Гримаса Фаберже (джен)

— И сколько времени уже прошло? — негромко, но с явным беспокойством поинтересовался Райан.

— Не поверишь — больше часа! — также тихо ответила Беккетт.

Они стояли в раздумьях у белой доски, но теперь их взгляды невольно скрестились на одном из персонажей их дружной компании. А именно — писателе Ричарде Касле, который так странно, но так органично вошёл в их круг, что стал со временем одним из своих. И если копы отвечали ранее только за себя, то теперь в их зону ответственности попал и Касл. А это означало, что всё странное, что ранее происходило с ним или когда-либо произойдёт, требовало детального, вдумчивого осмысления. Вот и сейчас, друзья пытались понять, что же такое с писателем творится, а Рик...

Не ведая о беспокойстве и непонимании друзей, он восседал на своём привычном месте, но не в расслабенной, свободной позе, а в каком-то странном, напряжённом оцепенении: пристроенные на подлокотники локти, строго наморщенный лоб, плотно поджатые губы, поникшие плечи, сощуренные глаза. На скуле — маленькая бледная ямочка и длинная свежая царапина, уже запекшаяся, но замечательно определяемая издалека. Словом, Касл пребывал в какой-то необъяснимой прострации, и причиной тому явно была некая вещичка у него в руках. А именно — дорогая, редкая безделушка, ювелирное украшение прошлого века: яйцо Карла Фаберже, изящное и безукоризненное. И если представить, что предшествовало появлению оной ценности в 12м участке, то у Райана тут же стартовал нервный тик, а рука Беккетт, сама и непроизвольно, хваталась за пистолет...

... это расследование тянулось во времени, словно резина, и Беккетт уже не хотелось ничего другого, кроме как сколоть финальные листы дела между собой и с лёгким сердцем отправить в архив ненужную более коробку. И так случается преимущественно в книгах, но не всегда — в повседневной жизни, и поэтому расследование то разгоралось, то затухало, и как всегда, без неожиданностей и неприятностей тут не обошлось. Сколько раз в своих изысканиях они заходили в тупик и топтались на одном месте, а затем, под нудным прессингом начальства, возвращались к началу и от этого злились на себя, и ненавидели весь белый свет. Как часто недосыпали и ели урывками, наскоро лечили кровавые ушибы и, помимо всего прочего, много бегали и стреляли (она, а не он!), где она нервно покрикивала на не к месту встревающего Касла и даже не раз выволакивала того из-под вражеского огня. Как шустро, под пулями, падали лицами в грязь, разгребали протухшие мусорные баки и допрашивали дурно пахнущих бездомных, пока однажды ей чуть не изменила выдержка, и буквально пара неосторожных фраз отправила бы Касла на землю или, что ещё хуже — уложила бы на больничную койку. Но в итоге, силой мысли или бесшабашной удалью, Касл всё ж её обставил, хотя Беккетт в этом никогда бы не призналась — хоть в лоб её спроси. И это он, Касл, невзирая на риск грохнуться оземь с пугающей высоты, а ещё — словить от врага безжалостную пулю — пролез по гнилым, скрипучим стропилам в ту самую секретную комнату, где и нашёл, так долго и нудно, разыскиваемую реликвию. То самое яйцо Фаберже, которое уже битый час держал в руках и рассматривал его во всех плоскостях: крутил то так, то сяк, колупал позолоту, дул в завитки инкрустации, бережно поглаживал отполированные ценные "камешки" и пристально вглядывался в замысловатые царственные вензеля. Ставил яйцо на столешницу чуть поодаль и, как верный страж, опускал подбородок на скрещённые перед собой запястья, фиксируя взгляд в избранной точке. Хмурился, кхекал, покусывая губы, и брал яйцо обратно в руки, заново рассматривая и игнорируя любые вопросы и обращения в свой адрес...

И Кейт в итоге не выдержала: с тихим стуком, навевая кофейный аромат, кружка опустилась на стол — это Беккетт отрабатывала свой долг, но Касл лишь безэмоционально глянул на предложенное и снова вернулся к созерцанию яйца.

— Что видно, Касл? — с лёгкой понимающей улыбкой поинтересовалась Кейт, присаживаясь рядом на краешек стола. — Тебя не устраивает мастерство ювелира или ты опять ищешь в безделушке "двойное дно"?

Он как-то жалобно и по-щенячьи посмотрел на неё снизу вверх.

— Истина, как и всегда, где-то рядом, и пока не найду её, покоя мне не будет.

— А мне? — два дамских пальчика осторожно коснулись краешка губы. — Со мной-то — что?

— Ты — это совсем другое, — негромко кашлянул Касл, — и мне не хочется грузить тебя своими нудными умозаключениями. Ведь нашли же мы искомое, разгадали личину преступника и даже получили свою порцию морального удовлетворения. Поэтому — неужели кому-то заслуженно не отдыхается?

И тут, эти же самые пальчики сместились повыше, укладывая за ухо непослушную шелковистую прядку.

— Есть вещи поважнее пустого времяпрепровождения, Касл, и я уже вовлечена, если кто-то до сих пор этого не понял. И раз мы по-прежнему напарники, то я не смогу оставаться безучастной.

— Благодарю, — придерживая яйцо за ножку-основание, Касл приподнял его на уровень глаз и через пару минут снова опустил. — И я попросил бы о помощи, Кейт, если бы... Если бы знал, о чём просить...

На шутку или розыгрыш ситуация мало походила, и Кейт от изумления округлила глаза.

— Так зачем же ты тут тогда грустишь, возле этого яйца и даже кофе свой не пьешь? После пары ободряющих глотков должны обязательно завязаться свежие мысли!

— Да, возможно, но мне кажется, что сегодня я эмоционально перегружен. Я как бы отторгаю всех от себя, впуская в душу пустоту, и где-то выворачиваюсь наизнанку. Кляну себя за несостоятельность, подавленное чутье и внезапно спёкшийся тонус. И я смотрю на эту милую, драгоценную вещицу, которая досталась нам немалыми стараниями и кровью, и нахожу её появление каким-то странным и непонятным предвестником событий, описать которые я даже близко не смогу. Да, есть в этом яйце какая-то особая энергетика, вплоть до колик в подушечках пальцев, что меня не радует и не возвышает, а, напротив — сдавливает изнутри и опускает вниз. И я не знаю, что это, как дальше будет и почему, но возможно, что в скором времени, меня ждёт озарение, и полюс настроения должен сменится с отрицательного на положительный. А вот чтобы это подгадать, требуется немало сил. И потому — не будешь ли ты против, если мы с малышом "Фоско" погрустим у себя в лофте?

— С "малышом Фоско"?! Касл — ты серьёзно?!

— Абсолютно! Тайная энергетика — это суть души, и когда я знаю, как предметно обращаться к вещи, то появляется ни с чем несравнимая уверенность. И не будь я Ричард Касл, если не обыграю эти тайные знания.

Она крутнула глазами ещё раз и осуждающе покачала головой.

— Где-то я уже это слышала... Не разбей только...

— Ни за что! Клянусь силой моего безволия!

* * *

Больше часа она простояла на улице, напротив светящихся окон его лофта, нервно покусывая губы, и решала одновременно простую, и столь же нелёгкую задачку: подняться к Каслу или нет? Если все же первое, то Касл не должен будет догадаться, что по факту её визит — намеренный. Потому что в реальности её девичник со школьными подругами — это просто время на раздумья о сути его беспокойства и своего непонимания. А когда она, Беккетт, что-то не понимает, спокойствия ей не видать. И определённости — тоже...

Смеркалось. Стянув перчатку, Кейт поднесла руку к губам: прохладные, леденеющие пальцы, и её саму уже периодически пробивал озноб. Самое время было повздыхать об ушедшем теплом лете, но суровая реальность осени брала неотвратимое своё.

Мимо сновали нечастые, "запакованные" в воротники прохожие, изредка моросил мелкий, но препротивный дождичек, и порывы ледяного ветра хлестали Кейт по лицу кончиками её же шарфа. Потихоньку замерзали и пальцы ног — даже не сильно длительное ожидание в набрякших от влаги ботинках комфорту не доставляло. И если всё же не думать о горячей ванне, то остаётся только одно: разогнать свою стылую кровь чашкой, другой наивкуснейшего кофе, которое умел варить только Касл. И ещё — после ранения она стала как-то по-другому к нему относиться. Мягче что-ли, не так категорично и чуть более трогательно, нежели раньше. И это потому, что она, Кейт, так решила для себя, и в этом решении она уверенно одинока, а Касл... Пожалуй, за его рискованные старания ему следовало бы помочь, и, ежась от пробирающей до костей сырости и ускоряясь в сумерки, Кейт заторопилась в писательские "чертоги"...

...открыл Касл, озабоченный и какой-то взъерошенный; царапина на щеке — заботливо припудрена. Пряча глаза, молча кивнул и посторонился, пропуская. Наблюдая, как её напитанные влагой куртка и шарф обвисли на плечиках, а запасные меховые тапочки водрузились на несомненно иззябшие женские ножки, Рик осторожно притворил дверь: даже ни о чем не спрашивая, можно было заметить и фиолетовые от холода губы Кейт, и дождевую сыпь на собранных в хвостик каштановых локонах, и мелко вибрирующие при раздевании пальцы рук — его напарнице экстренно требовалась помощь.

— Кофе? — и, не дожидаясь ответа, потопал на кухню. — А ещё смогу проспонсировать твой аппетит кусочком аппетитного бекона! Клянусь, что на нём нет и не будет ничего несъедобного! Идёт?

— Идёт! Но можно было и не спрашивать...

* * *

Этот поздний ужин Кейт уничтожала со скоростью света, пока не на шутку задумчивый Касл что-то грустно созерцал перед собой. И они громко продолжали молчать, пока чашка с лёгким звоном не опустилась в центр блюдечка. И тут Рик неловко встрепенулся:

— Ты как? Ещё?

— Обойдусь, — и её тонкие пальцы, удалив заколку, легонько прошлись по свободно упавшим волосам. — Яйцо не потерял?

— Как можно! Оно же практически как член моей семьи! И я тебя с ним обязательно сведу!

Пряча заколку в кармашек жакета, Беккетт улыбнулась радостно и открыто: в кончиках пальцев рук и ног уже поселилось живительное тепло, а сердце билось легко и свободно, с практически незаметным, но ощутимым таким волнением. Которое испытывала только она сама и которое совсем не напрягало... А скорее — даже наоборот...

— Спасибо, Касл! Ну, теперь можно подумать и о деле!

— Всегда... — Касл приложил руку к сердцу и артистично склонил голову. — Хочешь узнать "что у нас"? Тогда следуй за мной.

...они покинули кухню практически рука об руку, но на правах хозяина, он шествовал немного впереди неё, неторопливо и вальяжно, в лёгкой рубашке и свободных домашних брюках, и от мощных запахов его косметики её слегка лихорадило. Но, поскольку никто, кроме неё самой, не догадывался об её ощущениях, сегодняшний вечер в писательском лофте не должен быть большой проблемой. Всё как обычно — хоть и на некотором отдалении, но всё же доброжелательное, доверительное общение...