Околоквиддич (гет)

Виктор кашлянул и тут же зажал рот рукой: не дай бог она проснется. Но Станимира спала крепко. Он расправил одеяло, тоскливо посмотрел на белые больничные стены и вздохнул. Сердце сжималось так, что хотелось лезть на стенку. Казалось, что все слезы, страхи, эмоции застряли у него в горле и мешали дышать. И вот он хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Но на лице по-прежнему не дрогнул ни один мускул.

Мариса приходила утром. Господи, как же он на нее злился. Когда Станимира упала, а потом снова вылетела на поле, он уже знал, что убьет Марису Уизли, свою лучшую подругу. Единственную подругу, если быть честным. Он стоял, кашлял от дыма, который проник даже на вип-трибуны, и сдерживал себя из последних сил, чтобы не закричать.

Но когда в дверном проеме палаты он увидел ее, то злость куда-то испарилась.

— Зачем? — только и смог произнести Виктор, глядя ей в глаза.

— Прости, — ее губы скривились. Она готова была заплакать. — Я не могла по-другому. Я не могла... Ты же был там, на трибунах. Там пятьдесят раненых. Из них двое — очень тяжело. Если бы она не вылетела на поле, то они бы поубивали друг друга. И она бы никогда себе этого не простила. Она знала это. Я знала. Я боялась, но я не могла по-другому, Вик.

Виктор опустил глаза, слушая сбивчивые объяснения. Он знал, что она не могла.

— А если бы она снова упала? Если бы что-то случилось с моей дочерью? — он прошептал. — Что тогда?

— Я поставила десять министерских работников из отдела чрезвычайных ситуаций по периметру поля. Если бы она начала падать, они сразу бы вмешались. Они бы просто не дали бы ей упасть. Но дело не в этом, — Мариса посмотрела на Виктора. — Мы оба знаем, что квиддич — опасный спорт. С ней может что-то случиться. Со мной, с тобой, с Пако может что-то случиться. Это квиддич. Мы должны как-то это принять.

— Я тащил Франсиско в подтрибунное помещение на матче с Мексикой. Он был весь в крови, — безучастно кивнул Виктор. — Южноамериканский чемпионат — это какой-то ужас.

— Он не может оттуда уйти, — вздохнула Мариса и присела на кровать, где спала Станимира. — Там лучший квиддич. Это правда. И когда трибуны рукоплещут ему, когда он знает, что это такое — собирать стадионы... Когда тысячи людей приходят не просто на матч, а приходят посмотреть на тебя...

Виктор обнял подругу и погладил по голове. Он знал: когда-то давно они оказались сначала в сборной Дурмстранга, потом в «Осах», потом стали тренерами. Они были рабами мира квиддича, они не могли без него жить, и самое ужасное — они оба втянули в этот дикий мир своих детей.

— Я дурак, — просто сказал Виктор, — надо было сказать ей: бросай ты этот квиддич. Делай, как все девчонки в Дурмстранге: выходи замуж, обустраивай дом, принимай гостей... Но нет: я сказал ей, что гоняться по полю в поисках золотого мячика — это лучшая судьба для молодой волшебницы.

Мариса тихо рассмеялась:

— Угу, пекла бы пироги, состояла бы в каком-нибудь благотворительном обществе и собиралась бы по воскресеньям на великосветский чай с такими же клушами.

— Ужас какой, — Виктор поморщился. — Не продолжай!

* * *

— Папа? — голос Станимиры вернул Виктора к реальности.

— Проснулась? — он заботливо подоткнул одеяло. — Как самочувствие?

— Намного лучше, — она улыбнулась. — Врач сказал, завтра поеду домой, а со следующей недели могу тренироваться. Правда, вот здесь шрам останется, скорее всего, — она откинула одеяло и показала на голень, — но, как ты понимаешь, я не слишком расстроена.

— Ты во всех газетах, — Виктор улыбнулся в ответ и помахал «Спортивным пророком». — Приходит куча писем от болельщиков, но я попросил переправить их все в дом Уизли. Пока отдыхай.

— О, дай почитать, — Станимира выхватила газету из рук отца и, пробежав взглядом по первой полосе, где была напечатана ее крупная фотография, сразу же полезла в конец.

— Тебе не нравится снимок?

— Почему? Отличный, — ответила она рассеянно. — А где Южная Америка? У них ведь еще не закончились отборочные?

— Кажется, на десятой странице, — сказал Виктор.

— Нашла! Вот, точно, у них сегодня была вторая игра с Уругваем. Странно, ее отменили. Не знаешь, почему? У них там какой-то крутой парень, Пахаро, забивает в каждом матче!

— Да, тоже беспорядки на трибунах, наверное, — невнятно промычал Виктор, решив не расспрашивать, с каких пор дочь читает газету с конца. — Я пойду, а ты отдыхай. Завтра отвезу тебя к Уизли. Не хочешь пожить дома, пока не поправишься?

— Я побуду у Уизли, — поспешно ответила Станимира . — Просто ты же почти не бываешь в Лондоне, и что я буду делать одна...

— Конечно, — Крам улыбнулся, вспомнив, как пару месяцев назад она закатывала сцены из-за того, что ей не хотелось жить у них. — Ну что, пока?

— Папа, — Виктор уже остановился в дверях, когда Станимира его окликнула. — А... Пако не был в Лондоне после того, как игру отменили?

— Не знаю, — пожал плечами Виктор. — Мы виделись вчера, сегодня — нет. Я передал ему подарок.

Дождавшись, когда за отцом захлопнется дверь, Станимира снова открыла газету на странице, где была турнирная таблица Южной Америки. Он был в Лондоне. Почему он до сих пор не пришел ее навестить? Она подумала, что он придет в тот же вечер, что ее положили в больницу. Или следующим утром, когда она уже была на осмотре у бородатого доктора Дэбса. Но он не пришел ни утром, ни вечером, ни на следующий день. У Станимиры побывал весь состав «Ос» (что было, безусловно, приятно), Хьюго, Мариса, Захария, отец и бабушка с дедом. Все родственники и приятели из Дурмстранга прислали подарки. Пришло даже письмо от Моники и Януша — Моника сообщала, что они гостят у родителей Януша в Кракове и решают, стоит ли вернуться в Дурмстранг для сдачи экзаменов. Пришло еще одно письмо — без опознавательных знаков, в простом белом конверте. «Поправляйся скорее, — было написано аккуратным женским почерком. — Высылаем пакет леденцов, чтобы тебе было повеселее. С любовью, Гермиона и Рон Уизли». Станимира не знала, как относиться к этому письму, но леденцы все же попробовала, а конверт на всякий случай спрятала от отца. Только вот Пако не пришел и не написал ни строчки. И почему-то Станимире было от этого нестерпимо грустно. Еще недавно они болтались по Парижу, а потом он ломал дверь раздевалки, чтобы сказать Хельмуту, как ее лечить... «Может, я просто придумала, что он стал лучше ко мне относиться?» —думала она, глядя на страницу «Спортивного Пророка». За окном сгущались сумерки, и пора было зажечь свечу.

— Только не говори, что тебе интересно, что творится в Южной Америке, — от голоса, прозвучавшего прямо над ухом, Станимира вздрогнула.

— Как ты зашел? — обернулась она, захлопывая газету. Пако опирался на метлу. Под глазом был новый синяк. Нос распух. Он был одет в темную дорожную мантию с капюшоном, из-под которой виднелся серый воротник поло, подвернутые джинсы и голубые кроссовки «Нью Бэлэнс».

— У тебя окно раскрыто, — бросил он небрежно. — Ты забыла, что мы со стариной «Нимбусом» неразлучны. Вот, кстати, я принес тебе кое-что, — и он протянул ей коробку «Шоколадных лягушек».

— Ух ты, особая серия к Чемпионату мира по квиддичу. Сборная Сербии, — Станимира вытащила одну из карточек. — Это наш ловец, Милан Стойкович. Он очень крут.

— Правда? — Пако присел на кровать. — Тебя ведь завтра выписывают?

Крам кивнула.

— Мы будем праздновать мой день рождения. Так, ничего особенного. Семейные посиделки. Жалко, Виктора не будет... Он никогда не ходит на мои дни рождения... ну, из-за Хьюго. Но мы вчера отлично посидели в «Голове Шекспира» — оба пили чай, как дураки. Спасибо за подарок. Когда вы успели его заказать?

— Еще в воскресенье, когда мы вернулись из Парижа, — смущенно сказала Станимира. — Я просто заметила, что у тебя все костяшки сбиты. Ты ведь из тех загонщиков, кто считает, что в перчатках неудобно держать биту.

— Да,— Пако рассмеялся. — Точно.

— Эти тебе понравятся. Они очень тонкие. Это из магазина в Бухаресте, они шьют лучшие перчатки для игроков в квиддич... Даже не знаю, как они делают драконью кожу такой тонкой.

— Они классные, — в доказательство своих слов Пако поднял руки в черных перчатках. — Спасибо.

Последовало неловкое молчание. Станимира вспоминала, как ломала голову над тем, как сделать Пако подарок на день рождения, чтобы это не выглядело слишком претенциозно. Слава богу, вечером она получила письмо от Виктора, который пожаловался, что Пако надо что-то купить, но он не знает, что. Станимира написала, что ему можно купить спортивные перчатки в «Романии». Стоит только написать владельцу, Василе Греку, и он подберет нужные. Она очень надеялась, что у отца не вызовет вопросов ее решение присоединиться к традиционному подарку Пако на день рождения. До этого она отказывалась посылать ему даже дежурные открытки.

— Это тебе спасибо, — наконец сказала Станимира. — Если бы не ты...

— Не стоит, — Пако отмахнулся. — Я просто знал. Защита от темных искусств. Профессор Финч-Флетчли вложил в меня все, что мог.

— Да и вообще, — Станимира продолжила, — В последнее время столько всего было.

— Да ладно тебе.

— Круто, что мы теперь друзья, — выдохнула она.

Пако поднял глаза и выдавил свою фирменную усмешку.

— Да. Круто, что мы друзья, — сказал он, помедлив. И вдруг выпалил на одном дыхании, — Мне надо тебе кое-что сказать.

Станимира приподнялась на подушке и спрятала руки под одеяло. Ей казалось, что по рукам всегда можно определить, волнуется человек или нет. А она ужасно волновалась. Голос Пако немного дрожал.

— Давай, — сказала она как можно более непринужденно. — Что-то случилось?

— Наверное, — Пако посмотрел ей в глаза. — Пожалуй. Я помолвлен. С Аделиной Крамской-Фалькон. Мне показалось, что друзья должны о таком говорить. Правда же?

Ноготь большого пальца правой руки впился в ладонь левой, но она не заметила боли.

— Немного неожиданно, — она заметила, улыбнувшись. — Ну, поздравляю.

— И ты больше ничего не скажешь? — Пако, казалось, выглядел разочарованным.

— Да нет, — Станимира пожала плечами. — Знаешь, в Дурмстранге все без конца женились, поэтому меня такие новости не удивляют, ты уж прости. Хотя когда моя лучшая подруга Моника вышла замуж за нашего загонщика Януша, я была в шоке, — и Станимира рассмеялась.

— Почему? — тихо спросил Пако.

— Ну это же был Януш! Такой забавный толстый парень! Над ним вся школа прикалывалась. Ходили слухи, как-то под ним сломалась метла, и, падая, Януш придавил трех охотниц Шармбатона! И тут, представляешь, он и моя лучшая подруга!

— Забавно, — Пако нашел в себе силы улыбнуться. — Рад, что ты уже способна шутить.

— Славно поболтали, спасибо, что заглянул. И за лягушек, — Станимира подмигнула Пако. — А сейчас мне, пожалуй, пора поспать.

— Доброй ночи, — Пако помахал ей рукой в новой перчатке и, неловко огладив мантию, забрался на подоконник и шагнул в пустоту. Станимира видела, как мелькнул хвост его «Нимбуса».

На негнущихся ногах она поднялась и, превозмогая боль, подошла к окну и закрыла его на щеколду. Сделав два шага назад, она рухнула ничком поперек кровати и закусила губу.

Стало трудно дышать, словно в горле встал огромный ком. Нет, она не будет плакать. Она Крам. Крамы знают, что такое настоящая выдержка. И она не будет плакать, даже если никто не видит.

* * *

Утром того же дня Буэнос-Айрес.

Удар. Еще один. За годы тренировок Пако узнал, что битой можно не только отбивать бладжеры. Битой можно драться. И, повалив Фалькона на пол, он замахнулся для очередного удара.

— Подожди! — Финист выставил руку вперед.

Пако опустил биту и вытер кровь на лице рукавом мантии.

— Какая же ты мразь, Фалькон, ­ — сказал он спокойно. — А я идиот. Надо было отправить тебя в Дурмстранг сразу же, как только я тебя нашел. Ну и черт с ним, что тебя бы там грохнули.

— Я... не хотел, — пискнул Фалькон и, сев на пол, обнял колени руками. — Прости...

Квартира Пако была разгромлена. Повсюду валялись книги. Кресло было перевернуто. Рядом валялся торшер — Финист пытался им защититься, когда Пако бросился на него с битой наперевес. Сначала они швырялись друг в друга заклинаниями, но потом сцепились врукопашную.

— Какого черта ты всех обманул? Зачем тебе было в нашу сборную?

— Мне просто хотелось играть, как вы, — ответил Финист тихо. — Просто попробовать. Я не думал, что это так затянется.

— Ты не думал о том, что скажешь украинцам, когда вернешься? На месте твоего тренера я бы выгнал тебя из команды пожизненно, — Пако присел рядом.

— Я думал, просто попробую. А потом решил: у меня тут другое имя, и никто не узнает, что я— это я.

— Ты не думал о том, что Украина будет играть с Аргентиной?

— Мы не прошли отборочные...и... наши страны вообще никогда не встречались на турнирах.

Из груди Пако вырвался сдавленный стон.

— Кто — мы? Украина или Аргентина? Все кончено. Аргентинцев дисквалифицируют. Меня посадят. Тебя заклеймят как предателя.

— Ну, не все так плохо, — Финист мягко дотронулся до плеча Пако. — Я обещаю, что сборной Аргентины ничего не будет. Никаких санкций. Я обещаю.

— Господи, последний матч... Один несчастный Уругвай и все — мы проходим континентальный этап и едем на Мундиаль... Но нет!

— Я обещаю, Пако, — повторил Финист уверенно. — Клянусь своей жизнью.

— Твоя жизнь и так ничего не стоит, — сморщился Уизли.

— Ты хотел мне сказать кое-что важное, я помню, — казалось, Финист пропустил колкость Пако мимо ушей.

— Я разгадал загадку, Фалькон, — Пако безучастно изучал свои руки. — Я знаю убийцу, я знаю мотивы преступления, я все знаю.

Финист слушал правду о случившемся молча. Постепенно перед глазами стали возникать картины: вот он падает. Палочка. Блестем. Он истекает кровью. Свидетель. «Ты же не скажешь, Поттер?». Он улетает. Не понимает, куда лететь, но перелетает Черную речку и устремляется на запад. Только бы скрыться... Он добирается до Франции, самонадеянно думая, что тело птицы не знает человеческой боли, но он ошибается... Боже, как же он ошибается. Лететь становится все труднее, но внизу не видно земли — только темная гладь воды. Один час, еще один, еще один. Он падает вниз, думая, что захлебнется, но его прибивает к берегу, как мусор. Он делит еду с жирными белыми чайками. Где он? Судя по всему, где-то в Британии, но как понять, где именно?

Отдохнув, он решает долететь до Лондона, но на полпути понимает: за ним следят. Черный кот с рыжими подпалинами. Франсиско Уизли.

— И знаешь что, — произнес Пако устало. — Это не все. Помнишь о нашем уговоре? Я прячу тебя — ты даже не смотришь в сторону Крам. Помнишь?

Финист кивнул.

— Так вот, он отменяется, — продолжил он. — Она единственная, кто верил, что ты жив. Все это время верила. Никого не слушала... Она решила, что поедет в Дурмстранг, чтобы искать тебя. Понимаешь, о чем я говорю?

— О Господи, — прошептал потрясенный Фалькон. — Я не знал... Я... даже не догадывался, что она влюблена в меня... Какой же я идиот!

— Да уж, — Пако так и не поднял головы. — Я тоже.