Гарри Поттер и Человек, который выжил. Часть I (гет)

Я сошёл с ума

сто лет назад.

Я из дома сделал шаг,

И не нашёл пути обратно

"Добровольный оркестр хемулей"

20 июля 1997 года

Хогвартская платформа был залита предзакатным сиянием. Недавно прошёл дождь, и кусты возле станционного домика, избавленные от паровозной гари, радовали глаз свежестью. Из двух прицепленных к паровозу вагонов (больше не требовалось летом) вышло несколько пассажиров, прибывших в Хогсмит. Раздались хлопки трансгрессии, и вскоре Снейп остался на платформе один. Его багаж, как и полагается, исчез под действием магии школьных эльфов. Только саквояж с наиболее ценными зельями остался у него в руках. Заходящее солнце заслонила огромная, широченная фигура, и Снейп двинулся ей навстречу.

— Добрый вечер, господин директор! — прогудел знакомый бас.

— Добрый вечер, Хагрид, — ответил Снейп, протягивая руку.

Лесничий аккуратно пожал её.

— Как добрались, господин директор?

— Хагрид, давайте сейчас без церемоний.

— Это как же?

— Обращайтесь ко мне хотя бы «профессор». — пожал плечами Снейп.

— Как скажете, — дружелюбно отозвался великан, — карета… вот она… ждёт.

Снейп посмотрел на школьный экипаж с фестралом в упряжке, стоявший поодаль. Потом бросил взгляд в сторону озера, которое лежало почти бесконечным зеркалом, отливающим золотом. Противоположный берег терялся в дымке, а замок располагался левее и отсюда виден не был.

— Может быть, лучше на лодке, Хагрид?

— Как угодно. Дайте только девочку назад в школу отправлю.

Он подошёл к фестралу и, похлопав существо по костлявому крупу, что-то пробурчал себе под нос. Фестрал недовольно мотнул головой, но послушно направился гордым шагом в сторону замка.

Нежелание Снейпа ехать к Хогвартсу в карете было вполне понятным. Дорога, по которой из года в год возили студентов фестралы, пролегала недалеко от того берега озера, где находилась могила Дамблдора. Снейп не знал, как он отреагирует, увидев её, поэтому решил не рисковать, если уж сама мысль о белой гробнице причиняла боль.

— Вот ведь — всех на лодки потянуло, — говорил меж тем Хагрид, пока они шли к причалу, — а и то — деньки-то какие стоят! Давно такого хорошего лета не было. Чего зазря по кочкам трястись?

Спустившись к воде по каменным ступенькам, на которых еле умещалась его ножища, Хагрид постучал зонтом по причальному столбику. На его зов явились две лодки: одна — огромная, на которой плавал он сам, другая — обычная. Хагрид влез в свою, уселся спиной по ходу движения, привязал заклинанием лодки друг к другу. Когда Снейп занял своё место в лодке поменьше, лесничий постучал зонтом по деревянному борту, и оба судёнышка медленно заскользили по озёрной поверхности в сторону замка.

— Как дела в школе? — спросил Снейп.

— Хорошо, профессор. Всё чин-чинарём. Народ съезжается. В понедельник вот Ремус Люпин приехал, и Нимфадора с ним.

— Разместились? Для них всё готово?

— Конечно, конечно. Добби старается, сэр, изо всех своих силёнок старается. В замке всё готово — хоть завтра ребятишек принимать можем.

Снейп кивнул, чувствуя лёгкую досаду. Он-то надеялся, что сразу навалится масса проблем и некогда будет придаваться воспоминаниям. Правда, оставались ещё бумаги, горы бумаг: справки, отчёты, письма родителей и прочие прелести жизни школьного директора.

— Эльфы слушаются Добби? — спросил он.

— А то! — усмехнулся лесничий. — Куда они денутся? Пашут, как миленькие. У нашего приятеля командирские способности откуда-то всплыли.

Снейп не удержался от улыбки, вспомнив внешний вид эльфа.

— Он хотя бы бабу для чайника с головы снял?

— Ха! Снял. Подарил своему помощнику.

— Он что, себе зама назначил? — такой прыти от Добби новоиспечённый директор не ожидал.

— И так его назвать можно. Бегает там один, мелкий да шустрый, Линки зовут. Ничего так малец, за коридоры отвечает. Добби-то эльфов по участкам распределил: всяк, говорит, должен за свою работу отвечать. На кухне-то они все вместе, а потом каждый на свой объект. А наш носится по замку. Те только повизгивают.

— Суров! — рассмеялся Снейп — Придётся умерить его пыл.

— Да нет, профессор, — успокоил Хагрид, — встречаю когда их в замке, рожицы довольные, чисто сливок объелись.

Тут Хагрид с недоумением посмотрел на Снейпа.

— А что ж вы, сэр, про новую профессоршу ничего не спросили? Может, уже не угодила чем?

— Мисс Амано писала мне, что добралась благополучно и отлично устроилась, поэтому и не спрашиваю, — ответил Снейп с некоторым раздражением в голосе.

Хагрид вдруг раскатисто захохотал, так что птицы испуганно взмыли вверх с прибрежных ив.

— Что смешного, Хагрид, не понимаю? — холодно поинтересовался Снейп.

— Ох, простите, сэр! Хитра лиса, ей-богу! Вот уж, правда ваша: устроилась так устроилась! Эх, хороша девка! Вы уж простите, профессор, что я так говорю. Я ж её встречал — сами понимаете, работа у меня такая. Гляжу: выходит из вагона — пигалица пигалицей, равно старшекурсница какая. То, что она понавезла в замок, — то особо. Поздоровались мы с ней, значит. А она зырк-зырк своими глазищами.

Собравшиеся вновь устроиться в ветвях птицы решили повременить с этим. Снейп понял, чем было вызвано веселье Хагрида и терпеливо слушал его разглагольствования.

— Я ей карету-то предложил, понятно дело. Она как фестрала увидела, аж подпрыгнула, не хуже девчонки какой, подбежала к Сенди и давай ту по морде гладить. И ведь не побоялась. «А полетать на них можно?» — спрашивает. Ну, думаю — наш человек. Дык, к замку-то мы на лодках плыли. Так ведь русалок посмотрела, кальмара потрогала…

— Что?! — не удержался Снейп.

— А он чегой-то сам всплыл, — недоумённо хмыкнул Хагрид. — А русалки… Эх, во мокрое племя! Вот же они, сэр!

Хагрид указал вправо. И Снейп увидел несколько озёрных обитателей, выжидающе смотрящих на него из-под водяной глади. Он что-то должен был сделать, видимо, как-то поприветствовать их. Альбус знал их язык. Тритоны и русалки были обильно увешаны ожерельями из раковин — наверное, это были главы семейств. Снейп не придумал ничего лучше, чем поприветствовать их лёгким поклоном — уважительным, но исполненным достоинства. Озёрники затрясли в ответ гарпунами и трезубцами. Снейп вопросительно посмотрел на Хагрида, но тот одобрительно кивнул.

— Признали, признали, сэр. Вы всё правильно сделали — не беспокойтесь.

— Ещё и кентавры на мою шею, — проворчал Снейп себе под нос. — Они, верно, окончательно распоясались без Альбуса?

Надо же, у него получилось произнести это имя без дрожи в голосе. Хагрид же вдруг утратил свою нарочитую простоватость и, как показалось Снейпу, понимающе посмотрел на него.

— Да как сказать. Профессору МакГонагалл было не до них. Я с ними изредка встречаюсь, но вроде как в прошлом году они вели себя прилично. Ведь тоже разумные твари, понимать должны, что к чему. А нынче, не знаю. Может, опять наглеть начнут. Шицзуки-то они не трогают: уважают, а то, глядишь, и побаиваются.

— А как же Флоренц?

— Это, скажу я вам, надо было видеть, сэр. Значица, как приехала она, разместилась, то да сё, пошла замок осматривать. Вышла в холл, а тут как раз наш кентавр из своих комнат выходит. Ну, знамо: с Трелони-то он не ладил, а тут ещё одна прорицательница выискалась. Эх, картина была!

— Что такое? — Снейп почему-то встревожился.

— Они, наверное, минут пять друг друга разглядывали. Молчат и смотрят. И улыбаются. За неделю не разлей вода стали. Флоренц даже умудряется иногда в Подземелья спускаться, хотя трудно это ему, да там ступеньки пошире будут.

Подавив внезапно нахлынувшее раздражение, вызванное непонятно чем, Снейп спросил:

— А с остальными у мисс Амано как складывается?

— Ну как? По-разному. С профессором МакГонагалл вроде ничего. С Тонкс тоже. А вот с профессором Люпином… Избегает она его. Вроде как боится. За столом, когда все собираются, гляжу: она подальше всё норовит сесть, к Флоренцу жмётся. Что за притча такая! Вроде оборотни оба. А! Представляете, сэр: она боится моего Клыка. Да и пёс мой — уж на что трус — как увидит её, начинает рычать. Приходится сажать его на цепь.

— Лисы-оборотни боятся собак. Те их чуют, — пояснил Снейп, — а что касается Ремуса. Он же волк.

— Э! Как же они вместе работать будут? Может, приноровятся как-нибудь?

— Будем надеяться.

Лодки меж тем подплыли к входу в галерею, ведущую в замок.

В холле Снейпа ожидало то, чего он и боялся: все преподаватели, что на сегодняшний день находились в Хогвартсе, вышли его встречать. Постаравшись придать лицу приличествующее выражение, Снейп по очереди поздоровался со всеми. Кроме Шицзуки — она не появилась. Во время обмена любезностями Снейп успел вручить Добби саквояж и попросил проявить осторожность при его доставке.

Потом все разошлись по своим кабинетам, и в холле остался только Люпин.

— Мисс Амано, боюсь, не появилась из-за меня, — сказал он.

— Я понял, — ответил Снейп.

— Со временем всё наладится, — заметил Люпин.

Снейп машинально кивнул, думая о своём. Он подошёл к парадной лестнице и остановился.

— Через три дня полнолуние, — вдруг произнёс он. — Дора справляется с зельем?

— Да, — ответил Люпин, немного замявшись.

— Что не так?

— Не знаю. Вроде бы она делает всё правильно, но… Какой-то дискомфорт всё равно ощущается.

— В следующем месяце, в таком случае, варить буду я.

— Спасибо, Северус, — ответил Люпин.

Снейп продолжал стоять на нижней ступени, как приклеенный. Взгляд его рассеянно переходил с картин на стенах и доспехов к мраморным плитам пола. В глаза бросилась чёрная, у противоположного столбика лестницы. В детстве Снейп видел в хаотичном рисунке мраморных прожилок пегаса с одним крылом. Он и сейчас был на месте.

Люпин тронул его за локоть:

— Давай, я провожу тебя до кабинета. Можешь ругать меня сколько хочешь. Но по дороге.

— Да. Спасибо, Ремус.

Путь до директорского кабинета занял целую вечность. Лестницам всё не было конца. На шестом этаже Снейп не выдержал и без сил опустился на площадку. Часть лестницы немедленно уехала куда-то вбок, и десять оставшихся ступеней оборвались над гулкой пустотой бесконечных пролётов. Люпин присел рядом и положил руку на плечо Снейпа.

— Не могу, Ремус, — тихо сказал тот, — не могу.

— Я тебя должен предупредить, Северус, — так же тихо ответил Люпин, — что из окна кабинета виден берег озера. Тот самый берег. Так уж получилось.

Снейп заворожено смотрел на медленно перемещающиеся лестницы. В тишине раздавался мерный рокот механизмов. Где-то на этаже часы пробили семь.

— Не смотри вниз, — произнёс Люпин, — у тебя закружится голова.

Снейп прикрыл глаза ладонью.

— Я сейчас, Ремус. Дай мне минуту.

И правда: ровно через минуту Снейп поднялся на ноги.

— Спасибо, Ремус. Дальше я сам. Спасибо, что проводил.

Люпин молча кивнул, встал. Сделал шаг вниз, и лестничный пролёт немедленно встал на своё место.

Снейп не стал дожидаться, пока Люпин уйдёт. Не оглядываясь, он направился в башню. У горгульи остановился. Пароль был назначен уже под него, но Снейп молчал. Долго стоял, привалившись к статуе. Он даже не думал ни о чём, ни о чём не вспоминал — просто стоял молча, своей неподвижностью напоминая изваяние, словно у директорского кабинета появился новый страж. Лишь когда на стенах коридора начала зажигаться факелы, Снейп тихо произнёс «палочка корицы», и горгулья отъехала в сторону.

Прежде чем войти внутрь помещения, он долго стоял на пороге. Взгляд медленно полз с предмета на предмет, то и дело застревая на чём-нибудь несущественном, вроде выбоины на деревянном корпусе напольных часов с тяжёлым медным маятником. Что он ожидал увидеть? Прежний кабинет? Вряд ли у него тогда хватило мужества простоять на пороге хотя бы минуту. Он знал, что по завещанию директора многочисленные приборы были распределены по кабинетам Хогвартса. И всё же их отсутствие неприятно поражало. Комната выглядела словно ободранной. Книги были на месте, но шкафы под потолок, набитые тяжёлыми томами казались всего лишь продолжением стен. Пахло пылью, книжной пылью. На паркете по левую сторону камина виднелся полукруглый след — раньше здесь стоял насест Фоукса.

Снейп сделал несколько шагов вперед, закрывая за собой дверь. Поднялся по лестнице наверх, в спальню. Здесь вообще поменяли всё, даже мебель. Но это почему-то не раздражало. Напротив, казалось правильным.

Снейп опять спустился в кабинет. Прошёлся вдоль книжных шкафов, отмечая про себя, что знакомые ему тома стояли на прежних местах. Подошёл к столу. Кроме письменного прибора, который передавался от директора к директору и был принадлежностью школы, на столе не было ничего. Снейп даже не стал открывать ящики — он и так знал, что они пусты. Все школьные бумаги лежали в секретере слева. На нём же восседала Шляпа. Снейп медленно опустился в кресло, чувствуя глухое раздражение. Опять же рассудком он понимал, что всё было сделано правильно, что до него здесь год жила Минерва, и что нельзя было превращать это помещение в какой-то мемориал. Сотворив пепельницу, он достал из кармана мантии пачку сигарет, зажигалку и закурил. Снейпу почудилось слабое шевеление остроконечной тени на секретере, и его почему-то передёрнуло.

Пепельница медленно заполнялась — вот и застолбил участок, нечего сказать. Он опять принялся разглядывать кабинет — уже с этого ракурса, с маниакальным упорством ища… А что, собственно? Память попыталась наполнить комнату запахами, звуками, скрипами половиц, шорохом мантии, тихим старческим покашливанием. Но вместо этого в ушах звучал механический скрежет бесконечных лестничных пролётов — там, за дверью. Снейп бросил в пепельницу окурок, вышел из-за стола и направился к выходу. Проходя мимо камина, он вдруг остановился. Только сейчас он заметил — за тяжёлым массивным подсвечником… Он так и не узнал, кто подарил Альбусу эту вещицу: магловский сувенир, голландский парусник в бутылочке на деревянной подставке. Старик почему-то очень дорожил этой безделушкой, и парусник всегда стоял на каминной полке. Северус застыл, рассматривая лепестки парусов и былинки мачт и рей. Пальцы погладили холодное стекло. Вцепились в каминную полку. Через мгновение к размеренным ударам часов и шороху на секретере прибавились звуки сухих рыданий.

6 июня 1980 года

Скрипнула дверь. Снейп обернулся и поднялся на ноги. Слишком резко. Голова закружилась, и ему пришлось ухватиться за спинку кресла.

— Что с тобой, Северус? — голос звучал спокойно, хотя и с участливыми нотками.

— Ничего. Я хотел поговорить с вами, сэр.

— Я тебя слушаю.

Высокую, прямую фигуру Дамблдора Снейп видел как в тумане. А может быть, его здесь и нет вовсе, и это бредовое видение, не больше?

— Лорд наметил две семьи, — слова выходили с неимоверным трудом, и Снейп едва слышал собственный голос. — Это Лонгботтомы и… Поттеры. Я хочу, чтобы вы знали.

Расплывчатая фигура не двигалась.

— Я знаю, — это прозвучало холодно. — И, разумеется, я принял все необходимые меры, чтобы защитить их.

— Хорошо, — едва шевеля губами, прошептал Снейп.

— Если у тебя всё, Северус…

— НЕТ!

Пришлось выпустить из рук спинку кресла и сделать шаг вперёд по плывущему полу. Высокий туманный силуэт дрогнул и как будто качнулся ему навстречу.

— Ты что-то ещё хотел сказать мне, Северус?

Дотронуться, только дотронуться, чтобы понять, что это не бред, не видение… Сделав ещё два шага, Снейп протянул руки и, ухватившись за лиловую мантию, сполз на пол, почувствовав, что две тёплые живые руки подхватили его, пытаясь удержать.

— Северус!

Спрятав лицо в расплывающейся перед глазами узорчатой ткани, он успел выдохнуть, прежде чем упасть в черноту:

— Учитель, убейте меня…

* * *

Часы тикают. Странное шуршание откуда-то слева, запах свежезаваренного чая, лёгкое поскрипывание кресла. Снейп сжал челюсти, чтобы не застонать. Он в Хогвартсе. Более того — он в кабинете Дамблдора. Что теперь? Что последует? Душеспасительный разговор? Пальцы Снейпа вцепились в край пледа, которым он был укрыт. Ему было мучительно стыдно за свою слабость — там, в «Кабаньей голове». Устроил представление, блядь... Сказал бы всё, что нужно, и ушёл. Или позволил бы старику уйти. В том, что Дамблдор применил к нему легилименцию, пока он был без сознания, Снейп не сомневался.

Снейп ненавидел себя в эту минуту настолько, что ему казалось: он может спалить себя дотла. Он чувствовал себя морально изнасилованным, расчленённым на мельчайшие составляющие: вот это его страхи, это его привязанности, желания, сомнения — всё разложено по полочкам, пересчитано, оприходовано. Но ни Лорд, ни Дамблдор сами по себе сейчас не вызывали в нём никаких эмоций. Да и может ли пешка испытывать какие-то чувства к пальцам, которые двигают её по шахматной доске? Ему было всё равно, что, возможно, Дамблдор сейчас улавливает его эмоции и даже обрывки образов, крутящихся в голове.

Тёплая ладонь мягко легла на лоб Снейпа. Он вздрогнул и вжался в подушку, открыл глаза. Голову немилосердно повело.

— Тише, Северус, тише…

Скрипнул стул, раздались тихие шаги. Голову Снейпа приподняли, и у его губам прижался край стакана.

— Выпей.

Снейп послушно выпил зелье, откинулся на подушку и отвернулся к спинке дивана.

— Северус, мой мальчик…

Ладонь опять легла на лоб. Это было невыносимо. Снейп задрожал всем телом от ярости.

— Не смейте меня жалеть! — процедил он сквозь зубы.

— Что ты, Северус, — раздался тихий голос, — это ты пожалей меня и прости, мой мальчик.

Снейп медленно повернул голову и наконец-то решился посмотреть на Дамблдора. Тот сидел рядом с диваном на стуле, опустив голову и глядя куда-то перед собой с выражением безнадёжной усталости на лице. Сердце кольнуло. Глаза директора блестели из-за очков-половинок, но это не был обычный их острый блеск, это был отсвет на влаге. В сознании Снейпа вдруг возникла странная картина: Дамблдор, двигающий людей, подобно шахматным фигурам, и Некто, точно так же двигающий, как фигуру, его.

С мучительной слабостью в сердце Снейп подвинулся, сполз по дивану ниже и положил голову на колени старику. У него не хватило духа обнять Дамблдора, и он вцепился в сиденье стула так, что пальцы заломило. Слёз не было — он просто закрыл глаза, и лишь раз дёрнулся всем телом, когда рука Дамблдора коснулась его головы, погладив. Снейп схватил эту руку, стиснул, прижался лицом к сухой коже, покрытой старческими веснушками. Но другая ладонь так же ласково погладила его голову, и Снейп не выдержал и затрясся от рыданий, оплакивая свою трижды проклятую жизнь.

* * *

Сколько он простоял, вцепившись в каминную полку? Часы пробили четверть. Четверть чего? Снейп не хотел этого знать. Он поднялся в спальню, убедился, что вещи его уже на месте: распакованы и тщательно разложены по местам. Саквояж стоял возле кровати, в изножии. Вот и занятие, чтобы убить время. Он взял саквояж и спустился в кабинет. Между стеллажами был втиснут шкаф. В верхней части находился думотвод — сейчас девственно-чистый. Серебряная жидкость застыла неподвижно: ни малейшей ряби или тени не появлялось на поверхности. Снейп закрыл створки и выдвинул ящик снизу. Опустившись на колени, он какое-то время расставлял по ячейкам флакончики с зельями. Покончив с этим, задвинул ящик. Что теперь?

20 июля 1997 года. Площадь Гриммо, 12

И вот он уехал…

Чахлый скверик на другой стороне улицы, высохший и пыльный, молчаливо свидетельствовал о том, что лето ещё не закончилось. Перед Гарри вдруг встала проблема времени, точнее ощущение времени — непостижимой и равнодушной силы. Прошлый год, насыщенный событиями до предела, промелькнул, как один месяц. Впереди ожидался не менее щедрый, пусть даже некоторые события были известны заранее, но в этом был свой интерес, по контрасту с хаосом предыдущего года. Даже пребывание в клинике казалось теперь Гарри вполне неплохим временем. И вот теперь перед ним растянулся до невообразимых пределов какой-то жалкий месяц, лёг провалом, чёрной дырой. Его надо было как-то прожить. Какие-то зацепки, «маячки» были, конечно. День рождения, который обещал быть шумным, — и пусть, хотя Гарри хватило бы всего пятерых рядом. Но пусть, так и должно быть, пусть близкие порадуются, что он жив, а по большому счёту и тому, что они все живы. И главное: Северус обязательно приедет из Хогвартса.

Праздновать было решено в Норе. Миссис Уизли завела было с Гарри разговор, каким бы он хотел видеть праздник, но Гарри только пожал плечами и попросил, чтобы ему просто назвали нужную сумму, а всё остальное — на усмотрение Молли. «Я же ничего в этом не смыслю, миссис Уизли. Вы всё устроите самым наилучшим образом, я уверен. Будут все свои, незачем затевать что-то сверхъестественное».

Они так и жили на площади Гриммо: он и Драко. Рон регулярно наведывался в гости. Джинни иногда оставалась ночевать, Гермиона тоже. Друзья понимали, что с ним происходит, и деликатно не приставали с расспросами. Джинни тормошила порой, уговаривала пройтись или они трансгрессировали куда-нибудь за город и гуляли подолгу, держась за руки, но почти не разговаривая.

Сны посещали по-прежнему, и были однообразными, так что Гарри даже привык к ним. Только однажды он проснулся в холодном поту, силясь понять, что же ему снилось. Сон был о Вольдеморте, но отличался от прочих. Гарри не помнил содержание, но помнил, что ему было страшно, и это был не его страх, и страх был какой-то очень человеческий, тот страх, который хочется унять, утешить того, кто его испытывает. Странно это было, непонятно. Гарри опять в который раз подумал, что о Вольдеморте он так и ничего толком не знает, кроме того, что показывал ему Дамблдор на шестом курсе, кроме тех сведений, которыми снабдил его Снейп. Но ещё покойный директор обратил внимание Гарри на то, что в какой-то момент тот Лорда пожалел, ну почти пожалел.

29 июня 1995 года

То, что Лорд обосновался в поместье Эйвери, в старом, давно заброшенном особняке, не стало для Снейпа неожиданностью. Лорд фактически вернулся к себе домой. Он и раньше жил здесь, и Снейпу здесь был знаком каждый куст в заросшем парке, каждая выбоина на фасаде, даже ступеньки лестницы, когда он поднимался на второй этаж, скрипели до боли знакомо. Снейп совершенно спокойно прошёл мимо Петигрю, даже не обернулся в сторону Макнейера, который шарахнулся от него, как от чумы, но услышав скрип ступеней, неожиданно замер посередине лестницы.

Внезапно накатила тошнота. Страх, но не перед разоблачением или возможной смертью, страх другого рода. Со всей отчётливостью Снейп вдруг понял, что он хочет увидеть Лорда. Альбус бы сейчас убил бы его за такие мысли, но Снейп думал о Вольдеморте не как об источнике своих бед, а как о справедливом возмездии. Он вспомнил все их разговоры, странные разговоры на отвлечённые темы: о магии, о загадках прошлого, о таинственных местах, где побывал Лорд в поисках редких книг или артефактов, в поисках тех знаний, которые обеспечат ему могущество. Да, там, за дверью кабинета, его ждал страшный человек, или не человек уже, но он был велик. И он же был беспомощен, как ребёнок, пусть и жестокий ребёнок, когда речь заходила о простых человеческих чувствах.

Следующая мысль заставила Снейпа ухватиться за перила. Он вдруг понял, что простил Лорду смерть Лили. Давно простил. Да, Лорд обещал не трогать её и не сдержал слово. Но было наивно думать, что это вообще возможно. Можно ли просить о чём-то смерть? Можно ли просить смерч пройти мимо? Это, по меньшей мере, отдаёт безумием. И всё же смерть обратила на него своё лицо, на минуту вняв голосу жизни. А вот он сам, раньше, он предал не только Лили, он предал самого себя.

Снейп подошёл к двери и потянул на себя ручку. Обычный полумрак, горящий летом камин, кресло с высокой спинкой в тени. Высокая тощая фигура, укутанная в мантию, капюшон скрывает лицо, кажется, что мантия пуста и лишь приняла форму тела, но это видимость.

— Северус, — высокий ледяной голос.

Снейп решительно подошёл к Лорду, опустился на одно колено и поцеловал края чёрной мантии, пахнущей какими-то травами.

— Почему ты не явился по первому зову? — интонации отсутствуют.

— Милорд, я был на трибунах, на виду у учеников и преподавателей, потом Дамблдор позвал меня, когда обезвреживал Крауча, и я всё время был с директором. Я не мог прийти сразу, — Снейп выпрямился, но не смотрел в лицо Вольдеморту, он смотрел на игру теней вокруг чёрного капюшона.

— Это Дамблдор послал тебя сюда, — не вопрос, а констатация.

— Да, милорд, а иначе и быть не могло, вы же знаете.

Из длинного чёрного рукава выползла белая худая рука. Снейп против воли уставился на неё во все глаза.

— Сядь, — длинный палец указал на кресло напротив.

Снейп послушно поднялся на ноги и сел в кресло.

Пауза затянулась.

— А ты постарел, — наконец раздалось из-под капюшона.

Снейп ожидал любых слов, но Лорд, как в старину, обыграл его на чужом поле.

— Что поделаешь, милорд. Жизнь такая, — ответил Снейп с оттенком желчи в голосе.

— Ты по-прежнему много куришь?

— Странные вопросы вы задаёте, милорд…

— Ты хочешь курить. Кури, — последовало разрешение.

Снейп пожал плечами, достал сигареты и закурил. К его локтю вдруг подлетела пепельница. В доме были эльфы.

— За последние несколько часов моё мнение изменилось, — продолжал звучать ледяной голос, лишённый интонаций. — Конечно, мнение Люциуса принимать в расчёт не стоит, учитывая вашу… дружбу. Хотя. Декан Слизерина. Впечатляет. Но Хвост рассказал мне кое-что любопытное: как ты в прошлом году помог ему бежать, спутав планы Дамблдора. Однако у меня есть к тебе несколько вопросов, Северус.

Снейп наклонил голову.

— Спрашивайте, милорд, я отвечу.

— Не сомневаюсь, — Снейпу показалось, что в черноте капюшона что-то промелькнуло, красный сполох. Послышался звук, напоминающий отрывистый смешок.

— Неужели ты не почувствовал моё присутствие в теле Квирелла?

— Нет, милорд. Когда я понял, что за всем стоите вы, было уже поздно. Но даже метка не давала о себе знать, когда Квирелл был рядом.

Это была чистая правда.

— Да, я был тогда очень слаб. Допустим. И всё же — почему Поттер всё ещё жив?

— На это есть несколько причин, милорд. Во-первых, Дамблдор чрезвычайно печётся о его безопасности. Несмотря на свою идиотскую способность влипать в истории, унаследованную у отца, Поттер всегда выходил сухим из воды, пользуясь помощью директора. Дамблдор был уверен, что вы вернётесь, милорд. Я счёл разумным не трогать мальчишку до вашего возвращения. Я помнил ваши слова, что не будет Поттера, родится другой Избранный.

— Есть и ещё одна причина. Верно, Северус? — послышался вкрадчивый шёпот.

— Да, милорд, есть. Он её сын.

Опять молчание.

— Ты всё ещё сохнешь по этой миссис Поттер? — голос не был бесстрастным, в нём звучала заметная издёвка.

Снейп дышал ровно и глубоко.

— Какая разница, сохну я по ней или нет? Вы обещали мне, но не сдержали слово, — он поднял глаза и посмотрел в темноту под краем капюшона.

Видимо, этот аргумент произвёл на Лорда впечатление: бледные пальцы, похожие на паучьи лапы, стукнули по подлокотнику.

— За это я уже расплатился, тебе не кажется?

— Несомненно, милорд, — ответил Снейп тихо.

Кресло под Вольдемортом скрипнуло.

— Что ты мне можешь сообщить о Поттере, помимо того, что мальчишка пошёл в отца? Ты знаешь, что случилось на кладбище?

— Да, милорд. Конечно. Всё объясняется очень просто: птица директора в тот раз уронила два пера. У ваших палочек одна сердцевина.

— Ах, — шипение, — вот оно что! Как просто!

— Но есть кое-что, о чём вы, вполне возможно не знаете, милорд. Мальчишка говорит на парселтанге и…

Скрипнула кожа подлокотника под цепкими пальцами.

— Ты уверен?

— Абсолютно, милорд. Я сам слышал. Да что я — все ученики были свидетелями, как на втором курсе Поттер разговаривал со змеёй.

Снейп замолчал. Странное волнение Лорда было ему непонятно и тревожило.

— Хорошо, — раздался шёпот. — Пока можешь быть свободен. Когда понадобишься, я вызову тебя. Лето, в Хогвартсе тебе торчать не обязательно.

Возникало ощущение, что Лорду не терпится выпроводить Снейпа. То ли для того, чтобы наедине обдумать услышанное, то ли, чтобы вызвать кого-то.

— Как пожелаете, милорд.

Снейп встал.

— Милорд…

— Ты что-то ещё хотел?

— Позвольте взглянуть на вас.

Шипение, которое означало смех.

— Ну, взгляни, — Лорд встал и откинул капюшон.

Снейп долго смотрел на стоящего перед ним человека. Человека ли? В этом качестве он был страшен. И при этом в бледности кожи, обтягивающей череп, в выступающих рельефных скулах, в вырезе ноздрей, в чуть раскосых красных глазах — во всём этом была странная гармония.

— Вы совершенны, милорд, — Снейп опустился на одно колено и поцеловал край мантии.

Цепкие пальцы ухватили его за волосы и дёрнули.

Поморщившись от боли, Снейп поднял глаза на Вольдеморта.

— Что ж, старик-то не пригрел тебя? — усмешка обнажила остроконечные змеиные зубы.

— Я не понимаю, о чём вы говорите, милорд, — ответил Снейп устало и без выражения.

Вольдеморт резким движением оттолкнул голову Северуса.

— Ступай! — взмах тонких пальцев.

Снейп поднялся, молча поклонился и вышел из комнаты.

* * *

Когда он вернулся в Хогвартс, силы уже покинули его окончательно. Он практически по стенке добрался до ближайшего камина и, бросив в него горсть летучего пороха, переместился в кабинет директора.

— Северус! Наконец-то. Садись, на тебе лица нет, — голос Дамблдора звучал заботливо.

Снейп захохотал. Этот смех не был истерическим, он звучал горько.

— Вы знали, что так и будет? — он упал в кресло и посмотрел на Дамблдора.

— Что именно, мой мальчик?

— Ничего, сэр, — вздохнул Снейп. — Ничего.

20 июля 1997 года

Всё ещё стоя на коленях у шкафа, Снейп почувствовал затылком взгляд. Он тяжело поднялся на ноги и обернулся. Ещё войдя в кабинет, он отметил про себя, что рамы портретов пусты. Но теперь один портрет ожил.

— Здравствуйте, Альбус, — прошептал Снейп.

— Здравствуй, Северус, здравствуй, мой мальчик! — директор улыбнулся, и глаза привычно сверкнули из-за очков-половинок. — Я попросил коллег побыть сегодня где-то ещё, чтобы не тревожить тебя. Я тоже на минуту. Хотел просто убедиться, что ты здесь.

— Спасибо за заботу, Альбус. Всё в порядке… Я… В общем, я разместился… — Северус вдруг стал запинаться на каждой фразе, как школьник.

— Вот и хорошо, — директор ласково посмотрел на Снейпа. — Всё будет в порядке. А сейчас я тоже прогуляюсь по своим портретам.

Он пропал. Снейп смотрел и смотрел на пустую раму и клял себя на чём свет стоит. Потом он сделал то, чего от себя не ожидал: открыл балконную дверь и вышел наружу. К башне был прилеплен небольшой балкон. У человека, боящегося высоты, неминуемо случился бы там приступ. Бог знает, на чём и как этот балкон вообще держался, то есть понятно каким образом, но ощущений слабости в ногах, головокружения от чудовищной высоты даже знания о магии отменить не могли. Озеро блестело и переливалось. Деревья на берегу бросали длинные чёрные тени, белый мрамор сиял так же ярко, как луна в небе.

Снейп сделал пару шагов назад, прислонился к каменной кладке спиной. Теперь не было видно ничего, кроме полоски леса вдалеке и почти полной луны, только маленький краешек осталось ей нарастить слева. Лицо Северуса исказилось, но приступ душевной боли не успел вылиться ни во что, потому что одинокий лунный луч неожиданно обрёл форму — так показалось. Как странно. Он тёплый, оказывается. А на ощупь — как шёлк. Шуршит. Дыхание стало ровным, боль отпустила. Под пальцами шелестела и мялась ткань бледно-голубого кимоно.