Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну (джен)

— … и ещё открытка от твоих родителей, Басти, — проворковала миссис Кейл, передавая ему картонный прямоугольник. Себ быстро пробежал глазами текст и выругался про себя.

Он забыл.

Последние два года на Рождество он домой не попадал, а до этого про открытки ему напоминала Эмили. В этом году он дважды вспоминал, что пора бы их купить, подписать и разослать, но так и не сделал этого.

В целом, все, конечно, переживут без личных поздравлений от него, но мама была бы рада получить открытку, да и соседкам Эмили их стоило бы послать — просто потому что Сьюзен дружит с их детьми.

Ну да ладно.

В этом году рождественского настроения не было в помине. И, не считая тех лет, когда на праздники он находился на службе, это было впервые.

Себ любил Рождество. Сейчас, конечно, уже не так искренне, как в детстве, но для него это был праздник с приятным привкусом. И если без открыток (а особенно без необходимости их писать самому) он бы легко пережил, то вся остальная суета, праздничный ужин, последующие завтрак и обед дома у родителей, подарки, папина любимая музыка и мамин пудинг по особому рецепту — это было для него важно.

А в этом году он только по календарю видел, что послезавтра Рождество. И подарки купил почти наобум, как будто пытаясь отделаться от этой обязанности побыстрее, и всё время чувствовал себя при этом Гринчем — кажется, выражение лица у него было похожим, и нормальные люди поглядывали на него с заметным напряжением.

Не нужно было проводить диагностику, чтобы угадать причину.

Джим, конечно. Никто не захотел бы праздновать, если бы у него в голове завёлся личный психопат.

В Карлайл они не поехали — остались в Лондоне. Миссис Кейл долго сомневалась, но в итоге, Себ сам принял за неё это решение. Во-первых, Джим действительно мог бы из прихоти сорвать его посреди рождественского обеда, а во-вторых (и это, пожалуй, было главной причиной), Себ не хотел светить своей постной физиономией перед родителями — а потом отвечать на вопросы о том, что случилось и в чём дело. Миссис Кейл же в тонкостях его мимики не очень разбиралась, а для Сьюзен Себ всегда находил улыбку.

— Я позвала к нам Харрисов и миссис Бейкер с детьми на обед (1), — продолжила миссис Кейл (и кажется, большую часть её речи Себ пропустил, там ещё что-то было про торт и пунш), — Сьюзен будет приятно поиграть со сверстниками, Харрисы — отличные люди, а миссис Бейкер… — она вздохнула, — не надо бедняжке оставаться на Рождество одной.

Да, точно, миссис Бейкер — это та, которая развелась. И бывший муж которой умер вскоре после развода.

Вдруг Себ подумал ещё об одной семье, которой, возможно, будет непросто отпраздновать Рождество, и сказал:

— Я думаю позвать семью Уилширов.

У миссис Кейл при упоминании этой фамилии сразу же повлажнели глаза, но она с собой справилась и ответила тихо:

— Я даже не подумала о них… Ты с ними общаешься?

— Немного с младшим мальчишкой. Хороший парень, подросток.

— Старших я видела… на кладбище и в церкви. Я позвоню им, если у них нет планов — пусть приходят.

Себ откинулся в кресле и мысленно вычеркнул это дело из списка важных. А потом с удивлением обнаружил, что список опустел.

Он и сам чувствовал себя пустым, выпотрошенным.

Может, нужно в отпуск? Отпроситься у Джима: не посадит же он его на цепь? Взять Сьюзен и рвануть с ней куда-нибудь в тепло, поплавать, понырять с аквалангом, загореть…

Или даже оставить Сюзен, съездить в одиночестве. Завести дурацкий курортный роман на неделю (только… ради всего святого, никаких полицейских, никаких умных коротко стриженных женщин с успешной карьерой, просто темпераментная фигуристая красотка). С полным осознанием пагубности процесса пить коктейли на жаре.

Да, это именно то, что нужно.

При одной мысли об отдыхе на душе становилось лучше. И сквозь марево морского пейзажа, оттенённого невнятным очертанием женского тела в купальнике, рождественские украшение в комнате показались ему значительно более привлекательными, чем пару минут назад. Встав, он поправил веточку омелы, а потом перевесил её повыше — туда, где ей и было самое место и докуда миссис Кейл просто не дотянулась.

— Ладно, миссис Кейл, я поеду, послезавтра буду с утра.

В прихожей он прихватил с собой счета на оплату и вышел в непрекращающийся дождь. Настроение всё повышалось. Прокрутив мысленно глобус, он ткнул мысленным же пальцем — и попал в Тайланд. И, подъезжая к дому, он уже полностью спланировал свой предполагаемый отдых. Учитывая, что туристические места и экскурсии его не интересовали, этот план прекрасно подходил к любой стране, отвечающей четырём требованиям: жарко, море, никакой войны и все говорят по-английски.

Оставалось только согласовать ключевой пункт плана — даты — с Джимом, и можно брать билеты на самолёт.

Стоило ему подумать об этом, как зазвонил телефон, и Себ ощутил холодок внутри — как и всякий раз, когда ему казалось, что босс читает его мысли. Но, посмотрев на экран, он чуть не рассмеялся вслух: звонил не Джим, а всего-навсего Эрик.

Стоило Себу принять вызов, как в трубке раздался звонкий радостный голос:

— Спасибо за приглашение, мистер Моран! Здравствуйте!

Быстро же миссис Кейл решила этот вопрос.

— Привет, — отозвался Себ, — не за что. Родители согласились?

— Ага, сказали, что миссис Кейл их прямо спасла, — он выдохнул и добавил уже другим тоном: — Дома они даже ничего не украсили. Да и у меня настроения нет… Но у вас — это другое.

— На вечеринку не рассчитывай, — предупредил его Себ, — скучное застолье с кучей нудных взрослых и несколькими детьми. Ни одной девчонки.

Эрик смущенно хмыкнул:

— Да и не надо… В смысле, застолье — то, что нужно.

Интересно, все современные подростки такие или только Эрик?

«Привет, старость», — подумал он без неудовольствия.

— Ну, и отлично.

Попрощавшись с Эриком, Себ сбросил вызов — и сразу же увидел на экране пропущенный с подписью: «Номер скрыт». Телефон снова ожил, и Себ осторожно снял трубку.

— Сэр?

— Себастиан… — голос Джима был почти чужим, мёртвым, слабым, с непривычным хрипом, — дом… — и гудки.

Себ сорвался с места (2).

«Форд», кажется, ещё ни разу за свою недолгую жизнь не развивал такой скорости. Да и сам Себ ни разу так не гонял в черте города. В висках стучало, во рту стоял солоноватый привкус, а в мыслях висело одно: «Успеть!»

Что могло произойти?

Идиотский бесполезный вопрос.

Но Себ не мог ехать ещё быстрее, ему нечем было занять голову, кроме как прокручивать этот вопрос.

Случилось что-то серьёзное и потенцально… опасное. Пусть будет просто «опасное».

Только повернув на А13, Себ понял, что не взял оружие — ни винтовку, ни даже пистолет. Просто не подумал об этом.

Дерьмо.

Совсем своей головой соображать разучился. Раз Джим ничего про оружие не сказал — значит, оно точно не потребуется, так?

Но разворачиваться уже было поздно. Возможно, раз уж Джим способен звонить, реальной угрозы и нет, и отстреливаться ни от кого не придётся.

Джим мог его вообще разыграть — с него бы сталось, он псих. Но разве этот розыгрыш в его стиле?

Нет.

Всю дорогу нервные мысли метались внутри черепа, но стоило Себу заглушить двигатель, как они притихли и попрятались. Выровняв дыхание, Себ снял куртку, чтобы не мешалась, вышел на улицу и сразу осмотрелся.

Ничего нового.

Тот же двор, то же бельё на верёвках, ту же мусорные баки. «Роллс Ройс» Джима на грязной тесной парковке сияет, словно его только сегодня отмыли. Больше никаких неподходящих машин.

Подъездная дверь открыта, как и всегда.

Уже без спешки, оглядываясь по сторонам, изучая каждый угол и каждое окно, Себ пошёл к дому. Обычный вечер обычной многоэтажки. Где-то орут дети. Левее ругаются супруги. Мигранты. Язык незнакомый. Справа из открытого окна визжит какая-то попса.

Наверх Себ пошёл пешком — просто на всякий случай. Лестничные пролёты, похоже, уже много лет служили общественными курилками — они были завалены окурками, заплёваны и провоняли насквозь. Стены кто-то изрисовал маркерами, и ничего художественного в этих рисунках не было.

На пятом этаже Себу встретились трое курящих подростков — едва услышав его шаги, они оборвали разговоры и проводили его настороженными взглядами.

Больше никого.

Дверь в квартиру Джима оказалась закрыта, но не заперта. Себ, жалея, что у него нет с собой перископа, осторожно её приоткрыл, заглянул в щёлку. Впрочем, будь к него хоть три перископа, они оказались бы бесполезны: внутри стояла кромешная темнота.

«И получаем пулю в голову», — подумал Себ, но всё-таки открыл дверь.

Никакого выстрела.

Тусклый свет с лестничной клетки не сумел разогнать мрак, и Себ совершенно безнадёжно всматривался в черноту. Закрыл глаза, полагаясь на слух — и различил тяжёлое хриплое дыхание.

— Сэр…

Тишина.

— Джим!

В квартире должен быть чёртов свет! Но, учитывая её размеры, Себ мог бы ходить вдоль стен очень долго, а на это времени могло и не оставаться.

— Джим! — повторил он чуть громче, выдохнул и закрыл за собой дверь, отрезая от единственного источника света. Включил фонарик на телефоне и заскользил лучом.

Сначала он видел только хлам: книги, пустые коробки из-под конфет, пистолеты разных марок и калибров, гитара с отломанным грифом, множество бумаг, исчёрканных и исписанных, залитых чаем или кофе из пустых треснутых чашек и мятых стаканчиков. Но наконец пятно света выхватило снятые ботинки. За ними — скомканные брюки. Рубашку. И сжавшегося в комок на полу возле дивана Джима — в одних трусах и носках, всклокоченного.

— Убери! — взвизгнул он, закрываясь ладонью от света, и Себ выключил фонарик. Глаза уже немного привыкли к темноте, и он надеялся, что сможет ни на чём не споткнуться.

Шаг за шагом, носком отпихивая пистолеты и горы бумаг, раздавив пару чашек, Себ пробрался к дивану и, прислушиваясь к тяжёлому рваному дыханию, присел недалеко от Джима.

Тут нужен врач. Разгоняя машину, Себ опасался, что ему придётся иметь дело с пулевым ранением — и, в сравнении с реальностью, это был бы вариант получше. Он знал, как оказывать первую помощь раненым из огнестрела.

И понятия не имел, что нужно делать с Джимом.

— Джим… — повторил он, — что… в чём дело?

Снова молчание, только дыхание стало чуть громче и резче, словно он с трудом проталкивал воздух сквозь лёгкие. Казалось, что рядом сидит раненое животное.

Себ чувствовал запах пота и болезненный жар.

Тишина, нарушаемая хрипами, давила на уши. Темнота оставалась совершенно непроницаемой.

Нужно было сделать хоть что-то. Хотя бы понять, что произошло.

— Джим… пожалуйста, скажите что-нибудь? Сэр…

— Мне нужен Клаус, — слабо простонал Джим. — Приведите Клауса.

Бред.

Какого, мать вашу, Клауса? Он застрелился собственноручно на глазах у Себа четыре дня назад!

— Клаус… — повторил Джим, и Себу показалось, что голос у него стал ещё тоньше.

— Сэр, Клауса нет. Здесь я… — чуть поколебавшись, он добавил: — Себастьян. Себастьян Моран. Вы звонили мне…

Он не знал, зачем это всё говорит, просто… что ещё сказать? Ни одной идеи.

— Себастьян… — прохрипел Джим, — пистолет… Да, я помню, — он издал короткий смешок, — снёс себе половину черепа… Ты видел, как он умер, Себастьян? — с шёпота Джим перескочил сразу на крик. Звук взлетел вверх и разнесся по комнате.

— Да, сэр, — не совсем уверенно произнёс Себ, — я следил.

— Хороший мальчик… Себастьян… — Джим закашлялся, — длинное имя… слишком… Басти…

Хер с ним, пусть как хочет зовёт.

— Ты знаешь, куда стрелять, чтобы не было больно? — спросил Джим, чуть отдышавшись, тише.

— Знаю, сэр.

— Тут столько оружия… Не люблю пушки… Возьми любую и выстрели… — Себ начал смутно различать силуэт Джима — глаза адаптировались. Босс уже не сжимался в комок, а сидел, раскинув руки и запрокинув голову на диван. — Застрели меня, Святой Себастьян… — Джим надтреснуто засмеялся, — ты же знаешь, что это будет хорошо…

Себ сдавил переносицу до боли.

Почему он? Почему из всех своих подручных Джим вызвал именно его? Это было малодушно, но не хотел быть рядом во время этого приступа безумия. Он не… не подходил для этого. В мире ведь полно людей, которые знают, что делать и говорить, почему это должен быть именно он?

Себ медленно опустил переносицу и уронил руку на колени. Ответ он знал. Потому что, несмотря на все проверки и постоянный вынос мозга, Джим ему доверял — как доверял, очевидно, и Клаусу.

Но Клаус его предал.

Доверие безумного босса — нет, не такой подарок Себ просил у Санты на Рождество. Заткнув подальше разнывшуюся плаксивую девчонку внутри себя, он тихо сказал:

— Я не буду вас убивать, Джим, — ну же, давай! представь уже, что это не глава преступной корпорации, покрывающей как минимум всю лондонскую наркоторговлю, а больной ребёнок. Даже не больной, а, например, напуганный, — вы просто устали. Это не смертельно.

Джим промолчал, и Себ счёл это хорошим знаком. Не спорит — значит, слушает.

— Это всё погода, — продолжил он, выдавливая из себя по слову, — дерьмовая для декабря. Хотя лучше так, чем песок, ветер и плюс тридцать, как было у меня в прошлом году, да?

Дыхание рядом стало чуть тише и ровнее.

— Послезавтра Рождество… Вы отмечаете? Да, я помню, однажды вы сочинили рождественскую сказку… О чём она была?

Ответь, чёрт тебя дери!

Джим снова засмеялся — отрывисто, давясь каждым звуком, и ответил:

— Об ослике… Ты знаешь… когда младенец-Иисус родился, его положили в ясли… туда, откуда ест скот. Плохая идея, не находишь? Ослик не знал про Вифлеемскую звезду, — Джим сделал долгую паузу, пытаясь отдышаться, — он просто хотел жрать…

Слова Себ разбирал с трудом. Ирландский акцент стал не просто различимым, а чудовищным. Но всё-таки смысл понял — и содрогнулся.

— Сколько вам было лет, когда вы её сочинили?

— Девять… Не нравится? Я заставил этих тупиц из церковного хора её разыграть перед родителями… Слышал бы ты крики благонравных дамочек. А потом — вопли детей, которых пороли… Прекрасный момент… — вопреки этим словам, тон Джима был мрачный. — Я всё равно им завидовал, даже когда их пороли…

— Почему?

Себ тоже прислонился спиной к дивану, но голову запрокинуть не мог — не под его рост оказалась конструкция.

Вместо ответа Джим опять рассмеялся.

— Расскажи мне сказку, Басти… — попросил он заплетающимся языком, — настоящую.

— Я… — он хотел сказать, что не знает сказок, но это было бы наглым враньём. Конечно, он их знал. Множество, — вы слышали сказку про «Груффало» (3)?

Джим вместо ответа издал какой-то странный звук, но кажется, это скорее было «нет», чем «да». И хорошо. Уж лучше он, чем «Очень голодная гусеница» (4), по которой Сьюзен какое-то время сходила с ума. Прочитав её вслух девятнадцать раз подряд, Себ с пугающим удовольствием сбежал в Ирак — на два дня раньше, чем закончился отпуск.

— Кхм… — он прочистил горло, припоминая начало, и заговорил: — Гулял мышонок по лесу, и вдруг лиса бежит… — нет, это безумие какое-то, — а у лисы, как водится, хороший аппетит, — сидит в самой странной квартире в Британии рядом с сумасшедшим Джимом Бруком, по приказу которого за последние четыре месяца убил добрый десяток человек, и рассказывает ему про Груффало. Надо было «Алису» (5) выбрать — актуальнее бы получилось: — Я завтракаю с Груффало: я твёрдо обещал, — Джим снова издал непонятный звук, который можно было счесть за одобрение, — Есть у него клыки, и когти тоже есть, и преогромнейшая пасть, а в ней зубов не счесть, — вспомнить бы порядок действий ещё… Хотя, кажется, Джим сейчас не стал бы возражать, даже если бы вместо сказки Себ зачитывал ему телефонный справочник, — Встречаюсь с ним я вот у той горушки… Он, кстати, очень любит лис... С приправой из петрушки.

Джим довольно хмыкнул. Да, Сьюзен тоже всегда любила этот момент.

От лисы — к сове, от совы — к змее. Себ выговаривал строчки почти как робот. Постепенно реакции Джима стали ещё бедней и невыразительней, зато дыхание окончательно выровнялось. На встрече мышонка с Груффало Себ уже был уверен, что Джим спит — и замолчал. Подождал немного, привычно-чутким слухом пытаясь уловить, не раздастся ли шевеление или недовольное бормотание с требованием продолжать. Но нет.

Выдохнув, Себ сгорбился, уронил голову на колени и закрыл глаза, пытаясь снова в воображении нарисовать мягкий белый песок, океан, красивых девушек и стакан мохито.

Получалось с трудом.

Примечание

(1) Если вы запутались, кто когда и почему приезжает в гости, то небольшая памятка.

В Британии Рождество — категорически семейный праздник. Его отмечают три дня.

24 декабря — канун Рождества. В этот день проходят рождественские службы в церкви. Вечером принято обедать в компании самых близких людей. Здесь обычно взрывают хлопушки с небольшими сувенирами. Эту часть Себ решил проигнорировать, скорее всего, потому что миссис Кейл сложно приготовить столько застолий подряд.

25 декабря — само Рождество. С утра принято открывать подарки, а потом все готовятся к рождественскому обеду. Это кульминация праздника. Он начинается в 2-3 часа пополудни (зависит от семейных традиций). Обед длится до позднего вечера. Как и в канун Рождества, обязательные элементы застолья — хлопушки с сувенирами, пожеланиями, бумажными коронами и прочей ерундой)) В некоторых семьях хлопушки делают сами, и тогда начинка может быть нестандартной. Именно на этот обед и приглашают гостей.

26 декабря — день подарков. Нет, вы не ошиблись. Члены семьи и гости обмениваются подарками 25-го. А вот денежные подарки помощникам по хозяйству (домработнице, няне), особенно важным людям из сферы услуг (в деревнях это, например, молочник и почтальон, а в городе может быть и любимая продавщица из любимого магазина) делают именно 26-го. Традиция. В целом, третий день Рождества самый спокойный. Ходят в гости к тем, с кем не увиделись в само Рождество, проводят время с семьёй.

(2) Гугл-карты на русском меня обманули, и я неверно указала адрес дома Джима. Клармонт-стрит в другом месте, у него — Клармонт-клоуз, 13. Немного позже я заменю этот адрес по тексту.

(3) Очень популярная у английских детей сказка авторства Джулии Дональдсон. Завязка в том, что хитрый мышонок, чтобы спастись от пытающихся сожрать его зверей, придумывает монстра Груффало. А потом с этим самым Груффало встречается. Что из этого вышло — можете прочесть сами, сказка короткая.

(4) Как вы понимаете, ещё одна популярная сказка, автор — Эрик Карл. Читайте сами, пересказывать её я не готова.

(5) Имеется в виду «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэррола.