Полетели! (гет)

Беглому узнику Азкабана некуда податься, и еще прошлой осенью Сириус пришел на крыльцо родного дома. Уже только сбежав из дома в шестнадцать, Сириус числил себя выжженным с родового древа и лишенным наследства и был удивлен тому, что скрытый от других дом вообще ему показался; Сириус даже не знал, кого из родственников он найдет в доме и только по запущенному виду фасада предположил, что дом не прибрали к рукам Малфои.

Сириуса встретил мертвый дом, где все предметы и пол были покрыты слоем пыли, и некоторое время Сириус ходил в полутьме, слушая отзвук своих шагов и понимая, что был бы рад увидеть любого из тех, кого он в молодости не любил: мать, с которой он постоянно ссорился, строгого деда Арктура, с которым почти не разговаривал, чудаковатую бабку Кассиопею. Рамы портретов были пусты, некоторые из портретов завешены шторами, и Сириус окликнул Кричера — только когда Кричер явился, пусть и неохотно, из его ворчания Сириус понял, что все его родственники мертвы, а он вопреки всем угрозам матери остался наследником.

Кричер принес Сириусу еду и одежду, в рамах портретов начали появляться знакомые и незнакомые фигуры, но дом по-прежнему молчал, словно ждал от Сириуса чего-то. И наконец Сириусу повезло — на одном из портретов он неожиданно для себя встретил дорогих ему людей.

— Тетушка Дорея! — обрадовался Сириус матери Джеймса, та хоть и приходилась тетей матери Сириуса, но галантный молодой Сириус при жизни никогда не называл ее бабушкой. — Дядя Чарлюс! Как же я рад вас видеть!

— Взаимно, Сириус, — улыбнулась Дорея. — Как поживает мой единственный внук?

Хотя Сириус в обличье черного пса крутился и около дома Дурслей, и около Хогвартса, даже однажды пытался вломиться в гриффиндорскую гостиную, приняв человеческий облик, оказалось, что он может намного меньше сообщить Дорее о Гарри, чем Дорея ему.

— Мне многое дед рассказывает, — пояснила Дорея с портрета.

— Арктур? — немного глупо спросил удивленный Сириус.

— Сириус, Арктур твой дед, мне он приходится кузеном, — покачала головой Дорея. — Моего деда зовут Пиний Нигеллий, он был директором Хогвартса, еще когда я была ребенком.

Многое, что Сириус слышал о надменном Пинии Нигеллии, стороннике чистоты крови и слизеринце из слизеринцев, заставляло Сириуса заочно Пиния Нигеллия не любить, но в устах Дореи тот превращался в источник информации о Гарри, и информации доброжелательной, в которой была видна забота.

— Пиний Нигеллий был еще жив, когда была сговорена наша с Дореей свадьба, — рассказал Чарлюс Поттер. — Он был добрым другом моему деду, и они оба надеялись, что от союза наших родов произрастет пышное дерево. Бог дал нам единственного сына, и то на старости лет; когда Джеймс погиб и мы были принуждены покинуть обгорелый портрет в разрушенном доме, Пиний Нигеллий встретил нас здесь с большим сочувствием. Он был бы рад поклясться нам отомстить за Джеймса и сберечь мой род, но даже в Хогвартсе портрет может сделать не так уж много. Ты единственный, кто стоит по ту сторону рамы, Сириус. Помоги моему роду выжить.

— У меня нет даже палочки... — произнес тогда Сириус, чувствуя, как разговор с Чарлюсом и Дореей сменил его оптику.

— Сириус, у тебя есть целый дом, который ждет, пока ты вступишь в наследство, — пожурила его Дорея, и Сириус пошел искать портрет Арктура Блэка, который был главой рода в 1981ом году, и по дороге Сириус размышлял о том, что же дед хочет от него услышать — все эти дни Сириус пользовался могучей защитой дома на Гриммо и его формальным гостеприимством, но так и не задумался, чего ушедшие Блэки, оставившие ему все это, ожидают взамен.

— Дедушка, я остался последним в роду, — сказал Сириус портрету Арктура, несколько минут поиграв с ним в гляделки. — Я наелся одиночеством за эти двенадцать лет. Я готов принять перстень.

— В верхнем правом ящике моего стола, рядом с моей палочкой, — не слишком дружелюбно ответил Арктур, но его слова и щедрость означали, что он доволен. — Надень мантию, оболтус, и ступай поздоровайся с матерью.

Характер у Вальбурги был по-прежнему аховый, но Сириусу было некуда деваться из дома, а Вальбурге — некуда деваться от того, что Сириус — наследник и последний, кто может продолжить род Блэков. Сначала единственной темой, на которую они могли поддерживать разговор без ругани, была просьба Дореи помочь сохранить род ее мужа — Сириус начал над этим всерьез задумываться, часто с шаловливой усмешкой; интерес Вальбурги был куда более сдержанным, и она не упускала случая поделиться каким-нибудь едким афоризмом собственного производства о том, как размножаются гриффиндорцы и какие от этого миру грозят беды. А потом Сириус поговорил с Кричером о своем пропавшем брате: на руке у Сириуса был перстень главы рода, и его нетерпеливый приказ рассказывать все без утайки имел приоритет над приказом скрытного Регулуса не рассказывать семье о его смерти.

Вальбурга, не удовлетворившись рассказом Сириуса, тоже допросила рыдающего Кричера с ледяным бессердечным спокойствием и, как всегда, ничуть не подумала обвинять в чем-либо своего любимого младшего сына — по ее мнению, в гибели Регулуса был виноват только Вольдеморт.

— Думаю, ты понимаешь, чью руку мы теперь держим в эпичном поединке жабы и гадюки, то есть Избранного и Лорда, — зло сказала Сириусу Вальбурга, отпустив Кричера. — Риддл, помню, был змееуст — ну так быть ему в этой паре гадюкой. А медальон отнеси куда-нибудь, где побольше магглов, и сожги Адским Пламенем.

— К магглам-то его зачем тащить?

— Ну, может, они тоже сгорят.

— Мама! — с укором воскликнул Сириус.

— Ну, полетели! — напутственно сказал Сириус, убедившись на глазок, что крестник правильно обнимает девушку, и вручил Гермионе коробку с конфетами. — Скажете хором «Хогвартс» и окажетесь в Визжащей Хижине. Дальше уже дело техники.

Вот уж о чем Гарри беспокоился меньше всего, так это о том, что они у Сириуса проспали и проболтали большую часть дня, и уроки ко времени их появления на территории Хогвартса уже кончились. Но Гермиона была примерной студенткой, и в Визжащей Хижине, не выпуская Гарри из рук и отдав ему коробку, Гермиона крутнула хроноворот часов на десять назад, отправив их в раннее утро, а потом стала уговаривать Гарри, что нельзя просто так исчезать из лазарета, что Рон проснется, что мадам Помфри расстроится, и вообще об их исчезновении пойдут слухи. Так что из Визжащей Хижины они пробрались в кладовую за метлой Гарри, а там Гермиона крутнула хроноворот почти на тот самый момент, когда они улетели из лазарета вместе с Сириусом.

План Гермионы был прекрасен и практически безупречен, и только когда Гарри посадил ее на метлу перед собой и сказал, почти как Сириус, «Полетели!», Гермиона начала подозревать, что что-то может пойти не так.

— Э, а че это вы делаете? — спросил сонный Рон, когда Гарри и Гермиона влетели в открытое окно лазарета на одной метле.

И действительно, вся их история о том, как они спасали Сириуса и гиппогрифа, начинала выглядеть как неловкая отмазка, и коробка конфет в форме сердца в руках у Гермионы ставила на правдоподобности этой истории большой и жирный крест. Куда проще было поверить в то, что Гарри и Гермиона спаслись от дементоров и полетели в Хогсмид праздновать это дело, ну а что вернулись за полночь — так чего ж ты, Рон, хотел? Найди себе тоже хорошую девчонку, и будет тебе незабываемая молодость.

К счастью, Рон получил столько Костероста и обезболивающего зелья, что с реальностью совмещался с трудом, и поэтому вопросов к реальности пока не имел, кроме риторических.

— Спи, спи давай! — хором сказали ему Гарри и Гермиона, и Рон впрямь уснул обратно.

А вот им обоим, конечно же, не спалось — они проснулись всего-то несколько часов назад, хорошенько выспались и позавтракали и теперь были полны сил — Гарри даже набрался у Сириуса завиральных идей и предположил, что для стабильности пространственно-временного континуума они должны по возможности делать то же самое, что сейчас делают их двойники, и таким образом они устроились вместе на одной кровати, почти как на спине гиппогрифа, только на кровати можно было привалиться к спинке и вытянуть ноги, а в остальном все было почти так же, Гарри обнял Гермиону и рассказывал ей, как она вчера спала в пути до дома на площади Гриммо.

Потом Гермиона начала рассказывать Гарри о том, как она весь год пользовалась хроноворотом, чтобы успеть на все уроки, и в какие странные ситуации она попадала при этом, чуть не сталкиваясь нос к носу сама с собой. Гарри предлагал ей забавные варианты выкрутиться, которые ей не пришли в голову, они тихо смеялись в ночной полутьме, а потом сумасшествие последних суток взяло верх, и они начали целоваться.

В это время в прошлом Сириус, уложив в своем доме Гарри и Гермиону в одну постель, продолжил бурную деятельность: перво-наперво, он составил завещание, в котором отписал все немалое наследство Блэков новообретенному крестнику — помирать Сириус совсем не собирался и даже напротив, но свою старшую кузину Беллатрикс не любил и по доброй воле не оставил бы ей в наследство даже старые галоши. Во-вторых, Сириус вызвал Кричера и поставил его в известность о завещании. В-третьих, Сириус подозревал, что Гермионе будет жаль пропустить уроки и она опять начнет фокусничать с хроноворотом, а потому отправил Кричера в Хогвартс, с поручением разыскать вернувшихся из будущего Гарри и Гермиону и сервировать им полуночный обед.

Именно так Кричер появился в лазарете в четыре утра и с подносом в руках.

— Хозяин Сириус приказал накормить молодого хозяина и его мисс, — с достоинством объявил Кричер и поставил поднос в ногах кровати. — Под крышками сардельки и картошка, в кувшине молоко.

— Кричер, ты только и делаешь, что нас кормишь, — прикинула по времени Гермиона, она пока относилась к домовым эльфам с большой симпатией, не зная об их невыносимости. — Принеси, пожалуйста, чая, если тебе нетрудно.

— Кричер не собирается выполнять указания гр… гр… — прокашлялся Кричер, которому Сириус еще не успел до конца привить новые манеры. — Если молодой хозяин обручится с мисс — к ужасу его покойной бабушки, чистокровнейшей Дореи Блэк — вот тогда мисс сможет распоряжаться.

— Кричер, принеси чая и не бузи, — распорядился Гарри, он уже усвоил у Сириуса, как надо взаимодействовать с Кричером, чтобы тот не сел тебе на шею.

— Послушай, так Сириус еще и твой дядя? — заинтересовалась Гермиона, и Кричер появился снова.

— Молодой хозяин приходится троюродным братом хозяину Сириусу, — пояснил Кричер, но вскоре разговорился, подгоняемый расспросами любознательной Гермионы. — Ветвь благороднейшего и древнейшего рода Блэков, к которой принадлежат хозяева, берет свое начало от Пиния Нигеллия Блэка, достойнейшего директора Хогвартса, при котором в школу не принимали гр.. — всяких там! Старший сын Пиния Нигеллия, Сириус, произвел на свет благородного Арктура, кавалера ордена Мерлина первой степени, каковой орден вчера чуть не пожаловали какому-то немытому босяку, так сказал хозяин Сириус. Средний сын Пиния Нигеллия, Сигнус, был отцом многоумному Поллуксу Блэку, отцу добрейшей хозяйки Вальбурги, и Дорее Блэк, бабушке молодого хозяина. Добрейшая хозяйка Вальбурга предпочла многим достойным юношам своего кузена Ориона, отца хозяина Сириуса. А Дорея Блэк сочеталась браком с Чарлюсом Поттером — о дальнейшем же мы умолчим, потому что Дорея Блэк, тетушка добрейшей хозяйки Вальбурги, мудро говорила, что выживание рода превыше всего. С кем только ни свяжешься, чтобы род не угас, помилуйте нас, о пресвятые угодники!

— Кричер, ты не мог бы все это нам зарисовать? — попросила Гермиона.

— Не мог бы, потому что мисс могла бы найти дорогу в библиотеку, — сварливо отозвался Кричер, и Гарри не удержался от смеха — обвинение Гермионы в том, что она не знает, где находится библиотека, было действительно очень смешным. Гарри так и объяснил Кричеру, напирая на то, что Гермиона учится лучше и усерднее всех не только на его курсе, но, наверное, и во всей школе — Гарри рассказывал об этом и посматривал, как Гермиона мило смущается, она вообще была очень очаровательной и домашней в свете Люмоса.

— Чистокровные семейства пришли в прискорбный упадок, — заключил Кричер, выслушав рассказ Гарри о том, как никто из однокурсников не может превзойти Гермиону в знании магии. — Кричер будет рисовать генеалогическое древо, а мисс будет записывать.

К счастью для всех, Кричер на этот раз не сумел продвинуться по генеалогическому древу дальше сыновей Пиния Нигеллия: Гарри и Гермиона узнали, что Флинты и Булстроуды — достойные партии для принадлежащих к семейству Блэков, Кричер замучил Гермиону требованиями выводить красивые буквы и обводить благороднейшие имена Блэков в рамочку, а потом Гермиона догадалась, что Кричер не умеет ни читать, ни писать, и вот тут-то Кричер попал в лапы просвещения, а Гарри настрого запретил ему убегать, но потом все-таки сжалился, все равно ничего интереснее «мама мыла раму» Кричер написать не сумел, а «Драко — макака» писать не захотел и даже полез что-то объяснять.

— Слушай, нам с тобой хорошо бы немного поспать, — предложил Гарри Гермионе, отпустив Кричера. — Мы на самом-то деле проснулись часов десять назад, а сейчас и пяти утра нет — к обеду мы точно начнем клевать носом, а зачем нам вопросы про то, чем это мы занимались ночью?

— Да, ты прав, — смущенно ответила Гермиона и хотела уйти на свою кровать, но Гарри не пустил.

— Давай кровати сдвинем, — предложил Гарри, — а то, может, мы и не уснем еще…

Им и действительно не особо хотелось спать, и поэтому минут через десять они чуть не провалились между сдвинутыми вместе кроватями.

— Надо третью подтащить и лечь поперек, — сообразил Гарри, и так уже получилось похоже на широкую постель на Гриммо, только одеяла были маленькие, а не одно на двоих.

— Ты не думай, пожалуйста, что я легкомысленная, — прошептала Гермиона, когда Гарри стал дышать ровнее — пытаться что-то объяснить спящему было глупо, но иначе она и не решилась бы это произнести. — Для меня все это серьезно.

— Я очень рад, что ты у меня есть, — ответил Гарри, и Гермиона смущенно уткнулась в его плечо. — Ты замечательная и храбрая. И на самом деле очень красивая.

Рон проснулся уже ближе часам к восьми, проспав под воздействием зелий часов двенадцать кряду. Голова ощущалась так, словно в ней были опилки, а затянутая в лубки нога больше не болела, но немного онемела. Рон открыл глаза и увидел неподалеку четыре ноги.

Некоторое время Рон лениво осмыслял этот казус. Ноги явно были человеческими и не принадлежали ни оборотню, ни гиппогрифу. Это было хорошо. По размеру ноги были немного разными и разделялись на пары. Это было даже немного интересно. Рон встал с кровати, преодолевая качку, и похромал разбираться в ситуации.

Гарри и Гермиона спали в обнимку, лежа поперек трех кроватей, но выглядели неплохо, даже слегка зарумянились. На тумбочке у кровати лежала огромная коробка конфет в форме сердца, на полу валялась пара фантиков и стояла забытая Кричером чашка. Рон сопоставил количество фантиков и размеры коробки и, поскольку трюфелями его жизнь не баловала, решил, что он подошел вовремя.

— Э, а че это вы тут делаете? — спросил Рон, но претензии за то, что конфеты лопают без него, предъявить не успел, потому что Гермиона подскочила на кровати.

— Гарри! — окликнула Гермиона и стала трясти Гарри за плечо, потому что в соседней комнате мадам Помфри уже начала звенеть склянками.

— Кричер! — тут же сориентировался Гарри. — Кричер, запри пока дверь и помоги раздвинуть кровати.

— Кричер стар и многое повидал на своем веку, — не преминул поучить молодежь Кричер, легко расставляя кровати по местам взмахами рук, а потом и застилая их ровно таким же способом. — А молодой хозяин вырос с мерзкими магглами и не знает обычаев почтенных волшебных родов. Молодому хозяину некому подать совет, а на хозяина Сириуса никакой надежды. Молодой хозяин должен обручиться со своей мисс, если ему пришла охота, и тогда незачем будет устраивать по утрам такой переполох.

Мадам Помфри нашла Гарри и Гермиону совершенно здоровыми, а их шоколадную диету — вполне подходящей для пострадавших от нападения дементоров, поэтому они были отпущены на завтрак, пока они его не пропустили, а дальше на уроки. А Рон нетвердо пересчитывал пальцы, хотя перелом уже зарастил, и остался в лазарете до вечера.

Забежать в гриффиндорскую башню, чтобы занести коробку-портал, уже не было времени, и Гермиона начала подозревать, что Сириус — жулик и провокатор. Встречавшиеся им в коридоре старшекурсники взглядывали на коробку конфет, которую Гермиона прижимала к груди, понимающе улыбались и даже порой одобрительно подмигивали; благопристойные чистокровные девицы смотрели в другую сторону, словно говоря своим видом «ну теперь понятно, почему у вас обоих постоянно волосы встрепанные». Родной третий курс Гриффиндора встретил их на уроке улыбками, и у каждого в круглых глазах было написано огромное «Ого!»

— На нас вчера вечером напали дементоры, и нам теперь надо есть конфеты, — пояснил Гарри, обернувшись к Шемасу.

— Очень правдоподобно, Гарри, — согласился Шемас. — Гермионка, дай конфетку, ты и так сладенькая.

— Рона-то вы куда дели, хулиганы? — спросил Дин. — Гермиона, ты настолько радикально решаешь вопрос отбраковки кавалеров?

— Гермиона, если тебе не надо, ты делись, — предложила Лаванда и тоже стащила конфетку, как хочешь ее, так и понимай.

— Ну хорош уже, — предложил Гарри. — Конфет при вас поесть нельзя.

— И пропасть на всю ночь вдвоем тоже нельзя, строгости-то тут у нас какие.

— Ладно вам, ребят, вы почти три года всем мозги парили, что вы просто друзья, а нам теперь пять минут поприкалываться нельзя?