Холодное сердце пустыни (гет)

— Тащи его к себе, — для вида приказала Мун, потому что второй стражник у дверей дома Мансула был человеком. Для него она и соблюдала все эти ненужные формальности. 

Анук потащил. 

Каул не возразил ни словом. 

Во-первых, северянина притащила Мун, она знает правила, ей и отвечать потом перед Мансулом за этого странного незваного гостя. 

Во-вторых, Каул попросту не решался возражать именно Мун. У него будто язык отсыхал при виде её. И что с этим делать — ей было непонятно. 

Управлять вторым телом было удобнее без слов. Не нужно было отвлекаться на голосовые команды вроде “Анук подойди”, “Анук возьми”, “Анук, жги этого идиота”. 

Это было просто, как вдохнуть и ощутить свои вторые руки. 

Анук перехватил Пауля на плечи и потащил в сторону низкого барака, в котором жили рабы второго ранга. На самом деле там было довольно неплохо, если сравнивать с рабами из самого низа иерархии.

По крайней мере, у Анука была своя личная каморка, пусть и тесная. Мансул не экономил на том, чтобы его стража хорошо отдыхала. Ну, градоначальник он или нет? 

И хорошо, что градоначальник, хорошо, что у Анука была своя отдельная комнатушка. Самым важным сейчас было поскорее спрятаться от человеческих глаз. Потому что, пока она была на виду — магию ей использовать было нельзя.

В комнате Анука все было просто. Два тюфяка на полу, чтобы было не так жестко спать — знак особого расположения за силу и магический дар, который Анук использовал для охраны дома господина. Обычные рабы довольствовались одним тюфяком. 

У Мун комната была поизысканней, но и цена у этой роскоши тоже имелась. Мансул берег и холил её тело для определенной цели. Если Мун не оправдает его надежд — её продадут на невольничьем рынке, ну или Мансул сделает её своей наложницей. Та еще мерзость, тоже. 

И нет, Мансул не был отвратителен внешне, даже наоборот, в Турфане он считался завидным красавцем — худощавый, темноокий, с изящной бородкой вокруг рта. Украшенная синим сапфиром чалма градоначальника тоже добавляла ему “красоты” в глазах горожанок.

А Мун же прекрасно знала, какой Мансул ублюдок по характеру и как погано он обращался что с первой, что со второй женой. Ни Лея, ни Маник не заслуживали такого. Поэтому даже от мысли быть его наложницей подташнивало. 

Вот только, кто ж виноват, что в городах Махаккара действовали такие законы, что замуж отдавали без особого согласия женщины? Ну и что, что мужчину и ублюдком-то назвать было стыдно. Главное же, что этот ублюдок водился с деньгами. 

Так. 

К шайтану Мансула. 

Тут северянина надо было вытаскивать, его дух скоро должен был начать отслаиваться от тела, и это будет сложно исправить. 

Анук опустил Пауля на собственный тюфяк и замер, глядя на Мун черными блестящими глазами. Её глазами.

Нужно было его отправить к воротам, когда Мансул вернется — он будет недоволен тем, что стражник покинул пост. 

Вот только Мун было нужно это тело, то, в которое она вложила большую часть могущества Королевы Скорпионов. Ну, куда-то же его нужно было девать. 

Она торопливо сняла покрывало. Ей сейчас ужасно мешала вся эта ткань. 

Они с Ануком встали спина к спине, затылок к затылку, переплелись пальцами, сливаясь в единую сущность. Не внешне — только магией… 

Собой быть ей было восхитительно. 

Она слышала все, что слышали её скорпионы, её змеи, её тушканчики и пустынные лисы. Но только пока была рядом с Ануком. 

Чтобы вернуть себе все это — нужно было снять сдерживающие печати с сущности, стать цельной и проиграть в этом проклятом споре. 

Пока Тариас полз к хозяйке, Мун смотрела на северянина. 

Пауль Ландерс… 

Махина. На самом деле он не очень высокий — если сравнивать с Ануком, но в конце концов, не всем быть такими огромными, как он. 

Все равно северянин был рослый. Если сравнивать с хрупким тельцем, которое досталось самой Мун.

Волосы у северянина были светлые, сухие, выгоревшие почти по всей длине, но темные на корнях. Так бывало у людей, что родились не в Махаккаре, но провели под местным солнцем не один день.

Волосы были так туго связаны в узел на голове Пауля, что очевидно — в первую очередь ему нужно было, чтобы они не мешали. Но по эффинской традиции он их не стриг.

Итак, у ног Мун лежал рослый, широкоплечий и по меркам смертных весьма привлекательный воин. На такого наверняка заглядывались глупые девчонки, убежденные, что сильный — значит, добрый. 

Дуры... 

Руки у северянина были в крови по плечи, Мун это чуяла чутьем духа. Но не женщин, нет. Ей спрашивать было не за что. Будто бы даже наоборот. 

Почему этот смертный казался ей таким знакомым? Еще тогда, в том тупичке, стоило только его увидеть — и будто зазвенела невидимая нить, о чем-то напоминая. Она уже встречала этого человека. Когда-то. 

И Мун смотрела на него и пыталась вспомнить, но не вспоминалось. По всей видимости, этот парень встречался ей в одной из реинкарнаций, или учавствовал в одном из её Судов.

Что это значило? 

Да ничего хорошего для него. Последние её жизни у неё были совершенно неприятные. А те мужчины, которых касался её Суд, всегда были редкостными ублюдками.

Обидно только, что сейчас ей нечего было ему предъявить.

В этой жизни он ей помог. Его прошлые грехи она не помнила. Значит… Значит, теперь она должна была  помочь ему. Такие законы были у духов. Не хватало ей еще одного проклятия. С прошлым еще не разделалась. 

Яд в крови Пауля Мун чувствовала хорошо. Значит, яд был не искусственный, не намешанный из трав. Яд был её, яд её скорпионов, её змей. Хорошо, меньше возни.

Анук подал Алиму — любимая скорпиониха Королевы явилась на зов быстрее аспида. Её место — в волосах Мун, над самым лбом. 

В углу комнаты Анука была нора. Её продолбили специально для Тариаса, и когда наконец аспид по-царственному неторопливо выползает из отверстия в стене — это тот самый момент, когда позже уже нельзя. 

Мун и Анук наклонились одновременно, сейчас было вообще не до того, чтобы второе тело двигалось как-то отлично от первого, и Тариас скользнул по их подставленным рукам, витками поднялся к плечам, а потом обнял шею Мун двумя витками тела, опустил голову чуть ниже шеи, в ямку между ключицами 

Все было готово. 

Если бы Мун сейчас увидел Мансул — с аспидом на шее, с Алимой на голове, и с сияющей каплей-чартой над переносицей, он бы, наверное, все сразу понял. И с кем связался, и какая судьба его ждет. Вот только он не мог её такой увидеть, у Сальвадор были слишком жесткие условия сделки. 

Мун поднесла к морде Тариаса ладонь, и аспид тут же впился в неё зубами. 

Его яд был ключом, открывавшим ей доступ к магии на некоторое время.

Мир стал ярче. Кожа северянина — прозрачнее, и Мун увидела яд, проникающий в его кровь. 

Глубоко пробрался... 

Ох, уж эти хрупкие смертные. Так немного им надо, чтобы умереть. 

Любой магик за отравленного в таком состоянии бы не взялся. Ну, или бы денег слупил много. 

Она не была магиком. 

Она была Сальвадор. 

Одна ладонь Королевы Ядов легла на сердце северянина, удерживая магически его ритм, чтобы не вздумало остановиться. 

Вторая, укушенная — на его рану, чтобы заставить яд вернуться тем же путем, что он и проник в его тело. 

По жилам побежало тепло. С магией хорошо. Очень хорошо. И какая же она была дура, что согласилась её запечатать. Но ничего не поделаешь — придется доигрывать игру без неё. 

Яд — её кровь, яд — её собственность, и никто в пустынях не умирал от яда без её разрешения. 

Сегодня странный день, сегодня она выдавала помилование. 

Сегодня яд убитой тем ушлепком пустынной кобры вновь вернется в кровь своей королевы. 

Капля за каплей яд покинул тело Пауля Ландерса, влился в кровь Мун, той, что в ипостаси великого духа звали Королевой Скорпионов. 

Пауль начал дышать и сердце его забилось ровнее. 

Мун выдохнула. 

Смертный остался жив. 

Она успела, она вывернулась — а это было непросто, с учетом условий её пари. Проклятия не будет, смертный выживет. 

— Са-а-ал-ли, — зазвенел в эфире голос Эльяса. Он почуял, что она воспользовалась силой из-под печати. Судя по всему — он был уже близко. Сейчас явится разбираться. 

И вот только этого ей сейчас и не хватало. 

Эльяс материализовался у самой двери каморки Анука, скрестив руки на груди. Каморка и без этого была тесна, а с появлением нового гостя стала тесна просто невыносимо. 

Сальвадор  никак не могла привыкнуть к этому телу Эльяса. Смазливый, худющий парень, будто состоящий из одних только костей, держащихся вместе только силами магии да длинного языка их хозяина. В бесформенном широком халате чародея и пурпурном тюрбане на лысом затылке.

Он был совершенно не похож на Эльяса эль Мора в его истинной ипостаси, с развевающимися на ветру длиннющими черными волосами, в облаке черных крыльев за спиной.

Одно только осталось глаза Эльяса остались неизменны, ярко-лиловые, блестящие, и сейчас они глядели на Мун настолько насмешливо, что уже за это хотелось материализовать короткий кривой кинжал души и вогнать его ехидному Королю Воронов ровно под горло, между ключицами. Туда, где располагалось магическое ядро этого божка.

Мун пришлось себе напомнить, что вообще-то она Эльясу была должна. Что если она не доиграет это пари на его условиях — он не снимет с неё проклятие.

— Са-а-ал-ли, — снова протянул Эльяс ласково, склоняя голову набок.

И мало того, что он переврал её истинное имя, так еще и орал его во весь голос здесь, посреди человеческого сарая. Шии-Ра, как же он притомил её за эти несколько месяцев. А год еще и не думала обрываться...

— Прикрой клюв и не ори, будь любезен, — Мун подставила ладонь, чтобы Алима слезла на неё, — тебя могут услышать. 

Алима выбралась из волос королевы весьма неохотно. Мун очень хотелось шепнуть любимице, что и она скучает, но под пристальным взглядом Короля Воронов ей это делать не хотелось. Все равно что подставить ему уязвимое место.

— Да брось, он в отключке, — Эльяс глянул на Пауля сверху вниз, а потом задумчиво склонил голову набок, — помочь?

— Пошел ты со своей помощью, — устало выдохнула Мун. Цена помощи Эльяса ей была известна. Нужно было признать свое поражение, согласиться на его условия. И ему с его условиями надлежало пойти пустынному шайтану в пасть и выйти с другой стороны.

— Всегда поражался, как при твоей сущности у тебя настолько грязный язык, Салли, — рассмеялся Эльяс, а затем присел, разглядывая Пауля. — Ты плохо обо мне думаешь. Один раз я бы тебе и просто так помог.

В воздухе запахло чарами временной дремы. Ну, надо же, Эльяс позаботился о том, чтобы северянин не проснулся раньше срока. Значит, рассчитывает поболтать. Проклятье.

За эти несколько месяцев — не передать словами, как надоел Сальвадор эта болтливая пародия на бога. Хотя... Типичный мужчина, что с него взять?

— Не приходило в голову, что я просто не хочу быть вежливой с тобой? — едко поинтересовалась Мун. — Зря ты явился, Эльяс, я не нарушила тайну и пользовалась силой не для себя.

— Я знаю, — отмахнулся Ворон. — Не приходило в голову, что я просто соскучился?

Мир померк. Магия вновь заснула. Как же мешало ей сейчас это неуклюжее человеческое тело. И все-таки простые реинкарнации были проще этой, протекающей в условиях Эльяса.

— Ты явился посмотреть на северянина? — поинтересовалась Мун, когда молчание затянулась.

— Ты жульничала, — Король-Ворон выпрямился, сунул руки в карманы узорчатого шелкового халата и уставился на девушку,  — зачем ты хотела убиться об тех людишек?

— А при чем тут я? — Мун округлила глаза. — Кто виноват, что это отродье настолько предсказуемое? 

Эльяс выгнул бровь.

Очень красноречиво.

Ну, не так уж он был и не прав, если смотреть по-настоящему честно…

Потому что да, она нарвалась нарочно сегодня.

Потому что именно сегодня утром Мансул все-таки озвучил Мун её судьбу. 

Она должна была стать подарком.

Для халифа.

И это было мерзко. Настолько, что от этой судьбы хотелось избавиться, положить конец этому глупому спору.

— Ты жульничал тоже, — вспыхнула Мун. — Зачем ты привел северянина?

— А при чем тут я? — Эль улыбался настолько паскудно, что снова захотелось его ударить. — Кто ж виноват, что этот мужчина услышал крики попавшей в беду девушки и решил прийти на выручку?

И глядеть в ясные насмешливые глаза Эльяса было тошно.

Разумеется, явление Пауля подстроил он.

Сама Мун не кричала. Смысла не было. Ей нужно было, чтобы телу смертной свернули шею. Тогда она и смогла бы стать самой собой, вновь взять в свои руки весы пустынной справедливости и покарать бандитов.

А сейчас — придется побыть в этом теле еще некоторое время.

— Это ничего не меняет, — девушка качнула головой, — ты прекрасно знаешь, что одно только разовое обострение благородства ничего не доказывает.

— Ты идешь по легкому пути, искушая смертных так безыскусно, Салли, — Эльяс рассмеялся, — да, ты права, ублюдки есть. Но ты же помнишь, почему мы поспорили?

— Потому что ты любишь нести чушь? — Мун произнесла это со всей возможной неприязнью.

— Ну, как сказать, чушь, — Эльяс фыркнул, — вот посмотри, ты, Великая Сальвадор, защитница одних только женщин, та самая, что почитает за врага абсолютно всякого встречающегося на твоем пути мужчины. И ты возишься с жизнью какого-то смертного? Ничего себе. Что с тобой, Салли, не заболела?

— Есть законы, — огрызнулась Мун, — он меня спас. Поставил жизнь под удар. И ничего не потребовал взамен. Я не могу в нашей с тобой игре убивать тех смертных, которые передо мной грехов не имеют. Я вообще никого не могу убивать, пока ты не снимешь с меня печати клятв.

— Да-да, — ехидно откликнулся Эльяс. — Я помню. И ты совершенно точно не испытывала ни расположения к этому человеку, ни благодарности? Поставила под удар пари ради мужчины? Не натирает тебе твое проклятие, как я погляжу. 

— Я же говорю, что ты любишь нести чушь, — Мун вздохнула, взяла из рук Анука покрывало, снова набросила его на волосы и плечи, — Эль, сгинь. Не трать мое время.

Эльяс постоял еще с секунду, а затем кивнул на прощание и исчез. Ровно затем, чтобы спустя секунду Мун почувствовала его за своей спиной. 

Не его человека, а его настоящего. Высокого, источающего могущество, нежно касающегося её щек и плеч самыми кончиками шести огромных черных крыльев.

— Ты же понимаешь, все будет как предрешено, — шепнул Эльяс, и от этого его шепота по плечам побежали мурашки. — Нити судьбы не перепрясть. Тебе придется смириться. Ты будешь моей королевой, Сальвадор. 

Трего, черный кривой кинжал судьбы лег в пальцы, как будто всегда тут был. Нет, нельзя сейчас на Эля бросаться, но он уже основательно притомил.

— Убирайся, Эльяс эль Мор, — выдохнула Мун устало, — не искушай. Я — только своя. И ничья больше.

— Ты просто еще не усвоила этот урок, — рассмеялся Эль и исчез. Уже окончательно.

И в ту же секунду Анук схватился за предплечье, где красовалось его рабское клеймо. Боль второго тела Мун ощущала как свою. Будто кто-то плеснул расплавленного масла на кожу.

Мансул вернулся.

Не в духе.

А Мун еще не успела вывести северянина.

Проклятье!

Вот наверняка и здесь отметился шайтанов Ворон.