Эйдос (гет)

10.

We could be perfect one last night,

And die like star-crossed lovers when we fight...

And we can settle this affair,

If you would shed your yellow — take my hand,

And then we'll solve the mystery of laceration gravity.

This riddle of revenge please understand it has to be this way...

Stand up, fucking tall,

Don't let them see your back,

And take my fucking hand,

And never be afraid again!

Итак, случилось то, что случилось. Наверное, я догадывался, что так или иначе это всё равно произойдёт. Думаю, вы, мои воображаемые слушатели, понимаете, что речь идёт о Тонкс и её пушистом дружке. О её Ремусе-мистере-Тонксе, пропади он пропадом. Окей. Ладно. Я не буду больше прохаживаться на его счёт, честно. Это был последний раз — вы мне верите? Боюсь, что я себе — нет. На самом деле, вина Люпина состоит лишь в том, что Тонкс его любит. Как жаль. Какая херь. Моя первая, блин, любовь разлетелась ошмётками, столкнувшись с этим лишённым всякой логики союзом, на поверку оказавшимся просто чугунным. Башка какого-нибудь Уоррингтона рядом с ним просто отсасывает. Интересного богатого молодого человека, которому не чужды авантюризм и чувство юмора предпочли нищему высокоморальному святоше на склоне лет. Я проиграл войну, в которой даже не воевал! Какой абсурд! Комично? Конечно, комично — как и вся моя жизнь.

Теперь об этом ужасном цветочке, который покромсал вашего покорного слугу, сделав его похожим на позёрствуевшего подростка-суицидника (хотя в волшебном мире малолетние дебилы предпочитают зелья, да и вообще, кто из них отважился бы сотворить такое месиво, в которое тогда превратились мои руки — в этом-то и дело, ха-ха!). Очевидно, что в данный момент я жив, хожу, разговариваю, и, что самое ужасное, все ещё способен к мыслительной деятельности. Так что, в общем-то, всё получилось не так уж и плохо. А ещё вся эта история сыграла в моей судьбе весьма странную роль. К счастью ли это произошло, к сожалению — я для себя не решил и вряд ли уже решу когда-нибудь.

* * *

— Что за херня... тут происходит...

— Слава Мерлину! Фредди уже лучше, он заговорил!

— А ещё вчера за такие разговоры ты бы побежала мыть ему рот с мылом, мам.

— Помолчи, Джордж!

— Если бы не я, то Фреда бы тебе принесли на блюдечке с голубой каёмочкой. В качестве лапши. Кровавой.

— Силен...

— Не стоит, мам.

— Немедленно верни мне палочку! Верни палочку, Джордж!

— Рас-то-пыр-ник...

— Постой! Я думаю, он бредит.

— Он не бредит, а говорит дельные вещи, между прочим. Настойка растопырника, в отличие от вашего дурацкого бадьяна, который давно пора выкинуть на помойку, не только лечит, но и обезболивает раны.

— Конечно же, ты разбираешься в этом лучше целителей с многолетним опытом! Бадьян — средство, проверенное веками...

* * *

— Джордж...

— Я здесь, Фред. Все ушли.

Фред, наконец, разлепил глаза. Окружающая обстановка однозначно идентифицировалась им как больничная палата Хогвартса. Шторы на окнах были плотно задёрнуты, солнечный свет сквозь них не пробивался. Джорджа во всей этой темени почти не было видно; брат казался серым и расплывчатым, будто бы на плохой колдографии. И ещё: ужасно ныли руки. Фред поглядел на них, но, собственно, в этом не было нужды — по два фунта бинтов на каждой конечности чувствовались и так.

— Я сейчас сдохну, — поморщился он. — От этой боли. Сколько прошло времени?

— Как ты видишь, уже ночь, — краешком рта улыбнулся Джордж. — Мама, папа и все остальные уже отчалили домой и давно спят в своих постелях. А Рон и компания уехали ещё на «Хогвартс-Экспрессе»: они как раз гуляли по станции в тот момент, когда тебя покромсали.

— Ясно, — пробормотал Фред. — Получил нагоняй?

— Я? — вздёрнул брови Джордж. — За что?

— За меня. И за воровство, — ответил Фред.

— Какое воровство, о чём ты?

— У тебя что, склероз? — поморщился Фред. — Мы же пришли туда, чтобы нарвать этой Тентакуловой фасоли, будь она неладна. Спраут, кстати, может и засудить нас, но я искренне надеюсь, что она не будет этим заниматься...

— Так она и не заметила, — тихо рассмеялся Джордж и, порывшись в карманах куртки, высыпал на одеяло Фреда горсть сморщенных тёмных стручков.

— Великолепно! — вытаращился Фред. — Но... как ты сумел пробраться сквозь эту...эту...

— Элементарно, — пожал плечами брат. — После того, как ты отрубился, я применил к ней Петрификус Тоталус.

— Ого!

— А потом аккуратно собрал все рассыпавшиеся стручки, уничтожил незначительные улики в виде нечаянно оторванных листьев, положил секатор и ковшик туда, где они лежали, и уже после призвал метлу из школьного сарая, и в течение пары минут долетел до сколько-нибудь людного места, чтобы попросить помощи. Макгонагалл, Помфри и Спраут, примчавшимся на мой зов, я сказал, что мы пришли всего лишь посмотреть, — сказал Джордж. — Конечно, не обшлось без обличающих нас в пожизненной тупости воплей и ругани, но, во-первых, мы уже год как окончили Хогвартс, а, во-вторых, их головы сейчас забиты совсем другим, — с довольной миной закончил он.

— Ну, в таком случае всё действительно могло случиться гораздо хуже, — пробормотал опешивший Фред.

* * *

— Сколько времени знаю вас, молодой человек, и вашего брата, а ума так и не прибавилось! — ворчала мадам Помфри, меняя Фреду повязки. Тот лишь морщился и стонал, глядя на красные глубокие полосы в отпечатках бурой засохшей крови, сплошь и рядом покрывавшие его предплечья. — И какой гиппогриф понёс ваши ноги в последнюю теплицу? Растения оттуда и ученикам-то не показывают, а держат для разнообразных целей, которые простым людям неизвестны!

— Нам было скучно, — пожал плечами Фред. — Скажите, а эти шрамы останутся навсегда?

— Хорошо бы — вам в назидание, — в сердцах бросила Помфри, нахмурив брови. — Скучно! Подумать только! Нет, порезы пройдут, но ещё нескоро. Режущая серебрица не ядовита, но оставляет странные царапины, которые имеют свойство подолгу не закрываться. Ваша мать умеет менять повязки, так? Нужно накладывать их как можно туже. И покой, покой, самое главное — покой! Минимум три недели — не раньше, чем затянутся ваши ранения.

— Но моя работа, — пискнул Фред. — Магазин — как он будет без меня?

— И слышать не хочу! — ответила целительница тоном, не терпящим возражения. — И так я поступаю по меньшей мере безответственно, отпуская вас уже наутро после происшествия! Но вы же сами понимаете, мистер Уизли, что судьба Хогвартса сейчас как никогда неопределённа и туманна, — мадам Помфри погрустнела, затягивая конец бинта. — Ну, вот вроде бы и всё. Не забывайте вовремя наносить заживляющие мази, чтобы следы исчезли как можно скорее. Вас ждёт ваш брат, верно? Прошу вас, убедите его доставить вас домой как можно более безопасным для вас способом. Аппарация и летучий порох исключаются. Лучшим выходом будет автобус — дольше, но вашему здоровью ничего не будет угрожать.

Фред хмыкнул, услышав последние слова мадам Помфри о том, что «Ночной рыцарь» безопаснее для здоровья, чем любой другой транспорт. Он готов был поставить сколько угодно, чтобы доказать, что это не так.

* * *

Следующие полторы недели Фред провёл в «Норе», окружённый заботами матушки, Джинни и Флёр, которая, ко всему прочему, занималась таким же больным Биллом. Как оказалось, ранения, полученные братом в схватке с Грейбеком, дали некий неожиданно положительный эффект: в доме наконец-то можно было спокойно жить. Мама, в кои-то веки оставив свой обычный менторский тон, самоотверженно помогала будущей невестке в практиковании целительства, сразу как-то позабыв о жеманности и гламурности Флёр, прежде так её раздражавших. Джордж приходил почти каждый день — приносил Фреду сладости, сигареты (не дай Мерлин кто-то заметит...) и делился новостями из Лондона. В городе всё шло по-прежнему. Этого следовало ожидать. В общем-то, несмотря на то, что в Норе было скучновато, Фред не чувствовал себя там очень уж плохо. Он целыми днями валялся в постели, жрал шоколадных лягушек, читал книжки и слонялся по саду — благо, что никто не ограничивал ему свободу передвижения в пределах дома. Руки болели, но не очень сильно — однажды Джордж приволок большую банку с настойкой растопырника, и Фред уговорил мать отныне пользоваться ей, а не бадьяном. А ещё Фред искренне надеялся, что не заскучает до одури прежде, чем наконец сможет снова перебраться в Лондон...

* * *

...Он испытывал чудесное, ни с чем не сравнимое чувство, летая в каком-то непонятном измерении. У него больше не было тела, он легко мог стать чем угодно — хоть порывом ветра, хоть косым ливнем, хоть бешеной рекой, крошками весеннего льда бьющейся о её ноги. Она была странной. Он её не знал. Черты её лица всегда менялись и каждый раз были какими-то неопределёнными — будто они когда-то виделись, но он не мог вспомнить, где. Собственно, где, если сам он — ничто и одновременно что угодно? Он любил становиться колючим бураном или проливаться градом, когда она приходила вместе с непонятным чудовищем, полностью заросшим серой шерстью. Вообще то место, в котором он был, населяло много их, таких странных полулюдей, и многих он, наверное, знал. Чего только стоил один снежно-белый старец, руки которого напоминали старые, узловатые ветви, а потрёпанная рубаха развевалась подобно листве! Или странный темноволосый парень, носящий за спиной огромные рябые крылья. Иногда он, взлетая, подбрасывал в воздух камни и тут же, выходя в отличное пике, ловил их... Но все они, даже огромный ворон, почти всегда летающий следом за белым старцем и громко, сварливо каркающий, почему-то имели свою определённую форму и, казалось, навсегда останутся здесь. Его же не узнавал никто, что бы ни произошло. Что-то так неумолимо тянуло его отсюда, в другой мир — он догадывался, что таковой существует... В такие моменты он любил обращаться огнём, неистово носящимся по земле и жадно пожирающим сухую траву.... Однажды по обрыву, где он горел, треща искрами, прогуливалась она. Он вспыхнул, взвившись столбом до самого неба — но она, ничуть не боясь, подошла ближе. Языки пламени осветили и странно-неопределённое лицо, и торчащие фиолетовые волосы. Внезапно что-то в его памяти всколыхнулось, точно водная гладь, принявшая в себя камень. Она медленно протянула руки, чтобы согреться. Языки его смертоносного пламени легли в её ладони, лаская и окутывая их...

...Фред резко распахнул глаза; сквозь тонкие занавески в них бил яркий солнечный свет. От фокусов, которые только что выкидывало его подсознание, парню стало дурно. Приснится же всякая чушь! Фред медленно выдохнул и только сейчас почувствовал, что что-то было не так. Чья-то рука довольно долго гладила и теребила его волосы. Он повернулся на бок и чуть не потерял дар речи. Прямо перед ним, в его собственной комнате сидела...

— Ты, — припечатал Фред, смерив тяжёлым взглядом Тонкс.

— Здорово, Фред, — улыбнулась она; он же едва не задохнулся от такой наглости.

— Проваливай! — метнул свою первую молнию Фред.

— Интересное кино, — изогнула бровь Тонкс, наконец вытащив пальцы из его шевелюры. — А что я такого сделала, что удостоилась столь тёплого приёма?

Разбила моё ёбаное сердце, подумал Фред, но умолчал об этом. Он ведь и не претендовал — тогда разве это может считаться причиной? Спокойно, Фред. А что ещё она сделала, чтобы он имел полное право вышвырнуть Тонкс не только из дома, но и из головы? Истрепала ему нервы? Эта версия также не выдерживала никакой критики — Фред сам с радостью позволил ей проделать с собой такой фокус. С ума сойти — Тонкс в очередной раз выехала на его шее, избежав прилагающихся проблем за счёт невинного хлопанья ресницами!

— Ничего, — со злостью ответил он. — Я болен, и хочу ещё поспать. Пойду, скажу маме, что мне плохо и чтобы она тебя проводила, — довольно резво Фред встал с кровати и направился к двери.

— А никого дома нет, — радостно возвестила Тонкс. — Все уехали к какой-то вашей тётушке, смотреть на диадему, которую собираются одолжить у неё на свадьбу Флёр. Как уж её там?

— Мюриэль, — на автомате ответил Фред. — Постой, никого?

— Нет, — тряхнула розовыми волосами Тонкс. — Послушай, Фред, что вообще с тобой? Ты в порядке?

— Я в порядке? — заржал Фред, снова присаживаясь на постель. — Я не в порядке! Ни хера не в порядке! — Ты измотала меня, хотел сказать Фред. — У меня чертовски болят руки, — соврал вместо этого он.

— Что с ними? — с беспокойствием в голосе спросила Тонкс.

— Показать? — поинтересовался Фред; Тонкс испуганно покачала головой. Но он, усмехнувшись, уже разрывал узел первого бинта.

Примерно в течение двух минут белые ошмётки, с треком отрываясь, летели на пол, дюйм за дюймом обнажая изрезанную кожу. Фред с какой-то злобной радостью отрывал кусочки ткани, наблюдая, как быстро меняется лицо Тонкс. Наконец его руки были полностью обнажены. Глубокие, толстые, багровые раны, кое-где ещё не вполне затянувшиеся, в голос кричали о себе на предплечьях Фреда, будто бы намалёванные жёсткой кистью. Фред с вызовом посмотрел на Тонкс, Тонкс на Фреда — с ужасом. Он осторожно взял в руки её ладони, когда-то не менее сильно зарубцованные осколками зеркал. Теперь они были белыми, гладкими, с едва проступающими голубоватыми ветвями вен. Ничто в Тонкс сегодняшней — молодой, красивой, дерзкой — не напоминало ту отчаянную, исхудавшую, печальную Тонкс, которой она была ещё совсем недавно. Люпин, чёртов Люпин разрушил её до основания, а потом, особо не утруждая себя, так же собрал из осколков новую... Фред, не отрываясь, смотрел в тёмно-серые глаза Тонкс, чувствуя, как его собственные, голубые, начинают зло и отчаянно слезиться, но всё же не спешил отводить взгляд.

— Как всё похоже, — с горькой иронией, наконец, усмехнулся он. — Недолго же ты на него обижалась, верно? Поэтому в один момент стёрлись все твои шрамы, и сама ты тут же стала прежней. Я же буду вынужден лечить свои едва ли не до тех пор, пока не сдохну...

— Это ужасно, — прошептала Тонкс, снова глядя на предплечья Фреда.

— Что? Это? — он поднял руки, чтобы лучше были видны рубцы. — Или же то, о чём я тебе толкую? Внутри у меня то же самое, Тонкс, — краешком рта улыбнулся Фред. — Ты своим грёбаным равнодушием изрезала все мои внутренности, обратив их в кровавую кашу. Ты. Мы должны были закончить всё ещё тогда, после Рождества, но ты сама начала слать мне свои тупые письма с извинениями, позвала меня на этот концерт... Ты хоть понимаешь, что делала со мной то же самое, что твой драгоценный Люпин — с тобой?

— Ты же тоже оттолкнул меня, — тихо сказала Тонкс, — тогда, у обрыва. Мы могли бы быть вместе...

— Ни хрена мы не были бы вместе, — оборвал её Фред. — Потому что ты ни хрена меня не любила.

— Глупый, — она перешла на шёпот, — ты оказался таким недальновидным, Фред... — с этими словами она взяла его руку и... начала касаться губами израненной кожи. Фред почувствовал на ней влагу и увидел, что щёки Тонкс блестят от слёз.

Он судорожно выдохнул, чувствуя, как внутри него поднимается чадящее, колючее пламя — подобно тому, что было во сне. Фред понимал, что сейчас должен собрать волю в кулак, поступить, как обычно, как должен — оттолкнуть, обругать, наорать... залепить пощёчину? Да что угодно, чтобы Тонкс не было здесь. Но, чёрт раздери, совсем бесполезно заносить кулак, уже самому будучи избитым! Он снова проиграл, хотя и не начинал бой. Снова, бля! Фред окончательно убедился в том, что не переживёт ни одной из войн, которым ещё доведётся случиться в его жизни. Убедился — и, словно бешеный зверь, набросился на Тонкс, кидая её на кровать, губами оставляя на ней тут и там невидимые клейма, багровыми цветами распускающиеся на изнанке его воспалённых век.

— Милая, прекрасная глупость, правда? — сказала Тонкс, обвивая руками шею Фреда. Он тихо рассмеялся в её сладко пахнущие волосы и одним рывком расстегнул молнию на груди девушки. Нежно приподнял её спину, освободив Тонкс от пут бюстгальтера. Жадно припал губами к небольшой, твёрдой груди, чувствуя, как её прохладные руки блуждают по его бёдрам, игнорируя пижамные штаны. Одно движение — и вот Фред почти обнажён. Теряя остатки разума, он в три секунды стащил джинсы с Тонкс, не обращая внимания на то, что раны открылись и с его рук вязкими каплями стекает кровь...

* * *

— А какой сегодня день? — зачем-то спросил Фред, прикладывая простыню к руке. Та немедленно пошла красными пятнами. — Вот чёрт, испортил...

— Пятница, — ответила Тонкс, лениво вставая с кровати и отправляясь по комнате в поисках разбросанной по полу одежды. — Почему ты спрашиваешь?

— О чём ещё говорить после того, что случилось? — пожал плечами Фред, вдруг почувствовав, как всё внутри него в один момент покрылось холодом. Он не сделал <i>этого</i>, точнее наоборот, сделал — блин, совсем запутался. Дело было в том, что...

— Тонкс, — дрожащим голосом продолжил Фред, — я ошибся. Думаю, нам есть о чём поговорить. Я забыл, что в определённый момент нужно немного сдерживать себя. Тебе не кажется, что после <i>этого</i> у тебя может быть... ну... от меня?

— Что? — Тонкс остановилась, прикрывая кофтой обнажённую грудь. — Ты о том, что я могла бы забеременеть?

— Да, — кивнул Фред. — Думаю, ты попадёшь в нелепую ситуацию, если это произойдёт с моей помощью, — тихо добавил он.

— Но я уже не смогу, — она повела острым плечом. — Я уже жду ребёнка.

— Чего?!

— Я жду ребёнка, — повторила она. — От Ремуса. Через неделю у нас свадьба, Фред.

Фред камнем упал в постель, с головой зарывшись в одеяло. Он пролежал в этой темени где-то с минуту, пока не стало невыносимо дышать. Думая про себя, что лучше было бы и задохнуться ко всем чертям собачьим, Фред, наконец, высунулся из ватного кома. Тонкс до сих пор стояла в той же позе и на том же месте, что и раньше, но уже полностью одетая.

— Проваливай, — с куда большей злостью, чем в первый раз, повторил Фред.

* * *

— Эй, Фред, — за его спиной раздался голос, — ты идёшь?

Фред оторвался от своих записей и посмотрел назад. В дверном проёме красовался разряженный в своей излюбленной манере Билл. Длинный шрам, начинающийся на его шее и ползущий до самого виска несколько портил впечатление, но, в общем-то, это было ничего. Фред рассеянно разглядывал кожаные штаны и невообразимого вида сапоги брата, пока не вспомнил, что ему задали вопрос и уже где-то с минуту ждут ответа.

— Если бы я знал, куда именно ты меня зовёшь, то наверняка дал бы однозначный ответ. А если речь идёт о прополке огорода? — хмыкнул Фред.

— Ещё бы, — хохотнул Билл. — Вообще-то Ремус и Тонкс пригласили всю нашу семью на...

— Я понял, можешь не продолжать, — ответил Фред. — Вообще-то у меня до сих пор болят руки, поэтому я не пойду, — резко закончил он и вернулся к своему пергаменту.

— Но ты же пишешь, — прозвучал удивлённый ответ, — как-то странно. Впрочем, дело твоё, — за спиной Фреда захлопнулась дверь, и за ней послышались отдаляющиеся глухие шаги Билла. Кто-то что-то прокричал внизу, заскрипела и хлопнула калитка во дворе, и после всё стихло.

Фред откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул. Солнце било ему прямо в глаза из распахнутого настежь окна, с улицы доносилось пение птиц и лёгкий шорох листьев, изредка колыхаемых тёплым летним ветерком. Фред бездумно пялился в окно, пока в глазах не начали прыгать зелёные точки от чересчур яркого света. Тогда он встал со стула и выдвинул ящик письменного стола. Нашарив там пачку сигарет, вытащил из мятой картонной коробочки одну. Взял волшебную палочку, которая валялась где-то неподалёку. Одно небольшое движение — и кончик сигареты начал едва заметно тлеть. Со вкусом затянувшись, Фред подошёл к окну ближе, стряхивая пепел прямо на тщательно вымытую мамой гладкую белую поверхность подоконника. Наплевать. От едкого ментолового дыма, застившего всё вокруг, щипало глаза и напрашивались предательские слёзы. <i>Большие мальчики никогда не плачут,</i> прогремел в его голове издевательский голос. <i>Я не плачу — я веселюсь,</i> со смешком сам себе возразил Фред, вытирая мокрые щёки. Теперь он может делать, что хочет. Имеет полное моральное право — разве это не весело? Не выпуская сигареты изо рта, он медленно спустился с лестницы и по коридору прошёл на кухню. Такая же тишина и стук воды из подтекающего крана. Фред открыл дверцу самого высокого шкафчика над раковиной — он готов был поставить десять галлеонов, что именно там мама хранит «обязательную» бутылку огневиски. Честно говоря, за всё это время оно осточертело Фреду — но другой альтернативы не предвиделось. Так он и знал — слегка запылившаяся бутылка призывно поблёскивала пузатыми боками. Фред решил, что не будет напиваться, как тролль, когда взял холодный сосуд в руки — это было бы слишком тривиально. Захватив высокий бокал, он снова поднялся к себе наверх, попутно кинув взгляд на часы, висевшие в коридоре — половина первого. Наверняка милашка Тонкс уже стоит у алтаря, нервно ощипывая свой букет маргариток. На ней чёртово белое платье и наверняка такая же белая фата. Невинная беременная невеста, ха-ха-ха! А вот и Люпин со своей идиотской великомученической улыбкой. Интересно, все ли гости скинулись ему на новый костюм? Фред тряхнул головой, чтобы отогнать слишком красочное видение, так невовремя вставшее перед глазами. Он зажёг ещё одну сигарету и откупорил бутылку. С тихим бульканьем коричневая жидкость полилась в бокал. Фред поставил бутылку на стол; получился слишком громкий, слишком резкий звук. Вообще все его движения были непривычно дёргаными и резкими в противовес мягким и тихим звукам опустевшего дома. Фред, снова затянувшись, взял бокал в руки и только сейчас заметил, что его руки дрожат. В очередной раз парень нервно усмехнулся и сделал несколько шагов по направлению к их с Джорджем старому гардеробу. Стараясь не расплескать виски, он немного сильнее, чем нужно, дёрнул на себя створку. На обратной стороне дверцы красовалось самое обычное — немагическое — зеркало. Тем лучше, тем меньше дурацких советов... Фред и так понимал, что сейчас выглядит не фонтан. Взгляд в зеркало только подтвердил его ожидания — нечёсаные волосы, снова начинающие по-идиотски выгорать; старая мятая пижама; красные, сумасшедшие глаза. Исключая последнее, в его жизни будто бы ничего не изменилось за два этих грёбаных года...

— Твоё здоровье, Фред, — он чокнулся бокалом со своим отражением. — И твоё, Тонкс, — шёпотом добавил Фред, разом влив в себя обжигающую, горькую жидкость и тут же поморщившись, потому что к её вкусу он так и не привык.

* * *

Ровно три. От ударов часов внизу Фред вздрогнул. Ровно три бокала огневиски. Он ещё не пьян — скорее, чуть подшофе. Гости, наверное, занимаются там, у Тонкс, тем же, что и Фред — в одиночестве. Он тоже мог бы сейчас там быть. Если бы не потащил когда-то давно Джорджа на лестницу, если бы не выронил Удлинитель... Если бы... Фред зевнул — все условности и сослагательные наклонения неизменно навевали на него скуку. В данный момент он сидит дома уже целых три с небольшим недели, с лихвой покрывая срок, отпущенный мадам Помфри. Сидит на своей кровати, докуривая полпачки сигарет и медленно, но верно надираясь отцовским огневиски. Чёрт! Он же обещал себе не быть тривиальным. Фред посмотрел в окно, где, весело чирикая, с ветки на ветку прыгали птички. А чем ещё он может заниматься в этом оскомину набившем доме, оторванном от всей вменяемой цивилизации (Лавгуды не в счёт)? Онанизмом? Фред, как озабоченный школьник, расхохотался от одного упоминания этого слова в своей голове. Пожалуй, в данную секунду он даже пожалел, что добровольно лишился развлечений. С другой же стороны... Разве можно назвать развлечением путешествие в, фигурально выражаясь, драконью пасть? Ну если только с точки зрения Чарли, но тот тоже всегда был немного того. Кстати, интересно, не веселится ли он сейчас с остальными Уизли? Учитывая его непредсказуемость, очень даже может быть.

Внезапно Фреду стало тошно. В первую очередь, конечно, от того, что девушка, которую он самоотверженно, самозабвенно и страстно (ну и словечки, блин) любил, без всякого стыда трахнулась с ним, прекрасно зная о том, что через неделю собирается замуж за другого. Во вторую очередь — потому что он сидит здесь, точно садовый гном в своей норе (Фред усмехнулся, выдав неожиданный каламбур) — и вовсе не из-за того, что был болен. Просто ему некуда пойти... Ну и ладно, вдруг подумал Фред, вставая с кровати. С его природным умом и изобретательностью он точно найдёт, куда пойти, чтобы выветрить из своей головы всякие идиотские умозаключения. После минутного метания по комнате он нашёл ножницы — они валялись на книжной полке между книгами. Преисполненный удовлетворением от собственного решения, Фред занёс их над своей рукой. Сухой щелчок — и надоевшие ему бинты, своеобразный символ несвободы, с уже знакомым шелестом полетели на пол. То же самое он — правда, с чуть большими усилиями (и Фред, и Джордж почти одинаково управлялись обеими руками, но правой всё же чуть труднее) проделал с другой рукой. Зрелище, открывшееся его глазам, не могло не радовать — от прежнего месива остались лишь тонкие красные царапины... Немного приподнявшись духом, Фред сгрёб ставшие ненужными тряпки и с удовольствием выкинул их в мусорное ведро. Заглянув в шкаф, он отыскал там и джинсы, и футболку — они, правда, были потрёпанными и старыми, но в целом подошли. И плевать, что рукава коротки — от кого ему что прятать? Суну в карман палочку и прихватив оставшееся виски, Фред, напевая, сбежал по лестнице вниз. Теперь он здоров! Он отправится в Лондон!

* * *

Как и следовало ожидать, магазин прекрасно работал без него и даже без Джорджа — ведь теперь под началом у них целых три человека... Фред немного постоял у витрины, глядя на оживлённых покупателей и Верити, снующую туда-сюда. Постоял, но заходить не стал. У него совершенно не было желания работать сейчас, в такой вот странный день. И, пока кто-нибудь не посмотрел на улицу и не заметил его, Фред, сунув руки в карманы, развернулся и пошёл обратно по Косому переулку. Сейчас его не привлекал ни «Дырявый котёл», ни другие подобного рода заведения, ни магазины. Вообще магический Лондон не привлекал. Да и выглядел Фред как-то не во вкусе аккуратной и чистенькой улицы — растрёпанный, в старой одежде, с бутылкой виски в руках. Не дай Мерлин, увидит кто-нибудь из знакомых — вопросов не оберёшься... Внезапно в голову Фреда пришла гениальная мысль, и он поспешил к заветной кирпичной стене.

* * *

Площадь Гриммо не отличалась оригинальностью — всё те же серые, будто немытые дома, сверкающие синяками выбитых окон; неизменные мешки с мусором; чахлая клумба посередине. Пытаясь отогнать от себя воспоминания, точно назойливых мух, Фред обогнул незатейливые строения. Увидев знакомый сквер, Фред ускорил шаг... Вот где он сможет посидеть, предаться излюбленной рефлексии, не думая о чьих-то взглядах, не думая вообще ни о чём. Но когда деревья стали совсем близко, Фред понял: что-то не то. И лишь когда он вышел из пыльных зарослей, то смог увидеть зрелище, от которого снова едва не разревелся — но в этот раз иначе, точно пятилетний ребёнок. Откупорив бутылку, он снова пил, и виски текло по подбородку и пачкало майку, но это всё ничерта не имело значения, потому что та самая старинная детская площадка, на которой Фред некогда так любил торчать вместе с Тонкс, теперь была развалена не менее безжалостно, чем его никчёмные два года. Те самые два года жизни, которые он безжалостно просрал. Плакали песком валяющиеся на земле лошадки с отломанными ногами, качели, те самые несгибаемые качели теперь дугой протаранили землю, раскидав по ней свои тяжёлые цепи. Всё вокруг было разрушено, раскурочено, закидано строительным мусором... Наверное, здесь построят что-то новое, как построит по кирпичику своё будущее Фред, но пока — и он, и бывший оплот детства беззвучно вопили, прося о помощи, вопили, взывая к небу искалеченными конечностями. Наверное, всё это ещё можно было собрать, но нужно ли? Да ни хрена никому не нужно, вдруг подумал Фред.

We've only got one chance to put this at an end,

And cross the patron saint of switchblade fights...

You said we're not celebrities,

We spark and fade, they die by threes.

I'll make you understand and you can trade me for an apparition.

Stand up, fucking tall,

Don't let them see your back,

And take my fucking hand,

And never be afraid again...