Эгоист (гет)

Июнь, 2007 год.

Симус Финниган сидел в кресле за столиком в расслабленной позе. По слухам, он дважды попадался на незаконном обороте оружия в маггловском мире, и оба раза выходил сухим из воды. Вероятно, благодаря магии и взяткам в министерстве магической Британии. Выглядел он уверенно, как будто весь мир принадлежал ему лично. Рядом с ним сидела его молодая супруга — маглорожденная ведьма девятнадцати лет, красивая, но какая-то неестественно кукольная блондинка с пухлыми губами. Она аккуратно закинула ногу на ногу, потягивала неизвестный ярко-оранжевый коктейль из трубочки и улыбалась всем, кто на нее смотрел, флиртуя. Симус обнимал ее собственнически, как бы заявляя: «это моя женщина».

Дин Томас же чувствовал себя, напротив, неуютно. Как и его жена — маггла, о магии, естественно, знающая, но в среде такого большого количества магов оказавшаяся впервые. На ней было не совсем уместное в ночном клубе серое платье, скорее офисное, нежели вечернее, волосы ее были собраны в скромную прическу. Дин выглядел банально уставшим. От работы, от жизни, от двоих детей, рожденных буквально три месяца назад. Говорят, с двойняшками всегда тяжелее. Карьеры художника у него так и не сложилось. Вернее, не сложилось отчасти. Его работы не пользовались успехом, не продавались на аукционах за миллионы фунтов, но работа преподавателя в академии искусств должна была приносить вполне приличных доход. Естественно, это было не то, о чем мечтал подающий когда-то надежды художник. Казалось, будто сама жизнь оставила на его лице печать разочарования.

Перси взирал на все с любопытством. Пенелопу он с собой не взял, все-таки девятый месяц беременности. Но сам, как было видно, не прочь был увидеть знакомые лица, возможно, поностальгировать о былым временах и посокрушаться на тему современных нравов.

Джордж с Анджелиной поочередно подходили к каждому столику — неважно, знакомым или нет, улыбались и о чем-то переговаривались с гостями. О чем — понять было невозможно, но Гарри бы не удивился, если бы они прямо здесь зазывали всех посетить свой магазин и раздавали бы скидочные купоны. Оба выглядели здесь... уместно. Как будто у них, как и у Гарри с Хэлен, получалось с легкостью вписываться в оба мира — магический и маггловский, не разделять их, а в любом из них оставаться собой.

Джинни и Невилл напоминали мистера и миссис Уизли. Джинни не располнела так, как ее мать, она была вполне симпатичной и стройной девушкой, поэтому образ, скорее, создавал Невилл. В классическом кардигане, белой рубашке под ним и черных брюках со стрелками, он выглядел сейчас как учитель математики из маггловской средней школы какой-нибудь окраины Бирмингема. Который когда-то еще наделся быть видным ученым, совершать значимые открытия, но потом не смог найти работу, женился, взял дом в ипотеку, на оплату которой уходит половина его учительского годового дохода. И теперь он по вечерам смотрит сериалы, заедая пиво чипсами и вытирая крошки о собственные брюки или диван.

А вот Гермиона выглядела прекрасно. Гарри всегда замечал, что она — красивая женщина. В Хогвартсе еще она была угловатым подростком, да и сразу после войны — тоже. Но она расцвела, как это часто бывает, после двадцати лет. Уже к этому моменту — высокопоставленный сотрудник министерства, член Визенгамота. Все это придавало ее взгляду уверенность в собственной правоте, в любом своем действии, каким бы оно ни было. Вкупе с красным вечерним платьем и выпрямленными, гладким, — что смотрелось крайне неожиданно, — волосами, она, скорее, напоминала не себя прежнюю, а незнакомую красавицу. Холодную и недоступную.

Гарри подумал, что Рону очень повезло и он обязан беречь такую женщину, как самое ценное. И в голове тут же возникли непрошеные мысли, как сложилась бы его судьба, начни он ухаживать за Гермионой. Еще там, в лесу, на седьмом курсе. А, может, раньше или позже. Не важно. Возможно, тогда бы и он к сегодняшнему дню был тем, кто бы соответствовал Гермионе. Высокопоставленный чиновник, возможно, первый заместитель министра, пришел бы на эту встречу выпускников под руку с женщиной в красном, в которой сейчас едва можно было узнать ту заучку Грейнджер. И они бы так же холодно и отстраненно улыбались всем знакомым, задавали бы дежурные вопросы, на деле же понимая всю формальную необходимость присутствия, словно демонстрируя холопам свою преданность и жертву ценнейшего времени.

— Любуешься своей подружкой, Поттер?

— Да, — Гарри медленно обернулся на знакомый голос. — Пытаюсь представить, какова она в постели. Кстати, здравствуй, Малфой.

— Здравствуй, Поттер.

Некоторое время они молчали. Гарри как раз нашел глазами Асторию Малфой и усмехнулся. Она, как часто бывало с чистокровными волшебниками, пытаясь одеться по-маггловски, выглядела несколько странно. Хотя вполне можно было подумать, что специально. Она напоминала девушку из черно-белого кинофильма 20-х годов, с волосами, забранными под ленту, в платье до колен без рукавов и туфлях-лодочках. Она не была красивой, но ее можно было назвать вполне милой. Особенно учитывая, что Астория уже имела годовалого сына.

— Забавное место, Поттер. Нет, серьезно, забавное.

— Чем же?

— Да всем. Светом, атмосферой вседозволенности. — Малфой кивком указал на девушку-танцовщицу. — Доступности любого банального блага. Нетривиальные развлечения для массы, чтобы задвинуть ее мысли в сторону от того, что может быть важным.

— А что важно, Малфой? Ты знаешь, что? Я вот не знаю.

— Важно не потерять себя, пожалуй.

— А что делать тому, кого никогда и не было?

— Ты сейчас о себе?

— Разумеется, Малфой, о себе. Вот ты был тем самым говнюком с первого курса, настоящим Малфоем, желающим быть похожим на своего отца. Потом твои взгляды менялись, кореллировались с изменяющимися обстоятельствами, в конце, — не знаю уж, на словах или действительно, — ты отринул многие доводы отца, заменив их собственными выводами. Это нормальный процесс взросления, то, что и называется поиском себя. Только у меня все было иначе.

Гарри снова посмотрел на пеструю толпу. Светскую. Какую невозможно было представить еще в его школьные годы. Мир изменился, и отчасти — он его изменил. Как бы пафосно это ни звучало. Потому что мир меняют не только политики, не только чиновники в костюмах, революционеры. Но и те, кто привносит новый взгляд на мир, на окружающую действительность и не боится этот новый взгляд показать.

— Кумир подростков, думающих членом, сейчас назвал себя пустышкой или я ослышался, Поттер?

— Не ослышался. А привносить что-то новое могут не только те, кто новое задумал, но и те, кто всего лишь отринул старое.

— Возможно. Но этот мир летит в бездну, Поттер. Нас мало, слишком мало, чтобы прививать магам маггловские развлечения, чтобы подростки, как каждый второй маггл в их возрасте, употребляли наркотики, девушки уходили в проститутки, считая доступность нормой, маги встречали любовь всей своей жизни в маггловских барах и женились, рожая уже в третьем поколении сквибов.

— А я-то думал, твои взгляды изменились, — усмехнулся Гарри, заглядывая прямо в серые, совсем бледные глаза своего школьного врага.

— Они изменились. Я не против магглорожденных, изучая этот вопрос я пришел к выводу, что они — скорее чистая, новая кровь, необходимая для продолжения нашего существования. Но все это... — Малфой неопределенно обвел рукой клуб. — Это уничтожит нас через сотню лет. Не останется даже упоминания.

— Да, все это очень плохо. — Гарри в последний раз обвел взглядом зал и направился к лестнице, ведущей вниз. — Только скажи, какое мне до этого дело? Развлекайся, Малфой. — бросил он, оглянувшись напоследок.

* * *

Август, 2007 год.

— Сегодня многие активисты, сторонники движения Гринпис, вышли на улицы и перекрыли движение нескольких транспортных развязок, ведущих к аэропорту Хитроу. Все это связано с попавшей в прессу информацией о заграничном гастрольном туре известного у нас, в Британии, медведя Цезаря, которого по данным независимого источника, сегодня должны перевезти в аэропорт... Как сообщает наш корреспондент, наблюдающий за событиями на шоссе...

— Выключите радио! — бросила Хэлен водителю. — Какие пути свободны?

— Мы могли бы подъехать к аэропорту с другой стороны, однако, на такой объезд мы потратим лишних два часа.

— Ничего, мы успеем. Вот какое им всем дело? Их интересует все, конфликты в Ливане, голодающие африканские дети... Они как будто стремятся найти свою значимость и применение, не найдя его в собственной работе, хобби, сексе, воспитании детей...

Гарри не мог ответить, потому что должен был быть перевезен в облике Цезаря. Хэлен зарылась рукой в его грубую шерсть. Все происходящее ее изрядно раздражало, потому что любые претензии касались, прежде всего, ее, а не на Гарри. Несколькими неделями ранее незнакомцы облили ее холодной водой из окон верхних этажей, когда она возвращалась из магазина. Затем, спустя три дня, ее окружила толпа активистов с плакатами, выкрикивая свои лозунги и призывая почему-то правительство, которое никак не могло услышать в тот момент их возмущений, признать ее действия издевательствами над животными и подвергнуть уголовном наказанию. После этого Гарри пришлось подыскивать ей охрану для появлений в публичном месте, а так же нанять водителя. В остальное время Хэлен предпочитала перемещаться по городу аппарацией, чтобы не попасться снова в лапы людей, ее ненавидящих.

Хэлен обняла Цезаря, положила голову ему на бок и запела старую детскую колыбельную:

— Rock-a-bye baby,

on the treetop

When the wind blows,

the cradle will rock

When the bough breaks,

the cradle will fall

Down will come baby,

cradle and all.