Любовь в черном (джен)

Когда они впервые встретились, Мо был одет во все черное.

Кроме того, сидя в электричке, он читал книгу.

Она села рядом.

— Никакой другой цвет мне не идет, — сообщил он ей так, будто это было самой очевидной вещью на свете.

Она уставилась на него.

На его ремне болтался малюсенький череп.

Когда они с Мо повстречались во второй раз, он снова был в черном.

И снова объяснил, что в чем-нибудь другом, например, в розовом, выглядел бы ужасно.

Она пригласила его на свидание. В конце концов, не каждый день встречаешь хорошо выглядящих незнакомцев, которые читают книги и сходу объясняют свой выбор одежды.

Несколько лет спустя она была замужем за хорошо выглядящим незнакомцем, читающим книги и объясняющим свой выбор одежды.

Он носил исключительно черные костюмы, и если кто-нибудь заговаривал с ним об этом, просто пояснял, что так можно лучше поглощать энергию Солнца, чтобы стать самым сильным человеком на планете. Она очень любила его.

Для друзей они являлись парой, которая напрягала: на людях они действовали друг другу на нервы и жаловались, что смертельно ненавидят друг друга.

Наедине же они частенько лежали в обнимку, устраивали состязания по поеданию пиццы и давали советы. Правда, в основном по поводу начинки для пиццы или незыблемой элегантности магнитиков для холодильника, но тем не менее... Они лежали в обнимку все чаще, все чаще ели пиццу или лежали в обнимку с пиццей в руках. Они устраивали битву джедаев на багетах, пока у одного из них не разваливался «меч», тогда другой объявлял: «Твой меч хуже моего! Давай раскрошим его, утопим в мармеладе и съедим на завтрак, чтобы ему неповадно было!»

На их взгляд жизнь была не так уж и плоха.

Однако постепенно жизнь стала хуже.

Она заболела.

Впервые он задумался, не рассказать ли ей правду. Сказать, что он вообще-то не тот, за кого она его принимает, а гораздо хуже, и что некоторые — хорошо, хоть не все — ненавидят его за его призвание.

Когда он сказал, что он — Смерть, она приняла новость на удивление спокойно. Лишь слабо улыбнулась.

— Я так и знала, что должны быть более веские причины, почему в твоем шкафу висят эти кошмарные мантии.

О том, что он, кроме всего прочего, просто любил изображать из себя мудрого волшебника под прикрытием, он предпочел умолчать.

— Может, начнешь работать в клетчатой одежде?

— Нет.

— В полосатой?

— Нет.

— Ну, может, хотя бы в очень-очень темно-серой?

Он с улыбкой покачал головой. Они были в больнице и рассматривали одну из висящих на стене картин — или образчик современного искусства, или рисунок алкозависимого ребенка детсадовского возраста.

Она прижалась к нему.

— Я не хочу тебя отпускать, — пробормотал он ей в волосы. Он знал, что Смерть вообще-то не должна плакать.

— Но пока я еще выгляжу довольно живой, да?

Он обеспокоенно окинул ее внимательным взглядом и нежно поцеловал.

— Да.

Смерть не должна плакать.

Мо согревал своим теплым телом постель, когда они оба лежали ночью без сна. Мо направлял ее и поддерживал, когда они возвращались домой. Мо готовил еду. Мо мог много чего, однако самое страшное, на ее взгляд, было то, что Мо

(ужасно боялся пауков, а порой и маленьких детей)

сам никогда

(даже не задумывался, почему любит ее — потому что для него и так всегда все было ясно)

пойти с ней до конца

(не хотел, даже если произойдет что-то ужасное)

попросту не мог.

Смерть являлась константой, и мир нуждался в ней.

— Так... — начала она как-то несколько месяцев спустя; ее голос был хриплым, лицо — уставшим; она как-то решила, что все эти мой-муж-Смерть-и-мы-оба-знаем-что-я-скоро-умру-разговоры должны начинаться с «так».

Он вопросительно посмотрел на нее.

Когда она наконец спросила Мо, не закончит ли он свою работу с ней — если разобраться, после первого пребывания в больнице он, так сказать, постоянно брал работу на дом, — он сказал «да». Да, закончит. Было тихо, и оба посмотрели на картину, которую он стащил из больницы и которая висела теперь на стене их гостиной — потому что выглядела просто до забавного нелепо.

Каждый из них останется один.

* * *

Однако жизнь после этого — в каком-то смысле — оказалась до ужаса нормальной.

У них была теплая компания.

Были пудинг и шахматные дуэли по вечерам.

Были сериалы.

Она не спрашивала.

Что он сделал, чтобы ему позволили остаться с ней, так и осталось его тайной.

Иногда они сидели в одном из многочисленных парков.

Иногда смотрели «Влюбиться в вампира» или «Влюбиться в ведьму», смеялись и были уверены, что и про них обязательно должен был снят фильм, потому что — ну, если честно — они же были просто невероятными!

Иногда они смотрели на землю и наблюдали за друзьями, кормящими их золотую рыбку Эгона — Мо настоял на имени.

А иногда они просто смотрели на одну из картин в галерее, до ужаса напоминающую или образчик современного искусства, или рисунок алкозависимого ребенка детсадовского возраста.

И Мо надевал розовый галстук в клеточку.

Для нее одной.