Только одна ночь, или Розовая пижама (гет)

Почему, почему все мужчины такие упертые идиоты! Ну ладно, не все. Хорошо, просто немногие. А точнее — один конкретный мужчина. Вдолбил себе в голову нелепые представления о том, что можно и нельзя, и ничего дальше этого не видит.

— Ремус, пожалуйста, не говори так! Я люблю тебя! Я знаю, что ты оборотень. Лет сто примерно знаю, и что?

— Вот именно, Дора, сто. Я слишком стар для тебя, — устало улыбается этот глупец.

— Ремус Люпин! Прекрати эти...

— И беден.

— Рем!

— И оборотень. Закончим на этом, ладно? Пусть все останется, как было, — мягко отстраняется Ремус-чертов-Люпин. — У тебя все будет хорошо. Ты достойна лучшего.

Конечно, Рем. Как скажешь, Рем. Спасибо, Рем. Я счастлива.

* * *

Коридоры мрачного дома Блэков — отличное место для размышлений. Спать не хочется, да и гостевая комната, кое-как освобожденная от мрачных, неприятных, а порой и опасных вещей, к отдыху совсем не располагает. Отчаяние и злость толкают меня на ночную прогулку. Надменные портреты на стенах делают вид, что не замечают меня. Пинаю ногой попавшееся на пути нечто и сразу пугаюсь.

— Люмос!

Обошлось. Просто какое-то подобие высокого деревянного пуфика с мягкой обивкой, непонятно как и зачем оказавшееся в коридоре. Спасибо, что не бронзовая статуя. И хорошо, что звук падения был приглушенный. Я не знаю, насколько острый слух у мамочки Сириуса, а перебудить всех и выставить себя неуклюжей идиоткой в очередной раз совсем не хочется. Хватает разбитых чашек и опрокинутых стульев днем.

— Да погасите же свет! — наконец обращает на меня внимание один из портретов.

— Ой, простите. Нокс.

* * *

Прогулка по темным коридорам, кажется, действительно помогает. Я просто не умею долго злиться. Ничего еще не кончено, мы живы, здоровы, делаем общее дело. Еще посмотрим, Ремус Люпин, чего я достойна. Посмотрим, как долго у тебя получится от меня убегать.

Удивляюсь своим воинственным и решительным мыслям. Надо же, оказывается, активные ночные прогулки положительно влияют на процесс мышления. Начинаю понимать Снейпа с его патрулированием коридоров — Гарри рассказывал мне, как он, выслеживая Петтигрю, наткнулся на него ночью. Если бы не Рем, даже не знаю, чем бы у них там закончилось. Клочками по закоулочкам, например.

Внизу раздается негромкий хлопок аппарации.

* * *

Я машинально втягиваю голову в плечи в ожидании мерзких пронзительных воплей портрета, но все тихо. Кто это может быть?! Пожиратели проникли в дом? Надо будить остальных, защищаться! Паника сжимает горло, я ожидаю услышать топот шагов, крики... но тишина все еще ничем не нарушена. Решаю пока не паниковать, а проверить, кто это.

Шаг, еще шаг. Только бы не уронить очередную вазу. Еще шаг... а вот и лестница. Странно, здесь никого нет. Но этот звук я ни с чем не спутаю, кто-то все же аппарировал. И этот кто-то совсем рядом.

Вдруг слышу тихие удаляющиеся шаги. Звук странный, как будто кто-то подволакивает ногу. Иду следом. Звук шагов удаляется. Слышу, как тихо открылась и закрылась дверь в одну из комнат. Может, Муди решил переночевать здесь, чтобы с утра не аппарировать? Очень, очень странно. А может... это Ремус? С ним что-то случилось?! Ускоряю шаг, уже почти бегу... и падаю, поскользнувшись на чем-то мокром. Шлеп! Рука попадает в липкую теплую лужу, и к горлу подкатывает противный комок. Кровь! След тянется от самого входа! Рема ранили, надо помочь!

Подбегаю к двери, на которую указывает след. Сердце колотится. Открываю.

— Рем! Это ты, что с тобой?!

Но это не Рем. Привалившись к стене, поддерживая одной рукой другую, на меня смотрит наш драгоценный шпион, злобный Пожиратель, профессор Северус Снейп.

* * *

Вот черт. Проклятье. Вляпалась. Идиотка! Я легко отделаюсь, если он просто вышвырнет меня отсюда. Может, наложит обливиэйт. Хочу сделать вид, что это не я! Какого черта я потащилась в этот коридор! Может, если я аккуратно выйду за дверь, удастся сделать вид, что ничего не было?

Кажется, я застонала вслух, потому что Снейп шевельнулся. Своими невозможными глазами он внимательно смотрел на меня. Странно, я здесь, а он все еще ничего со мной не сделал. Кстати, а почему он так странно стоит... Если это его кровь... наверное, надо помочь. Если он позволит, конечно.

Я осторожно, стараясь не зажмуривать глаза, подхожу ближе и вижу, что со Снейпом явно что-то не так. Он не орет на меня, не отшатывается, не отталкивает и даже палочку не достает. И он ничего не говорит, просто смотрит.

Я собираюсь с силами, и, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, говорю:

— Северус..., — раз Рем его так называет, и вообще, мы же одна команда, ха-ха, — ты ранен. Давай я помогу.

Он молчит. Это пугает. Глаза при свете свечи кажутся какими-то жуткими тоннелями в черную черноту. В них отражаются огоньки камина, — надо же, Кричер все-таки иногда что-то делает в комнатах, — и отражаюсь я, наверное. Рем говорил, что мое лицо, если я не на задании — как открытая книга. Боюсь, что Снейп... нет, Северус... боюсь, что ему вряд ли понравится то, что сейчас в этой книге написано. Досада, ужас, и, кажется — жалость. Ой. Все эти мысли проносятся у меня в голове за ту секунду, когда я протягиваю руку и касаюсь его плеча.

Он делает слабую попытку отдернуться и обжигает меня взглядом, в котором явно читается, что я тут не вовремя. Но почему он молчит? Уже давно бы шипел на меня так, что я убралась бы из этой комнаты и никогда не возвращалась.

— Северус, позволь мне помочь тебе, — он все-таки отстраняется, переводит взгляд в пустоту, еще больше влепляется в стену и пытается достать рукой что-то из внутреннего кармана мантии. Рука дрожит, и он роняет то, что достал. Я успеваю поймать. Пузырек тоже в крови. Кажется, это экстракт ясенца. — Давай я. Пожалуйста! — и снова беру его за руку, пытаясь на ощупь — нет, нет, не думать об этом! я трогаю Снейпа! — определить повреждения. — Можно я посмотрю?

Кажется, сейчас я сказала ему больше слов, чем за все время учебы и работы в ордене. Кошмар. Может, обливиэйт — не такая уж плохая идея. Я не знаю, как с ним разговаривать. Я не знаю, как с ним держаться. Я не уверена, что с ним вообще можно разговаривать! Как Ремус вообще выносит те вечера, когда надо забирать свое зелье?! Мерлин великий, помоги мне, разбуди кого-нибудь! Сириуса (нет, плохая, плохая идея)... Молли (кажется, тоже нет... такого унижения он не вынесет), Рона, Джинни (да чем мне дети помогут)... черт, черт, черт! Сейчас он тут сознание потеряет... или умрет еще у меня на руках, я же не знаю что с ним. Почему он молчит?!

— Северус, пожалуйста, сядь в кресло. Я просто помогу тебе. Да отлепись ты уже от стены! — наконец злость на ситуацию, на себя и на этого упрямца берет верх и я, все-таки зажмурившись для храбрости, обхватываю его руками, чтобы усадить. Он вырывается и чуть не падает. Мантия мокрая, все кругом мокрое, липкое, на полу темная лужица, и я теперь тоже в его крови. Горбатые горгульи! Пока я думала, как бы к нему подойти, чтобы он меня не проклял, он держался из последних сил!

Снейп — нет, Северус, сегодня ночью Северус — пытается дернуться, смотрит мне в глаза и пытается прожечь меня взглядом. Но в глазах — только бесконечная усталость и какое-то безразличие. Видимо, осознав это, он откидывается на спинку кресла, все еще придерживая руку. Ладно, кажется, он все-таки позволит мне помочь и даже не открутит потом голову. Ну и славно. Поехали. Я, на минуточку, аврор. И я знаю, что нужно делать с ранеными и измотанными коллегами.

Разжигаю камин поярче и ставлю пару свечей на стол. Снейп, кое-как выпрямившись в кресле, пытается одной рукой расстегнуть мантию.

— Послушай, Северус, — говорю я ему, — я знаю, что ты все сам. Я знаю, что тебе не нужна ничья помощь. Я совершенно с тобой согласна. Но орден, наверное, немножко удивится, если вдруг найдет тебя тут завтра не слишком живого. Дамблдор, может, расстроится. Сириус будет тосковать... Шучу! Так что давай сделаем так. Я сейчас тебя раздену, осмотрю, смажу, волью в тебя зелья и тихо-тихо, как мышка, уйду к себе. Ничего я не видела, ничего не знаю, меня здесь вообще не было. Хорошо?

Молчание. И вдруг он издает странный звук, похожий на хриплый смешок задушенного ворона.

— Принимаю это как "да", — еще один смешок, — а если хорошо попросишь, помогу вымыться и трансфигурирую симпатичную розовую пижамку.

И тут случается такое, чего мне не забыть никогда. Снейп — Северус — улыбается. То есть, скорее усмехается... уголок рта дергается чуть-чуть вверх. Совсем ненадолго. И мне почему-то кажется, что все будет хорошо. У меня, у него. У всех нас.

* * *

— Акцио зелья в коробке из моей комнаты! — взгляд становится вопросительным, — не волнуйся, это ты сам делал для Ордена, я просто себе коробочку собрала. Всегда экстренный набор держу там, где сплю.

Обработав заметные раны экстрактом ясенца, даю выпить кроветворное и снимаю с него мантию. Он кривится, шипит, на лбу и на висках блестит пот, но он помогает мне, как может, приподнимаясь, поворачиваясь, вытягивая руки. Снимаю с него сюртук и рубашку... этой ночью я уже ничему не удивляюсь. Швыряю все липким комком на пол и, наконец, вижу поле деятельности. Какой же он худой и бледный! Но при этом — так, перестань об этом думать, сейчас же на лице все будет написано! — достаточно широкие плечи, гладкая кожа и прорисованные линии мышц. И все это в опухающих порезах, уродливых ранах, красно-фиолетовых синяках. Его что, Дракучая Ива схватила? На руке содран участок кожи и, кажется, под ним повреждение очень глубокое. Неудачная аппарация? Неудивительно, в его-то состоянии.

Обрабатываю оставшиеся раны. Те, которые уже затянулись и перестали кровоточить, смазываю мазью. Левая рука у него сломана, даю костерост, осторожно фиксирую перелом, накладываю жесткую повязку. Интересно, кто его так? И почему он все-таки молчит? Начинаю сращивать рану там, где содрана кожа. Действительно, рана дошла до кости, внутри перемешано что-то сизое, что-то белое, что-то липкое, отвратительно мокрое. Пытаюсь сдержать тошноту и занимаюсь раной. Ну почему он молчит?? Это, должно быть, дикая боль!

— Северус, что у тебя с голосом? — спрашиваю, отвлекаясь от руки. И тут я вижу... Мерлин, я забыла дать обезболивающее!!! Да что же это такое, почему я не могу ничего сделать как надо! Северус стискивает зубы, сдерживаясь из последних сил, здоровой рукой вцепился в кресло, его бьет дрожь, дыхание рваное, глаза яростно уставились в пустоту, капли пота появляются на висках и на лбу и стекают на нос. Кап. Кап. Одна капает мне на руку.

— Акцио обезболивающее! — только не разбить, только не разбить! — Северус, открой рот, выпей, пожалуйста! — Держу его за спину, стараясь не задеть раны, подношу склянку ко рту, — пей, прошу тебя, разожми зубы, пей! Прости, прости меня!

Наконец, вечность спустя, он разжимает стиснутые судорогой зубы и делает глоток. Потом еще.

— Акцио восстанавливающее! — вдруг поможет, если он просто сорвал голос. Хотя где он мог сорвать голос? Для этого надо кричать.

Он делает глоток и, наконец, разжимает ручку кресла, закрывает глаза и откидывается назад, прижимая к спинке кресла и мою руку. Жуткое выражение исчезает с его лица. А я понимаю, что у меня колотится сердце и я тоже все мокрая.

— Северус... отпусти, пожалуйста, мою руку, — жалко улыбаюсь я, — я еще не обработала раны на ногах.

Спутанные волосы упали ему на лицо, и я машинально убираю их свободной рукой.

— Тебе лучше?

Вдруг глаза открываются, и я понимаю, что мы почти обнимаемся, а его лицо прямо напротив моего, нос к носу. Я слышу его дыхание, которое, наконец, стало ровным. Меня больше не смущает положение наших тел, я облегченно вздыхаю и на секунду, закрыв глаза, приобнимаю его, так легко, чтобы ничего не повредить. Он не вырывается. Прижимаюсь носом ко лбу. Лоб горячий. Надо дать жаропонижающее.

— Твоими усилиями я практически здоров, — раздается хриплый голос где-то возле моего уха.

* * *

Я даже не сразу понимаю, что он заговорил. Слишком долго я говорила одна. Он приподнимает спину, и я вытаскиваю руку, но не отстраняюсь, просто снова трогаю лоб. На этот раз рукой. И снова он не отстраняется, но по выражению его лица я не понимаю, раздражает его этот жест или нет.

— Северус, прости меня, — прошу я снова. — Сейчас я закончу и уйду, чтобы ты отдохнул. — Акцио жаропонижающее, акцио снотворное.

— Подожди, успеешь меня усыпить, — усмехается он. Точно усмехается. Обезболивающее начало действовать, и на месте застывшей от боли маски снова появляется знакомое лицо. — Ты обещала розовую пижаму.

Моему изумлению нет границ. Шуточки, да? Ну-ну, какие еще сюрпризы ждут меня этой ночью.

— Кто тебя так? — решаюсь поинтересоваться. — С метлы упал? Или с Дракучей ивой поссорился?

— Всего понемножку. Сначала мои... коллеги, — он кривится, то ли от отвращения, то ли от воспоминаний, — потом... твои.

Я соображаю быстро.

— Попал в засаду после очередного собрания?

— Да, — неохотно признает он.

— А..., — я хотела уточнить, кто так метко в него попал.

— Забудь, — резко обрывает он, и я понимаю, что это мы обсуждать не будем.

Видимо, рана на руке все-таки от аппарации в таком состоянии. Понятно, почему сюда. Прямо в замок аппарировать нельзя, а от ворот он бы не дошел. И, кажется, я понимаю, откуда это выражение лица и трясущиеся руки. Похожее я видела у коллег, только в меньшей степени. Последствия Круцио. Видимо, сегодня Волдеморт был не в духе. Значит, слишком много Круцио, раз даже Снейп потерял голос от крика.

— Ладно, — мирно соглашаюсь я, — давай я обработаю тебе ногу. Сможешь сам снять штаны?

Он бросает на меня уничтожающий взгляд и встает, покачнувшись.

— Я вижу, ты действительно почти здоров, — улыбаюсь я. — Снова готов испепелить меня взглядом. Ничего, еще совсем немного, и ты от меня избавишься... раздевайся, пойду принесу тебе полотенце и... что-то, в чем спать.

Изогнутая бровь служит мне ответом.

* * *

Эта гостевая комната небольшая, но зато в ее задней части есть крошечная ванная комната с подобием душа. Воды в вычурном баке под потолком, конечно, нет. Я зажигаю свечи, наполняю и подогреваю бак и иду в свою комнату за полотенцем. Хватаю со стула первое попавшееся, заодно беру из-под подушки свои пижамные штаны. Розовые. В дракончиках. Что поделать, это мои личные штаны. Немного трансфигурирую их до нужного размера. Начинаю изменять цвет, но потом, ухмыльнувшись, оставляю как есть. Обещания надо выполнять. У двери останавливаюсь и смотрю в зеркало. Там отражаются очумелые глаза, всклокоченные розовые волосы, щеки с пятнами румянца.

— Кошмар, — констатирует зеркало.

— Заткнись, — бурчу я и выхожу.

Перед дверью в его комнату замираю, переступая с ноги на ногу. Мне вдруг кажется — сейчас войду, а окажется, что ничего не было, он просто приморозит меня взглядом к стене и оставит мучаться от ощущения собственного неуместного идиотизма. Как минимум до утра.

Поворачиваю голову чуть влево — вижу темную дорожку, уходящую дальше в коридор. Нет, не показалось.

— Сангиус терджио тоталум, — не хватало еще, чтобы завтра все любовались на это и паниковали.

Поудобнее перехватываю штаны и полотенце и вхожу. Северус так и остался сидеть в кресле. Брюки, правда, снял. Сидит на краешке кресла в одних трусах-боксерах (хм, надо же), вытянув бесконечно длинные, худые, но мускулистые ноги, и смазывает рану на бедре. Черные волосы, испачканные и спутавшиеся, почти достают до груди и странно контрастируют с бледной кожей. От этого невероятного зрелища — ночью рядом со мной в полутемной комнате сидит практически обнаженный Снейп, который, вроде бы, не против моего присутствия — у меня во рту пересыхает, и что-то щекочет в животе. Никогда не представляла его без одежды. Не думала, что он такой... обычный. Просто худой, жилистый мужчина, с белой гладкой кожей, покрытой ранами, порезами и синяками. Он, оказывается, может уставать. И, наверное, иногда ест что-то, кроме кофе. Спит на боку, подложив руку под щеку.

Ощущаю, что мои щеки горят. Он поднимает на меня спокойный взгляд, не прерывая свое занятие. На ручке кресла стоит стакан с водой. Вот черт, я не подумала, что он хочет пить. Я вообще много о чем не подумала, — вспоминаю я, и краснею еще больше.

— Я принесла полотенце. И брюки. Прости, рубашку не нашла.

Тут он замечает расцветку штанов, и его брови лезут на лоб от изумления.

— О!

— Я... убрала следы в коридоре и на лестнице. Чтобы никто не пугался с утра.

— Спасибо, — помолчав, отвечает он, вернув лицу обычное неприязненное выражение. Правда, меня оно уже не пугает.

— У тебя... сзади тоже надо обработать. Давай я, тебе же неудобно, — он вопросительно смотрит на меня, но я уже подошла ближе и показываю, прикасаясь, — у тебя на ноге сзади порезы... и синяки.

Он уже не вздрагивает от прикосновений и только смотрит со странным выражением. Потом, неожиданно, с видом «умирать, так с музыкой», встает с кресла, поворачивается лицом к кровати и ложится на нее вниз лицом, раскинув руки. У меня по спине бегут мурашки. Ничего себе ночка, — говорю я себе. Вот он, весь твой. Сказал бы мне кто-то утром, что очень скоро я буду нежно прикасаться к ноге Северуса Снейпа, я бы долго смеялась.

Сажусь рядом, капаю ранозаживляющий экстракт. Когда раны затягиваются, беру мазь и смазываю кровоподтеки. Сначала стараюсь не причинять слишком много боли и едва касаюсь кожи, но потом рука сама просит еще прикосновений. Ноги у него, несмотря на худобу и уродливые раны, вполне крепкие на вид и приятные на ощупь. Прямо ночь страсти, — снова говорит мой внутренний голос, — наслаждайся, пока есть возможность, с твоей работой и твоей дурацкой любовью другой шанс выпадет не скоро. Почему-то мне вдруг становится так спокойно и уютно здесь, в чужом доме, в чужой неуютной комнате, с чужим, израненным, опасным мужчиной с неприятным характером. Я подтягиваю ноги на кровать, сажусь удобнее и наслаждаюсь прикосновениями.

Спина у него тоже худая, жилистая. Я не могу больше бороться с желанием прикоснуться и проверить, какая она на ощупь. Тем более, у меня есть прекрасный повод. Темно-сине-красный. И еще один. И еще. Протягиваю руку и касаюсь его спины без разрешения. Он, вроде бы, не против. Или заснул? Вдруг под пальцами ощущается что-то... Присматриваюсь — старые полосы шрамов, длинные, глубокие и белые. Как будто провели когтистой лапой.

Снейп вздрагивает и поворачивается ко мне лицом. Я тоже вздрагиваю от неожиданности.

— Северус, — почему-то шепчу я, — что это? Это же... не сегодня.

Он вдруг резко садится и отбирает у меня баночку с мазью. Свешивает ноги с кровати. Поддерживает здоровой рукой сломанную. Кожа в свете камина и свечей кажется золотистой, а синяки и раны на ней — как пятна леопарда. Смешно. Он на меня не смотрит.

— Ты вроде бы смазала все, что хотела, — цедит он своим обычным мерзким тоном, — благодарю. Иди спать, я больше не умираю. Или тебе понравилось меня трогать?

Я осторожно сажусь рядом. Догадка уже озарила мое и так пораженное за сегодня сознание. Жестокая догадка. Поэтому его тон меня не обманывает.

— Северус, — я стараюсь говорить твердо и спокойно, но получается как-то устало, — все это ты сможешь сделать завтра. Поблагодарить, оскорбить, наорать, проигнорировать. Показать, как тебе противно принимать мою помощь и как бы ты лучше справился сам. А теперь посмотри на меня и просто ответь — это Ремус?

Он, наконец, смотрит на меня и криво улыбается.

— Да. Это Ремус. Довольна? Это не все, еще на груди есть. Да, было больно. Нет, я не виню его. Иди спать.

Я вздыхаю, пододвигаюсь к нему, легко обнимаю сзади.

— Северус, — тихо говорю я, — мне жаль.

— Забудь, — произносит он, — что ты делаешь? Иди спать, правда. Все будет хорошо.

— Я уйду, только посмотрю на тебя в этих миленьких штанах. Сам понимаешь, такой шанс мне больше не выпадет.

Он фыркает. Я расцепляю руки и встаю.

— Иди в душ. Я горячей воды налила. Полотенце на крючке.

— Ну прямо образцовый домашний эльф, — еще раз фыркает он, встает, и, подобрав розовые штаны, удаляется в сторону ванной.

Пока там шумит вода, я пытаюсь очистить одежду от крови. Бытовые заклинания получаются у меня хорошо, я сумела даже устранить кое-какие большие разрезы, но вот с глажкой и аккуратной укладкой вещей дело у меня обстоит хуже. Ну и ладно. Главное, что относительно чистое, сухое и без больших дыр, пусть сам гладит. А я пока отдохну. Сажусь и смотрю в камин, пытаюсь осознать события последней пары часов.

Вдруг понимаю, что вода уже не течет, а Снейп не выходит. Подскакиваю и врываюсь в ванную.

— Северус! Все хорошо?

Он сидит, прислонившись к стене. Помыться, кое-как вытереться и натянуть штаны, как я вижу, сумел, а на большее сил не хватило.

— Что ж ты так врываешься! У меня все отлично. Сижу. Отдыхаю, — он попытался встать, но ноги подвели, и он уселся обратно, пытаясь сделать вид, что так и было задумано.

— Давай руку. Помогу дойти до кровати. Обливиэйт потом наложишь, — я стараюсь не смеяться, но не могу и улыбаюсь. Мокрый, израненный, взъерошенный Северус Снейп в розовых штанах с дракончиками, с гордым независимым видом подпирающий стену ванной — то еще зрелище.

Мы доходим до кровати, и я сваливаю на нее свою ношу.

— Какой тяжелый, — отдуваясь, ворчу я и сажусь рядом. — А на вид такой тощий.

— Но-но. Я нормальный. Это ты слабенькая, — ворчит он в ответ, натягивая на себя одеяло.

— Конечно-конечно. Другие-то девушки каждый день на себе мужчин таскают. Одного на одно плечо, другого на другое и вперед, — ехидно замечаю я.

— Угум, — он пытается удобно устроить руку.

— Я твою одежду почистила и высушила.

— Точно, эльф.

— Да уж получше здешнего.

Он фыркает и вдруг смотрит на меня внимательно и серьезно.

— Тонкс.

— Что?

— Спасибо.

— Э-ээ. Ладно. Ну, я пойду. Тебе надо поспать.

Но я так и не двигаюсь с места. При мысли о своей комнате меня охватывает горькое одиночество и ужас. Не хочу уходить. Хочу свернуться рядом, молчать и держать его за руку. Он как будто слышит мои мысли. Протягивает свою здоровую руку к моей и молча сжимает. Я отвечаю на пожатие. Так и остаемся, держась за руки, он лежит, я сижу рядом. Камин догорел, свечи почти все погасли, а в окно светит кусочек новой луны. Я вдруг ощущаю неимоверную усталость, хочется лечь и не шевелиться. Вдруг он тянет мою руку так, что я оказываюсь почти лежащей на нем. Черные глаза так близко, огромные, обжигающие. Длинные ресницы, тень от них под глазами... или это синяки? Губа прокушена — надо же, и когда успел. Неожиданно он отпускает мою руку, но я не хочу отстраняться и продолжаю рассматривать это странное, некрасивое, но такое притягательное лицо. Он протягивает руку и нежно касается моих губ пальцем. А дальше я уже сама. Я закрываю глаза, убираю его палец от лица и прижимаюсь к его губам своими. Он лежит тихо-тихо, но я ощущаю, как быстро бьется его сердце. Чувствую кровь на губе и облизываю ранку. Он тихо ахает и вдруг обнимает меня обеими руками и целует по-настоящему, нежно, но настойчиво. Когда — спустя час, день, год? — мы отрываемся друг от друга, у меня кружится голова.

— Прости, — вдруг произносит он.

— Почему? — я еще не вернулась в реальность.

— Я знаю, что ты любишь Ремуса. Я вижу, как ты на него смотришь.

— Что?

— И как он на тебя смотрит, когда думает, что ты не видишь.

— Что?

— То. Иди спать. Поздно уже.

Я выпутываюсь из его объятий. Он смотрит взглядом я-понимаю-как-тебе-противно-и-я-виноват. Я улыбаюсь, захожу с другой стороны кровати и ложусь рядом. Смотреть на его изумление очень приятно. Я, наконец, делаю то, что хотела — уютно устраиваюсь рядом, беру его руку и молчу. Он вздыхает непонятно о чем и даже не думает выпускать мою руку.

— Северус?

— Что?

— Ты не будешь слишком против, если я разденусь.

— Что??

— Я не привыкла спать в одежде. А я собираюсь спать. Здесь. Рядом с тобой. Ты будешь очень смущен?

— Эмм.

— Я так и поняла, — я стаскиваю носки и брюки, оставив майку. Одной рукой, потому что вторую он не отпускает. Накрываюсь одеялом.

— Северус?

— Что?

— Ты прав насчет Ремуса. Он вбил себе в голову, что не достоин меня.

— Я знаю.

— Но я докажу ему, что он — как раз то, чего я достойна.

— Кто бы спорил. Спи.

Я улыбаюсь. Придвигаюсь и обнимаю его. Он снова вздыхает и кладет на меня руку. От тепла его тела становится хорошо и спокойно. Наконец организм позволяет себе расслабиться, и все тревоги этой ночи дают о себе знать. Глаза неумолимо закрываются. У него тоже. Перед тем, как провалиться в теплый сон без тревог, я слышу шепот:

— Тонкс?

— Ммм?

— Я рад, что ты бродила этой ночью по коридорам.

— Я тоже... рада, что оказалась рядом.

— Спасибо.

И сон мягко окутал меня.

* * *

А дальше... ничего не было. Утром я проснулась в его комнате. Одна. Мои штаны — рядом на подушке, чистые и сложенные так, как я бы не смогла. А на них сидит крошечный дракончик. Живая охранная модель, из тех, которые я видела в одном магазине, но не купила, потому что цены были недружественные. Интересно, как он догадался? Я встала, оделась, взяла штаны и подставила руку дракончику. Он прыгнул мне и уселся на запястье.

А дальше был день. Было собрание, на котором Снейп отсутствовал. Наверное, быстро доложился Дамблдору и отлеживался в своих мрачных подземельях.

* * *

Он появился через неделю на очередном собрании, как обычно, до ужина. Такой же мрачный, надменный, смотрящий на все с выражением крайнего отвращения и скуки.

Как обычно, сухо поздоровался. На дракончика взглянул равнодушно. Сложив руки на груди, прислонился к стенке у стола, кратко и емко рассказал все, что хотел. И сразу после собрания ушел.

Да и могло ли быть по-другому? Надо было усесться рядышком и щебетать о былых встречах, чтобы насладиться зрелищем упавших одновременно челюстей всех членов Ордена? А что, было бы весело! Может, даже Дамблдор удивился бы.

* * *

— Северус, спасибо за зелье.

— На здоровье, — кривится Снейп. — Дамблдора поблагодари. Он питает к тебе необъяснимую привязанность.

Люпин улыбается, поворачивается, чтобы уйти, и вдруг слышит:

— Люпин.

— Что?

— Это не мое дело, Люпин, но долго ты еще будешь бегать от Тонкс? — цедит Снейп с омерзением.

— Что??

— Детский сад, Люпин. Прекрасно знаешь, что. И все знают.

— Что???

— Вы мне безразличны, хоть утопитесь оба, но надоело на собраниях видеть ваши кислые рожи. Мне своего веселья хватает.

Люпин, наконец, преодолевает первый шок и пытается возразить.

— Я ей не пара. Я...

— Побитый молью нищий оборотень. Полагаю, она в курсе.

— Но она...

— Заслуживает лучшего. Разумеется. Но она вбила в свою невыносимо розовую голову, что ей нужен ты. Пока ты играешь в благородство, она, разумеется, весьма счастлива. И будет счастлива до старости, если доживет до нее с такой работой. И с таким темпераментом. Конечно, а ради кого ей быть осторожнее.

— Но наши дети...

— Не обязательно будут оборотнями. Совсем необязательно. Книги читать надо, Люпин. Впрочем, твое дело. Я все сказал. Вы оба мне надоели. Проваливай.

— Северус!

— ПРОВАЛИВАЙ Я СКАЗАЛ.

* * *

Дальше все так же мрачно и беспросветно. Война. Видимо, это все, что мне осталось.

Но однажды солнечным зимним днем я подхожу к Ремусу и в очередной раз спрашиваю:

— Хочешь вместе пообедать?

А он улыбается мне и говорит:

— Конечно.

И вдруг становится хорошо!

* * *

Потом приходит новая весна. Снейп убивает Дамблдора и становится директором, мы узнаем, что он никогда не переставал быть Пожирателем.

Но я об этом почти не думаю. Мы с Ремусом женимся.

* * *

А потом у нас рождается малыш, Тедди.

Ремус все чаще озабоченно смотрит на меня и говорит, что, может, я брошу работу и Орден?

Конечно, Ремус, киваю я. Вот глупый. Не знает, что я не брошу его.

* * *

А потом события срываются в бешеный ритм, война пылает, сметает все на своем пути и, наконец, врывается в Хогвартс. Ремус запирает дом заклинанием, которым, кроме слезных просьб, пытается удержать меня.

Через пять минут я аппарирую вслед за ним.

* * *

При виде меня Ремус стонет, ругается и пытается заставить меня вернуться.

Я тебя не брошу! — кричу я ему и больше мы не разговариваем, потому что некогда. Надо сражаться.

* * *

Вдруг мы оказываемся отдельно от толпы, раскидав троих Пожирателей и получив короткую передышку. Люпин встревоженно осматривает меня, проверяя, нет ли на мне ран.

В этот момент мы видим Снейпа. Он быстро идет в сторону Запретного Леса, но замечает нас и останавливается, смотрит на меня ничего не выражающим взглядом, потом на Ремуса — с презрением. Странно, мне кажется, или Ремус выглядит смущенным?

Я вскидываю палочку. Убийца не уйдет! Но он оказывается быстрее, я вижу вспышку, слышу крик Ремуса. Нас отбрасывает точно в расположенный рядом кустарник. Почти сразу мимо кустов, не замечая нас, проносятся трое Пожирателей. У Ремуса глаза лезут на лоб, а я выбираю именно этот момент, чтобы упасть в обморок.

* * *

Статьи в "Ежедневном Пророке"

«Битва за Хогвартс. Гарри Поттер победил Того-кого-уже-можно-называть! Война закончена, магический мир оплакивает погибших, чествует героев и радуется победе...»

«Профессор Северус Снейп награжден посмертно орденом Мерлина 1й степени. Как выяснилось, профессор все это время оставался верен Ордену Феникса и Альбусу Дамблдору, и убил директора по его же просьбе. Гарри Поттер дал показания в Министерстве, подробности на второй странице..."

* * *

— Родная, ты очнулась!

— Рем? Что случилось? Где я? Мы победили?

Он кивает и гладит меня по голове.

— Что с Гарри? А с остальными? Им удалось убить Снейпа?... Ремус?... а почему ты плачешь?...