Гарри Поттер и Человек, который выжил. Часть I (гет)

— Генрих ломает ось пополам?

— Нет, господин, — это кажется вам:

Лопнул тот обруч, которым сковал

Сердце своё я, когда тосковал…

«Железный Генрих»

26 июня 1998 года

Гарри ждал уже около получаса. Ждал терпеливо, хотя ему мучительно хотелось разбудить спящего. Его мысли блуждали без всякой цели, и он одёргивал себя, когда ловил на очередной безумной идее. Например, сегодня он вошёл в палату Снейпа и вдруг совершенно чётко осознал, что профессор, без сомнения, очень нравится Миллисенте Малик. Исполняя свои ежедневные обязанности по уходу за больным, девушка явно увлеклась и кардинально изменила облик мрачного профессора: вместо того, чтобы удалять отраставшую за сутки щетину, она день ото дня формировала ему усы и бороду, придававшие теперь лицу Снейпа характер «средневеково-рыцарский». «Ну, прямо сэр Ланселот!» Гарри усмехнулся, когда представил себе реакцию Снейпа, когда тот посмотрит на себя в зеркало. За последние полгода шевелюра профессора значительно отросла, и в кое-то веки приведённые в порядок чёрные с проседью волосы только усиливали впечатление чего-то «эпического».

Сейчас мысли Гарри блуждали где-то совсем далеко. Он пытался представить себе, что станет делать Снейп, когда покинет больницу. Вернётся ли в Хогвартс? Или целиком посвятит себя науке, как давно мечтал? Или Скримджер соблазнит его каким-нибудь министерским постом, что, судя по его намёкам, просочившимся в прессу, он и собирался сделать?

Вздох, донесшийся до Гарри, вывел его из задумчивости. Он осторожно пересел на край кровати и вгляделся в лицо Снейпа. Несомненно, это был вздох пробуждающегося человека. И сейчас он наверняка вспоминал последнее, что видел, прежде чем его покинуло сознание. Лицо Снейпа исказилось.

— Я здесь, — прошептал Гарри первое, что пришло в голову.

Северус открыл глаза. Как всегда, трудно было понять, о чём он думает. Протянув правую руку, он коснулся плеча Гарри, словно хотел удостовериться, что тот реален.

— Жив!

Гарри кивнул и улыбнулся. Рука профессора дёрнулась, он что-то пробормотал. Гарри наклонился к нему:

— Что ты сказал?

— Иди сюда! — Снейп резким движением притянул Гарри к себе и стиснул в объятиях, ещё слабыми руками — стиснул так сильно, как мог, но сразу же отстранил и неожиданно бережным движением откинул волосы с его лба и провёл пальцами по тому месту, где раньше был шрам.

— Упрямый мальчишка! Ты всё-таки вошёл в арку! — сказал Снейп глухим от волнения голосом.

Гарри опять кивнул.

Через пару минут его выгнали из палаты. Состояние больного, как выразился целитель, не позволяло подвергать его даже приятным переживаниям. Но Гарри вышел со счастливой улыбкой на лице.

Зайдя в палату Драко, чтобы сообщить ему новость, Гарри застал того с увесистым томом в руках. На обложке значилось: «Шекспир. Трагедии».

— Ничего себе! — воскликнул Гарри. — Кто это тебя снабдил? Впрочем, и так понятно. Что читаем?

— «Нас не страшат предвестия. И в гибели воробья есть особый промысел», — процитировал Драко. — Как Северус?

— Пришёл в себя.

— И?

— Выставил меня вон, — рассмеялся Гарри.

Драко бросил на него многозначительный взгляд:

— Ты же знаешь: он не любит демонстрировать свои чувства. Считает, что это делает его слабым.

— Я знаю. Как ты думаешь: он позовёт меня?

Драко покачал головой.

— Нет. Только завтра, мне кажется, — помолчав, он добавил, — Гермиона говорила тебе о Хогвартсе?

— Говорила. Я собираюсь присоединиться к честной компании, если тебя это интересует. Мне вовсе не улыбается мысль, быть для Скримджера чем-то вроде плаката «Да здравствует наша победа!»

Драко улыбнулся, но улыбка вышла какая-то вымученная. Что стряслось? Ведь вчера он был спокоен и, кажется, полон надежд на будущее? И тут Гарри увидел на тумбочке возле кровати нераспечатанное письмо, повёрнутое адресом вниз. Расстроило известие? Так ведь конверт даже не вскрыт.

— Что с тобой? — спросил Гарри без обиняков. — Плохие новости? — и он указал на письмо.

Драко взял конверт и молча протянул его. На лицевой стороне значилось «Спец-почта Министерства. Госпиталь св. Хедвиги — Азкабан. Возврат: Азкабан — госпиталь св. Хедвиги». Гарри вопросительно посмотрел на друга, и Драко пояснил:

— Скримджер решил оказать мне любезность и позволил написать отцу. Письмо вернулось нераспечатанным, — Драко говорил спокойно, даже слишком спокойно, чтобы Гарри принял это за чистую монету. Он осторожно положил руку на плечо Малфоя. Тот протестующе затряс головой, и Гарри руку убрал.

— Не нужно, — промолвил Драко, — я справлюсь с этим. Я, конечно, благодарен за поддержку, но по этому вопросу любое сочувствие — перебор. Так что не надо, Гарри.

— Напрасно ты так, — упрекнул он. — Не скрою: мне совершенно безразлична судьба Люциуса Малфоя во всём, кроме одного. Ты-то мне не безразличен. Я понимаю, ты любишь отца, несмотря ни на что. И, бога ради, Драко, кто я такой, чтобы тебя в этом упрекать? На твоём месте, я бы не прекращал писать отцу. В конце концов, он сдастся, — Гарри с трудом выдержал взгляд Драко.

— Он всё ещё винит меня в смерти матери, как ты не понимаешь?

— Ты думаешь, дело не в том, что ты содействовал гибели Вольдеморта?

Драко желчно усмехнулся:

— Ты плохо знаешь моего отца, Гарри. Если бы речь шла только об этом! Он бы ответил. Он никогда не упустит возможности, повернуть события себе на пользу.

5 — 12 января 1998 года

Это случилось через неделю после новогодних праздников. Драко и Снейп уже около двух месяцев обитали на площади Гриммо-12. Все бури в Ордене давно улеглись. С большими предосторожностями Драко устроили встречу с матерью. Он, видимо, приложил титанические усилия, чтобы убедить Нарциссу принять помощь Ордена. Вернулся измученным донельзя, но заметно успокоившимся. На имение Малфоев была установлена дополнительная защита, исключавшая любые попытки трансгрессировать внутрь дома. Кто-нибудь из членов Ордена постоянно дежурил поблизости, стараясь, впрочем, пореже попадаться на глаза хозяйке. Снейп, со своей стороны, постарался убедить Вольдеморта, что всё идёт согласно его желаниям. Ему, видимо, пришлось несладко. Выпив изрядное количество каких-то зелий, он сутки пролежал в постели. Гарри нетрудно было догадаться, каким «приветствием» Снейп был встречен. Рискуя навлечь на себя гнев профессора, он всё же зашёл к нему в комнату и поинтересовался, не нужно ли ему чего-нибудь.

— Всё в порядке, Поттер, — ответил Снейп бесстрастно, — а теперь, будьте любезны, оставьте меня одного.

Гарри не стал возражать, но запустил к нему вместо себя Гермиону, зная, что она — единственная, кого Снейп не пошлёт куда подальше. Гермиона пробыла в комнате Снейпа более получаса — абсолютный рекорд, — и на следующий день тот, как ни в чём не бывало, возобновил пыточный курс «обучение юных мракоборцев».

* * *

— Мисс Грейнджер, я, кажется, просил оставить меня в покое! — Снейп зло стряхнул пепел с сигареты в стоящую на прикроватной тумбочке фаянсовую ступку.

Гермиона уже хорошо усвоила, что лучшая защита в общении со Снейпом — нападение:

— Не помню, чтобы вы просили меня об этом, сэр! — она решительно подошла к кровати и, пододвинув стул, села.

— Ну, так прошу! — Снейп возвысил голос.

Гермиона проигнорировала это замечание.

— Никогда не могла понять, зачем вы всякий раз на нас рычите: хотите показать, что вам никто не нужен? — спокойно заговорила она, не обращая внимание на сердитые взгляды Снейпа. — Да вы ещё и курите! Вам не кажется, что после заклятия Круциатус это как-то чересчур? Что там у вас? (Она взяла с тумбочки пачку) Какая гадость! Магловские сигареты! Вы никогда не пытались проанализировать их состав?

Снейп неожиданно расхохотался:

— Что вы за бесцеремонное существо, мисс Грейнджер!

Гермиона кивнула и продолжила уже совсем другим тоном:

— Как вы себя чувствуете, сэр?

— Вполне сносно, — уже спокойно ответил Снейп. — Со мной это не в первый раз, так что я справляюсь с последствиями.

— И часто Вольдеморт такое проделывает?

Снейп дёрнул плечом:

— Раньше ему нужен был какой-нибудь формальный повод. Сейчас он чаще делает это для собственного удовольствия.

Гермиона нахмурилась.

— Самое ужасное в заклятии Круциатус, — неожиданно вновь заговорил Снейп, — это то, что к нему нельзя привыкнуть. Говорят, что к любым мучениям можно привыкнуть. Но Круциатус — это не внешняя боль. Боль идёт изнутри, она разрывает тебя.

Тут он встретился взглядом с глазами Гермионы и виновато улыбнулся:

— Простите, мисс Грейнджер, я не хотел вас шокировать.

Гермиона продолжала молча смотреть на Снейпа. Он не отводил взгляд. Какое-то время этот молчаливый диалог продолжался, и Гермиона не мешала попыткам Снейпа понять, о чём она думает. А думала она о нём очень хорошо. На лице Снейпа внезапно появилось растерянное выражение.

— Я не заслуживаю такого отношения, мисс Грейнджер, — тихо произнёс Снейп.

Гермиона улыбнулась:

— Это уж не вам решать, сэр: заслуживаете или нет.

Снейп нахмурил брови, и очередная порция пепла полетела в ступку.

— Не говорите о том, о чём не имеете представления, мисс Грейнджер! Вы очень многого обо мне не знаете!

— А мне это и не нужно. Можете злиться, сколько угодно, если вам от этого легче. Но, видите ли, в чём дело: я не верю, что вам от этого легче! — отчеканила она.

Это был не то приглушённый стон, не то рычание, а, возможно, и то и другое вместе:

— Ради всего святого! Какое вам дело до того, что со мной происходит? Зачем вам забивать этим голову?

— Это ведь так естественно! — Гермиона начала горячиться. — Если мне нравится человек, если я уважаю его и восхищаюсь его бесстрашием, его мужеством, как я могу равнодушно смотреть на то, как он калечит собственную жизнь? Можете вы понять, наконец, что есть люди, которым вы можете быть дороги?

Она посмотрела на выражение его лица, на то, как пальцы нервно смяли сигарету, и добавила уже мягче:

— Дороги таким, какой вы есть на самом деле, — и не удержалась от маленькой шпильки, — даже когда вы притворяетесь ужасным, злым профессором зельеварения.

Последние слова Гермиона произнесла, главным образом, потому, что глаза Снейпа беспомощно забегали, но её замечание вернуло его губам знакомую саркастическую усмешку, которая, правда, тут же испарилась.

Гермиона решительно отобрала у Снейпа сигарету, ткнула её в кучу окурков, скопившихся в импровизированной пепельнице и, взмахнув палочкой, уничтожила все «улики». Профессор вяло скривил губы.

— И если вы сейчас же не заснёте, сэр, — тоном строгой учительницы продолжала Гермиона, — то я продолжу лекцию о ваших многочисленных достоинствах.

Она встала, но Снейп остановил её. Закрыв глаза, он просто держал её за руку и молчал.

Гермиона фыркнула, не позволив себе расчувствоваться, воздела глаза к потолку и вдохновенно продолжила:

— Итак, сэр, на чём мы остановились? Поговорим теперь…

— Довольно! — Снейп поднял руки. — Я сдаюсь!

Гермиона рассмеялась. Потом решила, что если уж побеждать, то на всех фронтах. Наклонившись, она звонко чмокнула Снейпа в щёку и, не обращая внимания на его возмущённое восклицание, вышла из комнаты.

* * *

Катастрофа разразилась неожиданно. Сначала появился Бруствер, совершенно выбитый из колеи. Он о чём-то долго шептался со Снейпом, закрывшись в кабинете. Когда оба вышли, вид у Снейпа был глубоко потрясённый. Они покинули штаб-квартиру, взяв с собой Грюма и Чарли Уизли, которые на тот момент находились в доме. Когда взрослые, спустя полтора часа, вернулись, первое, что сказал Грюм, было:

— Кто сообщит?

— Я, разумеется, — ответил бледный, как смерть, Снейп.

— Если что… — начал было Грюм.

— Что значит «если»? — рыкнул на него Снейп, но Грюм — о, чудо! — никак не отреагировал на его рык.

Когда Снейп поднялся наверх, а расстроенные Чарли и Бруствер ушли куда-то, Грозный Глаз повернулся к недоумевающим Гарри, Гермионе и Рону:

— Новости ужасные, ребята. Нарцисса Малфой покончила с собой.

— Что?! — все трое остолбенели.

— К Брустверу прибежал эльф и сообщил, что не может разбудить хозяйку. Кингсли молодец — он грамотно отреагировал. Как только он понял, что Нарцисса мертва, он сразу же усыпил домовика.

— Зачем? — удивилась Гермиона.

— По закону, в случае внезапной смерти хозяина, домовик обязан сообщить в особый отдел Министерства, который занимается расследованием скоропостижных смертей волшебников. Нам сейчас люди Скримджера не нужны.

Какое-то время все молчали, пытаясь осознать весь ужас положения. Потом раздался голос Рона:

— Миссис Малфой оставила письмо или записку? Вроде бы в таких случаях человек оставляет какое-то сообщение.

Грюм вздохнул:

— Нарцисса оставила совершенно безумное письмо. Она обвинила Драко в том, что он предатель, продался врагам семьи, и тому подобное.

— Нарцисса не могла такое написать сыну, — зазвеневшим от возмущения голосом возразила Гермиона. — Вы уверены, что это и правда самоубийство?

— Без сомнения, — ответил Грюм. — Что касается письма — Снейп его уничтожил. Негоже мальчишке видеть такое. Не хмурься, Гермиона. Я знаю, что у маглов есть такая штука — называется криминалистика. Уверяю тебя, у мракоборцев тоже есть свои методы. Письмо было написано в кабинете, Нарцисса сама держала перо, в доме никого не было. У Снейпа есть предположения, почему она это сделала. Он говорил кому-нибудь из вас, что, когда в начале прошлого года Нарцисса пришла просить его, чтобы он защитил её сына и взял на себя задачу убить Альбуса, она находилась под действием Империо?

Гарри и Рон недоумённо переглянулись, а Гермиона кивнула. Парни воззрились на неё в изумлении.

— Вы знаете, что, когда человек находится под заклятием Империо, он выполняет чужие приказы в полной уверенности, что действует по своей воле. Но есть уж совсем изуверская штука. На моей памяти, такое проделывал с людьми только Гриндевальд — ну, тот самый, кого когда-то удалось победить Альбусу. Это заклятие называется Отсроченное Империо. Человек совершает предписанные действия спустя какой-то промежуток времени.

— Вы хотите сказать, — потрясённо вымолвил Рон, — что Вольдеморт мог заранее внушить Нарциссе Малфой мысль о самоубийстве?

Грюм кивнул.

— Это что-то вроде нашего гипноза, — неожиданно сказала Гермиона, — человека вводят в транс и программируют на совершение определённых поступков. Вообще-то, таким методом у нас имеют право пользоваться только врачи, но бывает, что к нему прибегают мошенники, лидеры сект, чтобы подчинять людей своей воле.

— Маглы умеют это делать?! — в голосе Грюма прозвучало что-то вроде страха.

— Профессор, человеческий мозг устроен одинаково и у магов, и у маглов, — ответила Гермиона.

— Интересные вещи ты рассказываешь, девочка!

— Но зачем, скажите на милость, — воскликнул Рон, — смерть Нарциссы нужна Вольдеморту, если Драко фактически делает то, что ему угодно, то есть шпионит за нами?

— Возможно, это садистское желание отомстить Люциусу. А возможно, это средство, чтобы надавить на Драко и избавить от соблазна действительно встать на нашу сторону. Отсюда и такое неоправданно жестокое письмо Нарциссы.

Рон в ярости рубанул кулаком воздух:

— И Вольдеморт своего добьётся!

— Ты рехнулся, Рон! — прикрикнула Гермиона. — Драко не способен на такое предательство!

Рон пробормотал себе что-то под нос. Гарри же на протяжении всей перепалки молчал. Шансы у них — пятьдесят на пятьдесят. И всё зависит сейчас даже не от Драко, а от окружения. Смогут ли люди воздержаться от наигранных соболезнований, фальшь которых Малфой обязательно почувствует? Возможно ли будет как-то поддержать его?

— Я всё-таки надеюсь на деликатность Снейпа, — продолжал Грюм. — Он любит мальчишку — всё-таки сын, пусть бывшего, но друга.

Рон закатил глаза.

— Эк, тебя перекосило, Уизли! — усмехнулся Грюм. — Да, Снейп и Малфой-старший были друзьями, пока жизнь не развела их по разные стороны баррикад. Поставь себя на место Снейпа: у тебя был друг, можно сказать, старший товарищ, которому ты привык доверять. И когда ты узнаешь, что он, в сущности, прожжённый мерзавец, что он втянул тебя в такое, от чего ты всю жизнь потом не отмоешься, что ты почувствуешь? Конечно, ты разорвёшь отношения с таким человеком. Но ведь Снейп этого сделать не мог. Он вынужден был создавать видимость прежней дружбы. И, кроме того, Рональд: можно разочароваться в человеке, но не так-то просто возненавидеть его. В памяти всё равно остаются какие-то дорогие тебе воспоминания. Я вообще считаю людей, которые с лёгкостью отрекаются от прежних связей и привязанностей, страшными людьми.

Ты, Рональд, совершаешь ошибку, которую допускали многие до тебя, когда пытались понять характер профессора Снейпа, — ты считаешь его холодным, расчётливым человеком. Ничего похожего. Он всю жизнь действовал под влиянием чувств. Да, он за это поплатился, и жестоко. Но у него хватило сил подняться и жить дальше. За это я его уважаю. Да-да, уважаю, — улыбнулся Грюм, глядя на растерянное лицо Рона. — Поначалу я категорически был против Снейпа — это правда. Я не мог одобрить доверие, которое оказывал ему Альбус, считал это слабостью. Но со временем я кое-что понял: Альбус не просто поддержал его, он проявил по отношению нему истинно отческую заботу. Снейп не забывает таких вещей, он чрезвычайно отзывчив на доброту, хотя по нему этого и не скажешь. Он злопамятен, — Гарри взглянул на Грюма выразительно, — что тут поделаешь. Но никогда не позволит себе ударить первым: ему всегда нужен повод. А уж если он кому-нибудь чем-то обязан, как, например, твоему отцу, Гарри, — тут уж он в лепёшку расшибётся, лишь бы отдать долг. Причём есть у Снейпа такое несчастное свойство: он не знает пределов своему платежу, ему всё время будет казаться, что он ещё недостаточно сделал. В какой-то момент я даже стал упрекать Альбуса в том, что он злоупотребляет отношением Снейпа к себе.

— А какое отношение было у Снейпа к Дамблдору? — поинтересовался Рон, а Гермиона сопроводила его вопрос выразительным покачиванием головы.

— Ты ещё не понял? — магический глаз Грюма, до этого наблюдавший за Гарри, сделал резкий поворот в сторону Рона. — Он очень любил Альбуса, даже слишком. Только любя человека так, можно сделать то, что Снейп сделал: взвалить на себя чужую ношу, без всякой надежды, что сможешь её вынести.

Вид у Рона был совершенно ошарашенный. Гермиона же решила, что откровений на сегодня достаточно и сменила тему:

— Что-то они долго, — заметила она, выразительно взглянув на потолок. — Скажите, профессор, что теперь? Ведь Нарциссу надо похоронить. Драко захочет проводить мать… Как это сделать?

— Это как раз устроить легче всего. У Малфоев в имении есть фамильный склеп. Когда Снейп закончит, мы туда и отправимся. Потом разбудим домовика, подправим ему память. Это всё не проблема.

Наверху хлопнула дверь, и все дружно повернули голову в сторону лестницы на второй этаж. Первым спускался Снейп с непроницаемым, как всегда, лицом. За ним в гостиную вошёл Драко. Гарри внимательно посмотрел на него: было видно, что Драко не пролил ни слезинки. Его истинные чувства выдавал пустой взгляд и совершенно застывшее лицо. Грюм сочувствующе похлопал Драко по плечу, сказал что-то вроде «Держись, парень!». Драко молча наклонил голову. Он смотрел куда-то перед собой в одну точку.

— Пора, — промолвил Снейп.

Гарри решительно подошёл к Драко и обнял его.

— Если мы нужны тебе… там, — только скажи!

— Я был бы… вам признателен, — Драко говорил очень тихо и с таким выражением, будто каждое слово выходило с болью.

* * *

Гарри никогда не мог предположить, что ему удастся побывать в замке Малфоев, тем более по такому ужасному поводу. Территория была защищена всевозможными антимагловскими заклятиями, что и следовало ожидать. Когда все пятеро (пятеро, потому что Рон решил остаться на площади Гриммо) аппарировали к парадной двери дома, Гарри обернулся и бросил взгляд на окружавший замок парк. Как ни странно, парк Малфоев ничем не отличался от тех, что обычно украшают старинные магловские усадьбы: те же дубы, вязы, подстриженные лужайки, цветники. Снейп отворил тяжёлую створку двери, и они вошли. Холл чем-то напоминал хогвартский, только был скромнее по размеру. Снейп подошёл к Драко и что-то тихо спросил его, приобняв за плечи. Драко так же тихо ответил ему. Вслед за ними, остальные направились к резной арке в дальнем конце холла, которая обрамляла такую же каменную кладку, что и на остальной стене. Это напоминало несуществующую дверь. Драко обернулся к Снейпу и протянул руку. Снейп, к изумлению Гарри, передал Драко серебряный нож. Тот полоснул себя лезвием по ладони (Гермиона чуть слышно ахнула) и приложил руку к стене. Гарри видел однажды такую магию: в прошлом году, в пещере, где он пытался найти с Дамблдором крестраж, которого там уже не было. Стена, как Гарри и ожидал, исчезла, а на её месте открылся широкий коридор, уходящий вперёд и вниз.

Драко посмотрел на Снейпа:

— Где мама? — спросил он чуть слышно.

— Мы перенесли её в комнату с грифонами, — он указал куда-то вправо, — так ближе.

Пока Драко собирался с силами, чтобы сделать очередной шаг, Гарри шёпотом спросил Грюма, указывая на открывшийся коридор:

— Что там?

— Фамильный склеп, я полагаю, — ответил Аластор, едва шевеля губами.

Снейп меж тем вновь что-то прошептал на ухо Драко.

— Нет, я сам, — ответил он.

Гарри смотрел на них двоих, и его сердце медленно наполнялось очень тёплым чувством по отношению к Снейпу. Он никогда прежде не мог предположить, что глаза профессора, обычно холодные, могут выражать столько сострадания, участия, чуть ли не нежности. «Он и правда любит Драко. Даже родной отец никогда с тем так не обращался. А ведь Снейп делает для Драко сейчас то же, что когда-то сделал для него Дамблдор». Внезапная мысль о том, что Снейп может вести себя, как покойный директор, так поразила Гарри, что он на мгновение задохнулся.

Снейп между тем подвёл Драко к двери справа, которая открылась, как только новый хозяин дома подошёл к ней. Ни Гарри, ни Грюм, ни Гермиона не решились двинуться следом, а остановились на пороге. Посреди изумительного по красоте зала, который действительно украшали грифоны, вплетённые в причудливый узор под потолком, стояла кушетка, на которой лежало тело Нарциссы, накрытое белоснежной простынёй. Когда Драко приблизился к матери, он пошатнулся, но Снейп поддержал его.

— Знаете что, — тихо промолвил Грюм, — не стоит на это смотреть. Подождём в холле.

И они терпеливо ждали, пока из двери не выплыли носилки, на которых покоилась Нарцисса. Потом все спустились в подземелье по ступеням, стёртым многими поколениями. Гарри не хватало духу смотреть на Драко. Он даже не мог представить себя в такой ситуации. Да, он видел смерть Седрика, которая потрясла его, он тяжело пережил утрату Дамблдора, он оплакивал Сириуса. Но смерть родителей была для него чем-то далёким. Когда они погибли, он был слишком мал, чтобы понять, что именно он утратил. Он тосковал по материнской любви, как данности. Он тосковал по отцу, как человеку, необходимому ему в жизни. Но он никогда не мог представить их живыми. А ведь Нарцисса любила сына, даже Рон однажды это признал. И Драко платил матери тем же. Тут Гарри осознал в полной мере, что сейчас чувствует Драко, и очертания коридора сразу стали смазанными и нечёткими. И тут же рука Гермионы скользнула ему под локоть. Гарри ответил благодарным пожатием.

Коридор кончился. Огромный склеп заполняли бесчисленные ниши, в которых, один над другим, в три ряда, покоились Малфои. Большинство ниш было замуровано, на камнях готическим шрифтом выведены имена и даты. Носилки плавно приблизились к свободной, сразу над дедом Драко.

Драко осторожно откинул ткань с лица матери и поцеловал её в лоб — Гермиона всхлипнула и отвернулась. Снейп чуть заметно повёл палочкой. Тело Нарциссы медленно поднялось в воздух и заняло своё последнее пристанище. Ниша стала закрываться, зарастать камнем. Через минуту всё было кончено, и свежая, очень чёткая надпись проступила на серой стене.

Снейп уже держал Драко, который привалился к его плечу, закрыв глаза, и был почти в полуобморочном состоянии.

— Я пойду наверх, — тихо произнёс Грюм, — разберусь с эльфом.

Гарри переглянулся с Гермионой. Не стоит ли им выйти вслед за Грюмом?

Но едва Гарри сделал шаг назад, как был остановлен хриплым шёпотом Драко, произнесшим его имя. Он подошёл ближе:

— Да, Драко?

Такого жёсткого взгляда он никогда прежде не видел у Малфоя.

— Я пойду с тобой до конца, — произнёс он всё тем же хриплым голосом, — я не успокоюсь, пока тварь, убившая мать, не сдохнет.

— Конечно, Драко, — ответил Гарри.

Снейп вздрогнул. «Обещай, но не вздумай выполнить обещание», — словно прозвучало у Гарри в голове. «Не беспокойтесь», — взглядом же ответил он и впервые прочитал на лице Снейпа благодарность.

* * *

Драко запечатал склеп, капнув своей крови на порог. Когда все вышли из дома, который уже покинул эльф, отправившийся исполнять долг перед Министерством, Драко проделал тот же ритуал с дверью дома. Гарри со странным злорадством представил, как будет рвать и метать Скримджер, когда министерские работники не смогут войти внутрь.

Дверь исчезла, повинуясь воле наследника, и раздался тихий звук, напоминающий шорох рухнувшего на сцену занавеса. Гарри посмотрел наверх и увидел, что на всех окнах упали вниз портьеры. Дом умер.

Они вернулись на площадь Гриммо. Снейп увёл Драко в его комнату, Гермиона с решительным видом, не предвещавшим ничего хорошего, ушла выяснять отношения с Роном. Грюм отправился ставить в известность остальных членов Ордена о случившемся. Гарри остался один в пустой гостиной. В душе у него царило смятение. Последние слова Драко наполняли его, с одной стороны, безотчётной радостью, вызванной установившимся между ними доверием. С другой стороны, ему не давала покоя реакция на это Снейпа. Гарри прекрасно понимал, чем был вызван его испуг, и полностью его разделял. Он твёрдо пообещал себе, что ни за что не подвергнет жизнь Драко опасности, как до этого уже не раз клялся в том же, когда думал о Гермионе и Роне. «Никто больше не умрёт за меня». Оставаться в одиночестве было невыносимо. Гарри поднялся на второй этаж. Осторожно подойдя к комнате Драко, он открыл дверь и заглянул внутрь. Драко спал — слишком спокойным сном, учитывая обстоятельства. Должно быть, Снейп усыпил его.

Мысль о Снейпе заставила Гарри взглянуть на дверь напротив. Собравшись с духом, он постучал и, дождавшись ответа, решительно вошёл.

Снейп курил, сидя в кресле у окна. Повернувшись к Гарри, он заметил обычным желчным тоном:

— Вы несколько ошиблись дверью, Поттер. Соболезнования принимаются напротив. Часа через четыре Драко проснётся, тогда вы сможете с ним поговорить.

— Я не ошибся дверью, как вы выразились, сэр. Я хотел поговорить с вами.

Снейп метнул на Гарри быстрый взгляд и сделал приглашающий жест рукой.

— Присаживайтесь, Поттер. Я вас слушаю.

Сотворив стул, Гарри сел напротив Снейпа. Тот неожиданно начал первым:

— Мне показалось, Поттер, что мы поняли друг друга на похоронах Нарциссы, не так ли?

— Да, сэр. Вы можете быть спокойным за Драко: я не собираюсь втягивать его ни во что. С меня довольно.

— Что вы хотите этим сказать? — Снейп приподнял брови.

— Моё кладбище, сэр, в последнее время сильно разрослось.

Губы профессора болезненно искривились.

— Ваше, как вы выразились, кладбище не идёт ни в какое сравнение с моим, — тихо сказал он. — Это не только ваша война, Поттер. Люди делают выбор, не считаясь с вашими желаниями. Если Драко решит, что борьба ему необходима, его никто не сможет остановить. Но я вовсе не хочу, чтобы его решение было продиктовано внезапно возникшими между вами дружескими отношениями.

Снейп сделал лёгкий нажим на слове «внезапно». Гарри благоразумно промолчал, но посмотрел на Снейпа весьма выразительно.

— Что-нибудь ещё, Поттер? — резко спросил профессор.

Невыносимая тяжесть сдавила сердце. Гарри просто хотел поговорить, потому что ему было плохо. Он был уверен, что Снейпу тоже. И они бы могли понять друг друга, но Снейп явно только терпел бывшего ученика. Гарри уже давно казалось, что постоянное сравнение его с отцом — нелепица, которая не достойна умного взрослого человека, каким и являлся Снейп. Сколько можно уже вспоминать Мародёров и случай на берегу озера? Картинка, подсмотренная в Омуте памяти Снейпа сразу встала у Гарри перед глазами, и тут его вдруг осенило. Отец был совершенно не при чём. Дело было в его матери. Гарри посмотрел на Снейпа с видом человека, узревшего наконец-то истину.

— Вас посетила гениальная мысль, Поттер? — съязвил Снейп. — Может быть, вы обдумаете её… у себя?

— Обязательно! Но вначале вы меня выслушаете, сэр. И если можно, не перебивайте, — Гарри не мог унять внезапно начавшуюся дрожь. — Я вполне понимаю: всё, что я скажу сейчас, для вас не имеет никакого значения. Но мне необходимо выговориться.

Снейп внимательно посмотрел на него и, как показалось Гарри, с сочувствием.

— Успокойтесь, Поттер, — сказал он, — сегодня был очень тяжёлый день. Для всех. Я видел, что вы переживали за Драко. Я даже уверен, что знаю, о чём вы думали всё это время. Стоит ли сейчас начинать этот разговор и выяснять отношения? Может быть, отложим? Вам бы тоже сейчас не мешало поспать.

— А потом я не решусь вновь заговорить с вами, а вы будете избегать этой темы, — усмехнулся Гарри невесело.

Снейп вздохнул. Встал, прошёлся по комнате, налил что-то в стакан и протянул его Гарри.

— Хотя бы выпейте это.

— Это что? — спросил он с заметным раздражением, при мысли о том, что это может быть снотворное или другое какое-то зелье.

— Вода!

Гарри сделал глоток, закашлялся и его вдруг охватил приступ истеричного смеха. Слёзы выступили на глазах. Снейп посмотрел на него, как на помешанного, но ничего не сказал, а только сел в своё кресло.

— Пока вам не стало совсем плохо, давайте закончим. Я вас слушаю.

— У меня есть только один вопрос. Раньше меня это как-то не волновало: я больше думал о своих обидах, чем о чужих чувствах. Скажите: почему вы так ненавидели меня?

Снейп посмотрел на Гарри с искренним изумлением. Настолько искренним, что Гарри подумал, что ему это мерещится.

— Я никогда не испытывал к вам ненависти, Поттер! — тихо сказал Снейп. — Вы же знаете, что при слизеринцах я не мог вести себя иначе по отношению к вам. В детстве вы могли этого не понимать, но сейчас-то?

— Просто слышал об этом от всех подряд, начиная с Квиррелла, а заканчивая…

Снейп предостерегающе поднял руку.

— Всё, что наговорил вам Квиррелл в подземелье, настоящий профессор знать не мог. Это внушил ему Вольдеморт. Не стоит принимать во внимание его слова.

— Но когда я спросил об этом же Дамблдора, он подтвердил…

Снейп побледнел.

— Я никогда не поверю, что Альбус мог сказать вам такое.

— Может быть, это было сказано не совсем в тех же выражениях, но директор связал ваше отношение ко мне с давней неприязнью к моему отцу. За шесть лет мне так часто об этом напоминали…

— То, что я испытывал к Джеймсу, — это не ненависть. Это другое чувство… — ответил Снейп вполне миролюбиво. — Я стал забывать многие вещи, Поттер. Например, что в детстве часто кажется: все вокруг должны нас любить. А любое исключение из этого правила воспринимается, как доказательство несовершенства мира. Послушайте: мы с вами связаны общим делом, даже пришли к некоторому взаимопониманию. Стоит ли так переживать по поводу отношения к вам профессора зельеварения?

— Раньше мне было это безразлично, — ответил Гарри. — Мне доставляло удовольствие ненавидеть вас, особенно после смерти Сириуса.

— Я знаю, — спокойно сказал Снейп, — но, если бы вы не испытывали ненависти ко мне, вы стали бы ненавидеть себя. А поверьте моему горькому опыту — это всегда тупик.

— Неприязнь к другому человеку — это не меньший тупик, сэр! И я устал. Тем более что чувствую совсем другое. Я глубоко уважаю вас, сэр!..

— Замолчи! — шёпот Снейпа был страшнее иного крика, и Гарри осёкся, невольно испугавшись, глядя на искажённое лицо и совершенно страдальческий взгляд. — Бога ради, мальчишка, о каком уважении ты говоришь? Меня убить мало за то, что я сделал! Ты не знаешь, насколько я виноват перед тобой!

Гарри подался вперёд и заглянул Снейпу в лицо.

— Если вы о пророчестве, — я ещё в конце шестого курса всё знал. Правда, мне хотелось убить вас, когда я услышал от профессора Трелони рассказ о той ночи. А все уверения Дамблдора в том, что вы сожалели о том, что сделали и поэтому обратились, казались мне старческими фантазиями. Он всё никак не хотел открыть мне всю правду. Но летом я наконец-то услышал её.

Лицо Снейпа исказилось еще больше:

— Ты знаешь?

Гарри кивнул.

Снейп резко встал с места и метнулся к окну. Там он стоял, повернувшись к Гарри спиной и вцепившись в подоконник. Гарри поднялся, его рука непроизвольно потянулась в сторону Снейпа, как тогда, в Омуте памяти, где он впервые увидел воспоминание Дамблдора о том злополучном дне, когда директор попросил Снейпа о последней услуге. Потрясённый реакцией Снейпа на эту просьбу, Гарри тогда забыл на мгновение, что видит всего лишь тени. Единственным его желанием было, чтобы этот человек больше не мучился в постоянном стремлении искупить прошлое.

Глухой голос донёсся со стороны окна:

— Если бы ты знал, с каким ужасом я ждал дня, когда ты появишься в Хогвартсе. Всё это время ты был моей Немезидой — каждый день: лицо Джеймса и глаза Лили. Ты прав: я старался тебя ненавидеть, я делал для этого всё. Потому что, в противном случае, я бы видел в тебе не сына Джеймса Поттера, а сына Лили Эванс — единственной женщины, которую я любил. И я же убил её.

Подойдя к Снейпу, Гарри сказал, всё ещё обращаясь к его спине:

— Вы не можете нести ответственность за то, что Сириус сделал Хранителем тайны Петтигрю, а он оказался предателем.

Снейп обернулся. Смотреть в его глаза было очень тяжело, но Гарри посмотрел.

— Я тоже предатель, Гарри. И я убил Лили раньше. В тот день, когда получил это, — он дёрнул вверх левый рукав мантии.

— Но вы вернулись к Дамблдору, — мягко возразил Гарри, расцепив пальцы Снейпа, стиснувшие ткань, и опустив рукав вниз. — Вы пытались исправить свою ошибку.

— Маглы говорят в таких случаях: благими намерениями вымощена дорога в ад.

Гарри решительно взял Снейпа за плечи и вновь усадил в кресло. Пододвинув свой стул ближе, сел напротив. Один вопрос всё время вертелся у него в голове.

— После того, как вы внезапно покинули Академию, вы видели мою маму ещё когда-нибудь?

— Да… Нет. Живой, — нет, — поймав взгляд Гарри, Снейп пояснил, — я был в ту ночь в Годриковой Впадине. Я видел, как полиция маглов извлекала тела из разрушенного дома.

— Наверное, это было уже после того, как Хагрид увёз меня.

— Возможно. Я плохо помню подробности. Там меня нашёл Грюм.

— Разве он не знал, что вы агент Дамблдора? — удивился Гарри.

— Нет, конечно. В то время Дамблдор скрывал от всех членов Ордена, что я собираю для него информацию. Он не хотел подвергать мою жизнь риску. Так что, когда Грюм схватил меня, то с чувством выполненного долга препроводил прямиком в Азкабан. Я провёл там сутки, — судорожный вздох, — но мне их хватило. Когда на следующий день Дамблдор пришёл за мной, меня пришлось отправить в Мунго. Я пробыл там четыре месяца, или около того. Как говорили целители, крайне тяжёлый случай поражения дементорами.

Гарри осторожно взял Снейпа за руку. У того уже, видимо, не было сил сопротивляться, и он это позволил. У Гарри появилось ощущение человека, который входит в клетку с тигром.

— Альбус навещал меня почти каждый день и разговаривал со мной, хотя это было всё равно, что разговаривать с глухой стеной, — продолжал Снейп едва слышно, опустив голову, — возможно, именно это и помогло мне вернуть рассудок.

Гарри узнал, что хотел, но легче не стало. Он чувствовал, что любое слово утешения, которое он скажет Снейпу, станет пошлой банальностью. Вроде расхожей фразы, что время всё лечит. В сущности, время — худший из кошмаров.

— Ты прав, — произнёс Снейп, и Гарри понял, что он или произнёс последние слова вслух, или слишком открыл для профессора сознание. — В какой-то момент ты оглядываешься вокруг себя, и видишь одну пустоту. Ты можешь кричать, сопротивляться, пытаться изменить что-то, но она терпеливо ждёт. Она поглотит всё.

— Нет! — Гарри схватил Снейпа за плечи и с силой встряхнул. — Нет, не всё! Вот это (он приложил ладонь к своему сердцу, а потом к сердцу Снейпа) ей не по зубам. И не говорите мне, что в вашем сердце пусто. Вы любили мою мать, вы любили Дамблдора, вы любите Драко. Вы способны любить и вы должны любить! Да, люди уходят, но они оставляют после себя не пустоту.

Снейп медленно поднялся с кресла, и Гарри, всё ещё держащий его за плечи, поднялся следом. По щекам Гарри текли слёзы, но он не замечал этого.

— Мне было страшно, когда я узнал о пророчестве, — сказал он, — я боялся смерти, боялся, что самому придётся убивать. Но теперь я знаю: Вольдеморт ничего не сделает со мной, даже если убьёт. Всё, ради чего я готов сражаться с ним, — желание уберечь людей, которых я люблю. Если мы с ним погибнем вместе, что более всего вероятно, — что ж: я просто сменю место жительства. Но там меня встретит не пустота, а близкие, которые ждут меня — я в это верю. Те же, кто сейчас здесь, со мной, — настанет моя очередь ждать их. Единственное, чего я теперь боюсь, — это то, что я не успею сказать всем, кому хочу, что люблю их.

По комнате почему-то гулял тёплый ветер, и стало светлее, но Гарри не обращал внимания. Его гораздо больше волновало то, что происходило сейчас со Снейпом, потому что со дна холодных чёрных колодцев медленно поднималось что-то. И это что-то было живой душой. Глаза Снейпа внезапно ожили, и он даже улыбнулся.

— Я буду здесь, — сказал Гарри, и, повинуясь какому-то шестому чувству, вновь приложил ладонь к сердцу Снейпа, — даже если вы будете всеми силами сопротивляться этому. Я буду бороться за вас, никому и ничему — ни Вольдеморту, ни какой-то там пустоте не получить вас, — я не позволю. Я буду здесь. Я уже здесь.

Ноги Гарри словно бы оторвались от пола, потому что какая-то огромная, неконтролируемая сила хлынула из его ладони и затопила всю комнату. Человек, стоящий напротив, чьи волосы и мантия развевались, словно от ветра, — этот человек вдруг обнял его и прошептал:

— Ты великий волшебник, Гарри!