Шум и ярость (гет)

Сквозь полог кровати с трудом пробивается тусклый свет лампы. Стоит закрыть глаза и можно представить, что вновь оказался в чулане у Дурслей. Места там было столько же, сколько сейчас на кровати. Мне остается лишь глубоко выдохнуть в надежде, что ненужные воспоминания уйдут, но в последнее время прошлое стало одолевать. И даже голоса соседей по комнате, переговаривающихся между собой, не способны отвлечь.

Мне было шесть, когда появилось странное ощущение, будто я не один в этом мире. Я чувствовал, как кто-то наблюдает и присматривает за мной. А маленькому забитому мальчику, над которым издевались все кому не лень, больше ничего и не надо было. Стало так легко представлять, как кто-то приходит за мной, протягивает руку и говорит:

— Ты оказался здесь по ошибке, Гарри. Твои родители ждут тебя.

Может, все это было связано с тем, что скоро мне предстояло отправиться в школу, и я рассчитывал хоть с кем-то подружиться. Но какие друзья могут быть у «ненормального»? И все равно это меня не расстраивало. Ведь не может быть столько несчастий у одного человека! Я хотел семью и продолжал завидовать Дадли.

И, словно в награду за всю эту наивную детскую веру, за мной пришел Хагрид и забрал меня, как тогда казалось, в сказку. И в один миг открылось столько всего нового, что я смог лишь с головой окунуться во все это. Конечно, родители все равно были мертвы, но все это было неважно — я давно смирился с их смертью. Только в магическом мире они были героями, а я даже чем-то большим. Этот мир давал надежду на то, что все будет хорошо, дал мне семью и друзей. И что теперь?

Совсем рядом кто-то пытается продолжать жить, словно, ничего не случилось, кто-то ушел в себя… А что делать мне? Время замерло. Я чувствую, что с каждым днем путаюсь все больше и больше и понятия не имею, что с этим делать. Остается лишь тряхнуть головой и смириться с этим тоже.

Решив, что надо отвлечься, достаю карту, чтобы поискать Гермиону. Я невольно улыбаюсь, Гермиона находится в своей комнате, очевидно, решив дать себе отдых. Мысли о подруге отвлекают, заставляя думать не только о себе.

Школьные коридоры теперь выглядят как раньше, но я давно перестал видеть в этих стенах свой дом. Тороплюсь к Гермионе, боясь, что встречу кого-нибудь и придется отвечать на вопросы. Хотя, я понятия не имею, что скажу самой Гермионе. В последнее время наши посиделки слишком сильно стали напоминать одиночество.

Порой мне кажется, что закрой я глаза и происходящий ужас кругом исчезнет. Только вот этого не происходит. Мне приходится вновь открыть глаза и все возвращается на свои места. С некоторых пор становится не по себе от взглядов направленных на меня, когда я случайно сталкиваюсь с учениками в коридорах. Надежда в их глазах не вселяет в меня больше никакой уверенности — ведь так глупо питать себя бессмысленными иллюзиями. Как бы они не пыталась храбриться и верить в лучшее, надолго их все равно не хватит. И все чаще и чаще, закрывая глаза, я понимаю, что ничего не изменится и на этот раз.

Стоять в коридоре и привлекать к себе излишнее внимание, кажется мне глупым, но я не могу заставить себя даже сдвинуться с места. Сердце летит куда-то вниз — в последнее время это стало происходить так часто и я не знаю почему. Но мне не нужны такие знания.

— Гарри, вот ты где — знакомый голос сразу же выводит из оцепенения, и я выдыхаю с огромным облегчением. Поворачиваюсь к Невиллу и выдавливаю измученную улыбку, хотя мне и не хочется этого делать. — Я уже обыскался.

— Что-то случилось? — меня опять охватывает беспокойство, не хочется слышать об очередных проблемах.

— Тебя хочет видеть министр, — в голосе Невилла мне не удается уловить ноток тревоги и поэтому беспокойство отступает. — Вернулись авроры, у них есть кое-какая информация. Кингсли не особо распространялся на этот счет, так что я не знаю, что именно он хочет рассказать тебе, Гарри.

— Мне не хочется идти, — я говорю это прежде, чем успеваю подумать над этим. Невилл удивлен, но ему нечего мне сказать. — Если тебя спросят, скажи, что ты не нашел меня, ладно?

— Не понимаю почему ты так делаешь, но я скажу, что не нашел тебя, — Невилл просто пожимает плечами и окидывает меня сочувствующим взглядом. Все смотрят на меня сочувствующе, будто заранее знают, что мне предстоит. Меня просто выворачивает от таких взглядов. Я заставляю себя кивнуть и надеюсь на то, что Невилл не продолжит разговор. Наверное, это ясно отражается на моем лице и Невилл просто кивает мне в ответ и спешит уйти. Мне кажется, ему тоже не по себе.

Дверь в комнату Гермионы не заперта, но самой подруги там не оказалось. Очевидно, пока я боролся со ступором в коридоре, она успела уйти. Мне остается лишь зайти в комнату и закрыть за собой дверь. В комнате царит все тот же беспорядок, разве что, книг и пыли стало больше. Но меня это сейчас не очень-то и волнует. Я просто валюсь на кровать и закрываю глаза, не беспокоясь о том, что подумает Гермиона, застав меня здесь.

Не знаю, сколько времени прошло, но открыв глаза, натыкаюсь взглядом на Гермиону. Она стоит в дверях и разглядывает меня. Я хотел бы увидеть на ее лице хоть какие-то эмоции, но в последнее время оно ничего не выражает. А может, это просто я перестал ее понимать.

— Давно вернулась? — голос у меня хриплый. Я медленно сажусь, не сводя взгляда с Гермионы.

— Кингсли искал тебя, — вместо ответа на вопрос говорит она, продолжая стоять в дверях, словно это и не ее комната вовсе.

— Невилл сказал мне, — мне не хочется говорить на эту тему. Я поднимаюсь на ноги, почему-то испытывая желание уйти.

— А Кингсли Невилл сказал, что не видел тебя, — Гермиона говорит это серьезно, но потом не выдержав улыбается. И меня отпускает. Я широко улыбаюсь и сажусь на кровать. — МакГонагалл была в ярости и порывалась пойти искать тебя, но Кингсли ее остановил.

— Гермиона… — мне не удается договорить, так как я не могу сформулировать вопрос.

— Ничего особенного не произошло, просто в Хогсмиде стало еще больше Пожирателей, — Гермиона подходит к кровати и садится рядом. Сжимаю ее руку и слабо улыбаюсь. — Они ищут способы попасть в школу.

— Никто не пострадал? — это волнует меня больше всего.

— Только царапины и легкий испуг, — Гермиона пытается ободряюще улыбнуться, но у нее плохо это получается. Я вглядываюсь в ее лицо в попытке найти что-нибудь, что внушит мне хоть какую-то уверенность, но вижу только усталость.

— Что будет, если они все-таки поймут, как мы покидаем пределы школы? — это вырывается невольно. Я боюсь ответа на этот вопрос — он слишком очевиден. И не хочу, чтобы Гермиона на него отвечала. Не хочу.

— Не знаю, — она говорит это поспешно, словно, не желает даже думать об этом. И я тоже не хочу. Гермиона поднимается, вынуждая отпустить ее руку, и занимает свое привычное место за столом. Вопреки ожиданиям, она не принимается листать очередную книгу, а внимательно разглядывает меня. Почему-то неловко и я опускаю голову, предпочитая уткнуться взглядом в свои ладони.

Не знаю почему, но стало сложно говорить с Гермионой откровенно. Я вновь оправдываю себя тем, что у Гермионы не осталось больше времени слушать меня, но знаю, что это совсем не так. Просто, больше не знаю, что ей сказать. Я чувствую, как она отдалилась и насколько ей стало все безразличным. Все чаще и чаще мне приходится стоять у закрытой двери лаборатории. Я знаю, что она там за дверью, но почему-то не могу постучать.

Я трясу головой и поднимаю глаза. Гермиона смотрит куда-то в сторону, задумавшись о своем. На душе как-то тяжело и я понимаю, что мне просто необходимо уйти и посидеть где-нибудь в другом месте. Я поспешно вскакиваю и иду к двери, желая, чтобы Гермиона не обратила на меня никакого внимания.

— Посиди со мной, Гарри, — это заставляет замереть и все же непроизвольно улыбнуться.

— Я не хочу мешать тебе, Гермиона, — голос опять хриплый.

— А ты мне и не мешаешь, — я стою к ней спиной и не знаю, смотрит ли она на меня.

— Гермиона, я… — я разворачиваюсь резко, чтобы не осталось никаких сомнений. Гермиона смотрит на меня. — Мне не хватает тебя.

— Я здесь, Гарри, и не собираюсь никуда уходить, — Гермиона встает из-за стола и подходит ко мне. Когда она так близко, я начинаю понимать, насколько она изменилась. Гермиона обнимает меня и мне не остается ничего другого, как обнять ее в ответ. Это успокаивает, и я закрываю глаза. Не знаю сколько мы так простояли, но когда Гермиона отстраняется, я больше не испытываю той тяжести, что была прежде и даже могу выдавить из себя улыбку.

Мне удается привести чувства в порядок и мысли плавно возвращаются к министру и его новостям. Если честно, хочется громко фыркнуть и расхохотаться, но осознание, что это ничего не поменяет, останавливает меня. Все кому удалось сбежать из министерства, сейчас пребывали в школе. Конечно, все подверглись проверкам «Сывороткой правды», но это почему-то не успокаивало.

Я не мог отделаться от мысли, что где-то сидят люди, которые способны помочь нам, но бездействуют, предпочитая ограничиваться только политикой. Глупо предполагать, что захватив Магическую Британию, Волан-де-Морт не захочет полного господства и в Европе. Меня злило то, что Кингсли приходилось постоянно отправлять отряды, чтобы добыть хоть немного еды, так как школьные запасы скоро должны были закончиться. И все это постепенно стало напоминать сумасшествие, в котором мне совсем не хотелось участвовать.

* * *

Минерва МакГонагалл сидит за директорским столом и делает все, чтобы не встретиться со мной взглядом. Не знаю, что беспокоит ее на этот раз, но мне не так трудно увидеть безмерную усталость на ее лице. Я хотел бы избавить ее хотя бы от части переживаний, которые легли на ее плечи, но я не могу. Странно, но в мире, в котором меня с рождения считали весомой фигурой, я мало, что могу сделать.

Чувствую огромную досаду оттого, что в последние месяцы мне довольно часто приходится посещать этот кабинет. Знаю, что МакГонагалл делает это от безысходности, но надоело выносить изучающие взгляды с многочисленных портретов. Только портрет Дамблдора всегда пустует, словно, он не желает участвовать в происходящем. Такие мысли вызывают невольный смешок, ведь с каждым приходом в кабинет во мне крепнет желание избавиться от всего кругом. Избавиться от этих взглядов, от бесчисленных книг, которые не могут ничем помочь Гермионе, от непонятных дребезжащих приборов, от этого пыльного ковра, на который меня выкинуло из омута… Я хочу все сжечь и потоптаться на том, что останется. Это глупо и ничем мне не поможет, но справляться с собой становится все труднее и труднее.

МакГонагалл поднимается из-за стола и подходит к одному из многочисленных стеллажей, на котором аккуратно разложены непонятные мне приборы. Теперь она стоит ко мне боком и ей больше не нужно прятать от меня глаза. Наверное, это как-то помогает ей, и она начинает говорить.

Я не слушаю ее, потому что знаю, что она не скажет мне ничего нового. Все ее слова, идеи и действия, напоминают мне о Дамблдоре. Иногда мне кажется, что она в курсе всего, что он устроил. Но я слишком хорошо знаю декана своего факультета — она бы пришла в ярость от всей правды и не стала бы помогать Дамблдору. Меня не пугают все эти «беседы», меня пугают воспоминания.

Я трясу головой, чтобы выкинуть эти мысли. Надоело думать вообще. Я предпочел бы зарыть глаза и ждать, когда же все закончится. Но разве кто-то даст мне такой шанс?

Винтовая лестница, скрип и горгулья встала на свое место, закрыв от меня столь ненавистный мне кабинет. Я буду счастлив, если мне не придется вернуться туда. Буду счастлив, если мне не придется вновь оказаться на этом опротивевшем пыльном ковре. Меня невольно передергивает.

Я разворачиваюсь и перед глазами вновь пыль и груды камней кругом. В коридорах школы стоит гробовая тишина и мне становится не по себе. Я спотыкаюсь об камень, но продолжаю идти, желая убежать в подземелья. Во рту металлический привкус крови и дышать становится тяжелей. Сердце словно хочет вырваться из груди и наконец, прекратить эти извращенные мучения. Я опять иду вниз в полном одиночестве и чувствую себя призраком. Хотя… Я давно призрак. Что осталось во мне, чтобы считать живым? Этот вопрос уже давно остается без ответа.

Мраморная лестница и вот уже вестибюль. Я бы вздохнул с облегчением, от того, что спасение близко, но этому не суждено сбыться. Тело плохо слушается меня, ноги словно приросли к полу. Мыслями я давно за массивными дверями школы, на свежем воздухе, а в глазах почему-то темнеет.

Я иду к опушке Запретного леса и понимание того, что мне суждено сделать больше не пугает. Мне хочется глубоко вдохнуть, чтобы растянуть этот момент, хочется оглянуться на школу и махнуть рукой в прощальном жесте. Как странно, но я так быстро пришел к своему финалу… Мог ли я предположить, что все закончится именно так?

Снитч, воскрешающий камень и тихие шорохи…

Я шел по коридорам и мысленно прощался со всеми, с каждым. Надеялся, что Рон и Гермиона когда-нибудь меня поймут и простят. Слишком много испытаний выпало на нашу долю, и я был счастлив оттого, что мне не пришлось потерять кого-то из них. Прощался с Джинни и знал, что она справится со всеми проблемами. Верил, что она смирится и найдет себе кого-нибудь лучше меня. Джинни сильная — она сумеет. И я отгонял от себя желание увидеть ее в последний раз, потому что не был уверен, что смогу сделать нужное.

Оборачиваясь на шорохи, я ожидал увидеть близких мне людей, которых не было рядом. Они бы смогли успокоить меня, сказать, что я делаю все правильно. Но я не знал, что обернувшись, рядом с родителями, крестным и Ремусом я увижу еще и Джинни. Мою Джинни. Такую призрачная и невесомую. Сердце замерло, а дышать стало настолько тяжело, что безумно захотелось прекратить это все здесь и сейчас. В голове стало слишком пусто, чтобы пытаться сказать хоть что-то. Пальцы разжались, и камень упал в траву, забирая с собой и Джинни.

Слышу, как кричит Гермиона, а через некоторое время я оказываюсь в ее объятиях. Она плачет и что-то бормочет, с силой прижимая к себе. Мне кажется, что я ослеп. Потом мы идем к школе, и эта дорога кажется мне безмерно долгой. Я хотел бы упасть в траву и больше не подниматься, хотел бы, чтобы Гермиона от меня отстала и бросила прямо здесь. Как же мне все это надоело.

Осознание в таких случаях всегда приходит с опозданием. Сначала это всего лишь неверие — надежда, что все приснилось и надо лишь сильнее себя ущипнуть. А потом тебя придавливает пониманием, и ты уже ничего не можешь сделать. Просто хочешь умереть. Хочешь умереть от простого понимания, что предал Джинни. От понимая, что бросил ее в самый важный момент. Не защитил, не спас. И предал память о ней.

Прошло уже достаточно времени, но это желание умереть, никуда не делось. Я знаю, что оно и не исчезнет. Просто теперь меня держит в школе что-то большее, нежели обычное желание спасти — я не могу предать еще и Гермиону.

Мысли о подруге отрезвляют и, сбросив оцепенение, я спешу в подземелья, чтобы скрыться от пристального наблюдения авроров. Для них я, скорее всего, давно сошедший с ума мальчик. В подземельях довольно прохладно и меня бросает в дрожь. Теперь я хочу лишь оказаться в спальне, задернуть полог кровати и накрыться с головой одеялом, чтобы эти ненужные мысли и воспоминания оставили меня. Но я понимаю, что этому не суждено сбыться, когда оказываюсь перед входом в лабораторию.

Дверь в лабораторию открыта и, заглянув туда, я застаю Гермиону, склонившуюся над котлом. Я стою, не шевелясь, в надежде, что подруга сама заметит мое присутствие. Когда этого не происходит, я решаюсь ее позвать.

— Гермиона, — собственный голос мне кажется каким-то слабым. Она вздрагивает и замирает, а потом резко поднимает голову. Становится легче, когда я замечаю на ее губах легкую улыбку.

— Привет, Гарри, — сказав это, она возвращает свое внимание к котлу. Я не решаюсь войти. Почему-то лаборатория мне кажется более личным местом, нежели комната Гермионы. Я невольно слежу за ее рукой, которая медленно помешивает зелье. Хочу избавиться от странного наваждения разглядыванием лаборатории. Котлов с различными зельями стало в разы больше. Я понятия не имею, что варит Гермиона, но не решаюсь спросить.

— Что говорила директор? — Гермиона вновь поднимает голову, привлекая внимание к себе. Взгляд у нее внимательный и мне становится не по себе. Настолько, что хочется развернуться и уйти.

— Сначала проверила следящие заклинания, а затем начала ругаться, — нехотя буркнул я. Не хотелось вспоминать поход к директору — это возвращало к воспоминаниям. — Ты следующая на очереди.

— Знаю, — Гермиона слабо улыбается и это вынуждает меня все же перешагнуть порог лаборатории. Я подхожу к котлу с зельем, над которым работает Гермиона, и заглядываю в него.

— Что это? — мои познания в Зельеварении не позволяют определить это самостоятельно.

— Сыворотка правды, — теперь в голосе неуверенность. Я невольно хмурюсь, и Гермиона это замечает. — Кингсли попросил, не знаю для кого.

Мне остается только пожать плечами и отойти от котла. Освободив место на столе, я занимаю привычное место. Вздрагиваю, когда понимаю, что Гермиона продолжает меня разглядывать. Я не хочу говорить ей что-либо, но и уходить тоже не хочу.

— Что случилось? — я не могу ничего сказать и просто качаю головой. Не могу даже улыбнуться. Желаю отвлечься и принимаюсь разглядывать свои руки, попутно моля о том, чтобы Гермиона вернулась к своим зельям. Не знаю, сколько времени прошло, но когда я поднимаю голову, Гермиона стоит у другого котла и добавляет в него очередной ингредиент. Я невольно улыбаюсь. Если забыть, что мы заперты в школе, можно представить, что все не так уж и плохо. Пока Гермиона будет проводить все свое свободное время в лаборатории, можно будет не волноваться, что что-то пойдет не так.

Я часто думаю о том, что должен рассказать Гермионе обо всем увиденном в омуте памяти. И каждый раз, заводя разговор на эту тему, я не решаюсь довести его до конца. Почему-то одолевает дрожь и мне хочется увести тему разговора как можно дальше, чтобы никогда не возвращаться к ней, но потом эти попытки повторяются вновь и так раз за разом. Может, меня останавливает тот факт, что я прекрасно могу представить, как на это все отреагирует Гермиона. Ярость в отношении Дамблдора и безуспешные попытки найти иной выход из данной ситуации. А у меня больше нет никакого желания что-то искать.