Цвет Надежды (гет)

На прицеле у Тьмы в ожидании разящей стрелы

Вдруг мгновенье замрет, и исчезнут все прочие звуки.

Лишь останется смех из давно позабытой поры,

Где все было не так, где еще не познали Разлуки.

Где не хаживал Гнев, не была страшной гостьею Смерть,

Где звучал громче прочих звенящий голос Надежды,

Словно зеркала гладь, и ничем невозможно стереть

Лица... и голоса позабытых, ушедших, прежних...

Кто рискнет осудить за бессилье опущенных рук?

За смирение с тем, что надежд на спасение нет?

Только здесь, на краю, заставляя застыть все вокруг,

Резанет по глазам неземной и спасительный Свет.

Разорвет Темноту, разобьет мелким крошевом Боль...

И укроет крылом, согревая замерзшую душу.

Кто-то вечность назад даже имя придумал: Любовь.

Ты не веришь словам? Ну, тогда свое сердце послушай.

И какая-то сила вдруг даст на краю устоять,

Не шагнуть в пустоту, не сломаться под яростным ветром.

Впереди будет жизнь для того, чтобы что-то понять,

А пока сделай выбор — доверься слепящему Свету.

Почему судьба распорядилась именно так? Разве у нее потребуешь ответа?

Гермиона давно не пыталась понять, почему все именно так. Слышать о том, что все происходящее — к лучшему, и жизнь все расставляет по своим местам, и согласиться с этим… Для Гермионы это было сродни предательству. Неужели смерть родителей Гарри к лучшему? Или гибель Сириуса? Она часто возвращалась к этим мыслям, вспоминая колдографии выпускников Хогвартса. Перед глазами стояли лица семнадцатилетних подростков. Счастливая улыбка Лили, пронзительный взгляд Сириуса, Джеймс Поттер, Ремус Люпин, Нарцисса Блэк... У всех этих людей были свои радости, свои горести, а время распорядилось так, как было угодно ему: оборвало чьи-то жизни и разрушило чьи-то надежды.

Девушка вошла в библиотеку. Честно признаться, она понятия не имела, где искать Малфоя. Занятия с первокурсниками будут лишь через два дня, а дорога каждая минута. Есть шанс поймать его завтра на уроках по полетам. Драко и Гарри негласно договорились чередовать занятия. Судя по тому, что в прошлый раз грязным и злым вернулся Гарри, в этот раз очередь Малфоя. Вот только подойти к нему при первокурсниках… Ох.

Гермиона решила на всякий случай заглянуть в секцию зельеварения. Периодически там бывал кто-то из слизеринцев. Каково же было ее удивление, когда она заметила в дальнем углу Драко Малфоя собственной персоной, откинувшегося на спинку стула и листавшего какой-то учебник. Видимо, Мерлин решил проявить к ней благосклонность?

Девушка остановилась у его стола, набрала в грудь воздух, и тут он поднял голову. Кажется, она погорячилась насчет благосклонности великого Мерлина. Посмотрев на Малфоя, девушка поняла, что ей безумно хочется оказаться у себя в комнате. И не выходить из нее лет сто. Сразу некстати вспомнилось собственное поведение, этот дурацкий поцелуй... Черт. Не думать. Не думать. Только вот щеки начали медленно, но верно заливаться краской.

Малфой выдержал паузу и, не дождавшись ее слов, приподнял бровь.

— Что?

— Нам нужно поговорить, — выпалила Гермиона.

— Поговорить? — в его взгляде мелькнула досада.

— Да. Это важно.

Юноша потер лоб, посмотрел на свою книгу. Еще один разговор по душам за сегодняшний день он не вынесет. К тому же больше всего на свете он ненавидел выяснение отношений.

— Слушай, — он поднял на нее взгляд, — если ты собираешься говорить о том, что произошло…

— Я? — Гермиона нервно дернула плечом и возмущенно проговорила. — Нет! Есть более важные темы. Для меня, во всяком случае.

На его лице отразилась озадаченность, тут же сменившаяся усмешкой. Оценивающий взгляд заставил покраснеть еще больше.

— Малфой, прекрати, — прошипела Гермиона. — Я не собираюсь обсуждать эту… — она замялась, подбирая слово, — …ситуацию.

Ответом была гробовая тишина и его внимательный взгляд, под которым было чертовски неуютно.

— Я повела себя, как дура. Ты — тоже. Сделаем вид, что ничего не случилось. Инцидент не стоит того, чтобы о нем говорить.

— Я молчу, Грейнджер. Говоришь ты.

Гермиона закусила губу. Захотелось взять со стола его тяжелую книгу и треснуть по светловолосой макушке.

— Ты… — девушка махнула рукой.

Драко Малфой смотрел на ее пылающие щеки и отчего-то чувствовал досаду. «Инцидент». Она так назвала свой первый поцелуй? Да еще поцелуй с ним? Гордость требовала наговорить гадостей, сделать ее положение еще хуже. Да вот только здравый смысл останавливал. Она права: обсуждать здесь нечего. Если он сейчас что-то скажет, она, чего доброго, решит, будто он об этом помнит. А ему плевать. Совершенно плевать. Вот только досада окончательно испортила настроение.

— Грейнджер, поверь: у меня есть более важные занятия, чем выслушивать твой лепет. Так что излагай внятно!

— В конце концов, это в большей степени касается тебя, поэтому извини, уж придется проявить терпение, — Гермиона уперла руки в стол и нависла над Малфоем. — Я хотела поговорить о Гарри…

Слизеринец вскочил на ноги и подобно ей упер руки в крышку стола. Он негромко проговорил:

— Тебе не с кем поговорить о своем ненаглядном Поттере?

— О Мерлин, что ты несешь? Я же сказала, что речь идет о…

— Гермиона!

В секции зельеварения появился Гарри, решивший помочь подруге в поисках. Увидев неожиданную сцену, юноша прирос к полу.

В его душе поднялся целый ураган. Она рядом с чертовым слизеринцем. Понятно, что они спорят. Об этом говорит все: начиная от пылающих от ярости щек Гермионы до напряженно-презрительного взгляда Малфоя, но почему-то это не обрадовало. Внезапно Гарри понял, что предпочел бы, чтобы они вообще не пересекались. Опасался, что Малфой может причинить ей вред? Да, конечно. Но еще больше опасался... Гарри не мог сам себе объяснить причину своего недовольства.

— Гермиона, что случилось? — проговорил он.

Девушка отошла от стола и выдавила из себя улыбку.

— Ничего. Все нормально.

Драко Малфой внезапно рассмеялся:

— Поттер, от тебя никуда не спрячешься. Тебя либо видишь, либо слышишь. Как Пивз. Ей-Мерлин!

Гарри бросил взгляд на слизеринца и обернулся к девушке.

— Пойдем, пожалуйста, — Гермиона потянула его за рукав.

Только конфликта ей сейчас не хватало до полного счастья! Драко Малфой раздраженно откинул челку с глаз. Гермиона поспешно отвернулась и дернула Гарри за руку, но тот не двинулся с места.

— Малфой, — его голос напряженно зазвенел, — покажи руку.

Гермиона почувствовала, как сердце ухнуло вниз. Она медленно обернулась, перехватила недоуменный взгляд слизеринца. Тот, видимо, тоже собрался уходить, но так и застыл от неожиданности. Гермиона поняла, что Гарри заметил перстень, когда Малфой провел рукой по волосам.

— Покажи руку, — повторил Гарри.

— Поттер, ты с метлы упал? — участливо поинтересовался слизеринец.

Гарри пропустил выпад мимо ушей.

— Гарри, пожалуйста… Пойдем, — умоляюще проговорила Гермиона.

— Подожди, — нетерпеливо отмахнулся юноша и добавил: — Малфой, я не шучу.

— Поттер, ты совсем свихнулся? А в следующий раз ты что попросишь показать?

— Что на твоем перстне?

Малфой автоматически бросил взгляд на руку и снисходительно улыбнулся.

— Родовой герб, Поттер. Знаешь ли, это такая вещь, о которой ты и твои друзья могут прочесть разве что в книжках.

— Что на нем изображено? — негромко спросил Гарри.

— Иди к черту! — терпение Драко Малфоя лопнуло, и он направился к выходу.

Гарри схватил его за плечо и дернул. Малфой резко развернулся.

— Поттер, не смей прикасаться ко мне своими…

— Прекратите, — Гермиона вклинилась между юношами. — Гарри, пожалуйста… Здесь библиотека.

— Грейнджер, убери своего Поттера подальше от нормальных людей. Он социально опасен.

Юноша презрительно посмотрел на гриффиндорцев, однако пройти не мог, потому что парочка стояла на выходе из секции, преграждая дорогу.

— Все, хватит, — Драко Малфой потянулся к карману за волшебной палочкой.

Гермиона с ужасом за этим следила. Фамильный перстень блеснул в свете факела. Витиеватая буква «М» и руки-лапы зверей-людей, обвивающие ее.

Девушка услышала резкий вздох и оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гарри медленно сползает по стеллажу на пол.

— Гарри, — сдавленно проговорила она, опускаясь на колени, — Гарри, милый.

Она гладила его лицо, шепча какие-то нелепые нежности.

— Малфой, вызови мадам Помфри.

Драко Малфой с выражением брезгливости на лице наблюдал за этой картиной. Услышав ее просьбу, он оторопел.

— Грейнджер, ты лучшая на курсе по колдомедицине. Примени энервейт.

— Нельзя!

— Почему?

— О Господи! Да потому, что к нему — нельзя! — Гермиона действительно не была уверена, как поведет себя наложенное заклятие. Что произойдет, если Гарри сейчас очнется?

— Ах да! Я забыл! Это же Поттер! К нему даже стандартные заклинания применять нельзя. Он же особенный. Нужно на колдомедицине ввести спецкурс «Особые заклинания для поддержания символа освобождения в рабочем состоянии».

— Малфой! Прекрати! — прошипела Гермиона. — Ты можешь хоть раз сделать что-то полезное?

Слизеринец бросил на нее убийственный взгляд и произнес заклинание, позволяющее вызвать мадам Помфри на место, где требуется ее помощь. Юноша сердито посмотрел на Грейнджер. Она по-прежнему стояла на коленях и гладила бледное лицо Поттера, что-то повторяя.

— Прекрати, ему от этого вряд ли полегчает.

Девушка дернулась и сердито посмотрела на него снизу вверх. Отбросила мешающую прядь волос и собралась что-то сказать. Драко не стал дожидаться красноречивой тирады. Вместо этого он проговорил:

— Дай мне выйти.

— Ты собираешься перешагивать через Гарри?

— А ты предпочитаешь, чтобы я прошелся по нему? Я — за.

Гермиона закрыла лицо руками. Она была готова прибить на месте этого несносного мальчишку.

— Его можно поднять, например, — предложил Малфой, который понял, что уступать дорогу ему не собираются.

— Его лучше не трогать до прихода Помфри.

— И ты предлагаешь мне здесь сидеть?

— Можешь постоять! — огрызнулась Гермиона.

Малфой негромко выругался.

— Ты ведь хотела о чем-то поговорить. Это связано с приступом Поттера?

Гермиона подняла взгляд. Он стоял чуть в стороне, теребя в руках пергамент и напряженно ожидая ответа. Рассказать про пуговицу и… Рассказать? Но ведь тогда придется признать, что ей не стирали память. Подвести Дамблдора. Да кого она обманывает? Она боялась признаваться не из-за директора, а из-за себя самой. Впереди больше половины учебного года. Два раза в неделю у них совместные занятия. У них на шее пара сумасшедших первокурсников. Разбить хрупкое равновесие? Вновь не видеть ничего, кроме презрения в серых глазах? Нет. Нельзя ничего рассказывать. А внутренний голос, мудрый внутренний голос, тихо ей прошептал: «Ты обманываешь себя, Гермиона Грейнджер». Дело совсем не в том, что совместные занятия станут невыносимыми, а в том, что разорвется тонкая незримая нить, связавшая их в тот день, когда он сказал: «Я не дам тебе упасть».

— Это уже не имеет значения.

— Что значит: не имеет? — начал злиться Малфой. — Ты врываешься в библиотеку, лепечешь непонятно что, а потом появляется Поттер в компании со своим обмороком, и ты говоришь, что все это не имеет значения?!

— Что здесь произошло? — встревоженный голос мадам Помфри заставил их повернуть головы. — О Мерлин! Поттер? Что с ним снова приключилось? Мистер Малфой!

— Не трогал я вашего Поттера! — возвел глаза к потолку слизеринец.

И в первый раз в его словах была истина.

А потом Гарри переправили в больничное крыло. Хвала Мерлину, свидетелей происшествия, кроме прибывших на сигнал мадам Пинс и Помфри, не оказалось — все ученики были на занятиях.

Малфой быстро ретировался. Гермиона даже заметить толком не успела, когда именно. Мадам Помфри выгнала ее за ширму и начала осмотр Гарри. Прошло десять минут, двадцать... Гермиона нервно кусала губы, но спросить, что с ним, не решалась. Отчасти не хотела отвлекать, мало ли что, а отчасти боялась услышать ответ. Послышались шаги, и на пороге лазарета появился Альбус Дамблдор.

Гермиона бросилась к нему.

— Профессор, слава Богу, вы здесь!

— Что случилось? — спросил он, вглядываясь в силуэт мадам Помфри за ширмой.

Гермиона быстро рассказала о пуговице и перстне, о том, что, увидев герб Малфоя, Гарри вдруг потерял сознание.

— Давно вам известно о пуговице?

— Нет! Он показал мне ее лишь сегодня. Я сразу отправилась к вам, но профессор Макгон…

— Да, я знаю, — прервал директор. — Но почему Гарри не обратился ко мне?

Гермиона почувствовала неловкость.

— Он хотел разобраться сам. Это его упрямство...

— Или недоверие, — негромко откликнулся Дамблдор.

Гермиона промолчала. Добавить было нечего. Директор и сам все понимал.

— Хорошо… Вы можете идти, мисс Грейнджер.

— Я хочу дождаться результата...

— Хорошо. Подождите снаружи. Я вас позову, когда Гарри придет в себя.

Он отодвинул ширму, Гермиона вытянула шею, пытаясь заглянуть внутрь, однако увидела лишь край одеяла. Ширма задвинулась, послышались тихие голоса.

Гермиона постояла несколько секунд и побрела к выходу. Ну не будет же она подслушивать, в самом деле. Тем более, теперь здесь Дамблдор, а значит, все будет хорошо. Наверное.

Она пристроилась в коридоре на широком подоконнике и начала ждать. Как же трудно ждать. Мучиться неведением, додумывать развитие событий... Почему-то варианты, подсовываемые воображением, были один мрачнее другого.

Девушка вздохнула и повернулась вполоборота к окну, чтобы видеть улицу. За окошком начался первый снег. Мокрые хлопья бились в стекло, стекали на карниз... А ведь совсем скоро Рождество. И эта мысль почему-то не вызывала радости. Впервые за семнадцать лет. Наверное, она выросла, потому что на многие привычные вещи стала смотреть по-другому.

Ее внимание привлекло какое-то движение. К двери лазарета с видом идущего на эшафот приближался Драко Малфой. Надо же, а еще час назад Гермиона ломала голову, как его отыскать. Теперь же впору самой прятаться.

— А ты здесь зачем? — удивленно спросила девушка.

— Поттера навестить решил, — недружелюбно откликнулся слизеринец.

Гермиона проводила его растерянным взглядом. Он ведь пошутил?

Драко Малфой вошел в неуютный лазарет. Он его терпеть не мог, потому что каждый раз, когда оказывался здесь, чувствовал себя беспомощным и слабым. То гиппогриф, то насланная кем-то сыпь, то падение с метлы... Юноша ненавидел собственную слабость и беспомощность.

Словно как-то угадав его присутствие, Дамблдор отодвинул ширму в сторону и сделал приглашающий жест рукой. Юноша про себя выругался. Видимо, директору кто-то рассказал, что он присутствовал при приступе Поттера. Теперь сиди здесь, отдувайся. Его перехватили по пути в собственную комнату, и Драко был жутко зол на все вокруг.

— Проходите, мистер Малфой.

— Спасибо, профессор, но мне бы не хотелось беспокоить больного, — Драко выговорил это даже с минимумом сарказма в голосе.

— Сейчас вы его не побеспокоите.

Юноша вздохнул и зашел за ширму. Его взгляд тут же упал на кровать. А ведь обещал себе не таращиться на Поттера. Гриффиндорец был под цвет простыни, с синяками под глазами, но умирать явно не собирался, иначе с чего бы вдруг Драко сюда вызвали. Не дань же уважения отдать, в самом деле.

Юноша поднял взгляд на директора. Тот, казалось, только этого и ждал.

— Мне известно, что произошло в библиотеке.

— А мне, к сожалению, нет, — не выдержал Драко.

Только не хватало сейчас оказаться виноватым в слабом здоровье Поттера. Своих проблем по горло.

— Я могу вам объяснить, — тут же откликнулся директор.

— Газеты завтра объяснят, — слова сорвались прежде, чем он смог взять себя в руки.

Директор молча посмотрел на него. Драко всегда терялся под проницательным взглядом пожилого волшебника.

— Извините, — негромко добавил он.

Дамблдор чуть кивнул.

— Это связано с вами.

Юноша поднял голову, намереваясь что-то сказать.

— Я знаю, что вы ничего не делали, — удивил директор, — мисс Грейнджер рассказала мне все.

Драко удивился еще больше. Укрывательства от гриффиндорки он не ожидал. Хотя… она всего лишь сказала правду.

— Думаю, эта вещь принадлежит вашей семье.

На ладони директора лежала маленькая серебряная пуговица. Драко тут же ее узнал.

— Откуда у вас это?

— Не у меня. У мистера Поттера.

— У Поттера?!

— Помните тот день, в конце августа?

— Разумеется.

— Видимо, мы ошиблись, — негромко проговорил директор. — Мы были так рады успеху операции, что пропустили эту маленькую деталь. Пуговица каким-то образом оказалась у мистера Поттера.

— Интересно, каким? — нахмурился Драко.

— Я могу только предположить. Зная Гарри, вряд ли он просто отдался на волю победителей. Ему как-то удалось сорвать эту пуговицу с одежды вашего отца.

Драко потер висок. Было сомнительно, чтобы Люциус лично занимался пленником. Скорее он был сторонним наблюдателем. Но… он мог подойти слишком близко, желая насладиться триумфом и страданиями ненавистного Поттера. Впрочем...

— В каком Поттер был состоянии, когда вы его забрали? — Драко впервые захотелось услышать ответ на этот вопрос. До сего времени он старался забыть о том кошмарном дне, но кошмары всегда возвращаются.

— В тяжелом, мистер Малфой. Вы хотите подробностей?

— Нет.

Он вдруг понял, что действительно не хочет знать подробностей. Он сам не раз спускался в подземелье. Из любопытства. Там было… страшно. Драко имел слишком живое воображение, чтобы спокойно выслушивать рассказы об истязаниях. А ведь он сам рисковал попасть туда, и вовсе не в качестве хозяина замка, если бы вскрылась его роль в спасении пленника.

— К Гарри начали возвращаться воспоминания… — начал Дамблдор.

— А заклятие блокировало этот процесс, отсюда и обморок?

Директор кивнул.

— И что теперь?

— Теперь? — Дамблдор вздохнул, провожая взглядом хлопья снега за окном. — Теперь мы исправим свою же ошибку. Думаю, вы пожелаете забрать пуговицу.

— Вы сотрете Поттеру память? Снова?

Дамблдор помолчал, а потом негромко произнес:

— Я откорректирую его воспоминания. В них не будет этой пуговицы и событий с ней связанных.

Драко посмотрел в лицо директору. Этот человек так спокойно рассуждал об удалении целой части жизни. Ну хорошо, не спокойно: щека чуть заметно дернулась. Но все же...

— Ваша забота о благополучии Поттера приобретает причудливые формы, — негромко проговорил Драко. — Вы проживаете жизнь за него. Нет. Не так. Вы выбираете жизнь за него. Я понимаю, Поттер — символ победы и все такое, но…

— Вас беспокоит судьба мистера Поттера? — директор посмотрел в глаза слизеринцу.

— Нет, мне плевать на Поттера. Извините, но вы сами задали этот вопрос, — он выдержал взгляд директора.

— Однажды ступив на путь, необходимо пройти его до конца, — проговорил Альбус Дамблдор. — Сейчас уже поздно позволять Гарри все вспомнить.

— Иногда с пути можно свернуть, — парировал юноша. — Хотя вы, видимо, боитесь реакции Поттера. Ведь в этом случае у него не просто появится дополнительный повод для ненависти к Пожирателям, хуже всего, что он узнает о том, как поступили вы. Так?

— Мне часто приходится принимать решения, касающиеся благополучия других людей. А ведь я сам всего лишь человек. Мои решения бывают ошибочны. И тогда не остается ничего иного, как идти до конца.

Драко покачал головой, но возражать не стал. В глубине души он понимал мотивы Дамблдора. Да и ответственность пожилого волшебника была несравнима ни с какой другой. Но Драко шел на поводу у юношеского максимализма. Черное или белое. Все или ничего.

Драко посмотрел на Поттера.

— Почему мне вы предоставили выбор, а ему нет?

— Гарри сделал свой выбор. В ночь, когда пал Волдеморт.

— Шутите? Он был младенцем.

— Возможно, за него выбрала судьба. Его место здесь. А узнай он правду… Знаете, молодым людям свойственна безрассудность. Порой им кажется, будто они знают о каких-то вещах больше, чем те, кто их оберегает. Я не хочу, чтобы Гарри попытался продолжать свой путь в одиночку. Это… неразумно.

Драко вспомнил разговор между родителями, состоявшийся в начале прошлого лета.

— Не смей говорить о нем, как о вещи! Он — твой сын! — звонкий голос матери заставляет замереть перед дверью в библиотеку, куда он отправился предупредить отца о приезде мистера Забини.

Сначала его поразило лишь то, что Нарцисса Малфой умеет повышать голос, проявлять эмоции. А потом он вник в смысл слов.

— Прекрати истерику, — голос отца совершенно спокоен. — Лорд оказал нам великую честь, даруя Драко от рождения то, чего никому другому не добиться. Ты…

Он не успел договорить. Неслыханное дело, Нарцисса перебила мужа на полуслове:

— Так знай, Люциус Эдгар Малфой, вы добьетесь своей цели только через мой труп.

— Милая, не бросайся столь опрометчивыми фразами, — холодно проговорил Люциус. — К тому же твоя жертва будет бессмысленна. Драко вряд ли ее оценит…

В тот день Драко Малфой бросился в сад, прочь от дверей, за которыми спокойный голос отца перемежался с выкриками матери. Первый раз за свою жизнь он стал свидетелем ссоры родителей. Его семья была идеальной. Его мать — безупречной. Она никогда не возражала, не перечила. А тут… Так он узнал две вещи, изменившие всю его жизнь.

Да, Темный Лорд моделировал жизнь Драко из благих соображений. В своем понимании блага. Теперь юноша узнал, что Дамблдор проделывал то же самое с жизнью Поттера.

— Я могу идти? — услышал он собственный голос.

— Иди, Драко.

Юноша быстро развернулся и почти бегом покинул лазарет. Прочь от этих давящих стен, от болезненных воспоминаний и игр больших людей. Он выходил так быстро, что не заметил девушку, испуганно скользнувшую прочь от ширмы, иначе бы он понял, что у них с Гермионой Грейнджер стало больше еще на одну общую тайну.

Гермиона отступила за соседнюю ширму, боясь, что оглушительный стук сердца ее выдаст. Она долго ждала в коридоре, но наконец не выдержала, справедливо полагая, что уж она-то имеет больше прав знать, что происходит с Гарри, нежели слизеринец. Приблизившись к плотной ширме, она собралась позвать директора, но тут…

— Ваша забота о благополучии Поттера приобретает причудливые формы…

Негромкий голос слизеринца заставил позабыть о своем намерении. Гермиона застыла на месте. Да, она подслушивала, но в тот миг этого не осознавала. Душу жгло точно каленым железом. А ведь Малфой прав. Никто не имеет права распоряжаться судьбой другого человека. Она вспомнила разговор в кабинете директора в ту ночь. Он не хотел позволять Гарри переживать унижение, получать дополнительный повод для ненависти… Тогда ей казалось, что Дамблдор прав. Сейчас она не была в этом уверена.

Малфой вышел так стремительно, что она едва успела отпрянуть. Но он ничего не заметил. Гермиона подождала с минуту и бросилась в коридор. Девушка остановилась у окна, за которым валил снег, и стала ждать, когда ее пригласят. А потом появился Дамблдор и сказал, что с Гарри все будет в порядке, и она, если хочет, может его навестить.

Гермиона, не поднимая головы, направилась в лазарет. А Дамблдор проводил ее усталым взглядом. Несомненно, она все слышала. Конечно, можно заставить ее забыть, да вот только этого и так было слишком много в последнее время. Однажды вступив на путь, нужно пройти его до конца. Пусть эта девочка сама сделает выводы. Раз уж Гарри не мог.

Старый волшебник посмотрел в окно.

«Иногда с пути можно свернуть». Он тоже так думал в семнадцать лет. Но с годами это все сложнее сделать. Хвала Мерлину, что кто-то может понять это чуть раньше, прежде чем взвалит на себя груз ответственности за других людей. За их жизни, за их судьбы, за благополучие их семей и улыбки их детей. Год за годом Альбус Дамблдор платил за все это своей совестью.

* * *

На завтраке Гермиона упорно не желала поднимать голову от своей тарелки. Не хотела встречаться взглядом со старостой Слизерина. Почему так? Почему с каждым днем ее связывает с ним все больше общих тайн. Ее это не устраивает? Да, не устраивает. Она хотела вернуться домой, к родителям, где все просто и понятно, где нет этих чертовых игр, в которых каждый человек не более чем пешка.

— Подай мне тост, пожалуйста, — Гарри с улыбкой протянул ей пустую тарелку.

Гермиона улыбнулась в ответ и начала накладывать ему тосты. Он ничего не помнил. Ни о той ночи, ни о вчерашнем дне. Для него не было сцены в библиотеке, не было лазарета. Он просто пропустил прорицания и все это время пробыл в гостиной Гриффиндора, читая книгу. Это правильно? Гермиона не могла дать ответ. С одной стороны Дамблдор прав — это гуманно, но с другой стороны… Ты словно живешь чужой жизнью. Так страшно понимать, что кто-то может просто взять и отнять часть твоего прошлого, почему-то решив, что это во благо.

Гермиона передала Гарри тарелку и снова выдавила из себя улыбку. Интересно, ведь для того, чтобы стереть память частично, нужно порыться в его воспоминаниях, узнать многое из того, что не предназначено для чужих глаз. То, в чем человек и сам себе не всегда признается. И ведь она невольно явилась частью этого обмана. Да, она не хотела, но разве нелепыми словами оправдаешься перед своей совестью? Появилось чувство, словно ее саму вываляли в грязи. Захотелось как-то это с себя смыть. Но как отмыть душу? Только стиранием памяти. Ирония судьбы. Что лучше: неведение или муки совести?

Девушка посмотрела в свою тарелку. Есть расхотелось окончательно.

Хлопанье крыльев над головой возвестило о доставке утренней почты. На стол перед Гермионой упал свежий номер «Пророка». Она по-прежнему продолжала его выписывать. Сейчас уже скорее по привычке, понимая, что лишь малая часть написанного соответствует действительности.

Девушка развернула газету. Первую полосу украшала колдография разграбленного дома. Практически руины. Сердце замерло. За каждой подобной сценой стояла оборванная человеческая жизнь. Пожиратели никого не щадили. Однако, вопреки ожиданиям, заголовок гласил: «Очередная победа Министерства».

Далее шла статья о захвате одного из особняков, служившего укрытием Пожирателям Смерти. Гермиона по-новому взглянула на развалины дома. Разбитая обугленная мебель уже не пугала. Это — возмездие. Кровь за кровь.

Она прочитала статью. Сложная операция, в результате которой удалось получить ценные сведения, по понятным причинам не разглашаемые. Задержанный Пожиратель погиб при оказании сопротивления.

Колдография тела, прикрытого каким-то сукном.

— О Господи! — не удержалась Гермиона. — Ну зачем такое в газетах печатать?

Гарри взглянул на колдографию, чуть нахмурился и пожал плечами.

— Могли бы и без подробностей, — не сдавалась Гермиона.

— Так там ведь ничего страшного. Тело-то прикрыто, — подал голос Дин.

— Ой, давайте не будем углубляться в эту тему за завтраком, — откликнулась Лаванда.

— А мне больше интересно, почему они говорят об этом М.Д., — Симус старательно зачитал инициалы погибшего Пожирателя, — как о мужчине. Это ведь женщина.

Несколько голосов его поддержали, а Гермиона снова притянула к себе отложенную было газету. Действительно, под покрывалом угадывались очертания женского тела. На душе стало неуютно. Гермиона поежилась и отложила газету в сторону. Женщина… Враг. Короткое и безликое слово. Она подняла голову на врага собственного спокойствия, собственного здравого смысла.

То, что что-то не так, она поняла сразу. По тому, как вели себя слизеринцы. Большинство старшекурсников как-то странно смотрели на своего старосту. Тот же неторопливо разворачивал письмо, перевязанное серебристой лентой. Гермиона в последний момент увидела его филина, снявшегося с места и взмывшего под потолок. Лицо Драко Малфоя было лишено эмоций, но что-то в его позе говорило о том, что он уже знает содержание письма, и оно отнюдь не радужное.

Гермиона видела, как он развернул письмо и несколько секунд его читал. Все это время за слизеринским столом стояла гробовая тишина. Драко Малфой начал медленно скручивать пергамент в аккуратную трубочку. Забини, Паркинсон, Гойл, Крэбб и десяток других студентов в молчании наблюдали за этим процессом. Наконец Малфой резко встал с места. Забини ухватила его за рукав и что-то сказала. Он не обратил на нее никакого внимания. Чуть тряхнул головой и быстрым шагом пошел к выходу. Едва он скрылся в дверях, провожаемый десятками взглядов, как слизеринский стол ожил. Все заговорили одновременно, словно рой пчел ворвался в главный зал. Негромкие голоса слились в единый гул. На лицах растерянность, сочувствие, но больше всего страх.

Гермиона внезапно поняла, что никакая сила не заставит ее усидеть на месте.

Она что-то соврала друзьям и бросилась к выходу. Девушка знала, куда направился Драко Малфой. Однажды они уже встретились у старого дуба.

Гермиона достала из кармана волшебную палочку и призвала теплую мантию. Немного подождала, оделась и бросилась на улицу. Первый снег, рано выпавший в этом году, негромко скрипел под ногами, так, словно был еще не уверен в правильности своего решения — укрыть территорию старого замка. Он еще был юным и сомневающимся. Сомнения отступают со временем.

Гермиона Грейнджер быстро шла по берегу озера, оскальзываясь на кочках, цепляясь подолом мантии за кустарник. Она была полна решимости и уверенности в правильности того, что она делает. Ей нужно разобраться, понять и… помочь человеку, чьи следы сейчас заметал начавшийся снежок.

Она нашла его на поляне у старого дуба. В той же позе, что и в прошлый раз. Он сидел на корточках, прислонившись к дереву и сжимая в руках письмо. Его невидящий взгляд был устремлен сквозь подрагивающий листок пергамента. Столько напряжения и страдания было в его позе, что Гермионе захотелось разреветься, непонятно отчего.

Она медленно приблизилась к юноше.

Он никак не отреагировал. Тогда она присела на корточки рядом с ним, не говоря ни слова, ничем не нарушая это утреннюю тишину.

— Я почему-то знал, что это будешь ты, — безжизненным голосом проговорил слизеринец, продолжая смотреть на листок пергамента.

— Что случилось? — негромко спросила девушка.

Он усмехнулся одновременно зло и расстроенно.

— Ты действительно хочешь это знать?

Она молча кивнула.

— Ты же выписываешь «Пророк». Должна была прочесть.

— Что прочесть?

— Наверняка там это есть.

— Я успела прочесть только про успех Министерства.

Его смешок был сухим и злым.

— Они так это назвали?

— Я… не понимаю.

— Ну что ж… тогда я тебе объясню, — он поднял на нее тяжелый взгляд.

Гермиона вдруг подумала, какими же нервами нужно обладать, чтобы так держать себя в руках. Его эмоции выдавали лишь яркие пятна на щеках, да чуть подрагивающий уголок губ.

— Сегодня ночью авроры напали на поместье моей тети. Разнесли весь дом, а ее убили, — на последнем слове его голос дрогнул, юноша замолчал, подбирая слова.

— Там сказано, что напали на дом Пожира…

— Она никогда не была Пожирателем! — отрезал Малфой. — Она… необыкновенное создание, которое никогда никому не делало ничего плохого... Десять лет назад авроры убили ее мужа. Случайно. Он, по нелепому стечению обстоятельств, оказался у дома, на который напали Пожиратели. Когда его тело обнаружили, то автоматически обвинили его в соучастии. Он изучал заклятия древних жрецов, ходил в экспедиции и мечтал написать книгу о том, как избежать последствий древних заклятий, случайно попав под их действие. Министерство какое-то время следило за Марисой.

«Мариса». Гермиона вспомнила это имя. Вспомнила, как тепло Малфой и его мать отзывались об этой неизвестной ей женщине.

— Они, естественно, не смогли ничего доказать. На какое-то время оставили ее в покое… а вот теперь убили.

Гермиона судорожно вздохнула.

— Но самое страшное, что перед этим ее пытали, — его голос был еле слышен. — Они хотели выяснить, где скрывается мой отец.

— Но… ее дом должен быть ненаносим. Разве нет?

— Должен. Да вот только она не стремилась скрываться. Всегда повторяла, что ей не от кого прятаться, поэтому кое-кто из работников чертова Министерства иногда у нее бывал. Черт! У нее всегда был полон дом народу. Мы лет с тринадцати выезжали к ней целой толпой. Там было... Было не так, как дома.

Наступила тишина. В этой напряженной тишине хлопья юного снега падали на землю, укрывая собой осеннюю слякоть и грязь, делая мир девственно чистым. Если бы этот снег мог так же очистить души людей. Всех людей, воюющих по разные стороны. Ведь получается, что методы одних ничем не лучше методов других. Они оправдывают свою жестокость, они прощают свои ошибки... Словно прочитав ее мысли, Драко Малфой негромко проговорил, глядя ей прямо в глаза:

— Забавная штука твое добро, а, Гермиона?

В его голосе не прозвучало привычной насмешки, не было ноток превосходства или сарказма. Была лишь горечь. А еще голос Драко Малфоя в этот момент не был похож на голос семнадцатилетнего мальчишки, скорее усталого, отчаявшегося человека.

Девушка не нашла, что ответить на его слова. Он был прав. И это было страшно. Этим утром напыщенная статья об «успехе» Министерства и письмо, написанное с той, другой стороны, дали понять, насколько все сложно и запутанно, а главное, бессмысленно в этом противостоянии. Война глупа и бессмысленна изначально. Она не ведет к победе — она сеет горе и ненависть. Гермиона посмотрела на напряженный профиль Драко Малфоя. Как же ему сейчас тяжело. Девушка представила, как бы чувствовала себя, случись что-то с ее близкими. Сердце сжалось от ужаса и тоски. Гермиона тряхнула головой, отгоняя видение родительского дома после «успеха» Министерства или кого бы то ни было.

— Я могу чем-то помочь? — вырвалось у нее.

Ей действительно отчаянно хотелось помочь. Он удивленно посмотрел.

— Помочь? — усмешка. — Если только ты умеешь воскрешать людей… или убивать.

— Ни того, ни другого, но… Кого ты сейчас хочешь убить?

— Дай подумать, — он сделал вид, что задумался. — Ну, например, подонка, который первым швырнул заклинанием в беззащитную женщину. Или, например, того, кто решил, будто она Пожиратель Смерти. Они все заслуживают занять ее место. Ни один из этих… не стоит ее мизинца!

Он уже давно стоял на ногах, глядя на Гермиону сверху вниз, будто это она была виновата.

Лично у девушки еще оставались сомнения в обоснованности заявления Малфоя. Ведь он сам… Пожиратель. Гермиона внутренне передернулась от этого слова. И эта неизвестная Мариса могла тоже принадлежать к их числу.

Гермиона постаралась отогнать подобные мысли. Это сейчас неважно. Есть просто горе, и все. Неважно, кем была эта Мариса. Важно, что ее близким сейчас тяжело.

— Драко, успокойся! Гневом сейчас не поможешь. И глупостей делать тоже нельзя, — Гермиона в свою очередь встала на ноги и постаралась придать голосу уверенность: — Твоя тетя вряд ли хотела бы, чтобы с тобой что-то случилось из-за поспешных решений.

— Откуда тебе знать, чего она хотела? — в его голосе послышалась злость.

Гермиона не стала грубить в ответ. Вместо этого она чуть пожала плечами и негромко сказала:

— Я думаю, она любила тебя. А когда любят, желают лишь добра.

Его щека дернулась, и он резко отвернулся.

Девушка вдруг осознала, что любой нормальный человек сейчас должен был рыдать в три ручья. Но… она не представляла себе его плачущим. Странно. Вот Гарри представляла, Рона представляла. Наверное, потому что видела. Хотя… она и Крэбба не видела плачущим, но почему-то могла себе это представить. А вот его — нет.

Он стремительно подошел к озеру. Вода у берега была покрыта тонкой корочкой льда, еще робкого и прозрачного. Драко Малфой остановился у самого края. Если бы сейчас было лето, волны непременно подбегали бы к его ногам. Но вокруг царила зима, с каждый минутой приближая Рождество.

Девушка поежилась под очередным порывом ветра. А ведь ему должно быть холодно. Она-то закуталась в теплую мантию, а он выбежал, как был за завтраком — в тонком черном свитере. Том самом, в котором он летел в Хогвартс с ней на одной метле целую вечность назад. Свитер был тоненький. Гермиона это помнила. Но юноша ни разу не вздрогнул от пронзительного ветра, не попытался что-то наколдовать. Он сейчас был не здесь — где-то за стеной своего горя.

Гермиона неслышно подошла и остановилась в паре шагов от слизеринца. Он никак не отреагировал. Девушка достала волшебную палочку и, повинуясь внезапному порыву, наколдовала плед. Он получился отвратительно-коричневого цвета, да еще весь украшен рыжими котятами. Гермиона зажмурилась, увидев свое произведение. Хотя… это был первый плед в ее жизни, и похвалить себя можно было хотя бы за положительный результат. Но предложить это Малфою?

Очередной порыв ветра решил ее внутренний спор.

Девушка быстро подошла к нему и набросила на плечи теплую шерсть. Юноша дернулся и резко обернулся, но Гермиона, не дав ему опомниться, деловито отколола от своей мантии большую булавку в виде кленового листа и сколола плед у него на груди.

Юноша пораженно следил за ее действиями, но не проронил ни слова. Гермиона поправила булавку и подняла голову. Их взгляды встретились. Удивление в одном и смятение в другом.

Девушка тут же опустила голову и принялась разглядывать собственную булавку.

— Все будет хорошо. Сейчас тебе тяжело… Я понимаю… Хотя, нет. Конечно же, не понимаю до конца. Но… в общем, держись. Ладно?

Девушка подняла голову, смутившись от произошедшей сцены, и быстро проговорила:

— Я не буду тебе мешать. Только… не стой долго. На улице зима.

И она, быстро развернувшись, побежала, оскальзываясь на первом льду, прочь с этой полянки — укрыться за каменными стенами замка, забыть о том, что видела, и не думать о том, что сделала. Иначе впору сойти с ума.

А светловолосый юноша смотрел ей вслед и чувствовал легкое тепло от волшебного пледа. Пустота в душе заполнилась этим теплом. Самую малость, но это позволило глубоко вздохнуть. Как ни странно, гриффиндорка права. Мариса любила Драко, если его вообще можно любить. По-своему, язвительно и насмешливо, но любила. Поэтому меньше всего она хотела бы видеть его расплату за опрометчивые поступки. Придет время, и он сможет отомстить. Как, он еще не знает. А пока оставалось просто смотреть на тонкую корочку льда на старом озере и стараться не сойти с ума, понимая, что больше никогда не увидит улыбку красивой темноволосой женщины. Не услышит ее смех.

— Предлагаю покататься на коньках, — шестнадцатилетний Драко ехидно улыбается, зная, что Мариса ни разу в жизни на них не стояла.

Однако тетушка не из тех, кто легко сдается.

— И где ты предлагаешь покататься?

— На озере. В паре миль к югу есть чудесное озеро. Оно наверняка замерзло.

Драко мило улыбнулся. Будет знать, как выставлять его на посмешище, заставляя нарядиться в парадный костюм в честь ее дня рождения. Ведь знает, что он ненавидит этот чертов протокол. С него и дома хватает. Не то чтобы он не догадывался, почему она так поступила... Сам хорош. Но это детали. Теперь его очередь смеяться.

— Блез, ты с нами?

— С ума сошел? Так будешь тащить только одно бесчувственное тело, а так придется два.

— Но-но! Я бы попросила! — возмущается Мариса, застегивая теплую куртку.

— Зачем тащить? Я вам там лагерь организую.

— Мы еще посмотрим, кто кому лагерь организует, — во взгляде тетушки блеснули опасные искорки.

Пристроив метлы к ближайшему дереву и надев пресловутые коньки, Драко покосился на сияющую Марису. Ему самому затея уже не казалась удачной. И предчувствие не подвело. Тридцать минут хохота до слез над любимой тетушкой, несколько синяков от совместных падений (Мариса принципиально падала только рядом с ним, виртуозно ставя подножки), а закончилось все не слишком весело. Да, были рождественские каникулы, разгар зимы. Вот только зима в том году выдалась не слишком холодной. Лед на озере оказался не таким прочным, каким выглядел на первый взгляд. С жутким грохотом, визгом и ругательствами они провалились в воду.

А потом была совместная спасательная операция. Шутки и распри были забыты. Драко лихорадочно вспоминал курс выживания из своей скаутской бытности, пока, сдирая руки об острые края, пытался нащупать прочное место. Мариса, видимо, тоже была знакома с навыками выживания. Действовали быстро и слаженно. Спор возник только один раз: кому выбираться первым. Гневные переглядывания, посиневшие губы и колючие иголки ледяной воды. Такое не пожелаешь пережить никому. Но именно в тот момент Драко понял, что при всей внешней ехидности и постоянных подтруниваниях, Мариса готова отдать за него жизнь. Он не удивился, словно подсознательно всегда это знал. Поразило другое: он сам готов был сделать то же самое ради нее.

А потом они сидели в гостиной, завернувшись в толстые пледы, рядом носились эльфы, то подливая какие-то зелья, то делая огонь жарче, сердито поглядывала Блез, тщетно попытавшись взять обещание, что это не повторится. А они шумно выясняли, кто виноват в этой ситуации. Мариса, падавшая все время, отчего лед и проломился, или Драко, затеявший это катание.

О том новообретенном ощущении оба молчали, но Драко в тот день был по-детски рад от того, что он узнал.

Он шел к замку, глядя на покрытую первым снегом землю. На душе было пусто и странно. Не верилось. Да еще долго не поверится. До тех пор, пока он сам не приедет в поместье Делоре и не увидит то, что оставили после себя авроры.

По пути он остановился, снял теплый плед. Булавка с кленовым листом… Он усмехнулся. Это было так… наивно и… Он не мог подобрать слова, просто положил булавку в карман джинсов и аккуратно сложил плед. Он все делал аккуратно. Привычка — вторая натура. Здравый смысл подсказывал, что плед можно просто повесить на ближайшее дерево: он все равно исчезнет через какое-то время. Но Драко зачем-то взял его с собой.

В гостиной Слизерина было тихо, несмотря на количество народа. Едва Драко вошел, как все головы повернулись к нему. Знакомые и незнакомые. Разных возрастов и фамилий. Все они молча вглядывались в его лицо. Пытались поставить себя на его место. Драко ожидал почувствовать злость, но ее не было. Было понимание того, что любой из этих людей не сегодня-завтра может оказаться на его месте. От этого не застрахуешься, не спрячешься за стенами замка. Судьба все равно найдет. Юноша направился к группе семикурсников, молчаливо сидевших в углу гостиной у большого камина.

Его встретили молчанием и встревоженными взглядами. Крэбб убрал ноги, давая ему дорогу, Блез подвинулась на диване, уступая место.

Драко сел, пристроив сложенный плед на подлокотник. Обвел взглядом всю компанию. Невиданное дело: Пэнси явно плакала, Блез, похоже, тоже. Гойл и тот как-то подозрительно шмыгал носом. Драко посмотрел в огонь. Он не хотел сейчас компании, но был благодарен им за участие. В такие моменты создавалась иллюзия того, что он не один.

Крэбб нагнулся и извлек из-за кресла бутылку. Видимо, какая-то настойка. Пэнси наколдовала стаканы. Они получились безобразные: из толстого стекла, не подходящие по этикету ни под один напиток. Разве что под воду и то… Девушка виновато пожала плечами и направила палочку на поднос, желая исправить...

— Оставь, — голос Драко прозвучал непривычно хрипло.

Пэнси моргнула, как-то засуетилась, поправляя волосы, ворот свитера… Она не хотела, чтобы он видел слезы.

Крэбб наполнил стаканы густо-красной жидкостью, и поднос поплыл по кругу. Драко взял свой стакан и посмотрел на напиток, по цвету напоминающий кровь.

Они молча выпили обжигающую жидкость, девчонки закашлялись. Это повторялось в четвертый раз за последние два года. Сначала мать Нотта, потом бабушка Гойла, дядя Милисенты и вот теперь… В первый раз эта последняя дань была спонтанной. А потом по молчаливой традиции они вот так собирались, глотали обжигающую жидкость вперемешку с болью и слезами. В этом жутковатом действе они не делили погибших на виноватых и несправедливо убиенных, на сторонников темных или светлых сил. Они просто отдавали дань уважения знакомым и близким.

Драко посмотрел на свой пустой стакан. Пэнси сегодня в ударе, а ведь была лучшей по домоводству. Он размахнулся и закинул стакан в камин. Раздалось шипение — капли вина вылились на раскаленные дрова, и тут же хлопок — толстое стекло треснуло. Вслед за его стаканом туда последовали остальные. Странный жест. В нем не было смысла, ведь волшебное стекло исчезнет само через какое-то время, но они так делали всегда. Все эти четыре раза… и сколько еще придется сделать?

Драко смотрел на треснувшее и потемневшее стекло. Внезапно в голову пришла странная ассоциация — его душа, как это стекло. Почернела от горя и треснула, но ведь не разбилась. Хотя казалось, что непременно должна. Но он жив, несмотря ни на что. Через несколько минут мутное стекло исчезнет, оставив огню лишь раскаленные угли. Как когда-нибудь исчезнет и он.

Драко встал с дивана. Блез сжала его руку. Он повернулся. Заплаканное личико, вопрос в глазах. Он чуть покачал головой. Нет. Он не выдержит сейчас этих сочувствующих взглядов. Просто не сможет.

— Спасибо, — тихо сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Подхватил теплый плед в нелепых рыжих котятах и направился к себе.

Его провожали немой тишиной. Тишина царила в гостиной еще несколько минут, а потом раздались негромкие голоса. Сначала надтреснутые и словно разбитые, как это стекло, а потом в них появилась жизнь, улыбки, смех. Семикурсники факультета Слизерин вспоминали. Вспоминали неунывающую женщину по имени Мариса. Ни один из них не возвращался ни в разговоре, ни даже в мыслях к публикации в газете, к черно-белым руинам дома, в котором они не раз бывали. Воспоминания были светлыми, будто ничего плохого не случилось. Каждому было что сказать.

Она была доброй, веселой, смешной. С ней было легко. А главное, в ее доме можно было вести себя так, как захочешь. Максимум, что можно было услышать:

— Если кто-нибудь что-нибудь сделает с моей коллекцией игрушек…

Далее следовал такой шутливо-угрожающий взгляд, что на коллекцию не хотелось даже дышать, хотя она была довольно занятная. Мариса Делоре, живя в одиночестве долгие годы, собирала старые, никому ненужные игрушки, возвращая в их набитые опилками или пухом тела жизнь. Глазки-бусинки оживали, а на фарфоровых лицах появлялись улыбки. В ее коллекции все игрушки были счастливы. Все, кроме небольшого плюшевого мишки, который очень грустно свесил голову на плечо. Как-то Блез спросила: «Почему ты не добавишь набивку? Ее явно не хватает». На что хозяйка с легкой улыбкой ответила: «С набивкой все в порядке. Он просто грустит». Ответила так же, как и двадцать лет назад. Но Блез, конечно же, этого не знала, а посему прекратила расспросы. Тем более, развлечений в доме и так хватало. Мальчишки носились на метлах по небольшому квиддичному полю, ловили рыбу в старом пруду, затянутом ряской. А то просто катались на лошадях по окрестностям.

Блез училась делать макияж и составлять композиции из цветов. Пэнси в свое время практиковалась в домоводстве. Был у нее такой странный для отпрыска старинного рода интерес. Понятное дело, дома бы она экзотично смотрелась среди домовых эльфов на огромной кухне. А у Марисы это не вызывало недоумения. Под грохот падающей посуды и негромкие причитания эльфов, норовивших все подхватить и хоть чем-то помочь, Пэнси Паркинсон добивалась завидных результатов. Даже обычно прихотливый в еде Драко не смог отличить ее стряпню от стряпни тех, кто занимался этим всю жизнь. У Марисы Делоре не было своих детей, но ее дом всегда был открыт для непутевых и несчастливых отпрысков древних колдовских фамилий. Мариса незаметно пыталась подарить им частичку детства, то, что они растеряли в старинных стенах собственных поместий. Поэтому каждому было что вспомнить и что сказать.

Долго еще в гостиной Слизерина звучали негромкие голоса, частенько рассказы прерывались смехом. Но ни в одном из них не прозвучало слово «была». В него пока не верилось. Как отчаянно не верилось в колдографии в газетах и некрологи на последних страницах. Их не хотелось замечать. Может, тогда они окажутся неправдой?

* * *

Драко Малфой сидел на своей постели и смотрел в противоположную стену. Так он провел больше часа, решительно не давая волю желанию достать стопку колдографий, присланных матерью. Он не мог сейчас спокойно на них смотреть. В душе было пусто и страшно. Страшно за Нарциссу, страшно от собственной беспомощности и от того, что его кошмар становится реальностью.

«А ты не думал, что это заклятие?»

Юноша помотал головой. Он не хотел думать. Он хотел, чтобы вернулось вчера, когда он получил письмо от Марисы и вот-вот собирался на него ответить. На письмо, написанное за несколько часов до гибели. Но вчера он еще этого не знал. И как же хорошо было вчера.

Юноша обхватил колени руками, уткнулся в них подбородком. Почему он не может заплакать? Ведь он один, никто не увидит. Может, станет легче? Но что-то держало. Возможно, мысль, что слезы что-то в нем сломают, и он станет слабым и беспомощным. А еще, оплакать Марису — значило признать ее смерть. Пока он не готов. Взгляд упал на плед, лежавший на краю кровати.

Он не хочет жалости! Ни от кого из них!

Драко Малфой спрыгнул с кровати. Черт! Он только сейчас заметил, что от сидения в одной позе затекли мышцы. Юноша потянулся, расправил плечи. Повинуясь мимолетному порыву, он сел за стол и придвинул к себе лист пергамента.

* * *

Гермиона Грейнджер сидела в своей комнате и листала книгу с руническим письмом. Сегодня Брэнд попросил заниматься с ним рунами. Странный интерес для одиннадцатилетнего мальчика, но Гермиона не отказала. Пусть уж лучше будет на глазах. И сейчас, выбирая текст полегче, она изо всех сил старалась отвлечься.

Вернувшись в гостиную, она не застала ни Гарри, ни Рона. Пробегавший к выходу Симус сообщил, что у них тренировка по квиддичу. Потом ее поймал Брэнд со своей неожиданной просьбой. Она согласилась, даже не став выяснять причины. Улыбка, ямочка на левой щечке и звонкий окрик:

— Майк, я с тобой.

Первокурсники исчезли в дверном проеме, а Гермиона проводила их взглядом. Вот еще один. Его мама погибла. Почему? Как? Но не спросишь же напрямую. Должна знать Макгонагалл. Но ее тоже не спросишь. Или… Малфой.

Гермиона тогда поднялась к себе и… расплакалась. Она сидела на кровати, прижимая к груди ничего не понимающего Живоглота, и глотала слезы. О ком она плакала? О неизвестной ей Марисе, о несправедливости? О горе, которое может коснуться любого? Она не знала. Просто от слез становилось легче. И еще она думала о нем. О человеке, который не стал плакать, который держит свою боль в себе, сжигая душу.

Наплакавшись вдоволь, девушка привела себя в порядок и засела за толстый фолиант, исписанный рунической вязью. Отвлечься, не думать.

Раздался непонятный стук, заставивший подскочить. Гермиона обернулась к окну, и сердце побежало вскачь. Филин Драко Малфоя снова настойчиво постучал в окно.

Девушка впустила птицу, вздрогнув от ледяного ветра. Отцепила записку.

Аккуратный почерк.

«Не нужно меня жалеть!!!»

Девушка перечитала несколько раз. Жалеть? Ненормальный? Она прошлась по комнате, не зная злиться или смеяться. Хотя не стоит делать ни того ни другого. Он не в том состоянии, чтобы спорить. Гермиона посмотрела на птицу, которая не делала попыток улететь. Ждет ответа?

Девушка устроилась за письменным столом. Он написал. Что это могло означать? Что он хочет поговорить? Ему одиноко? Но почему она, а не Блез? Не хочет жалости? Девушка вздохнула и вновь взглянула на филина.

— Что он хочет?

Птица не ответила. Гермиона снова вздохнула и обмакнула перо в чернильницу.

«Это не жалость».

Ответ прилетел быстро.

«Тогда что?»

Гермиона задумалась, а потом начала медленно выводить на чистом листе:

«Жалость — это то, что испытываешь к слабому человеку. А к тебе… не знаю. Участие, наверное».

«Не вижу разницы».

«Ну, когда-нибудь поймешь… А сейчас тебе стоит отдохнуть».

«Как? Напиться до беспамятства?»

«Слишком кардинально. Можно, например, уютно устроиться на кровати, укрыться теплым одеялом и постараться уснуть».

«Одеялом в рыжих котятах?»

Девушка вздрогнула. Он не выбросил ее дурацкий плед? На губах, против воли, заиграла улыбка.

«Не советую. Потому что можешь проснуться от холода среди ночи. Он ведь исчезнет. Или у тебя жарко?»

«Да нет. Только сейчас заметил — холодно. Камин разжигаю».

Ничего не значащие фразы что-то связывали и сплетали в их судьбах. Так показалось Гермионе. А значит… Девушка посмотрела на филина и… выпроводила его восвояси. Он больше не понадобится. Камин… Безумие. Да! Но здравый смысл давно покинул свою хозяйку. Она и сама не понимала, зачем это делает. Просто хотела поддержать его робкие шаги навстречу. Ради Дамблдора? Нет, ради себя самой!

Девушка быстро вытащила из шкафчика коробочку с порошком. Да, она ни разу не пользовалась каминной сетью внутри школы, но ведь нигде не сказано, что это запрещено. Для начала, гостиная Гриффиндора. Гермиона увидела Колина Криви, устроившегося с книгой прямо на коврике у камина. Любимое место Рона.

Девушка быстро прервала связь. Камин работает, она это доказала. Теперь — самое страшное. Называя адрес его комнаты, Гермиона с ужасом поняла, что она — дура. Да вот только поздно.

* * *

Драко Малфой стоял посреди комнаты и смотрел на непроглядную тьму за окном. Филин вернулся без записки. Странно. Но расстроиться юноша не успел — внезапно за его спиной что-то затрещало, а потом чихнуло.

Он резко развернулся к камину и чуть не упал от неожиданности. В обрамлении едва разгоревшегося пламени была… Гермиона Грейнджер с испуганным взглядом и мерзким котом на руках.

— Привет, — пролепетала она.

— П-привет, — откликнулся он.

— Извини, что помешала, я просто…

Он вопросительно посмотрел на нее. Она несколько секунд смотрела на него снизу вверх, а потом призналась:

— Я не знаю, зачем это сделала.

Юноша подошел к камину и присел на корточки.

— Я же говорю: жалость, — он усмехнулся.

— Нет! Извини… мне не стоило.

Он чуть пожал плечами:

— Не знал, что камин работает. Хотя… это же камин. Мог и догадаться.

— Я сама только что решила проверить, — она нервно усмехнулась.

«Жалость». Конечно, это была жалость. Гермиона солгала. Потому что именно это чувство сжимало грудь, пока она вглядывалась в его бледное лицо. Взъерошенный, весь какой-то растерянный. Словно ребенок, которого ударили ни за что.

— Тебе нужно поспать.

Он отбросил с лица волосы и сел на пол перед камином.

— Твой кот?

— Да, его зовут Живоглот, — Гермиона приподняла кота на вытянутых руках, демонстрируя. Кот зашипел.

— По-моему, я ему не нравлюсь.

— Судя по твоему лицу, он тебе — тоже.

— С детства не люблю кошек, — пожатие плечами.

— А кого любишь? Собак?

— Нет, собак тоже не люблю. Лошадей, пожалуй.

Оба замолчали.

Живоглот вырвался из рук и побежал под кровать Гермионы, сердито шипя. Ему явно не нравился этот мальчишка, посему кот решил переждать их беседу в своем укромном уголке.

— Разве от него есть польза? — юноша кивнул на кота.

— Конечно!

— Например?

— Он меня любит.

— О Мерлин! Ты просто его кормишь. Это не любовь. Благодарность. Корми его кто-то другой…

— Неправда. Его иногда кормит Джинни, но ее он так не любит.

— Кто такая Джинни?

— Сестра Рона. Такая рыженькая…

— Как и все Уизли, — он хмыкнул.

Гермиона бросила на него гневный взгляд.

— Вспомнил! — он щелкнул пальцами. — Она охотник! Такая настырная.

Гермиона улыбнулась.

— Она славная.

Юноша чуть пожал плечами и автоматически потер ноющий висок.

— Тебе нужно поспать, — наставительно повторила Гермиона.

— Вряд ли получится, — его голос прозвучал глухо. — Я… не знаю. Может, почитаю… Может… Не знаю еще.

— Ты, наверное, хотел побыть один, а я бесцеремонно вломилась.

— Причем, не в первый раз, — он обвиняюще указал на нее пальцем.

— В комнату — в первый.

Юноша усмехнулся:

— Точно.

— Ладно. Не буду мешать, — смущенно проговорила она.

Гермиона действительно собралась прервать связь, мысленно ругая себя на чем свет стоит.

— Подожди. Я… не сказал, что ты помешала. Я, наверное, не очень хочу быть один.

— Ты можешь пригласить кого-то из друзей, — она едва сдержала радость от его слов. Он остановил ее. Она… нужна?

— Ага. И весь вечер говорить о Марисе, — он нахмурился и замолчал.

— Драко, — она второй раз за день назвала его по имени, просто в этой ситуации фамилия казалась кощунством. Сейчас он не был Малфоем. Просто несчастный мальчик, — что случилось с мамой Брэнда?

Он посмотрел на нее, чуть вздохнул.

— Погибла.

— Извини, я… не стоит об этом.

— Я расскажу в другой раз.

— Хорошо. А они с Блез родственники?

— Кузены. Папа Блез и мама Брэнда — близнецы.

Гермиона улыбнулась.

— Здорово.

— Да уж. Здорово. Только она погибла два года назад.

— Кстати, Брэнд сегодня попросил заниматься с ним рунами, — Гермиона быстро перевела тему.

Малфой нахмурился.

— Брэнд? Рунами? Никогда не замечал в нем тяги. Понаблюдай за ним. Порасспрашивай. Только осторожно. Черт! Руны… Руны… Плохо.

— Ты думаешь, это как-то связано с заклятием? — Гермиона почувствовала озноб, несмотря на тепло камина.

— Наверняка. Черт! Ну почему все так паршиво!

Он снова потер висок.

— Стой!

Гермиона встала и бросилась к шкафчику. По пути споткнулась о стопку книг, и те рассыпались по полу. Драко улыбнулся, наблюдая ее действия. Она была… странная, а еще оказывалась рядом как раз тогда, когда он не хотел быть один, но боялся себе в этом признаться.

Она вернулась с флакончиком в руках.

— Вот!

— Что это?

— Успокаивающее зелье. Я принимаю его, когда хочу уснуть. Ну, там волнуюсь перед экзаменами или…

Он усмехнулся.

— Хочешь предложить его мне?

Она просто кивнула. Юноша подозрительно посмотрел на флакончик.

— А кто его делал?

— Я.

Скептическое пожатие плечами.

— О Мерлин! Малфой! Если бы я хотела тебя отравить, придумала бы что-нибудь поэффектнее. От него ты уснешь через тридцать минут. Никаких кошмаров, никаких мыслей. Просто отдых.

Он посмотрел ей в глаза.

— Зачем ты это делаешь?

Гермиона смутилась под пристальным взглядом.

— Я… Не знаю. Мне просто хочется помочь.

— Почему?

— Господи, ты всегда такой приставучий?

Он усмехнулся.

— Ни черта не понимаю, — произнес он себе под нос.

— А тебе и не нужно. Просто прими это.

— Ты должна меня ненавидеть, — негромко проговорил он.

— Ты меня тоже, — парировала девушка.

— Бред какой-то, — он помотал головой. А потом задал вопрос, к которому Гермиона оказалась не готова: — Как ты провела лето?

— Что, прости? — девушка почувствовала, что ее бросило в жар. Она нервно усмехнулась. Вот и настал час. Сказать правду? И увидеть в его взгляде ненависть. Ведь он делает свои робкие шаги не в память о том дне. Почему, она не знает. Но это что-то другое. Он начал доверять. — Что за странный вопрос?

Он пристально смотрел на нее.

— Тебе к завтрашнему дню написать свиток на тему, длиной двенад…

— Судя по тому, как ты покраснела, лето провела весело.

Девушка фыркнула.

— Отправляйся-ка ты спать.

Юноша некоторое время продолжал задумчиво ее разглядывать. Гермиона понимала, о чем он думает. Вспоминает тот чертов день.

— Отлично. Давай свой флакончик, — внезапно проговорил он. — Если что, хоть букетик к монументу положишь?

— Ты уверен, что тебя увековечат в монументе?

— Хм, ну тогда в чисто поле к одинокому холмику.

— Я даже всплакну пару раз, не волнуйся.

— О, ну теперь я спокоен.

И, к вящему удивлению Гермионы, он выпил содержимое флакончика, который умудрился не лопнуть при передаче через камин с помощью старых каминных щипцов.

— Какая гадость, — сделал вывод Драко Малфой.

— А ты хоть раз пробовал вкусное зелье?

— И я еще тебе говорю об опрометчивости. Вот сам сейчас выпил какую-то гадость, — он потрясенно помотал головой.

— Ладно. Отдыхай.

— М-да уж.

Повисла неловкая тишина. Малфой смотрел на что-то в ее комнате. Гермиона — в пол.

— А что у тебя за книга?

— Которая? — Гермиона оглянулась.

— В зеленой обложке.

— Это… Тебе вряд ли понравится.

Она прижала книгу к себе, и, встретившись с вопросительным взглядом, произнесла:

— Это сказки.

Он нерешительно посмотрел на книгу, понимая, что еще двадцать минут нужно чем-то себя занять, а легкого чтива у него нет.

— Могу прислать. Через камин не получится, но если отправишь филина...

— Спасибо, — внезапно проговорил он.

— Пустяки, — девушка смущенно передернула плечами. Пора заканчивать этот разговор. Они и так сказали друг другу слишком много. — Пока.

— Пока.

Гермиона встала с пола и прижала ладонь ко лбу. Жара не было. А она так надеялась, что в этом причина ее идиотского поведения. Почему ее тянет к этому человеку? Что в нем такого?

Через минуту в окно постучал его филин. Наверное, чаще, чем у нее, он бывает лишь в совятне.

Гермиона отправила книжку, которую любила с детства. Так странно. Отдать частичку своих детских грез другому человеку.

Девушка оглядела опустевшую комнату и решительно вышла. Она не хотела здесь оставаться. Хотелось пойти к людям, не чувствовать себя одиноко. Без него…

* * *

Драко Малфой устроился на кровати и открыл титульный лист. Аккуратным почерком на нем было выведено:

«Любимой внучке в день рождения. Пусть твоя жизнь будет подобна сказке: счастливой и красочной. 19 сентября 1991 года».

Далее шла подпись.

Драко посмотрел на противоположную стену. Всего пара строчек, написанных неизвестной рукой, сказали ему о Гермионе Грейнджер больше, чем шесть лет совместной учебы. Все правильно. Если ты с детства окружен теплом и заботой, то ты не можешь быть другим. Вот отсюда ее вера только в хорошее. Жизнь, подобная сказке. Она сама создавала сказку вокруг себя и своих близких.

Драко очень живо представил себе маленькую Грейнджер. Эдакая деловая девчонка, с торчащими в разные стороны волосами.

Юноша перевернул страницу. «Снежная королева»

Дурацкое название. Но, несмотря на это, его взгляд скользил по строчкам, страница за страницей, пока действие зелья не погрузило его в сон без сновидений, без кошмаров.

* * *

Гермиона спускалась в гостиную, скользя ладонью по перилам. Она глупая? Да! Но почему-то ее не покидало ощущение правильности содеянного. Порой труднообъяснимые, но искренние порывы стоят гораздо больше хорошо продуманных и выверенных действий.

— Гермиона! — навстречу ей по ступеням бежал Рон Уизли. — Я тебя ищу. Пойдем скорее.

— Куда?

Сердце замерло от предчувствия.

— Ты только не особенно волнуйся, — негромко начал Рон, своим сбивающимся повествованием еще сильнее настораживая. — Гарри… В общем, он упал с метлы. И сейчас он в больничном крыле.

— О Господи! — вырвалось у Гермионы.

Они бросились к больничному крылу почти бегом, расталкивая встречных учеников.

— Я сдуру ушел раньше. Ну мы договорились встретиться с… В общем, я не должен был его оставлять.

— Да что случилось-то? Толком скажи.

— Я сам ничего не понял. Его принес Хагрид. Нужно будет у него спросить.

В больничном крыле стояла тишина, и пахло чем-то горьковатым. Гермиона нервно поежилась. Она была здесь только вчера и по этому же поводу. С недавних пор она возненавидела больничное крыло.

Рон отдернул ширму. Она ожидала увидеть все что угодно, но Гарри встретил друзей улыбкой. Рядом с ним на краешке кровати сидела встревоженная Кэти.

— Привет, — улыбнулась Гермиона.

— Привет, — Гарри протянул Рону руку для рукопожатия, перевел взгляд на Гермиону. — Я в порядке, не волнуйся.

Девушка кивнула и присела на соседнюю кровать.

— Он правда уже в порядке, — подтвердила Кэти, хотя вид у нее был по-прежнему встревоженный.

— Что произошло? — Гермиона пристально посмотрела в лицо друга.

— Я немного задержался с…

— Так, Поттеру нужен отдых. Завтра я отпущу его в гостиную — там и наговоритесь, — непреклонность тона мадам Помфри не давала надежды ее уговорить.

Гриффиндорцы послушно встали и потянулись к выходу. У ширмы Гермиона обернулась и вопросительно посмотрела на друга.

— Я сам не понял, что случилось, — шепотом, чтобы не услышала выгоняющая их Помфри, проговорил юноша, — вдруг стало темно и как-то… Не пойму. У меня такое ощущение теперь… Как после путешествия через каминную сеть.

— Мисс Грейнджер!

— Иду! — заверила Гермиона. — С кем ты был?

Рон уже тянул ее за руку.

— С Брэндоном Форсби.

«С Брэндоном Форсби». Сердце ухнуло куда-то в пятки.

Уже шагая по коридору и слушая негромкий голос Кэти, рассказывающий о рекомендациях мадам Помфри, Гермиона твердо решила идти к директору. Нет доказательств? Глупости! Им нужна помощь. Сами они с этим не справятся. Тем более, Малфой сейчас спит безмятежным сном после ее лекарства, Рон ни о чем не знает, а посвящать его в подробности себе дороже. Слишком поздно. Остается директор. Гарри сказал, что сам не понимает, как это произошло…

— Мадам Помфри сказала, что на нем нет ни одного повреждения. Она сама затрудняется сказать, что случилось, — голос Кэти заставил остановиться.

— Так! Рон, можно тебя?

Она оттащила друга в сторону.

— Рон, нам нужно поговорить с Дамблдором!

— О Гарри?

— Да!

— Думаю, Гарри не обрадуется нашей инициативе. Ты же знаешь — он будет против.

— Рон, мне плевать на его сопротивление. Он мог погибнуть.

— Гермиона! Ты же слышала: с ним все в порядке. Помфри просто хочет за ним понаблюдать. У него нет повреждений.

— Ты ведь падал с метлы?

— Да.

— И? У тебя не было повреждений?

— Может, кто-то остановил падение, — неуверенно проговорил Рон.

— Ага! Брэндон Форсби. Со стороны себя послушай.

— Мы спорим ни о чем. Дамблдора все равно нет.

— Как? — Гермиона была готова разрыдаться.

— Кэти сказала, что Помфри сетовала на отъезд Дамблдора. Ты не слушала?

— И когда он вернется?

— Да я откуда знаю? — не выдержал Рон. — Гермиона, успокойся. Ты чересчур драматизируешь.

Девушка посмотрела в глаза другу. Драматизирует. Милый Рон. Если бы ты знал всю правду…

Спорить она не стала, но все же уговорила Рона навестить Хагрида. За тридцать минут до отбоя они постучали в дверь хижины на окраине Запретного леса. Хагрид не удивился их визиту, хотя обрадованным не выглядел. Скорее встревоженным. Поворчал на то, что они бродят в темноте по территории, но усадил за стол и налил чаю в большие медные кружки. Выставив на стол коробку с печеньем собственного приготовления, которое Гермиона пробовала один раз в жизни по глупости на первом курсе, пробасил:

— О Гарри поговорить пришли?

— Не то чтобы... Мы просто давно у тебя не были. Занятия... К тому же мы старосты, а Гарри...

— Да знаю я, знаю, — проворчал Хагрид в ответ на ее оправдания. — Я ведь не бранюсь.

Он усмехнулся в бороду. Пристыженные друзья переглянулись.

— Хагрид, ты принес Гарри в замок. Что там случилось? — Рон вопросительно посмотрел на великана.

— Да ничего особенного. Тренировка, значит, закончилась. А Гарри с первокурсником остались. Что-то там еще смотрели. Не знаю. А потом Гарри упал с метлы.

— Как? — Гермиона отхлебнула горячего чаю из огромной кружки. У чая был привкус какой-то травы. Девушка не смогла определить, какой именно.

— Известно как. Соскользнул на землю.

— Было высоко? — прищурился Рон.

— Метров двадцать.

— И он упал с двадцати метров без повреждений?

Хагрид задумался.

— Он медленно падал, — наконец проговорил он. — Не так, как обычно. Может, этот мальчонка ему помог.

— А что делал Форсби? — спросила Гермиона

— Кто?

— Первокурсник, с которым Гарри остался.

— Так помогал ему. Я же говорю.

— А как именно?

— Гермиона, ну что ты привязалась к Форсби? — недовольно откликнулся Рон.

— Подожди, — отмахнулась девушка.

— Он стоял напротив Гарри и руку вытянул на него.

— Это называется помощь? — скептически произнесла Гермиона.

— Не знаю, — проворчал Хагрид, — может, он лечил…

Всю дорогу до замка они спорили с Роном.

— Гермиона! Ты в чем-то подозреваешь Форсби? Это просто смешно!

— Рон, Забини в начале года подошла ко мне и попросила присмотреть за Брэндом.

— Блез Забини? К тебе?

— Да! — рассердилась Гермиона.

— А она какое отношение…

— Они кузены.

— И что с того? Что необычного в ее просьбе? Если бы Джинни попала на другой факультет, я бы тоже попросил кого-нибудь за ней присмотреть.

— Ладно. Я не буду с тобой спорить.

Они вошли в замок.

— Старосты называется, — посетовал Гермиона, — двадцать минут, как был отбой.

— А посему идем молча, быстро и тихо, — добавил Рон и потянул ее по полутемному коридору.

В ту ночь Гермиона долго не могла уснуть, думая то о Драко Малфое, то о Брэндоне Форсби. Что же происходит? И как решить этот вопрос?

Напрашивался единственный ответ. Рассказать обо всем Малфою.

С утра Гермиона поняла, что сделать это будет гораздо труднее, чем представлялось.

— Минус пять баллов с Когтеврана! Это — школа, а не дом развлечений.

Гермиона проводила слизеринца опасливым взглядом. Люди по-разному переживают горе. Кто-то держит это в себе, кто-то выплескивает на окружающих. Малфой, кажется, относился ко второму типу. Ученики отлетали от него с взысканиями, как семена от бешеного огурца. Подступиться к нему казалось чем-то нереальным.

За обедом их взгляды встретились. Он чуть кивнул. Даже не кивнул, а сделал какое-то движение, которое можно было счесть за приветствие. Гермиона тоже изобразила нечто среднее между кивком и пожатием плечами.

Это можно было бы счесть хорошим знаком, но взгляд, которым слизеринец окинул Невилла на выходе из столовой, как-то поубавил желание к нему подходить.

После обеда, едва она поднялась в гостиную Гриффиндора, ее окликнул Брэнд. Гермиона обернулась и посмотрела на первокурсника. Обычный мальчик: ямочка на левой щечке от лучезарной улыбки, рыжая шевелюра, трогательные жесты… Мальчик-сирота, мальчик, который делает страшные вещи. Не он сам, но… как трудно это осознавать, глядя в ясные глаза и слыша звонкий голос.

— Гермиона, помоги мне, пожалуйста, перевести отрывок по рунам. Я никак не могу понять.

— Хорошо, — девушка постаралась, чтобы голос звучал ровно.

— А когда сможешь?

— Давай книжку. Я посмотрю.

— Я сейчас сбегаю, — с готовностью откликнулся Брэнд.

Только мантия мелькнула, когда он опрометью бросился по ступеням. Гермиона посмотрела вслед. Поежилась, хотя в гостиной было тепло. Господи! Когда же это закончится? Но что-то подсказывало, что это только начало.

Мальчик вернулся быстро. Уже без мантии. В одной руке надкусанное яблоко, в другой — толстая старинная книга. Гермиона опасливо приняла фолиант. Книга… Не та ли самая? Вдруг к Гарри решили подобраться через нее. Брать в руки?

— А что за книга? — ее ледяные пальцы осторожно коснулись фолианта.

— Это летопись эльфов, — весело откликнулся Брэнд. — Я пытался читать про сражение, а один отрывок никак не могу понять.

Эмили и Майк — извечные друзья Брэнда — переглянулись и прыснули.

— Вы тоже ее читали?

— Ага. Если это можно так назвать. Мы в рунах ничего не понимаем, — весело откликнулась девочка.

Гермиона вздохнула с облегчением. Если дети ее брали в руки, значит, книга не опасна. Хотя… не факт.

— Ну мы пойдем. Спасибо, — Брэнд развернулся к приятелям.

— Подожди, — Гермиона кивнула головой на ближайший диван. — Я хотела поговорить.

Брэнд скорчил страдальческую мину, давая понять, что они жутко торопятся, но на старосту это не подействовало.

— Я догоню, — сказал он ребятам.

Те кивнули и отправились к выходу.

Гермиона присела на диван. Брэнд остался стоять.

— Садись. Я тебя не задержу.

Мальчик присел на подлокотник. Гермиона удержалась от замечания — речь сейчас не об этом. Брэндон Форсби был спесив, как любой отпрыск знатной фамилии. К нему нужен особый подход. Вот сейчас он чувствовал себя обязанным Гермионе из-за своей просьбы. И девушка собиралась этим воспользоваться.

— Брэнд, что случилось вчера на тренировке?

Улыбка слетела с губ, мальчик несколько раз моргнул.

— На какой?

— Вчера Гарри упал с метлы. На поле были только ты и он. Хагрид вас видел. Что случилось?

Мальчик закусил губу. На лбу пролегла морщинка.

— Я не помню, — слегка удивленно ответил он.

— Как?

— Не помню.

В ответ на недоверчивый взгляд он произнес:

— Правда. Я был на поле, — он поднял взгляд к потолку, пытаясь вспомнить, — мы разговаривали о его метле. Отец подарил мне Нимбус, и я пытался понять, чем она отличается от Всполоха, и… Я не помню. Потом Хагрид… Я, наверное, отвлекся. Или...

— Ты себя хорошо чувствуешь?

Она поняла, что мальчик не врет. Сейчас впору было опасаться и за него.

— Да, все в порядке, — как-то слишком быстро проговорил он.

— А если честно?

— Знаешь, я словно путешествовал через камин. Но этого не было. Просто сейчас такое чувство. А… иногда я не помню, что происходит. Это странно, да? Теперь ты будешь смеяться?

Его голос был еле слышен.

— Нет, Брэнд! — повинуясь внезапному порыву, Гермиона притянула мальчика к себе и крепко обняла. — Я не буду смеяться. И я никому об этом не скажу, — предвосхитила она его просьбу. — Но это правда странно. Скажи мне, когда это случится в следующий раз. Хорошо? Я постараюсь тебе помочь.

— Мне страшно, — глухо проговорил он в ее плечо.

— Брэнд, хороший мой, я постараюсь тебе помочь.

Он отстранился. Было видно, что мальчик не привык к подобному проявлению чувств.

— Спасибо, — не поднимая взгляда от своих коленей, проговорил он. — Знаешь, ты единственная после мамы, кто… кто… В общем, я…

Гермиона поняла, что он вот-вот расплачется. Сколько же нужно сил, чтобы держать все в себе?

— Все будет хорошо, — негромко проговорила девушка. — Обещаю.

Мальчик поднял голову и улыбнулся. Слезы так и не показались, хотя он отчаянно шмыгал носом.

— Ты славная, — вдруг сказал он, улыбнувшись.

— Ты — тоже. Ну, беги, а то тебя ребята ждут.

Он соскочил с дивана и побежал к выходу.

— Брэндон, а куда вы раздетые? — окликнула Гермиона. Этот мальчик пробудил в ней непреодолимое желание защищать и заботиться. Почему-то отпрыски старинных семей выглядели вблизи гораздо несчастнее других детей, как бы ни старались это скрывать.

— А мы будем в замке!

Рыжеволосый мальчишка скрылся в дверном проеме.

Гермиона откинулась на спинку дивана. Сердце сжалось от тоски. За что это ему? Чем он прогневил великого Мерлина?

Гермиона открыла книгу на яркой закладке. Указанный абзац был обведен карандашом. Эх! Мадам Пинс на него нет. Девушка попыталась прочесть и поняла, что не понимает ни одного символа. Прочитала предыдущий отрывок. Красочное описание воинского обмундирования какого-то Эления. Видимо, имя. А вот отмеченный абзац — просто набор вязи. Гермиона нахмурилась. Может, это как-то связано с заклинанием Брэнда?

Девушка посмотрела на потертую обложку. Есть только один человек, который может ей помочь.

На ужине его не было. На завтраке на следующий день — тоже. Она увидела его лишь на совместных зельях. Легкое движение ресниц, которое можно счесть за приветствие. Но как поговорить? Не подойдет же она на виду всего класса. Да плевать на класс! Рядом был Гарри, который сегодня с самого утра был бодр и весел, а Рон, наоборот, молчалив и задирист. О падении с метлы не говорил никто. Девушка пыталась уговорить Гарри написать Дамблдору, на что получила категорический отказ.

— Но ты же сам сказал, что это странно.

— Гермиона, если бы я обращал внимание на все странности в моей жизни…

«Проблем было бы в сто раз меньше», — едва не добавила Гермиона, но удержалась. В конце концов, Гарри не виноват, что все это происходит именно с ним. Он устал от внимания и ненавидел шумиху, предпочитая со всем справляться своими силами, порой скрывая проблемы даже от друзей. Последствия часто бывали самыми плачевными. Но это и есть молодость. Ошибка на ошибке, и все сделаны с уверенностью в собственной правоте.

Гермиона вновь посмотрела на затылок слизеринца. Оставался последний шанс поговорить — совместное занятие.

Она пришла чуть пораньше, надеясь застать его до начала урока. Надеждам не суждено было сбыться. Открылась дверь, и на пороге появился Уоррен. Хмурый и с приличной ссадиной на щеке.

— Добрый вечер, — буркнул мальчик, усаживаясь рядом с ней и демонстративно утыкаясь в учебник.

— Здравствуй. Что с твоим лицом?

— Я уже отвечал на этот вопрос своему старосте.

Гермиона возвела глаза к потолку. Мальчишка невыносим. Они занимались не один месяц, а их контакт ограничивался занятиями. Он решительно пресекал все попытки нормального общения.

Гермиона покачала головой, но настаивать не стала. Своих проблем хватает. Вот пусть Малфой сам разбирается. Привычная мысль споткнулась о другую: можно подумать, что у старосты Слизерина своих проблем мало. Гермиона вспомнила растерянный вид Малфоя два дня назад. Это сейчас все от него шарахались, как от чумы, потому что столкнуться с ним было себе дороже. Но ведь в первый момент он был другим.

За две минуты до начала занятия появился Брэнд, улыбнулся своей старосте и уселся за кафедру, изучая что-то в своих записях. С Томом он не поздоровался. Можно было бы потребовать соблюдать приличия, но то, что происходило с этими мальчишками, было и так достаточным наказанием за все мыслимые и немыслимые прегрешения.

Малфой опоздал на пять минут. Глядя на его лицо, Гермионе и в голову не пришло сделать замечание. Она лишь молча раскрыла свой конспект.

Занятие прошло на удивление быстро. Том слушал молча и, видимо, внимательно, потому что сумел повторить все, что Гермиона просила.

Малфой что-то негромко разъяснял Брэнду. Тот слушал напряженно, периодически переспрашивая, чем чуть не довел старосту Слизерина до точки кипения. Занятие окончилось как раз в тот момент, когда Малфой был готов прибить Брэнда за непонятливость.

— Все, занятие окончено, — бодро объявила Гермиона, пытаясь спасти своего подопечного.

Том пулей вылетел из класса. Брэнда тоже как ветром сдуло.

Малфой с хмурым видом стал раскладывать пакеты на полках шкафа. Гермиона собирала свою сумку. Все было как в тот день — день ее первого поцелуя. Вот сейчас он что-нибудь скажет. Но Драко Малфой молчал. Словно не было разговора на берегу озера и сквозь пламя камина, не было пледа в дурацких котятах, не было успокоительного зелья и книги сказок.

Он молчал. Что ж... Гермиона заговорила сама. Стараясь заглушить в груди обиду и разочарование (она снова напридумывала невесть чего, а его поведение в который раз не совпало с ее сценарием), девушка негромко произнесла:

— Мне нужно с тобой поговорить.

Слизеринец резко обернулся, окинул взглядом пустой кабинет и чуть кивнул.

— Это касается Брэнда. Во-первых, он просил посмотреть отрывок из книги с рунами. Я не смогла его понять. Там ерунда какая-то. Я подумала, что это может быть связано с этим… Ну, с заклятием.

— Книга у тебя с собой?

— Нет, я не стала ее тащить. Просто…

— Драко, Пэнси тебя заждалась! — на пороге кабинета появился Крэбб.

— Иду! Минуту подожди.

Крэбб окинул взглядом Гермиону Грейнджер. Девушка вся внутренне подобралась, ожидая увидеть ухмылку или какой-нибудь непристойный намек во взгляде. Но Крэбб просто кивнул и закрыл дверь с той стороны.

— Я сейчас не могу. У нас назначен разбор полетов из-за Тома.

— А что с ним?

— На нем практиковали заклятия. Причем свои же, слизеринцы.

— Боже, что же это такое?

— Давай встретимся завтра здесь же. Заодно книгу захватишь

— Давай.

Гермиона кивнула и направилась к выходу. Юноша пропустил ее вперед. В дверях она остановилась.

— Вспомнила. Здесь завтра взыскание в это время у двух ребят с шестого курса.

Он досадливо отбросил челку с глаз.

— Тогда где? Я не могу сразу сообразить, где можно найти свободный кабинет без лишних ушей.

Гермиона подумала несколько секунд, и ее озарило:

— Прорицания. Там не бывает взысканий.

— Угу! Только лишних пары часов в компании Трелони мне не хватало.

— Я про кабинет на первом этаже.

— Отлично, — он отрывисто кивнул. — В восемь. Идет?

— Идет. До завтра.

Они вышли из кабинета. Крэбб стоял рядом с дверью. Малфой кивнул ему в сторону коридора, ведущего к слизеринским подземельям.

— Счастливо, — проговорил он Гермионе.

— Счастливо, — откликнулась девушка.

К ее удивлению, Крэбб тоже кивнул и сказал:

— Счастливо.

Гермиона посмотрела вслед уходящим слизеринцам, покачала головой и, даже не пытаясь понять, что происходит со всеми ними, направилась в сторону своей гостиной.

Весь следующий день прошел, как на иголках. Она видела Малфоя на нумерологии. Тот был в сильном раздражении. Видимо, «разбор полетов» прошел не слишком удачно, потому что Уоррена Гермиона не видела, хотя первый курс Слизерина на глаза попадался. Да и Пэнси Паркинсон была подобна фурии, причем (невиданное дело!) на глазах Гермионы два третьекурсника Слизерина лишились по два балла каждый. О чем звонким голосом возвестила им собственная староста. Но венцом всех неожиданностей этого дня стала фраза декана факультета. После вполне безобидной, на взгляд Гермионы, выходки — украсили друг друга веснушками на перемене — два шестикурсника из Слизерина услышали ледяной голос профессора Снейпа: «Минус десять баллов с факультета Слизерин». Эхо его голоса еще висело в воздухе, а Гермиона уже сворачивала за угол, дабы не попасться под руку. Мир переворачивался с ног на голову.

Ближе к вечеру Гермиона поймала себя на мысли, что жутко нервничает. И поддержки попросить не у кого. Гарри уютно расположился на диване, пристроив голову на колени Кэти и о чем-то с ней беседуя. Рон в течение двадцати минут пытался уговорить Гермиону показать сочинение по истории магии, мотивируя просьбу тем, что не может придумать начало. На что девушка с раздражением заметила, что сегодня, по срокам сдачи, он должен был придумывать конец. Рон стал сетовать на загруженность в связи с обязанностями старосты.

— Если бы ты меньше времени уделял своей барышне, то не был бы так загружен, — сердито проговорила Гермиона.

Рон возмущенно засопел, намереваясь сказать что-то нелицеприятное, а Гермиона вдруг поняла, что ее слова прозвучали ревнивым брюзжанием.

— Ладно. Пойдем, дам тебе работу почитать. Только во имя твоей большой любви, которая так плохо совмещается с учебой.

Они пошли по лестнице в сторону комнаты Гермионы. Девушка назвала пароль, вошла и направилась к столу, на котором аккуратными стопочками были сложены книги и свитки с готовой домашней работой.

— Гермиона! Я тобой горжусь! — торжественно произнес Рон.

— Я сейчас передумаю, — предупредила девушка, отыскивая свиток с сочинением.

— Да нет. Я правда поражаюсь твоей целеустремленности. Что бы мы без тебя делали?

— Учились бы лучше.

— Да я не только об учебе.

— Ладно. Не подлизывайся.

Девушка протянула свиток.

— Спасибо. А ты чем будешь заниматься? Уроки все сделаны, я так понимаю.

— В общем-то, да. Но у меня… дополнительное занятие… по рунам.

Она улыбнулась другу. Тот улыбнулся в ответ.

— Но предупреждаю, Рональд Уизли, если ты вздумаешь переписать мое сочинение слово в слово…

— Гермиона. Как ты могла такое подумать?

Рон с довольным видом покинул ее комнату. Гермиона посмотрела на закрывшуюся дверь, потом на часы. Семь тридцать. Через полчаса она должна быть в кабинете прорицаний. Ужас. Девушка посмотрела в зеркало, стащила резинку с волос и окинула себя взглядом. Страшно подумать, но ведь это почти свидание. Они вдвоем. Вечером. Гермиона открыла шкаф и окинула взглядом вещи.

«С кем-нибудь посоветоваться? С Джинни?»

Но она тут же отмела эту идею. Это — не свидание. Она снова ждет непонятно чего от совершенно простой ситуации. Девушка еще раз окинула себя взглядом. Плевать. Она пойдет в этих джинсах. И в этой футболке. Нет, лучше в рубашке. На кровать тут же полетела светлая рубашка. Пара заклинаний — и не нужно никакого утюга. Так. Но в рубашке будет холодновато... Шерстяная кофта дополнила ее туалет. Гермиона посмотрела в зеркало. Плевать. Это — не свидание. Отброшенная было резинка для волос вернулась на место. Гермиона посмотрела на часы. Семь сорок пять. Можно не спеша выходить. Она не любила опаздывать. Ведь это деловая встреча. Волшебная палочка в кармане джинсов, толстый фолиант подмышкой. Гермиона Грейнджер отважно шла на деловую встречу с Драко Малфоем.

На выходе из гостиной ее окликнула Джинни:

— Гермиона, ты далеко?

— У меня дополнительные занятие по рунам, — повторила она давешнюю ложь.

— Понятно, ну ладно. Если не поздно вернешься — зайдешь ко мне?

— Хорошо.

«Если останусь жива». Гермиона выдавила из себя радостную улыбку и исчезла в дверном проеме.

Полутемные коридоры отнюдь не придали уверенности. Храбрость улетучивалась по мере приближения к заветной двери. Поэтому, когда без пяти минут восемь Гермиона бесшумно открыла дверь в кабинет прорицаний, единственный звук, который она различала, — это грохот собственного сердца. Руки были холоднее льда.

Девушка замерла в нерешительности. Это странное помещение слабо напоминало классную комнату. Ноги утонули в мягком ковре, напоминающем свежую траву. Шелест листьев над головой и вовсе заставил забыть о том, что находишься в стенах замка. Девушка огляделась вокруг. Она стояла на небольшой полянке рядом с Запретным лесом. Даже дуновение ветерка касалось лица. Гермиона невольно улыбнулась. Умиротворение и покой. Она подняла голову к потолку. Небо, затянутое облаками. Наверное, здесь как-то можно менять время года и время суток. Но вдаваться в детали девушка не стала. Ее вполне устраивал пасмурный летний день. Пасмурный день — это всегда надежда на то, что вот-вот выглянет солнышко, и мир станет ярким и цветным. А еще осознание того, что взамен солнышка может начаться проливной дождь, и тогда мир скроется за серой пеленой. Гермиона прошла по мягкой траве вглубь комнаты. Остановилась у двух пуфиков, стилизованных под кочки, и положила книгу на небольшое плато, играющее роль стола. Взволнованно закусила губу. Не слишком ли… неформальная обстановка? А ведь она сама предложила этот кабинет. Вот только никаких подобных мыслей у нее не было. Предложила с практической точки зрения — здесь и правда никогда не было взысканий. Гермиона почувствовала, что в кабинете жарко. Она нервно оглянулась на дверь, расстегнула теплую шерстяную кофту, подумала и сняла ее. Отбросив кофту на соседний пуфик, девушка устроилась поудобней и раскрыла книгу. Восемь часов, пять минут девятого, десять минут девятого… Ее взгляд бесцельно бродил по непонятным символам на отмеченном абзаце. Где же он? Неужели не придет? И что делать? Уходить или ждать?

Внезапно она почувствовала его приход. Не по скрипу двери — нет, та открывалась бесшумно. По чему-то неуловимому в воздухе. Девушка резко обернулась.

Драко Малфой собственной персоной. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять — он в жутком раздражении. Девушка глубоко вздохнула.

— Привет. Меня задержал третий курс.

— Ничего, — Гермиона отложила книгу и встала. — Проблемы?

— А когда их не было? — невесело усмехнулся слизеринец. — Давно ждешь?

— С восьми.

— Пунктуальна? Даже странно. Я привык, что девушки опаздывают минимум на полчаса.

— Ну, так на свидание можно. А у нас деловая встреча, — отшутилась Гермиона и тут же перевела тему: — Как Том?

Малфой обреченно вздохнул.

— Паршиво. Он в больничном крыле.

— Как? Ведь вчера был на занятиях?

— У нашего разбора полетов был несколько иной результат, — он чуть ослабил галстук и огляделся по сторонам. — Я не пойму: здесь жарко или мне кажется?

— Жарко, — Гермиона в подтверждение кивнула на свою сброшенную кофту.

Драко Малфой несколько секунд смотрел на предмет ее гардероба, наконец скинул мантию и, быстро сложив ее, пристроил на край плато.

— Что говорит Помфри? — Гермиона решила сделать вид, что ничего необычного не происходит.

— Да ничего. Говорит: через два дня поправится. Черт. Главное, не найдешь, кто это сделал.

— А сам Том молчит, — подсказала девушка.

Малфой угрюмо кивнул, усаживаясь перед раскрытой книгой. Девушка снова села на свой пуфик в полуметре от него.

— Выделенный абзац? — тут же взялся за дело слизеринец.

— Да. Я прочесть не смогла.

Юноша придвинул книгу ближе и стал читать. При этом он чуть ослабил узел галстука и начал расстегивать манжеты на рубашке.

Гермиона вдруг подумала, как же неуловимо меняется мир вокруг. Ведь эти его жесты — проявление… доверия. Значит, он чувствует себя с ней уютно? Ведь поступает явно бессознательно. Его мысли сейчас заняты непонятными символами. Вон на лбу залегла морщинка, пока напряженный взгляд скользит по строчкам.

Он начал закатывать левый рукав, и тут Гермиону словно молнией пронзило — сейчас она увидит Метку. Несмотря на то, что в комнате было тепло, по спине пробежал холодок. Еще секунда — и подтвердятся все его слова. Что-то в душе кричало и сопротивлялось. Она не хочет этого видеть, она не готова. Она безумно хочет во что-то верить. Пусть беспочвенно и безосновательно, но, пока есть Надежда на то, что она ошиблась…

Девушка зажмурилась.

— Бред какой-то, — послышался его сердитый голос.

Она открыла глаза и посмотрела на его профиль. Лишь бы не смотреть на руку.

— Да уж, — подтвердила она.

И взгляд все-таки скользнул вниз. Сердце замерло и понеслось вскачь. На левом предплечье не было безобразной Метки. Но… как? Как такое может быть? Ведь он сам сказал? А что он сказал? То есть… Она снова что-то выдумала? Девушка еле слышно выдохнула, оказывается, она не дышала несколько секунд. Тем временем он начал закатывать второй рукав, и Гермиона увидела его левое предплечье с внешней стороны. Она сдавленно охнула. Руку пересекали безобразные шрамы, оставленные режущими заклятиями. Гермиона не спутала бы их ни с чем. Не зря же она лучшая по колдомедицине. Юноша оглянулся на ее негромкий возглас и проследил за взглядом. Негромко чертыхнулся и начал опускать рукава.

— Откуда это? — прошептала Гермиона, понимая, что не имеет права на подобные вопросы, но не в силах остановиться. Ведь это — плата за спасение Гарри. Это...

— Упал с метлы, — спокойно ответил Драко Малфой.

— Прямо на режущее заклятие? — откликнулась Гермиона.

— Угу. С этим абзацем что-то не то. Видимо, заклинание. Книгу Брэнд дал?

Гермиона кивнула.

— Я возьму посмотреть. Взамен могу прислать свой экземпляр. Он, правда, потолще, потому что c комментариями и схемами. Сова не дотащит. Захвачу на следующее занятие.

— Хорошо.

Она невольно бросила взгляд на его руки, словно до сих пор видела шрамы под тканью рубашки.

— Да не смотри ты так. Все нормально. Этим отметинам лет сто уже.

— Да? Это по какому летоисчислению с первого сентября прошло сто лет?

Он подозрительно на нее посмотрел.

— Кровь на бинтах в карете, — напомнила девушка.

— А-а-а. Я забыл. Ладно. Ты еще о чем-то хотела поговорить, — напомнил слизеринец.

Гермиона посмотрела на свои руки, лежащие на коленях. Вздохнула.

— В тот день, ну, когда мы у озера разговаривали… — она подняла взгляд.

Он чуть кивнул. Гермиона нервно дернула плечом.

— Гарри упал с метлы.

Драко Малфой прислонился спиной к колонне в виде ствола большого дерева и чуть нахмурился, но никак не прокомментировал начало. Гермиона понимала, что разговаривать о Гарри ему не доставляет удовольствия, но уж придется потерпеть.

— После тренировки по квиддичу он остался на поле с Брэндом, — на этих словах юноша прищурился. — Как говорит сам Брэнд, они разговаривали, а потом он ничего не помнит. Но в это время Гарри сорвался с метлы.

— Откуда у тебя подробности?

— Их видел Хагрид. Он рассказал нам с Роном.

— А-а-а, — разочарованно протянул Малфой, — свидетель — образец красноречия. Я… это… того… — передразнил он лесничего.

— Прекрати! — взмолилась Гермиона. — Рассказ был совершенно нормальный. Хагрид сказал, что Гарри падал слишком медленно, а Брэнд в это время…

— Вытянул руку по направлению к нему, например, — негромко проговорил слизеринец и тут же чертыхнулся.

— Откуда ты знаешь? — сдавленно прошептала Гермиона.

— Черт! — проговорил вместо ответа Малфой. — Брэнд… Брэнд…

— Да что случилось-то? — не выдержала Гермиона.

— Заклинание, — устало проговорил юноша. — В Хогвартсе нельзя трансгрессировать...

Гермиона нетерпеливо взмахнула рукой:

— Я читала историю Хогвартса.

— С помощью заклятия, наложенного на Брэнда, им можно не просто управлять. Можно завладеть его телом и…

Юноша замолчал.

— И что? Что? — Гермиона сдвинулась на самый краешек своего пуфика и нетерпеливо уставилась на слизеринца.

— Его можно сделать порталом…

— Что? — девушка не поверила своим ушам. — Человека? Порталом?

Слизеринец отрывисто кивнул.

— Поттер им нужен живым, потому-то он просто потерял сознание. Никакого сопротивления, никаких проблем. Брэнд остановил падение, а потом он должен был переправить Поттера… Туда, где его ждут.

Драко Малфой замолчал. Наступила зловещая тишина, нарушаемая лишь стрекотаньем волшебных цикад. Гермиона поежилась. Ведь Малфой прав.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я читал книгу, которая сейчас у Брэнда.

— Они оба сказали, что у них чувство, словно они путешествовали через камин. У Брэнда и у Гарри…

— А точнее через портал, — слизеринец невесело усмехнулся. — У Поттера фантастическая везучесть. Посуди сама: в который раз он на волосок от гибели, и его спасает чистая случайность. Присутствие переростка, который вздумал прогуляться рядом с квиддичным полем и именно в эту минуту.

Гермиона никак не отреагировала на «переростка». Вместо этого она спросила:

— А что было бы с Брэндом?

Малфой бросил на нее быстрый взгляд и тут же отвел глаза. Снова потянул узел галстука, затем его вовсе развязал, откинул челку в сторону, разгладил брюки на коленях.

— Что должно было случиться с Брэндом?

Когда слизеринец заговорил, голос прозвучал глухо:

— Заклятие, наложенное на Брэнда, означает смерть.

Зловещее слово прозвучало подобно удару хлыста в тишине. Девушка судорожно вздохнула.

— Ты серьезно?

— А ты считаешь, что я тут сижу и шучу такими вещами?

Их взгляды встретились.

— Но Брэнд… Господи, он же совсем мальчик…

Гермиона почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Вспомнила ямочку на щечке, а еще испуганные глазенки и свое обещание помочь.

— Если бы все удалось, Гарри попал бы к… Волдеморту, — Драко Малфой вскинул голову при этих словах, — а Брэнд был бы мертв?

Он отрывисто кивнул.

— А есть… способ снять заклятие?

— В случае Брэнда — нет.

Гермиона закрыла лицо руками. Сквозь шум в ушах она слышала стрекотание цикад, шелест ветра. Привычные звуки. Словно ничего страшного не происходит.

Она отняла руки и посмотрела на юношу. Он сидел, прислонившись затылком к стволу дерева и закрыв глаза. На его шее пульсировала жилка. А каково ему? Каково это: осознавать, что твой отец причастен к страшным вещам, а ты сам непонятно на какой стороне. Отсутствие Метки давало Надежду на то, что он не будет на той стороне, но разве он будет на этой? Разве станет он помогать людям, убившим близкого ему человека?

— Как твоя мама? — вдруг спросила Гермиона.

Он вздрогнул и открыл глаза.

— Нормально, спасибо, — в вежливом тоне не отразилось никаких эмоций.

— Знаешь, я пыталась представить, чтобы почувствовала на твоем месте, но не смогла. Мне стало слишком страшно и…

— Все нормально, — прервал он поток слов. — Не нужно меня жалеть.

— Да что ты привязался к этой жалости? — рассердилась Гермиона. — Я пыталась сказать, что я… не знаю, как бы вела себя на твоем месте, и то, как ты держишься, это…

— Да, держусь я замечательно, — он усмехнулся. — Макгонагалл сегодня пригрозила отстранить меня от обязанностей старосты, если я буду продолжать снимать баллы в том же темпе.

Гермиона слегка улыбнулась. Это было так странно. Только что говорить о смерти и тут же улыбаться. Но самое удивительное: она постепенно этому училась. А ведь тогда, в шкафу Драко Малфоя, поражалась его диалогу с матерью.

Оба замолчали. Гермиона понимала, что они поговорили обо всем, о чем собирались, что сейчас самое время встать и уйти, но что-то ее держало. Юноша поднял голову и посмотрел на нее долгим взглядом. Гермиона не стала отводить глаз.

— О чем ты хотела поговорить в библиотеке? — нарушил молчание Малфой, пристально глядя ей в глаза.

— Гарри показал мне пуговицу, — она осторожно подбирала слова, чтобы сказать только часть правды. Как она ненавидела эту полуправду. — Я поняла, что видела такое же изображение на твоем перстне. Ты его в ванной забыл в Хогсмите. Помнишь?

— Он объяснил, откуда пуговица?

— Нет.

— И? Ты успокоилась?

— Все произошло слишком быстро. В лазарете Дамблдор сказал, что сам разберется с этой проблемой.

— И ты просто так отступилась?

Он скептически приподнял бровь.

Гермиона посмотрела на крону дерева. Полуправда, полуложь… Чего здесь больше?

— Я устала от всех этих недомолвок и проблем. Я не настолько сильная волшебница, чтобы считать себя способной разобраться во всем. Да, я успокоилась... Ну хорошо, не успокоилась. Просто решила не возвращаться к этому вопросу. Время все расставит на свои места.

— Самое великое заблуждение, — прокомментировал Драко Малфой.

И в этот миг резкий звук раздался над их головами. Гермиона и опомниться не успела, как оказалась сброшенной на пол. Больно ударилась правым плечом то ли о пуфик, то ли о ствол дерева, да еще локоть Малфоя уперся в другое плечо. Девушка попыталась пошевелиться, но была безжалостно придавлена к земле. Она повернула голову и увидела, что Драко Малфой полусидит рядом, одной рукой удерживая ее, а в другой сжимая волшебную палочку. Вот в чем их основная разница: он всегда ждет опасности. Он живет в ней.

— Это сова, — подала голос Гермиона. — Кабинет переделан под Запретный лес, помнишь?

Юноша бросил на нее быстрый взгляд, но палочку не опустил.

Повинуясь внезапному порыву, Гермиона приподнялась, насколько позволяло ее положение, и дотянулась до его волшебной палочки. Она коснулась прохладной древесины и потянула палочку из его руки.

Юноша резко обернулся. Их взгляды встретились. Какая-то пара дюймов разделяла их лица.

— Все хорошо. Это только сова, — прошептала Гермиона и потянула волшебную палочку.

Его взгляд скользнул по ее лицу. Девушка видела, что он еще не до конца успокоился и не вник в смысл ее слов. Просто отреагировал на тихий успокаивающий тон. Гермиона настойчиво потянула палочку. Его рука разжалась. Наверное, этот жест выразил больше, чем могли сказать слова.

Девушка приподнялась и положила его палочку на плато. Он чуть отодвинулся в сторону и отвел взгляд.

— Испугалась?

— Дежавю, — нервно усмехнулась Гермиона, потирая плечо. — Точно такой же вопрос ты задал несколько дней назад в Хогсмите.

— Тогда ты ответила «Нет».

— Я и сейчас отвечаю: нет.

Их взгляды снова встретились. Два подростка сидели рядом на полу в странной комнате. И просто смотрели друг на друга. В этот миг не верилось, что где-то идет война, гибнут люди. Плохому нет места в их мире. Есть место лишь чуду. И оно случилось. Юноша медленно подался вперед и коснулся губами губ девушки. Гермиона зажмурилась. В прошлый раз она сетовала на книги? Нет головокружения? Нет сладкой истомы? Что ж. Она ошибалась, а книги были правы. Гермиона с замиранием сердца почувствовала, как его ладонь скользнула по ее затылку, когда он притянул ее к себе.

Вторая рука осторожно легла на ее плечо. Девушка понимала, что такого водоворота эмоций еще не испытывала. Ощущение его горячих рук... Захотелось, чтобы это никогда не прекращалось. Пусть всегда будет жар этих рук и стук этого сердца, запах ветра и грозы, и сладкое покалывание в груди от того, что она это чувствует. Она живет. В ее жизни есть что-то кроме книг, заботы о друзьях и похвалы преподавателей.

Гермиона подалась вперед, кончиками пальцев коснувшись его щеки. Ведь ей тоже можно? Никто не в силах сейчас что-то запретить. Гладкая кожа юношеской щеки, горячая мочка уха, шелковистые волосы. Пальчики запутались в его волосах. И вдруг… ладонь, лежавшая на ее плече, скользнула по спине. Осторожно, едва касаясь, но в то же время неотвратимо. Ее рубашка задралась от падения, обнажив спину над ремнем джинсов. Горячая ладонь коснулась ее кожи. Оба вздрогнули. Гермиона вдруг осознала, что они одни в пустой комнате. Кроме них — никого… Готова ли она к чему-то большему? Да о каком большем идет речь? Она и к поцелую-то не готова была. Отстраниться? Убежать? Тут она почувствовала, что его рука замерла и больше не сдвинулась ни на дюйм. Этот странный человек снова давал ей право выбора. Не давил, не настаивал. Гермиона вдруг ощутила огромную нежность к этому мальчишке. Он был противоречив в своих жестах и поступках, но он… уважал ее. Это было таким неожиданным открытием. Появилось ощущение того, что рядом человек, полностью владеющий ситуацией. Она почувствовала себя ребенком, который может делать что угодно — наказания не будет. Потому что рядом есть кто-то более взрослый и мудрый. Кто-то, кто намного старше. Не по возрасту — по мироощущению. Девушка скользнула ладонью вниз. Воротник рубашки, расстегнутая верхняя пуговица. Пальцы коснулись цепочки на шее. Медальон. У него такой странный медальон в виде дракона, который смотрел на нее в предпоследний день школьных каникул.

Внезапно что-то изменилось. Гермиона открыла глаза, почувствовав, что он резко отодвинулся. Яркие пятна на щеках, неровное дыхание и… ярость во взгляде. Девушка непонимающе отстранилась. Что она сделала не так? Почему он злится? Юноша резко отодвинулся, уперся спиной в ствол дерева, попытался встать, но поскользнулся и неловко осел снова. Тогда он решил высказать свои претензии сидя. Его взгляд заставил Гермиону отодвинуться подальше и сжать дрожащей рукой ворот своей рубашки, словно защищаясь.

— Что? — негромко проговорила она.

Вопрос прозвучал жалобно.

— Грейнджер, — он говорил еле слышно, почти не разжимая губ, — ты… Ты… соображаешь, что делаешь?

— Соображаю, — с вызовом ответила Гермиона.

Словно не она глупо убегала после первого поцелуя по коридорам Хогвартса, и ей казалось, будто весь мир знает о произошедшем.

— Да ни черта! — юноша резко вскочил на ноги, поднял с земли галстук, который успел соскользнуть, начал лихорадочно застегивать рубашку, повязывать галстук.

Гермиона некоторое время смотрела на него снизу вверх, потом тоже решила подняться на ноги, хотя с большим удовольствием провалилась бы под землю. Малфой зло дернул галстук, никак не желавший завязываться, сорвал его с шеи и засунул в карман, потом подхватил мантию с земли.

— Может, для разнообразия озвучишь возражения? — проговорила Гермиона, удивившись, как ей удалось справиться с голосом — даже не дрогнул.

Юноша резко натянул мантию и повернулся к ней.

— Ты правда так наивна или просто издеваешься?

— Я…

— Ты пришла сюда, наверняка, никого не предупредив, так?

Она не стала отвечать. Это и так очевидно.

— Мы одни в кабинете. Нам не по пять лет, хвала Мерлину. И ты… ты…

— Вообще-то, поцеловал меня ты, — Гермиона постаралась не покраснеть от этой фразы. Получилось плохо.

Юноша досадливо махнул рукой:

— С тобой разговаривать бесполезно.

Он быстрым шагом направился к двери. На пороге резко развернулся:

— Ты понимаешь, чем может закончиться твое легкомыслие?

Гермиона открыла рот высказать ему все, что думает, но он не стал слушать.

С грохотом захлопнул дверь.

Девушка посмотрела в сторону выхода, и ее лицо озарилось улыбкой. Она ничего не могла поделать. Ей хотелось смеяться от счастья и кружиться по комнате. Он — не Пожиратель. Но не это главное. Он разозлился на ту двусмысленность, которая возникла из-за ее действий. Он — остановился, а она — нет. Почему? Да потому, что в душе она знала, как он поступит. И не ошиблась. От этого хотелось счастливо смеяться.

Гермиона посмотрела на место, где они сидели. Чуть примятый ковер, раскрытая книга на плато. Интересно, он далеко уйдет без своей волшебной палочки? Девушка быстро спрятала ее в карман джинсов. Надо же, как торопился, бедненький. Итак. Один, два, три… На счете «восемь» дверь с грохотом распахнулась. Если их застанет Филч — это будет целиком и полностью заслуга старосты Слизерина.

Он остановился в дверях и... Раньше Гермиона считала выражение «сверлить взглядом» некой фигурой речи. Ан нет. Не все так просто. Видимо, он ждал ее ухода. Минуту, две…

Девушка не сдвинулась с места. Все так же стояла посреди кабинета, сложив руки на груди и глядя на него.

— Я вернулся за своей волшебной палочкой, — как умственно отсталой, пояснил слизеринец.

Девушка никак не отреагировала.

— Я ее забыл.

На этот раз Гермиона кивнула, вспоминая профессора Амбридж. Та примерно так же общалась с Хагридом, находясь на его уроке. Малфой, правда, пока свою речь руками не иллюстрировал, но с такими темпами…

— Ладно, — себе под нос буркнул слизеринец и направился к столу, да так и замер на полпути...

Догадался он до обидного быстро. Гермиона сдержала порыв умчаться из кабинета, когда этот «милый» мальчик обернулся к ней.

— Моя палочка! — юноша требовательно протянул руку.

Наверное, после этого жеста все домовые эльфы Малфоев сбивали друг друга с ног в стремлении выполнить приказ. Интересно, его учили вежливо просить?

— Верни мою палочку, — голос слизеринца был убийственно холодным.

— Непременно, — Гермиона все-таки набралась храбрости. Психологи советуют решать проблему сразу. Вот и будем решать. — Только сначала ответь на вопрос.

На лице Малфоя появилось непередаваемое выражение. Несмотря на сжавшееся от страха сердце, девушка встретила его взгляд.

— Вопрос? Грейнджер, ты с ума сошла?

— Пока нет. У тебя другое мнение?

— И притом давно. Не валяй дурака, верни мою палочку.

— Один вопрос.

Слизеринец направился к выходу, но у двери остановился. Правильно, как же волшебнику без волшебной палочки… Юноша повернулся в ожидании вопроса.

Гермиона набралась храбрости (или глупости?):

— Почему ты хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле?

Юноша несколько секунд смотрел на нее, а потом с подозрением переспросил:

— Это и есть вопрос?

— Ну да.

— В Гриффиндор берут исключительно психов?

— Не знаю, — беззаботно пожала плечами девушка.

— Бред.

— Просто ответь.

— Грейнджер, — он в раздражении возвел глаза к потолку, — что ты несешь? Откуда у тебя эта дурацкая привычка считать всех ангелами?

— Я не считаю тебя ангелом. А на этот вопрос ответь прежде всего себе.

— Да нечего тут отвечать. Это все твое больное воображение, это…

— Ты разозлился из-за того, что произошло. Пытался мне объяснить, что я легкомысленна и все такое. Но ты же не воспользовался ситуацией…

— Ты хотела, чтобы я ей воспользовался? — не поверил своим ушам слизеринец.

— Да нет же! — Гермиона от досады притопнула ногой. — Какой же ты бестолковый. Я пытаюсь объяснить, что ты сам не видишь своих…

— Подожди, — он шагнул в ее сторону. — Не нужно ничего говорить.

Еле слышный голос проникал в самое сердце. Он подошел совсем близко и заглянул в глаза. Гермиона поняла, что тонет в его взгляде.

— Знаешь, я давно хотел тебе сказать… — девушка завороженно застыла, когда его руки легли на ее плечи, — никогда нельзя быть такой доверчивой, — быстро закончил слизеринец, выдергивая из ее кармана свою волшебную палочку.

Гермиона задохнулась от возмущения и собственной глупости. Захотелось ударить его по голове чем-нибудь тяжелым.

— Ты… Ты…

— Вспомни этот момент в следующий раз, когда решишь пофантазировать на тему лучших сторон моей натуры, — с самодовольной улыбкой проговорил юноша.

Гермиона в возмущении выхватила волшебную палочку. Волна негодования захлестнула ее с головой.

— Экспеллиармус!

Он даже не успел отреагировать. Видимо, никак не ожидал от нее подобного. Резкий толчок откинул Драко Малфоя к стене, в то время как Гермиона в ужасе от содеянного прижала ладонь к губам. Она не знала, броситься ли помогать слизеринцу или ринуться прямиком к двери, потому что, когда он наконец отлепится от стенки…

— Грейнджер! Ты совсем рехнулась? — прошипел слизеринец и тут же добавил, бросив быстрый взгляд на часы: — Здесь сейчас толпа учителей будет. Полдвенадцатого! Отбой уже был. Староста, называется.

Гермиона с ужасом поняла, что он прав. И почему он всегда заставляет ее делать глупости?

— Быстро! Уходим! — слизеринец схватил ее за локоть и потянул к выходу.

— Книга!

— Черт!

Он бросился к плато и схватил толстый фолиант, по пути подхватил ее кофту, и они выскочили в коридор. Отблеск факела от стены возвестил о том, что в соседнем коридоре уже кто-то есть.

— Туда! — слизеринец потянул ее в другую сторону. Они свернули в полутемный коридор, и Драко Малфой затащил ее в нишу.

В ту самую нишу, в которой они стояли несколько месяцев назад. Все было, как тогда. Только сейчас она чувствовала холод, идущий от стен, и жар собственного сердца в груди.

Они стояли так минуту… две... Замок был погружен в тишину. Гермиона, зажмурившись, слушала эту тишину, нарушаемую лишь стуком их сердец.

— Какого черта ты это сделала? — недовольно проговорил слизеринец над ее ухом.

Девушка не ответила.

— C ума сойти.

Гермиона молча протянула его палочку.

— С тобой можно сойти с ума, — повторил слизеринец.

Она подняла голову, и их взгляды встретились.

— С тобой тоже, — негромко откликнулась девушка.

Полутемная ниша, лишь блеск глаз.

— Ты сам виноват, — негромко проговорила Гермиона, стараясь отодвинуться от него как можно дальше.

— Даже спрашивать не буду, в чем. Иначе рискую услышать очередную сагу о…

— Кажется, никого нет. Можно выбираться.

Слизеринец смерил ее недовольным взглядом и выбрался из ниши.

Гермиона вышла следом и поежилась от холода или от нервного напряжения. Малфой заметил:

— Твоя кофта.

Гермиона поняла, что ее кофта до сих пор у него в руках. Юноша оглянулся по сторонам, убедился, что коридор пуст, и встряхнул ее кофту в воздухе, как вытрясают старое белье. Только после этого он протянул кофту вперед, как истинный джентльмен. Интересно, а вытрясти он из нее маггловский дух пытался?

Гермиона быстро повернулась к нему спиной и просунула руки в рукава. Часы зацепились за шерсть, и левая рука застряла. Девушка дернула.

— Подожди, — прозвучал над ухом голос, и ее кисти коснулись теплые пальцы. Он ловко на ощупь отцепил ремешок от кофты.

— Спасибо.

— Не за что, — голос прозвучал сердито. И это так не вязалось с тем, что он сделал в следующую секунду: на миг сжал ее плечи. Гермиона удивленно оглянулась, но он уже выпустил ее и смотрел в сторону лестницы.

— К вашей башне этим путем пройдешь?

Она кивнула. Он играет, да? Мстит за экспеллиармус? Или нет? Девушка покосилась на своего провожатого. Он упорно смотрел вперед, не делая попыток завести разговор или дать понять, о чем он думает. Наконец, когда Гермиона уже отчаялась дождаться от этого «милого» мальчика хоть какого-то членораздельного звука, слизеринец произнес:

— Нужно сделать тебя невидимой. А то у Филча может быть богатый урожай. Два старосты.

— А если поймает только тебя, то урожай будет небогатым?

— Я что-нибудь придумаю.

— О да! Твое объяснение попытки пробраться в башню Гриффиндора будет весьма экзотичным.

Слизеринец недовольно на нее покосился.

— Тогда уж лучше сделать невидимым тебя.

— А ты сумеешь?

— После возвращения из Хогсмита я нашла это заклинание и выучила его. А заодно и прочитала предупреждение, о том, что, будучи невидимым, лучше не пользоваться волшебной палочкой. Она под этим заклинанием некорректно работает.

Он усмехнулся:

— Гермиона Грейнджер не может пережить, если кто-то знает то, чего не знает она.

— Ну почему? Я, например, не комплексую относительно Дамблдора…

— Скромно.

— …а вот ты не слишком отличаешься от меня.

— Отличаюсь. Я не читал предупреждения. Побочный эффект выяснился на деле…

Гермиона улыбнулась, а Драко Малфой вдруг подумал, что она очень отличается от него. Он жил с магией с детства. А эта девчонка лишь с одиннадцати лет. И она умудряется быть лучшей в школе по многим предметам. Что это? Талант? Гордыня? Упорство?

— Ладно. Валяй.

Гермиона остановилась и вытащила палочку. Глубоко вздохнула, направив ее на слизеринца. Одно дело сделать невидимым Рона, который до того обрадовался, что чуть не свел с ума целую гостиную гриффиндорцев, даром что староста. А другое дело спокойно произнести заклинание под этим внимательным взглядом. Но все получилось, к ее удивлению. Силуэт Драко Малфоя чуть дрогнул и растворился в воздухе.

— Получилось, — улыбнулась Гермиона.

Драко сделал шаг в сторону и понял, что он действительно невидим. Для него ничего не изменилось, ну, если не смотреть вниз. А Грейнджер его явно не видит. Появилось детское желание дернуть ее за хвостик, но он сдержал свой порыв. Вместо этого взрослым и прохладным тоном сказал:

— Идем.

Ее улыбка померкла, она чуть пожала плечами, и они продолжили путь.

— Ты еще здесь? — через какое-то время спросила девушка, нервно оглядывая коридор. Вокруг было темно и неприветливо.

Промолчать? Пусть знает, как на нем в заклинаниях практиковаться.

Растерянность на ее лице вызвала в душе чувство вины. Подзабытое, надо признаться, чувство.

Однако он не стал подавать голос, не хотелось разрушать эту тишину. Вместо этого юноша крепко сжал ее ладонь. Она вздрогнула и дернулась в сторону, вглядываясь в пустоту.

— Ты меня испугал.

Он не ответил. Лишь усмехнулся. Но она успокоилась. Они неторопливо пошли по коридору, держась за руки. Почему он не выпустил ее ладонь? А так ли это важно?

Гермиона очень хотела услышать его голос. Идти за руку с пустотой по темным коридорам было немного страшно.

— А где книга?

— У меня.

— Она тоже стала невидимой? Занятно.

— Все правильно. Она попала в радиус действия заклятия, как одежда, например.

— А если бы у тебя в руках оставалась моя кофта, то она бы тоже стала невидимой?

— Наверное.

— Смешно было бы потом ее надевать.

Они поднимались по лестнице, ведя этот бестолковый разговор.

— Знаешь, так странно идти за руку с тем, кого не видишь.

Она улыбнулась. А Драко тут же откликнулся с сарказмом:

— Да, можно представить на моем месте кого угодно. Например, Поттера.

Гермиона резко остановилась и бросила полный растерянности взгляд на злую пустоту. Как можно так? Так быстро перейти от легкости к…

Девушка вырвала руку и бросилась вверх по лестнице. Подальше от этого мерзкого мальчишки. Она не хотела его видеть. Почему он просто не может порой смолчать? Слезы обиды брызнули из глаз. Она яростно стирала их, спотыкаясь о каменные ступени. Никогда! Ни за что! Она больше не приблизится к этому человеку. Это же нужно быть такой дурой!

У самого поворота в коридор с портретом Полной Дамы кто-то с силой схватил ее за плечи и больно сжал.

Гермиона даже не испугалась. Злость и обида — единственное, что она сейчас могла испытывать.

— Отпусти меня, — яростно прошипела она, пытаясь вырваться. — Немедленно отпусти. Или я закричу.

— Постой... Успокойся...

— Не смей ко мне прикасаться. Ты… мерзкий… наглый…

Но в этот самый миг он с силой развернул ее к себе и резко выдохнул, заметив слезы. Хватка на ее плечах стала еще сильнее.

— Ты плакала? — неверяще выговорил он. — Из-за моих слов?

— Пошел к черту! Это… это не слезы. Это… ветер, дождь. Что угодно!

Она сбилась, когда он выпустил ее плечо и коснулся щеки, осторожно стирая соленые капли.

— Отпусти! — прошептала она, зажмурившись. — Я не хочу тебя видеть.

— Ты и так меня не видишь, — сдавленно проговорил он.

Гермиона горько усмехнулась. Она не это имела в виду.

А Драко Малфой нервно закусил губу, осознав страшную вещь: он не хочет видеть ее слезы. Ему невыносимо это видеть. С каких пор ему есть дело до женских слез? Нет! Не до женских! До слез Гермионы Грейнджер. Это открытие совсем не понравилось. Это — проблемы, это слабость, это…

— Почему ты молчишь? — вдруг спросила она, распахивая глаза.

Драко едва не отступил прочь. Что с ним творится? Он провел по ее подбородку и негромко проговорил:

— Не плачь. Я не хотел.

— Неправда, — ее голос прозвучал жестко. — Ты всегда говоришь только то, что хочешь.

— Нет. Порой то, что должен.

— Должен кому?

— Здравому смыслу, — негромко произнес он после небольшой паузы.

Гермиона подняла голову и встретилась с напряженным взглядом. Действие заклятия окончилось, как заканчиваются маггловские сказки. Перед ней стоял хмурый слизеринец с закушенной губой и складкой на лбу. Гермиона подумала, что она никогда не видела его таким. И не хочет видеть. Только не сейчас.

— Мне пора, — она попыталась сделать шаг назад.

Он вдруг резко притянул ее к себе и негромко проговорил:

— Я не отпущу тебя, пока ты не скажешь, что не обиделась.

Щеку защекотал локон, зашевелившийся от его дыхания.

— А я обиделась. С какой стати я должна врать?

— Ну значит будем стоять так до утра, пока нас не найдут голодные гриффиндорцы. Думаю, эта картина поднимет им аппетит перед завтраком.

Гермиона невольно улыбнулась и предупредила:

— Я закричу.

— Хочешь поскорее обрадовать своих друзей?

Девушка глубоко вздохнула и негромко заговорила:

— Ты очень жестокий человек. Ты виртуозно говоришь гадости и причиняешь боль, делаешь все, чтобы вызывать исключительно раздражение и злость…

— Пять лет назад Мариса сказала мне: «Ты — маленькая жестокая мерзость», — он усмехнулся. — Кроме вас двоих никто мне этого не говорил.

— Значит, другим людям от тебя что-то нужно.

— А тебе нет?

— Сейчас мне нужно, чтобы ты меня отпустил. Я хочу уйти.

Он тут же разжал руки и сделал шаг назад. Гермиона покачнулась от неожиданности, подняла на него неуверенный взгляд. Он смотрел в сторону заснеженного окна.

— Любой каприз леди...

Она вздохнула и развернулась к нему спиной.

— Подожди!

Девушка обернулась. Драко Малфой что-то вытащил из кармана и протянул ей. На ладони лежала булавка в виде кленового листа.

— Спасибо, — негромко проговорил он.

Девушка пожала плечами, приколола булавку к кофте и подняла взгляд и сказала:

— Пока.

— У меня еще твоя книга.

— Я помню.

Он кивнул.

— Ты дочитал?

— Нет.

— Можешь не торопиться, она мне не нужна.

— Странные сказки.

— Почему?

— Нелогичные. Вот ты бы на месте Герды пошла за таким противным мальчишкой, как Кай?

— Спокойной ночи, — возвела глаза к потолку Гермиона.

— Спокойной, — тут же откликнулся он и, резко развернувшись, пошел прочь.

— Я уже за ним иду. Ты просто этого не заметил.

Гермиона быстро направилась к гостиной. Она даже не обратила внимания на выговор Полной Дамы. Ей впервые в жизни было плевать. Оказалось, есть вещи более важные, чем доброе расположение окружающих и безупречная репутация лучшей ученицы.

Она успела забраться в постель, когда в окно постучала сова.

«Я добрался без приключений, если тебе интересно».

Она улыбнулась. Интересно.

«Спасибо, что написал. И знаешь… Герда сделала правильно».

«Но бессмысленно».

«Спокойной ночи!»

Гермиона не стала с ним спорить. Зачем? Он и сам когда-нибудь все поймет. А пока… Пока она просто захлопнула тяжелое окно, поежившись от холодного ветра, и улыбнулась. Да, мир рушился к чертям. Шла война, сердца сковывал страх. А ее сердце трепетало от счастья. Глупо? Неправильно? Кто знает?

* * *

Драко Малфой откинулся на подушки, заложив руки за голову и глядя в темноту. Он не знал: злиться, радоваться... Он устал анализировать свои поступки. Он знал лишь одно, что впервые за несколько дней он не думает о Марисе. Эти мысли были рядом, они, словно липкая, растекшаяся на солнце смола, касались нервов, заставляя вздрагивать и на миг закрывать глаза. Но впервые они не заполняли душу, не неслись на волне отчаяния.

Отчасти чтобы спастись от этих мыслей, Драко настойчиво цеплялся за образ гриффиндорки. Вздернутый носик, смешной хвостик, выбившаяся прядь волос… Влечение? Нет. То есть, разумеется, ему не десять лет. Понятно, что когда он ее поцеловал… А на черта он вообще это сделал? Не-е-ет. Об этом подумаем завтра или послезавтра. Или лет через сто.

Почему он так разозлился? Да потому, что впервые в жизни Драко Малфой почувствовал ответственность. Да, банальную ответственность перед девушкой. Хотя нет. Не перед девушкой — перед Грейнджер. Так странно. Он не относил ее ни к категории желанных женщин, ни к категории смазливых девчонок. Она стояла особняком.

Юноша вспомнил свою первую ночь с Блез. Нежность? Да. Симпатия… Радость… Эмоций было достаточно, но ему и в голову не пришло поинтересоваться, понимает ли она, что делает? Блез для него была взрослым самостоятельным человеком, который сам в состоянии решить свои проблемы. Если она оказалась в его постели, значит, этого хотела. Значит это — ее выбор.

А тут... Всего лишь какой-то поцелуй. Но в тот момент, когда ее дрожащие пальчики прочертили дорожку вдоль ворота его рубашки, он понял, что не может позволить ей продолжать. Эти ее неосознанные жесты, наивное любопытство… Юноша с раздражением нащупал на тумбочке палочку и зажег огонь в камине. Комната озарилась отблесками пламени.

Нашел, чем себе голову перед сном забивать. Вон лучше бы придумал, как завтра Снейпу объяснить произошедшее с Уорреном. Драко в первый раз видел своего декана в такой ярости. Профессор говорил чуть слышно, но от его взгляда хотелось умчаться на край света. И в первый раз эта ярость была направлена в том числе на него, Драко. Завтра ему придется давать объяснения. Юноша недовольно посмотрел на будильник. Спать нужно, а не глупостями заниматься. Взгляд упал на записку. Он поднес ее к глазам. «Спокойной ночи».

Словно солнечный зайчик на серой стене, который всегда появляется в самый нужный момент, чтобы рассеять темноту, развеять грусть. Когда он рядом, на душе спокойно.

Он вспомнил собственную растерянность при виде ее слез. А ведь раньше ему нравилось причинять ей боль. «Грязнокровка». Грубое и нелепое слово. Не то чтобы он изменил мнение... Наверное, повзрослел. Юноша поймал себя на мысли, что это слово исчезло из его лексикона давным-давно. Оно казалось каким-то нелепым. Чистоту крови не нужно подчеркивать словами. С возрастом это понимаешь. Вот Уоррен пока не понимал. Драко вспомнил день, когда Том назвал Грейнджер грязнокровкой.

А ведь единственное, что он тогда почувствовал, — злость на Уоррена. И не из-за того, что тот был груб с Грейнджер. Нет. Просто… Драко всегда считал это своей прерогативой. Только он имел право на это. Никто другой. Это по-детски, но так было. А вот теперь он не хотел видеть ее слезы: порозовевший нос, красные пятна на щеках. А все чертова благодарность. Его это злило? Драко и сам не знал. И об этом он тоже подумает завтра. Или послезавтра. Или в другой жизни.

Дрожащие пальчики на его груди.

По коже побежали мурашки.

А ведь несколько дней назад он и подумать о подобном не мог.