Книги надо читать до конца! (гет)

Бытовая неустроенность — прекрасный повод для секса.

Шутка, конечно, но на самом деле так и есть. Когда в доме пусто, только и занимаешься тем, что налаживаешь производство себе подобных. Правда-правда. Посуды практически нет — мыть не надо, пылесборников — тоже. Хотя маман порывалась подарить нам свой ковёр, сотканный, наверное, ещё пра-пра-пра-бабушкой Мерлина, но Гермиона, поглядев на это трухлявое безобразие, категорически заявила, что не может забрать у семейства Уизли его давнюю реликвию. Маман хмыкнула и отступилась. Всё-таки у меня умная жена, — знает, как со свекровью разговаривать. Так вот, ковров у нас нет — стало быть, неоткуда выбивать наглых докси. Нет и занавесок. Гермиона как-то приобрела парочку для спальни. Между прочим, я предупреждал, что от вещей, купленных в Косом переулке, можно ожидать чего угодно. Волшебные вещи имеют обыкновение по-разному реагировать на дом и хозяев. Однажды Фред рассказывал случай, как деревянная полка падала всякий раз, когда под ней оказывался отец семейства. Падала и норовила, зараза, ударить по голове, да ещё издавала при этом неприличный звук. Хотя про звук Фредди мог приврать, таким уж он был...

Так вот, про занавески. В общем, сгорели они. От стыда, я полагаю. Ещё бы, мы с Гермионой такое в спальне выделывали, такое... нам же заняться больше нечем. Вспыхнули, как факел! Пришлось временно остановить конвейер по сборке маленьких Уизли и тушить пожар.

Если подойти к проблеме занавесок философски, то вспоминаются слова полоумной тётки Мюриэль о том, что у каждой вещи есть своя душа. А раз есть душа, то есть и соответствующие моральные нормы. Видимо у наших занавесок моральные нормы не годились для супружеской спальни, а только для кухни. Хотя нам и на кухне заняться было нечем, кроме как...

Кстати, про кухню. Вернее, про еду. С едой у нас перманентная напряжёнка, ибо Гермиона готовит так, что про это стоит писать поэмы, состоящие из одних междометий, вроде: Ё..! У..!..

Нет, не буду продолжать. Я ведь люблю свою жену, несмотря на один серьёзный недостаток: когда она что-то теряет, то превращается в злобную фурию. У неё даже волосы начинают шевелиться. На голове. В других местах я бы не рискнул проверять, особенно под аккомпанемент яростных воплей:

— Рональд Уизли! Я вчера оставила здесь свой список литературы по трансфигурации! Где он?!

— Рональд Уизли! Где мой учебник по тибетской травологии?!

— Рональд Уизли! Где мой лифчик?!

Потерять что-то, особенно лифчик, в квартире, где из мебели есть только кровать, стол и стул, довольно сложно, но мы же не боимся трудностей. Мне иногда кажется, что местный домовой — фетишист, положивший глаз на мою жену. Но Гермионе эти мысли лучше не высказывать. Она почему-то считает, что к потере вещей я имею непосредственное отношение.

Когда синдром гневливости немного отступает, говорю:

— Герм, нет ничего проще, надо сказать: «Домовой, домовой, поиграл и отдай», и вещь найдётся. Проверено!

— Что за чушь, Рональд! Никогда не слышала подобной чепухи!

Она ещё долго орёт, потом ворчит, бродит по квартире, переворачивая всё вверх дном. А когда совсем успокаивается, то тихонько, чтобы я не услышал, шепчет: «Домовой, домовой...»

Лифчик находится через минуту и в самом неожиданном месте. Я же говорю: проверено.

— Но ведь я здесь только что искала! Ничегошеньки не было! — растерянно говорит она.

И что мне остаётся делать в этом случае? Только подвигнуть её на деяния, от которых любая занавеска сгорит синим пламенем.

* * *

Всё началось, когда в квартире ни с того ни с сего появился мешок. Мешок как мешок, полотняный, с вышитым вензелем «W». Внутри — моя старая одежда.

— Ты что, был у мамы? — когда Гермиона хочет подчеркнуть своё превосходство, то говорит с ухмылкой. На самом деле навестить маму — вовсе не преступление, однако многие молодые жёны заражены вирусом презрения к своим мужьям, если те — только что от мамы.

— Я не был у мамы.

— Мама приходила? — теперь уже подозрительность в голосе.

— Нет.

— Тогда откуда здесь это? — и указывает на мешок.

— Как раз хотел спросить у тебя.

— Но оно же не могло оказаться здесь само!

Конечно, не могло. Никакая сова, даже накачанная допингом, не в состоянии лететь с такой ношей. Предположить, что маман перекинула мешок через камин, со словами: «Да ну вас, в гости к вам ещё ходить!» можно, но сложно.

Сошлись на том, что кто-то из моих родственников переместился в нашу квартиру, тихонько положил мешок и скрылся, пока мы в спальне... заглаживали инцидент с лифчиком.

Потом в квартире обнаружился точно такой же мешок, но с вещами Гермионы.

— Ой, надо же, мои старые джинсы! А я думала, что потеряла их!

У меня мелькнуло подозрение, что потерять джинсы можно лишь при определённых обстоятельствах, и как-то вечер вдруг перестал казаться томным. Но всё же у нас медовый месяц, а я расслаблен и влюблён.

— Слушай, ну кто мог сюда это прислать? — когда Гермиона задумывается о прекрасном, то становится ещё красивее и желаннее. В этих невыносимых условиях я принимаю единственно верное решение: хватаю её в охапку и несу в известное место.

Пока мы оглашали страстными криками известное место, кто-то завалил квартиру всяким барахлом: старой палаткой отца, посудой, одеялами и книгами, книгами, книгами...

— Ух-ты! «Древние руны!» — Гермиона сразу кинулась разгребать завалы из пропыленных фолиантов.

— Тебе не кажется, что от них странно пахнет? — не то, чтобы я беспокоился о чистоте воздуха нашего логова, но смотреть, как она бросает меня ради вонючих пергаментов было обидно.

— Слу-ушай, может, это Гарри? Смотри, тут его вещи тоже! — восторженно крикнула Гермиона.

Насколько я понимаю, у Гарри тоже медовый месяц, который они с Джинни решили провести где-то у тёплого моря. Он бы не стал заниматься такой ерундой. Во всяком случае, я бы на его месте точно не стал бы. На мой взгляд, подкинуть нам старьё может только полный псих.

— Вообще-то надо проверить их на предмет тёмной магии.

— Я уже проверила! Всё чисто! — самодовольно сказала Гермиона.

Всегда поражался тому, как быстро она соображает. Я взял мешок с вещами, на котором красовалась надпись «Гарри», и вдруг подумал, что сегодняшний день безнадёжно испорчен. Вроде бы ерунда: на моём мешке — «W», а на их — «Гарри» и «Гермиона». Такая мелочь, а неприятно. Узнаю, кто принёс сюда это шмотьё — уши оторву!

— А давай устроим вечер в палатке! — Гермиона явно загорелась этой идеей. — Помнишь, как было здорово?!

— Вообще-то было всем по-разному... Но если ты обещаешь не готовить, то можно.

Она запустила в меня моим мешком. Всё же красивая у меня жена. Возможно, нынешний вечер ещё преподнесёт парочку приятных сюрпризов.

Палатку поставили прямо возле камина.

— А помнишь, как мы целовались, пока Гарри не видит? — вдруг спросила она.

— Я помню всё. И как мы с тобой чуть не занялись любовью, пока он спал.

— Ой, не напоминай! Я была такая грязная.

— Ты была умопомрачительная. А сейчас стала ещё лучше.

— Рональд Уизли, — ты просто ловелас!

Всё было хорошо... Всё шло просто чудесно! Я даже мысленно поблагодарил того психа, который нам эту палатку подкинул. НО! В самый ответственный момент она вдруг исчезла. А вместе с ней исчезли мешки с одеждой и одеяла...

Честно говоря, я здорово испугался. Кому нужен этот дурацкий розыгрыш?! А если представить, что кто-то неизвестный подсматривает за нами, то становится вообще не по себе!

— Возможно, дело в квартире? — предположила Гермиона. — Не зря же она так дёшево стоила.

Я вспомнил, как снимал это гнёздышко у хозяина. Тот казался приличным человеком, хотя взгляд у него был хитроватый...

Пока я размышлял, Гермиона вдруг испуганно вскрикнула.

— Что?! — я даже подпрыгнул. Блин, порву любого, кто её обидит!

— Книга! — она так посмотрела, что я подумал, будто книга её укусила.

— «Древние руны» исчезли! Только что были, а теперь — нет!

Мне почему-то пришло в голову, что если бы исчезла кровать, Гермиона бы так не паниковала. А тут — «Древние руны» — страшно сказать, какая трагедия.

— Рон, что происходит?

— Ты меня спрашиваешь?!

— Может, этот... домовой забрал?

— Зачем ему твои руны?

— Откуда мне знать! Ему же зачем-то понадобился мой лифчик!

— Ну, с лифчиком можно...

— Рональд! Давай, попроси его вернуть всё назад!

— Почему я?

— Потому что ты — мужчина. И потому что ты нашёл эту квартиру. И потому что...

— Ты же не верила в домового!

— Но ведь помогло же!

— Ладно. Домовой, домовой, поиграл и отдай.

Мы прождали минут пять, потом кинулись искать пропавшие вещи. Ничего, естественно, не нашли. Гермиона стала ходить и маниакально шептать во всех углах заветную формулу. Но домовой оставался глух к её мольбам. И действительно, зачем ему отдавать кучу полезного барахла? Я бы не отдал. Даже лифчик.

В итоге она уткнулась в свои книги, чтобы найти объяснение странным событиям.

Промаявшись час в скорбном одиночестве, я решил напомнить о себе более решительно:

— Герм, да ну их. Пусть себе исчезают и появляются. Они же опасности не представляют, есть не просят. А я бы закинул в желудок чего-нибудь.

— Рон, как ты не понимаешь! То, что происходит, очень странно! Неужели непонятно, что за этим явно кроется какая-то загадка.

— Ну и что? Пусть кроется, прячется, рыскает по углам, нам-то что с того?

— Какой ты... нелюбопытный.

— Когда с рождения живёшь среди волшебных вещей, ко всему привыкаешь.

— То есть, ты хочешь сказать, что магловское происхождение рождает во мне паранойю?

— Я?! Я лишь хочу сказать, что пора ужинать и спать!

— Так иди ужинай и спи! А я ещё почитаю!

Вот уж не думал, что наша первая после свадьбы ссора произойдёт так быстро. Пришлось идти в кровать голодным, одиноким, но не сломленным. Если завтра всё это шмотьё возникнет снова, я его просто сожгу.

На следующий день палатка, мешки и книги появились опять. Зато исчезла Гермиона.

Я даже хотел попросить домового, чтобы он её вернул, но вовремя заметил записку:

«Рон, я в Хогвартской библиотеке, буду к обеду».

Лучше бы она была у домового. От тоски я даже подумал о том, чтобы смотаться в Нору, но когда представил, как маман будет приставать с вопросами: «А что у вас случилось? А почему ты один? Вы не поссорились?» то решил остаться дома, тем более, надо сделать намеченное: изничтожить барахлишко.

Когда я разбирал мешки с тряпками, то заметил Карту Мародёров. Неужели Гарри был здесь?! Был и ничего мне не сказал? А ушёл куда-то с Гермионой? Всё это очень подозрительно...

Если Гермиона в Хогвартсе, значит, я её увижу!

Я открыл Карту и стал искать библиотеку. Но Гермионы там не нашёл! Выходит, она меня обманула! И тот, кто подкинул сюда эту вещь, явно хотел, чтобы я знал, что Гермионы там нет! Чёрт, теперь весь этот свалившийся на мою голову склад перестал казаться таким безобидным. Кто-то затеял странную игру, возможно, с целью открыть мне глаза! Но кто?!

Тут мне стало сильно не по себе. Если это шутка, то глупая и злая, если нет — жди беды. Я уже хотел было собрать всё в кучу и кинуть в камин, но вещи снова исчезли без следа!

Всё! Моё терпение лопнуло! Сейчас я начну... Не знаю что, но точно начну!

Начинал я часа два, потом утомился. Тяжкое это дело — принимать решение.

Вдруг толстая книга вылетела из пустоты и больно ударила по ноге. Теперь-то я точно знаю, что делать. Нацелив на книгу палочку, я уже был готов произнести заклинание, как вдруг пришла Гермиона.

— Где ты была?!

— В Хогвартсе, — ответила она как ни в чём не бывало. — Ты нашёл записку?

— Нашёл! Но я хочу знать, где ты была на самом деле!

— «На самом деле», — передразнила она меня, — я была в Хогвартсе.

Вот ведь врёт в глаза и не краснеет!

— Гермиона, не лги, я всё пойму. У тебя есть кто-то?

— Есть.

О как! Не думал, что наша семейная жизнь пойдёт прахом именно сегодня. На самом деле, я вообще не задумывался о сроках.

— Кто?

— Муж-дурачок.

— Ах, я дурак?! Ну конечно, ты всегда так считала. Что ж, если так, то я найди себе кого-нибудь поумней!

— Рон, ты чего? Я же пошутила!

— Где ты была?!

— Так в Хогвартсе!

— Это ложь!

В общем, не буду вспоминать все подробности; и так понятно, что мы рассорились до крайности, и, казалось, брак уверенно катится нюхлеру под хвост. А под хвостом у этого зверя, уж поверьте мне, ничего хорошего не водится.

Гермиона заперлась в спальне, я остался в гостиной и от расстройства пнул прилетевшую из ниоткуда книгу. Не сказать, что семейная ссора кардинально изменила моё отношение к науке, но мне надо было как-то успокоиться, и я решил полистать фолиант...

На следующее утро Гермиона всё ещё злилась. Я подумал, что она меня испепелит взглядом, когда осторожно произнёс:

— Герм, ты вообще книги до конца читаешь?

— Я отправила сову родителям, поживу пока у них, — отчеканила она, проигнорировав мой вопрос.

— Подожди, не торопись. Просто ответь, ты все книги читаешь до конца?

— Свои вещи я собрала. Прощай, Рон.

— Гермиона! — я помахал перед её лицом руками. — Ты меня слышишь? Просто ответь.

— Я не хочу с тобой разговаривать! И отвечать на глупые вопросы! Дай пройти!

— Нет, я тебя не отпущу! — пришлось взять её за плечи, хотя риск получить кучу травм разной степени тяжести повысился в несколько раз. — Просто. Ответь. На вопрос!

— Да! Я все книги читаю до конца! Доволен?!

— А конкретно эту? Вот эту книгу? Помнишь её? — я сунул ей чуть ли под нос книгу «Продвинутые заклинания».

— Да! И эту книгу тоже!

— А вот и нет! Там есть одна страничка, которую ты не открывала!

— Что ты несёшь, Рональд Уизли?

— Вот эта страничка! Она была склеена с другой, а поскольку пергамент старый, ты, наверное, не рискнула её отклеить! А я рискнул!

— Поздравляю! — рявкнула она, шагнув в камин. — Целуйся со своей книгой!

— Там есть одна маленькая сноска относительно Заклятия невидимого расширения! — крикнул я, но моя жена уже исчезла в зелёном пламени.

Я остался у камина, раздавленный и опустошённый...

Этот вечер был самым тоскливым в моей жизни. Я поискал чего-нибудь выпить и нашёл только початую бутылку шампанского, которое мы открыли в тот день, когда переехали сюда. Гермиона была волшебно, невероятно красивой! И такой, что даже магловская кислятина казалась слаще мёда. Теперь же у вина был совсем иной вкус — прокисшей бражки.

Под утро появились они — наши вещи. Я аккуратно сложил их по кучкам: в одной — старый рюкзак Гарри и его мешок с одеждой, в другой — мои шмотки; одежду Гермионы стал перебирать, вдыхая лучший в мире аромат — костра и духов моей жены.

Наверное, я так и заснул — в обнимку с её свитером, а когда проснулся — вещей уже и след простыл. Зато была Гермиона.

— Всё-таки, ты невыносим, Рональд Уизли, — строго сказала она, когда я продрал глаза. — Не мог сразу объяснить!

— Что объяснить? — спросонья было непонятно, настроена ли она мирно, или сейчас начнутся карательные меры.

— Что заклятие «Невидимого расширения» перемещает не только в пространстве, но и во времени! И что вещи всегда возвращаются туда, где живёт тот, кто их заколдовал!

— Ну, это же общеизвестный факт, — заважничал я. — Хотя вам, маглорождённым, это трудно понять.

— Ах ты! — начала она возмущаться, но я ловким движением схватил и повалил её на пол.

— Я так соскучился.

Примирение ознаменовалось вполне заслуженным и очень приличным сексом. Я чувствовал себя взрослее и мужественнее, осознавая, что взобрался на одну ступеньку вверх по крутой лестнице семейной жизни. Кроме того, мне удалось утереть нос самой Гермионе Грейнджер-Уизли, которая, как оказалось, не всё знала о применяемом заклинании, и этот факт весьма грел мне душу.

Мы стали с нетерпением ждать, когда наши вещи появятся вновь, а когда это случилось, долго и очень тщательно складывали их обратно по мешкам. Гермиона даже предложила кое-что постирать, но я сказал, что вдруг они срочно понадобятся в том, другом времени, и будет нехорошо, если они окажутся невысохшими. Гермиона согласилась, но, по-моему, потихоньку всё же кое-что выстирала и сбрызнула духами.

На Карте мародёров мы нашли тех, кого уже нет в живых: профессора Снейпа, метавшегося в директорском кабинете, Колина Криви и других. Гермиона всплакнула на моём плече, а я вспомнил Фреда, каким он был...

Мы аккуратно сложили палатку, одежду, книги и сидели перед камином, в ожидании, когда они станут нужны там, где мы когда-то были совсем юны, лихи и безрассудны.

А потом занялись любовью на горе всем занавескам в мире.