От Лили Эванс с любовью (гет)

Это был самый холодный август на моей памяти. Улицы родного городка тонули в струйках дождя, а утренние туманы вовсе не пропускали солнце. Наш садик затопило, и я с грустью наблюдала, как гибнут в потоке воды высаженные мною когда-то азалии. Тяжело вздохнув, я оторвалась от окна. Отодвинув на край стола стопку «Ежедневных пророков», я кинула ещё один взгляд в пасмурное небо. Желание поскорее получить новости о волшебном мире смешивалось со жгучим нежеланием их читать. О чьей смерти я узнаю на этот раз?

Десятки знакомых и не известных мне фамилий, именитые волшебники и безвестные маглы — список имён в газетных некрологах рос с день ото дня. А вместе с ним рос страх, сдавивший ледяным обручем всю магическую Британию.

Зябко поёжившись, я схватилась за чашку принесённого мамой чая. Когда-то я любила дождливую погоду: сидеть вот так, грея руки о чашку с этим чудесным напитком, провожая глазами стекающие по стеклу капли. В этом было что-то необыкновенное, чудесное, романтичное...

Когда-то...

К сожалению, этот мир уже никогда не будет для меня прежним.

С той самой минуты, когда смерть впервые ворвалась в мою жизнь, грубо выдернув меня из мира детских иллюзий.

Из коридора доносились неприятные, режущие слух звуки фена. Петунья что-то говорила, стараясь перекричать ею же созданный шум. Похоже, сейчас она снова умотает на встречу со своим «мистером Дрель» и вернётся только поздно вечером. Казалось чем-то диким, смешным и ненормальным, что кто-то влюбляется, ходит на свидания, совершенно не заботясь о том, что совсем рядом набирает обороты война. Это страшно бесило, и хотя я понимала, что во мне говорит чистейшей воды эгоизм, так и хотелось разрушить этот фальшивый покой стен моего дома, рассказать всем, что мир летит ко всем чертям, и вся моя жизнь летит вместе с ним. Хотелось выть от боли или хотя бы сделать больно кому-нибудь другому, словно это могло облегчить мои муки.

— О, нет! — донёсся до меня писклявый голос Петуньи. — Набойка отлетела!

Я резко поднялась и рывком распахнула дверь. Сестра стояла у зеркала на первом этаже, но, заслышав шаги, подняла на меня глаза. Косметика на её лице вполне удачно скрывала всё, что ей нужно было скрыть. Кроме одного — неприязни ко мне.

— Могу починить, — я ехидно улыбнулась, доставая палочку. Почти с садистским удовольствием наблюдала, как испуганно расширились её глаза. Петунья медленно попятилась назад, отрицательно мотая головой.

— Как хочешь, — пожала плечами я. На лице сестры отразилась внутренняя борьба, но трусость и нежелание признавать магию пересилили. Она в мгновение ока выудила из горы обуви какие-то старые более-менее гармонирующие с платьем туфли и, кивнув на прощание, скрылась за дверью.

— Зачем ты так? — мягко спросила мама. Она стояла тут же, в дверях кухни. На её лбу пролегла глубокая морщинка, а голубые миндалевидные глаза смотрели с укоризной.

— Прости, — выдавила из себя я, чувствуя, как разливается по жилам горькое чувство глубокого отвращения к самой себе.

— Лили, ты сама не своя последнее время, — укоризна в маминых глазах сменилась озабоченностью, — Ты не хочешь ничего мне рассказать?

Я молчала, чувствуя, что непрошеные слёзы подступают к горлу. Казалось, я уже выплакала их все, и свидетелем того была только лишь подушка в моей комнате. Что я могла ей ответить? Сказать правду — значит лишить её и отца покоя и сна, а лгать я не умела.

— Всё в порядке, — и, круто развернувшись, я поспешила в своё убежище.

— Все мы не вечны, Лили, — кинула вслед мне мама, — людям свойственно умирать — такова жизнь.

Я круто обернулась. В маминых глазах сверкали слёзы, готовые вот-вот упасть на сжатые, чуть дрожащие губы.

— Я читала твою газету, — голос её сорвался, — мне очень жаль.

Буря, запертая во мне, словно нашла выход. Я кинулась к ней, пряча лицо на её груди. Впервые за всё время, с тех пор, как я узнала о гибели лучшей подруги, я рыдала во весь голос. Мама всё знает, а значит, нечего прятаться, оберегая её покой.

Пожалуй, в этот день я впервые вышла на улицу за последний месяц. Родной город ничуть не изменился, и, накупив в магазине целый пакет сдобных плюшек, я спешила в свой личный мир из крепкого чая, старых пластинок и интересных книг.

— Лили!

Моя рука зависла в воздухе, так и не дотронувшись до калитки. Голос был знаком до боли, будто старая, когда-то любимая песня, несущая теперь грустные воспоминания. Я резко развернулась, встретившись с хмурым взглядом Северуса Снейпа.

— Ты, вероятно, ошибся адресом, — заговорила я первой, стараясь не замечать, что голос предательски дрожит, — здесь не обитают чистокровные волшебники, мечтающие в скором времени поступить на службу к Тёмному лорду.

Лицо Северуса исказилось, словно я влепила ему пощёчину. Сердце болезненно сжалось, готовое к прощению и состраданию. Но разум твердил иное. Когда-то со злостью оброненное Снейпом слово «грязнокровка» навсегда развело наши пути. Дружба, и до этого трещавшая по швам, лопнула как мыльный пузырь. Пару дней спустя Снейпа вместе с другими слизеринцами поймали на распространении листовок «Избавим волшебный мир от грязнокровок», а через месяц очередной номер «Пророка» вышел под заголовком «Массовое истребление маглов на севере Англии».

— Я хотел поговорить, — чёрные глаза Северуса были полны горечи.

— Поговорить? — чувствуя, что меня начинает пробирать истерический смех, я больно закусила губу, — с такой как я? Если не ошибаюсь, Упивающиеся смертью, в ряды которых ты со своими дружками метишь, с такими как я разговаривают, употребляя исключительно слова типа «Круцио», «Империо» и «Авада Кедавра».

Незаметно для себя я перешла на крик. В последнее время я была как порох — готова взорваться от малейшей искры. Снейп весь сгорбился, сжался под моим гневным взглядом, но глаз не опустил.

— Я хотел выразить свои соболезнования, — тихо, одними губами промолвил он, — по поводу смерти Киры Келли...

Вспышка гнева прошла, и, взяв себя в руки, я ответила почти спокойно:

— Перестань. Всем и так ясно, что это вашей весёлой компании дело.

— Кажется, в «Пророке» было написано, что это был несчастный случай, — возразил он.

— Неужели ты веришь всему, что пишут в газетах, — я глухо рассмеялась, — не верю я в несчастный случай, — сжав кулаки, я выплёвывала каждое слово ему в лицо. — Это вы убили их. Киру, её родителей и Элизабет. Малышка должна была пойти в Хогвартс этой осенью, — слёзы потекли по щекам, но я смахнула их резким движением, — а твои дружки во главе с вашим чёртовым Лордом просто взяли и убили их. Мистер Келли был опытным алхимиком и превыше всего ставил безопасность своей семьи. Я не верю в какой-то случайный взрыв, отправивший на воздух весь дом!

В чёрных глазах Снейпа читался какой-то невысказанный вопрос. Пару секунд он молчал, давая мне прийти в себя, а после, оглянувшись по сторонам, вновь заговорил:

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но Упивающиеся не имеют к этому никакого отношения. И... — он на секунду замялся, — у тебя дома кто-нибудь есть?

— Не жди, я всё равно не приглашу тебя на чай.

Он хмуро улыбнулся.

— Я и не надеялся.

Минуту мы стояли молча. Гнев, злость, обида улеглись, и чувство детской привязанности где-то внутри меня вновь подняло голову.

— Я хотел подарить тебе кое-что, — Снейп порылся в карманах своей старой обтрёпанной куртки, — вот...

На руке его покоилась рождественская свеча.

— Как это вы никогда не зажигаете свечи на Рождество? — воскликнула рыжеволосая девочка, широко раскрыв от изумления зелёные, словно юная трава весной, глазёнки. — А омелу вешаете? А чулки для подарков?

Робкий мальчишка с немытыми чёрными волосами отрицательно помотал головой.

— Мы с мамой не любим праздники. Для отца это лишний повод напиться. Хотя ему вообще не особо нужен какой-то повод, чтобы напиться, — добавил он.

На миг Лили о чём-то призадумалась, и тонкая складка залегла на её хорошеньком чистеньком лбу.

— Подожди меня здесь, я мигом, — и, взметнув рыжими волосами, девочка тотчас же скрылась в глубинах сада.

Северус грустно опустил голову, как бывало всегда, когда она уходила. Пять минут спустя он уже готов был заплакать от бессилия: она не возвращалась. И вернётся ли когда-нибудь?

— А вот и я! — звонкий голос подействовал, словно компресс на рану, и, позабыв о своём недавнем страхе, Северус улыбался до ушей, как полный дурак.

— Северус Снейп, — объявила девочка торжественно и важно, — позволь мне вручить тебе этот подарок в знак нашей дружбы. Пусть он всегда напоминает тебе обо мне.

Ладошка в вязаной тёплой рукавичке вынырнула из-за худенькой спины, и глазам Северуса предстала рождественская свеча. Настоящая рождественская свеча, прямо как та, которую он видел в гостиной Эвансов, иногда украдкой заглядывая в их окно.

— Постой, ты стащила её? — восхищённо глядя на свою маленькую подружку, спросил он.

— Не беспокойся, — на губах Лили играла нежная улыбка. — Папа купит новую.

Она звонко рассмеялась, сметая с хорошенького носика парочку снежинок. И тогда Снейп понял, что если ангелы и существуют, то один из них, по имени Лили Эванс, точно стоит сейчас рядом с ним.

Я озадаченно взглянула на Снейпа.

— И в чём подвох? — спросила я, чуть сузив глаза.

— Знаю, сейчас ты не хочешь со мной говорить, — Северус остановился, подбирая слова, — но если я когда-нибудь буду нужен тебе... Зажги её.

Приблизившись, он вложил подарок прямо мне в руки.

— Я тронута, — ответила я, прикидывая, какими заклинаниями можно проверить отсутствие тёмной магии в предмете, — но вряд ли мне захочется поговорить с тобой. Прости, Северус, но то, что вы делаете и к чему стремитесь — это за гранью добра и зла, — я вскинула глаза на бывшего друга. — Знаешь, я могла бы простить тебе твоё оскорбление, но простить тебе то, что ты убиваешь в себе человека, я не могу.

Его глаза, всегда холодные и расчётливые, широко распахнулись. На лице отразилась такая мука и какая-то немая мольба, что я тут же пожалела о своих словах. Если бы я могла проникнуть в эту тёмную, закрытую для всех душу и понять, каков он, Северус Снейп, на самом деле! Но, к сожалению или к счастью, я и так знала его очень давно и, пожалуй, лучше кого бы то ни было. Знала о его восхищении Лордом и Тёмными искусствами, его высокомерие и равнодушие к бедам других, его порой пугающую жестокость и агрессивность. Сотню раз я задавала себе вопрос, почему же он вновь и вновь приходит ко мне, и находила только один ответ. Его вела уже не дружба, зародившаяся когда-то в детстве, это было чувство иного рода, на которое я, как бы то ни было, всё равно не могла ответить. И всё же даже это чувство не смогло убедить его отказаться от пути, который он выбрал. Что ж, такова судьба.

— Прощай, Северус, — мой голос прозвучал сухо и твёрдо, — не пытайся больше заговорить со мной — это всё равно ни к чему.

Отвернувшись, я поспешила в сад. Оглянулась лишь у самого порога. Снейп стоял всё на том же месте, не сводя с меня внимательных чёрных глаз. На мгновение мне показалось, что губы его чуть заметно шевельнулись, но он молчал. Не желая больше травить душу ни себе, ни ему, я поспешила в дом.

В подаренной свече действительно не нашлось ничего подозрительного. Проверив её дюжиной заклинаний, я убедилась, что тёмной магии в ней нет. Но и связываться со Снейпом я вряд ли бы решилась. И всё же рука не поднялась выкинуть подарок или уничтожить, словно вместе с ним я уничтожила бы и своё прошлое, и частичку самой себя. Теперь свеча покоилась где-то на дне чемодана в ожидании своего часа.

За лето моя комната превращалась в обитель хаоса и творческого беспорядка. Книги, куски пергамента, старые пластинки — всё это, такое важное для меня и нужное, не имело постоянного места и перекочёвывало с кровати на кресло, с кресла на окно. Несмотря на протесты мамы и неодобрительное презрение Петуньи, мне нравился такой порядок вещей. Как правило, самое нужное всегда оказывалось на глазах, а ненужное закидывалось куда-то далеко на то время, пока вновь не становилось нужным. И сейчас, собирая вещи перед отъездом в Хогвартс, я проводила время в поисках того, что недавно было мною забыто.

— Мам, ты никуда не убирала мою книгу? — после часа поисков спросила я. — Ну, такую, в нежно-голубом переплёте?

— Я не брала, дорогая.

Бегающие глазки Петуньи выдали её с головой. Для меня не было секретом, что сестра иногда берёт почитать мои книги, но я никогда не пыталась уличить её в этом. Старое письмо, адресованное много лет назад профессору Дамблдору, и по ошибке прочитанный мной и Северусом ответ, не шли у меня из головы. И как Петунья ни старалась под маской презренья скрыть свой интерес к волшебному миру, я отлично знала её тайну. И хотя зависть озлобила сестру, я хранила эту тайну, словно в память о той Тунье, которая ещё не разучилась верить в чудеса.

Как и следовало ожидать, вскоре книга «волшебным» образом очутилась на своём законном месте. Я со вздохом перевернула тяжёлые страницы. «Зелья для молодой ведьмы на все случаи жизни». Интересно, здесь нет такого, что помогло бы воскресить погибшую подругу? Ага, где-то между зельем для смены цвета волос и настойкой привлекательности.

Со вздохом я захлопнула книгу, краем глаза заметив, что кожа, украшавшая обложку, чуть заметно порвана. Мысленно пожелав Петунье всего хорошего, я уже собиралась кинуть «Зелья» в стопку с учебниками, как заметила, что прямо из-под кожи виднеется золотая цепочка. Недоумевая, я схватилась за холодный металл. На мою руку выскользнул изящный золотой кулон с круглым чёрным камнем посередине. Всё ещё не понимая, как в книге оказался кулон, я повертела его в руках. Обратная сторона камня была гладкой. Я слегка потёрла её пальцем, и на ней тут же появилась надпись:

«Лили Эванс от Киры Келли в знак вечной дружбы».

Одинокая слезинка проплыла по моему лицу, остановившись на приоткрытых в улыбке губах. Книгу Кира подарила ещё на День Рождения, а истинный подарок открылся мне только сейчас. Словно она специально хранила его до того момента, когда мне больше всего будет её не хватать. Недолго думая, я повесила кулон на шею. Теперь я готова была поверить и в вечную дружбу, и в жизнь после смерти.