирался сохранить хотя бы чужую дружбу, а может, и нечто большее, чем дружбу: в последних посланиях красной нитью проскальзывало восхищение одной мудрой девушкой.

Ли всего лишь надеялся, что у тех ребят всё будет хорошо.

— Война, Мастер, — пробормотал он, вынырнув, наконец, из своих размышлений. — Меня беспокоит война.

Мастер, уже не скрываясь, хлебнул своего зелья, и, совсем весёлый, фыркнул:

— О войне надо знать ли две вещи, мой нелюбимый ученик! Ты не должен ввязываться в неё как можно дольше...

Ли закатил глаза, не в силах сдержаться.

— ...и дети не должны воевать, верно я говорю?

Верно, думал Ли, медленно собирая разложенные перед ним кисти для каллиграфии, верно.

Учили бы вы этой мудрости ещё и других, Мастер.

*Всем привет.

Если с Джорджией, девушкой из Салемской Академии, у героев не было языковых барьеров, то теперь у вас могли появиться некоторые вопросы. К примеру, откуда Ли знает английский?

Я думаю, всё дело было в его родителях. Отец Ли работал в правительстве мелким клерком, но иногда ему приходилось ездить в другие страны для деловых разговоров с другими мелкими клерками. А английский всё же интернациональный язык.

А уж после отлучения от родителей Ли решил его учить несмотря ни на что, чтобы хоть что-то сохранить от мамы и папы.