Мясная лавка дяди Фрица (джен)

Viele Jungs gingen rein,

Wenig Jungs kamen raus.

Onkel Fritze hat sie fein abgeschmeckt

Und sie in seine Wurst gesteckt.

Eisregen "Onkel Fritze".⁽¹⁾

В небе над Ганновером повисли серые хмурые облака. Не белые, точно слепленные из ваты, толстые и мягкие, не злые, тяжелые, почти черные грозовые тучи, готовые вот-вот пролиться дождем, а совершенно скучные, невыразительные, плоские облака. Герда Фишер, двенадцатилетняя девочка с растрепанными косичками, со всех ног бежала к вечному месту встречи всей местной детворы. Часть их компании обнаружилась там, где им и положено: на углу Нойештрассе и Бергфельдштрассе. Они о чем-то горячо спорили, и лишь один из них, долговязый серьезный мальчик с вихрастой шевелюрой, сосредоточенно молчал.

— Я тебя не помню! — крикнула ему Герда. — Ты что, новенький здесь?

— Да, — мальчик посмотрел на нее в упор. — Меня зовут Гюнтер, — он протянул ей узкую ладошку.

— Герда, — она пожала руку и насупилась. — Карл, Оливер, вы чего спорите?

— С нами хотел играть малявка-Оскар. Опять притащился со своей поганой дудкой! — ответила вместо них веснушчатая девчонка. Судя по виду, ей едва было больше пяти весен.

Герда вздохнула — их дружная стайка всегда гоняла малявку-Оскара, который был и правда не по возрасту мал. Самой девочке это не слишком нравилось, но пойти против решения Карла, который был заводилой в этой компании, означало раз и навсегда попрощаться с ребятами. Ее и так взяли только потому, что она была смышленая и шустрая, не то что другие девчонки из окрестностей. Те обычно чинно прогуливались со своими куклами и морщили носики при виде Герды, которую считали пацаненком. Но Карл ясно дал понять: один промах, и они не станут водиться с девчонкой. Тем более Герда — не веснушчатая Бригитта, сестричка Карла. Ее братья уже слишком большие, чтобы таскаться по улицам и заниматься ерундой — они помогали матери в булочной да таскали отцу пиво. А оставаться дома с отцом Герда не любила.

— Ну и пусть бы играл, — заявил Оливер побагровевшему Карлу.

Герда посмотрела на Гюнтера. Тот упрямо дернул вихрастой головой:

— Чем он вам не угодил?

— Замолчи, новичок, — прошипел Карл. — Хочешь — водись с этим малявкой сколько влезет! Но к нам тогда даже не суйся!

Герда тряхнула косичками:

— Что он тебе сделал, а, Карл?

— Девчонка... — тот сплюнул и отвернулся.

Герда почувствовала молчаливую поддержку и новенького Гюнтера, и даже Оливера, и осмелела:

— Вы гоняете его только потому, что он мелкий! Конечно, ты же больше него и легко можешь задать ему трепку, поэтому тебе и не страшно!

Карл навис над Гердой и сощурился. Та внутренне сжалась, стиснула зубы, но не отвела глаз.

— Он пустил гадкие слухи про моего брата! — выпалил Карл.

Про Георга Штайна, старшего брата Карла, и правда по городу ходила дурная молва. Дескать, был он ненормальным, обряжался в дамское платье и путался с мужиками. Что значит "путаться с мужиками", Герда не понимала и списывала это на то, что Георг не умел ходить в платье и путался в подоле. Это вовсе даже не удивляло ее: она как-то, надев мамину юбку, тоже так запуталась в ней, что чуть не загремела с лестницы. Может, и Георг точно так же играл? Правда, он был еще старше Карла, а тому уже было целых четырнадцать!

— Конечно, слухи, — фыркнул Оливер. — А разве не твоего обожаемого Карла третьего дня видели в борделе?

— Даже если видели! — возразил Карл, но покраснел до корней соломенных волос.

— У часов Крепке⁽²⁾! В качестве шлюхи, — кивнул Оливер. — Карл, малявка-Оскар прав: твой брат — шлюха!

Герда почувствовала, что краснеет, и отвернулась. Она толком не понимала, о чем говорят мальчишки, но мама запрещала ей даже ходить в сторону того здания, которое они называли борделем. Как и глазеть на собиравшихся у часов ищущих свиданий людей.

Карл дернулся и схватил Оливера за грудки.

— Прекратите! — Гюнтер влез между спорщиками.

— Ну уж нет! — взвился Карл и оттолкнул непрошеного миротворца. — Этот мозгляк сказал, что мой брат — гомик! Я сейчас ему покажу!

— Бей его! Бей его! — завизжала Бригитта и захлопала в ладоши.

Оливер увернулся от тяжелого кулака Карла и сшиб того с ног. Однако Карл не собирался так просто сдаваться: он уцепился за рубашку Оливера и повалил того на траву вслед за собой, перекатился, очутился сверху и принялся мутузить обидчика.

— Поддай ему! Вот так! Еще! — Бригитта прыгала вокруг, ее маленькое личико светилось счастьем.

— Не лезь! — Герда дернула Гюнтера за рукав. — Пошли, они сами разберутся.

Она потащила новенького за собой. Завернув за угол, Герда наконец отпустила беспокойно оглядывавшегося назад нового знакомого:

— Посмотреть хотел?

— А вдруг они друг друга покалечат?

— Не покалечат, — отмахнулась Герда. — Они вечно так. Подерутся — один второму губу рассадит, второй фингал поставит — и разойдутся. Я ж говорю, они всегда так. А ты тут откуда взялся?

Гюнтер вздохнул, сел на камень и изучающе уставился на нее.

— Переехали мы, — выдохнул он. — Отец умер, вот мать и перебралась вместе со мной и братом к тетке. Дом старый пришлось продать.

— А от чего отец умер? — Герда рассматривала нового знакомца.

— Мама с теткой говорят, от водки, — Гюнтер подхватил с земли палочку и принялся рисовать на пыли. — А брат сказал, что это потому, что его на войне ранило.

— А сам как думаешь? — Герда склонила голову набок. Ее отца тоже ранило на войне. Теперь у него не было ноги, он хрипло и тяжело дышал, и потому в основном сидел дома и крепко пил. Мать неоднократно говорила, что если он продолжит, то тоже скоро умрет. Иногда отец отмахивался, иногда приходил в бешенство и принимался размахивать костылем, но мать всегда оказывалась проворнее.

— Я думаю, что брат прав, — Гюнтер упрямо посмотрел на Герду. — Тетка просто вообще отца не любила. Потому, что он запрещал матери с ней общаться.

— Почему? — Герда присела на камень напротив. Похоже, этот Гюнтер все-таки старше ее.

— Он говорил, что у нее недостойное занятие, — Гюнтер очень по-взрослому скривился.

— А сколько тебе лет? — не выдержала Герда.

— Тринадцать, — кивнул Гюнтер. — А тебе?

— Двенадцать, — выдохнула она.

Герда уже ожидала презрительного "малявка" или хотя бы снисходительной усмешки, но ничего подобного не последовало.

— Пошли к моим за булочками? — с облегчением предложила она. — Как раз перекусим, а там и эти помирятся, и остальные ребята гулять выйдут.

— Пошли, — согласился Гюнтер.

Облака потемнели и налились влагой, с небес посыпались первые капли. Герда в нерешительности остановилась.

— Боишься, что домой загонят? — предположил Гюнтер.

Она неохотно кивнула. Похоже, этот новенький понимал все ее проблемы.

— Тогда пошли обратно? — он едва ли не впервые за все это время слегка улыбнулся.

— Они уже наверняка утащились к вокзалу, — вздохнула Герда. — Сначала будут цепляться к поездам, чтобы покататься, а потом пойдут дергать местных попрошаек.

— А это правда... — Гюнтер замялся и уставился на носки своих потрепанных сандаликов.

— Что? — тряхнула головой Герда, когда поняла, что Гюнтер вовсе смешался и не собирается продолжать. Должно быть, он хотел спросить о чем-то интересном.

— Да так, — неохотно выдавил тот. — Поговаривают... Что у вас бродяги пропадают.

Герда наморщила нос. За последний год и правда говорили о том, что несколько бродяг бесследно исчезли. Всех их видели в районе вокзала, все они были молодыми мужчинами или юношами. Как сказал несносный малявка Оскар, все они были гомиками, типа как брат Карла. Кто такие гомики, Герда тоже толком не знала, но привыкла, что это, должно быть, что-то очень-очень плохое. Так как никого особенно эти пропажи не беспокоили, наверное, ничего пугающего в этом и не было. Об убийствах речи не шло: даже Герда знала, что о таких вещах можно говорить лишь тогда, когда находили мертвое тело. Никаких тел же и в помине не было. Конечно, детвора тут же понапридумывала страшных сказок, а малявка Оскар и вовсе утверждал, что пропавших пустили на колбасу и сосиски.

— Ну, — она собралась с мыслями и состроила серьезную мину, — да. Иногда случается. Портной с соседней улицы видел огромного волка уже два полнолуния кряду. И не только он — его соседи тоже слышали вой. А старьевщица Вебериха уверяет, что это не оборотень, а вампиры. Потому что оборотню было бы все равно, кого жрать, а вампиры любят кровушку посвежее.

— Ерунда, — засомневался Гюнтер. — Что ж, оборотням тоже мало охоты жилистое и твердое жрать.

Герда прыснула — шутка Гюнтера оказалась очень уместной. Пересказывать небылицы ей было смешно: когда тебе целых двенадцать, несолидно верить со всякие бабушкины сказки.

— А малявка Оскар уверяет, что их пускают на колбасу и кормят ею весь Ганновер!

— А кости куда? — деловито переспросил Гюнтер.

— Не знаю, — пожала плечами Герда. — Я вообще не верю в эту историю про колбасу. Мама говорит, что в в нонешней колбасе и мяса толком нет.

Гюнтер покивал, а Герда вздохнула — колбаса, даже самая завалящая, была для их семьи роскошью.

— А в оборотня веришь? — прищурился Гюнтер.

— В оборотня не верю. И в вампира тоже, — Герда тряхнула косичками. — И в то, что кто-то пропадает — тоже не верю. Куда можно пропасть с вокзала? В брюхо вагона разве что, — припечатала она, довольная пришедшим ей в голову сравнением.

— Хищные поезда? — Гюнтер подмигнул. — Расскажем остальным страшилку про хищные поезда!

Герда рассмеялась. С этим новеньким почему-то было на удивление легко.

— Гюнтер! Вот ты где!

К ним подошел высокий юноша — должно быть, уже взрослый. Он был чем-то похож на Гюнтера: прямой нос, ярко-голубые глаза, четко очерченная линия губ. Только Гюнтер был несуразный и вихрастый, а этот — совсем взрослый, в солидном бежевом тренче и элегантной шляпе в цвет.

— Мать попросила меня найти тебя и удостовериться, что ты не вымок, — пояснил юноша. — И вот, — он протянул Гюнтеру сверток. — Тут хватит и на твою подружку, — он подмигнул. — Познакомишь меня с юной фройляйн?

— Это Герда, — Гюнтер перевел взгляд на нее. — А это — Вильгельм, мой брат.

— Очень приятно, — Вильгельм протянул Герде руку и слегка пожал ее ладонь. — Если опять пойдет дождь, идите по домам!

— Угу, — мрачно отозвался Гюнтер.

— Господин Вайль! — по улице прямо к Вильгельму бежал мужчина. Герда знала его: он работал в мясной лавке и звали его Ханс Гранс. — Господин Вайль, вы забыли, — он сунул Вильгельму в руку бумажный пакет.

— Должно быть, вы меня не расслышали, — с легким раздражением в голосе ответил тот. — Я сказал, что еще вернусь и заберу у вас пакет. Не стоило беспокоиться.

— Что вы, — Гранс расплылся в приторной улыбке. — Вы наш клиент. Заходите еще! Кстати, у вас очень красивый тренч, и шляпа к нему удивительно подходит!

— Всенепременно, — вежливо кивнул Вильгельм. Герде показалось, что он немного смутился. Впрочем, немудрено — подумать только, этот Гранс похвалил его шляпу!

— Эй, ты чего? Давай есть! — дернул ее за рукав Гюнтер.

Герда потрясла головой — она так задумалась, что даже не заметила, как Гранс ушел.

— Ого! — не сдержалась она, когда Гюнтер развернул сверток. — Мясной хлеб! Жареные колбаски!

Герда почувствовала, как у нее бурлит в животе. Колбаски пахли на всю улицу. Она уже и не могла вспомнить, когда в последний раз ела такую вкуснятину.

— Держи! — Гюнтер протянул ей ароматный ломоть.

— Это дорого, Гюнтер, — отвернулась она.

— Брось! — цыкнул он. — Только лучше бы нам спрятаться, пока остальные не пришли на запах.

— Да, если они узнают, что мы ели и не поделились с ними...

Хотя ни Карл с сестричкой, ни Оливер не узнали о свертке с ароматными колбасками, но между Гердой и остальной частью их детской стайки словно кошка пробежала. Гюнтера, как чужака, они тоже не спешили принимать в свою компанию, поэтому все последующие дни Герда и Гюнтер неизменно гуляли вместе. Они успели облазить и кладбище, и старый полуразрушенный дом, и окрестности местной психиатрической лечебницы, и даже покрутились у вокзала и двух городских борделей. Как раз у часов Крепке они и застали малявку Оскара, который дудел в видавшую виды желтую дудку и препогано ухмылялся.

— А Вильгельм Вайль — это твой брат? — осведомился Оскар. — В модном бежевом тренче и шляпе?

— Мой, — ответил Гюнтер и отчего-то густо покраснел.

— Ха-ха, — хрипло закаркал Оскар. — Старине Карлу придется к тебе привыкать!

— Пошел ты, — буркнул Гюнтер. — Я понимаю, почему с тобой никто не водится! Зараза ты, вот ты кто!

— А ты — девчонка, — парировал Оскар. — И брат твой — тоже девчонка.

— Я тебе сейчас покажу! — возмутилась Герда, вырвала у Оскара желтую дудку и пустилась наутек.

Сердце билось у нее где-то в глотке, было ужасно обидно — так, что аж глаза щипало. Оскар все время говорил гадости. Вот и теперь — вроде бы ни одного грубого слова не сказал, но будто бы в грязь макнул! Вот она ему покажет — закинет его дудку... Она резко затормозила, прикидывая, куда бы деть Оскарово сокровище. Закинуть на дерево и смеяться над тем, как тот будет пытаться влезть на него? Или зашвырнуть на крышу брошенного домишки? Тут Герда углядела водосток — точно, водосток — это то, что нужно.

— Прощайся со своей дудкой! — крикнула она, убедившись, что Оскар почти нагнал ее.

— Стой! Отдай! — он запыхался, его злое лицо перекосилось.

— Нет! — Герда топнула ногой и кинула дудку в слив.

Оскар взвыл так, что уши заложило. Герда уже не смотрела, как он, взяв ветку, пытался выковырять свое сокровище, она побежала обратно к Гюнтеру. Тот озадаченно во все глаза смотрел на бордель и о чем-то думал.

— Ты чего?

— Я видел, как сюда Вильгельм зашел, — неохотно ответил он. — Я много думал. Ведь мясо, тем более у Фрица, очень дорогое... Может, Оскар и прав...

Гюнтер залился краской и замолчал. Герда поморгала, пожевала губы, схватила его за рукав и потащила в сторону:

— Не бери в голову. Твой брат взрослый, сам разберется. Пошли в сад?

Гюнтер растерянно кивнул. Герде очень хотелось расспросить его, что же он имел в виду, что это за место такое — бордель, но было ужасно неловко. Когда она в последний раз задала этот вопрос дома, один из старших братьев неопределенно хмыкнул и промолчал, а отец принялся кричать, что ей там будет самое место, если она продолжит целыми днями шариться по городу вместо того, чтобы заниматься домашними делами, чай, не маленькая уже. Мать тут же принялась костерить отца на чем свет стоит и будто бы вовсе забыла о вопросе Герды. Та, чтобы не слышать очередную родительскую ругань, сбежала через окно в их маленький садик за домом и просидела там полночи. Ей казалось, что чем старше она будет становиться, тем проще будет жить, однако пока все выходило наоборот.

* * *

— Ты уверен? — Герда наклонила набок голову. — Может, он у кого-то в гостях?

— Нет, — отозвался Гюнтер. — Он всегда предупреждает. А сейчас его нет. И мать искала, и тетка.

— Давай мы поищем?

Гюнтер посмотрел на нее удивленно, Герде на миг показалось, что он скажет ей, что она придумала сущую глупость.

— Спасибо тебе, — тихо проговорил он. — Только я не понимаю, с чего начать.

— Где он работал?

Гюнтер тяжело вздохнул и махнул рукой в сторону борделя.

— Нет-нет, — тут же замахал он руками. — Он там на пианино играл, только и всего!

Герда пожала плечами. Тогда и вовсе непонятно, почему отец говорил про нее и ее будущее подобные вещи — она не умела играть ни на чем. Должно быть, даже из Оскаровой дудки извлекла бы звуки куда как худшие, чем сам малявка, а уж его дудка стала притчей во языцех: поговаривали, что ничего гаже этого доколе Ганновер не слышал.

— Он всегда шел по Нойештрассе. И частенько по дороге заходил в лавку Хаарманна.

— Дяди Фрица? — Герда скривилась. Она не выносила мясника: во-первых, у него было дорого, пусть и вкусно, а во-вторых, пусть про него и говорили, как он добр и участлив, ей казалось, что всегда, провожая глазами их компанию, он смотрел на нее с нескрываемым презрением, будто она одним своим присутствием портила всю гармонию.

— Ага. Это его работник нам тогда колбаски и хлеб передал.

При воспоминании о колбасках у Герды свело живот — давно она не ела такой вкуснятины.

— Давай зайдем туда и спросим! — предложила она. — Помнишь, тот Гранс тогда с ним очень вежливо разговаривал. Может, он его видел?

На том и порешили.

В лавке было людно. Гранса на месте не было, за прилавком стоял сам Фриц Хаарманн и деловито взвешивал кому окорок, кому лопатку, кому фарша или колбасок. На прилавке громоздились копчености, пирожки с мясом и потрохами, свежие батоны мясного хлеба. У Герды от ароматов аж слюнки потекли.

— Господин Хаарманн, — вежливо начал Гюнтер, когда пришла их очередь. — Вы не видели моего брата? Это такой высокий молодой человек, ему девятнадцать. В бежевом тренче и шляпе.

— Господин Вайль? — брови Хаармана поползли вверх, усы встопорщились жесткой щеткой.

— Он самый, — закивали дети.

— Не видел, — Хаарманн потряс головой и прищурился. — Он заходил сюда в последний раз третьего дня.

Герда отвела глаза — ей во взгляде Хаарманна почудилась неприкрытая ненависть.

— Вот, возьмите пирожки, — Хаарманн натянуто улыбнулся и протянул Гюнтеру сверток. — Вы, должно быть, голодные, а у меня превосходный фарш, да, — он нервно хихикнул.

— Спасибо, господин Хаарманн, — Гюнтер склонил голову.

— Спасибо, — подала голос Герда.

Она бросила на Хаарманна еще один взгляд, когда они уже выходили. На усатом лице явственно читалось облегчение.

"Верно, померещилось, — подумала она. — Должно быть, от голода".

Они шли в сторону психиатрической лечебницы — за ней был прекрасный сад, куда можно было влезть, и, если не заходить слишком глубоко, даже никому не попасться. Самое место, чтобы насладиться вкусными трофеями. Навстречу им прошел Гранс и, завидев Гюнтера, снял шляпу и приветственно поклонился. Из кустов послышались мерзкие звуки дудки.

— Ну что, уроды? — на дорожку выпал Оскар. В его руках красовалась ярко-желтая, явно новенькая дудка — точно такая же, как та, которую Герда отправила в плавание.

— Сам такой, — буркнула она, не глядя на малявку — тот был вредным и злопамятным, и наверняка не упустил бы случая поквитаться.

— Хи-хи, — крякнул Оскар. — Слепошарые ублюдки! Что, не заметили, что на Грансе тренч и шляпа твоего братца-шлюхи?

— Заткнись! — вспылил Гюнтер и дернулся в сторону Оскара.

— Стой, — осадила его Герда. — Выкладывай.

— Поделитесь — скажу вам немного, — хмыкнул Оскар. — В качестве одолжения. Ты-то, — он кивнул на Герду, — передо мной крупно виновата.

Герда надулась. Ходить в должницах у малявки не хотелось. Но дело было серьезным, да и, похоже, Оскар говорил дело: ей тоже одежда Гранса показалась знакомой. И сидела она на нем так, словно была с чужого плеча — Вильгельм был повыше и пошире.

— Иде-ет, — обреченно протянул Гюнтер и жестом позвал Оскара за собой.

Шли они в молчании. День выдался теплый и солнечный — лето наконец окончательно вступило в свои права, то тут, то там можно было увидеть разновозрастную детвору, прогуливающихся пожилых дам, пьющих пиво достопочтенных бюргеров, а иной раз и инвалидов войны, вышедших погреться. У многих из них — Герда знала — за душой ни пфеннига, порой они собирали шествия протестов, и тогда часть их компании собиралась поглазеть. Она в такие моменты предпочитала уйти куда подальше: смотреть на калек не хотелось.

— Эй, Оскар, тебе подарили новую дудку?

Карл тыкал в Оскара пальцем и смеялся. Рядом заливались Бригитта и еще несколько ребятишек из их компании. Оливера видно не было.

— Завидуешь? — ощетинился Оскар. — Попроси брата научить тебя управляться с дудками. Только с другими — он в этом знает толк!

— Ах ты засранец! Дырка от задницы! — выплюнул Карл и побежал в их сторону.

— Ноги! — скомандовал Оскар и побежал, петляя, точно заяц.

Герда и Гюнтер припустили за ним что было мочи. С Карлом разберутся потом, сейчас имелось дело, не терпящее отлагательств.

— Предательница! — заорал Карл ей вслед. — Променяла нас на вонючего малявку и новенького! А его брат, между прочим, работает в борделе!

Герда не слушала — она со всех ног бежала за Оскаром и удивлялась, откуда у него взялась такая прыть. Только совсем недавно он не мог ее догнать, хотя она и завладела его сокровищем, а теперь он несся, точно комета по ночному небосклону!

— Отстали... — выдохнул Оскар, сгибаясь пополам и тяжело дыша. — Дальше пойдем помедленнее.

— Куда пойдем? — Гюнтер был серьезен, как никогда.

— Увидите, — хмыкнул малявка. — Вам понравится.

Над водой подымался пар. За поворотом реки по обыкновению летом рыбачили дети. Герда тоже частенько сюда ходила: иной раз удавалось выловить несколько мелких рыбешек, а потом пожарить их на палочках. До этого места они почти никогда не доходили — здесь не было такой удобной полянки и деревьев, укрывавших их от солнца.

— Смотрите, — Оскар ткнул дудкой в воду. У самого берега там что-то светлело.

— Что это? — Герда опасливо посмотрела вниз. Улыбаясь полным рядом белых зубов, на девочку из воды смотрел пустыми глазницами череп.

— Ну что? Оскар заслужил пирожок с человечинкой? — усмехнулся малявка.

— Что ты несешь? — Гюнтер подскочил и ухватил того за грудки.

— Вы же это взяли в лавке Хаарманна, — парировал тот. — А он — гомик! В городе пропадают другие гомики, хаарманновский приятель-гомик таскает шмотки твоего пропавшего брата-гомика... Ой, вы же идиоты, и не догадались! А откуда у Хаарманна всегда есть мясо?

— Он мясник, придурок! — оборвала его Герда. — Хаарманн и сам полицейский! И он очень добрый и отзывчивый человек! Зачем бы ему...

— Но он гомик! — возразил Оскар. — В общем, мне насрать, что вы мне не верите. Вы даете мне пирожок, и я исчезаю.

— Подавись, придурок, — прошипел Гюнтер и сел на траву, обхватив руками вихрастую голову.

Герда тихо опустилась рядом. Голода как не бывало. Она ничего не понимала. Неужели брат Гюнтера, этот красивый и улыбчивый молодой мужчина, и правда умер? Неужели его убил Гранс и теперь носит его одежду? Не мог же Хаарманн...

— Гюнтер, — позвала она тихонько. — Гюнтер, надо идти в полицию... Сказать им... Тут...

Она пересилила себя, встала и еще раз посмотрела в воду.

— Ой! — взвизгнула Герда. — Гюнтер, господи! Вот дерьмо...

Череп был не один.

— Нет, — Гюнтер отшвырнул сверток с пирожками. — Сначала мы сами все проверим. Если малявка прав, надо предупредить всех у часов Крепке. И в борделях.

Герда осеклась, сжала кулачки и наконец решилась:

— А что это такое? Бордель? И кто такие гомики?

— Ты не знаешь? — Гюнтер ошарашенно посмотрел на нее и отвел глаза. — Ну... Это... В общем... Откуда дети берутся, знаешь?

Герда скривилась и кивнула. Она слышала, как это обсуждали другие. Самой ей подобное казалось ужасной мерзостью.

— В борделе этим занимаются за деньги. А гомики — это двое мужчин. Один из них — как женщина.

— Но чтобы получился ребенок, нужны и мужчина, и женщина...

— Да не нужен им ребенок! Просто одному кажется, что он... — Гюнтер покраснел. — Тьфу! Гадость! Придурки они конченые, вот что!

Герда промолчала. Ей бы ни за что не пришло бы в голову, что на такую ужасную мерзость, как делание детей, можно потратить драгоценные деньги, когда их можно потратить на действительно важные вещи. А уж мужчина и мужчина... Да нет, ерунда какая-то.

— Пойдем в полицию, — проговорила она. — Пусть они сами этих... гомиков предупреждают.

— Ты не понимаешь! — замахал руками Гюнтер. — Полиции нет дела до гомиков! А... Если Хаарманн и сам полицейский... И Вильгельм... — он поджал губы и отвернулся. Герде показалось, что на его глаза навернулись слезы.

— Что мы будем делать? — жалобно протянула она.

— Сегодня ночью подкрадемся к дому Хаарманна и посмотрим, что он там делает!

Герда кивнула. Если Вильгельм и правда жив, они обязательно вытащат его.

* * *

Озираясь, точно воришка, Герда бежала вниз по Нойештрассе. Они с Гюнтером условились встретиться напротив лавки Хаарманна. Если ее увидят соседи, ей конец. Мать с отцом снова поругались; отец теперь спал мертвецким сном и храпел так, что содрогался весь дом, а мать запила успокоительные капли столовым вином и тоже уже видела сны. Братья отбыли на заработки, и Герда впервые задумалась, а не выряжались ли они в кружевные сорочки, не малевали ли губы яркой помадой и не путались ли в неудобных подолах в компании старых толстых мужчин.

— Герда! — знакомый шепот показался ей громом.

— Гюнтер! Ты напугал меня!

— Пошли, — цыкнул он и кивнул в сторону лавки. — Я тут все разнюхал. Хаарманн живет в той пристройке. Вместе с Грансом. К ним зашел какой-то мужик. Надо посмотреть.

Они подкрались к окнам.

— Тихо, — прошипел Гюнтер. — Главное, чтобы они нас не услышали. Вот, становись!

Он пододвинул два пня.

В окне горел свет, шторы были распахнуты.

— Нет никого, — отметила Герда. — Уйдем?

— Нет, погоди! Они точно здесь! Подождем еще!

Герда потеряла счет времени. Ей отчаянно хотелось есть и спать, и она никак не могла взять в толк, чего больше. Наконец в доме послышались шаги, по стене проползла тень.

— Ого! Это же Георг Штайн! — изумилась Герда.

— Кто?

— Брат Карла!

— Ш-ш-ш!

Дети приникли к окну. Георг Штайн был недвусмысленно гол. Герда сглотнула — она впервые видела голого мужчину. Конечно, ей приходилось видеть и Карла, когда он был помладше, и еще пару ребят, но то, что теперь открылось ее взгляду, повергло ее в полнейшее замешательство. А потом появился и Фриц Хаарманн.

— Какая гадость! — простонала она, зажимая рукой рот. — Фу! Пошли отсюда! Это не Вильгельм!

— А если и Вильгельм там? — не отрывая взгляда от происходящего за окном, возразил Гюнтер.

— Тебе что, это нравится?

— Нет! Вовсе нет, ты чего! — он едва не упал с пня.

— Тогда уйдем!

— Нет, мы не можем уйти! Надо немного потерпеть, может быть что-то важное! Ого! Смотри!

Герда с опаской взглянула в окно.

— Вот дерьмо... Что он делает?!

— Вампир... — ошарашенно проговорил Гюнтер.

Георг беспомощно разевал рот и скреб руками по воздуху. Навалившийся на него сзади Хаарманн приник к ране в шее несчастного и жадно пил кровь. Кровь запачкала его лицо, руки, текла алыми струями на пол.

— Нам надо в полицию... — всхлипнула Герда.

— Куда, говорите, вам надо? — ей на плечо опустилась тяжелая рука.

* * *

— Ты зачем приволок сюда мерзкую девчонку?

— Она что-то видела, Фриц.

— Она ничего не поймет! Кто поверит бредням про вампиров?

— Мало ли!

— Выкинь ее, пока ее не хватились!

— А мальчишка?

— Из него выйдет отличная колбаса!

Герда вздрогнула и в очередной раз попыталась закричать, но противно пахнущий платок плотно закрывал ей рот. Руки были плотно стянуты за спиной, на глазах — повязка. Все, что она ощущала, — это вонь и мерзкий гниловатый вкус платка. Она уже пыталась закричать, но оставила эту затею — ее едва не вырвало. "Гюнтер!" — молнией вспыхнуло в мозгу. Они убьют Гюнтера!

Скрипнула дверь, ее подхватили, точно пушинку, и куда-то понесли. В нос ударила вонь свежеразделанного мяса, а после пахнуло ночной влагой. Она не видела ничего, только ощущала, как ее укачивает от размеренного шага того, кто ее нес. От него исходили резкие запахи пота, крови и еще чего-то незнакомого. Потом у Герды зашумело в ушах, и запахи исчезли.

* * *

— Герда! Детка... — мать прижимала ее к себе и плакала.

— Что ты видела? — к ней присел круглолицый усталый мужчина с добрыми темными глазами, в полицейской форме.

Она принялась рассказывать. Сбивчиво, перескакивая с одного на другое: про черепа в речке, про шляпу Вильгельма, про Гюнтера и колбасу, про Георга, про вампира... Не стала говорить только того, что и Георг, и Хаарманн были голыми и занимались чем-то ужасно странным — ей казалось, что ее обязательно накажут за то, что она смотрела на подобное.

Полицейский кивал, что-то записывал в блокнот и с каждой минутой мрачнел все больше и больше.

— Гюнтер... Вы же найдете его?

— Обязательно найдем, юная фройляйн, — заверил ее полицейский. — А сейчас вам надо к врачу и спать! Подумать только — вас искали больше суток!

* * *

В небе над Ганновером повисли серые хмурые облака. Не белые, точно слепленные из ваты, толстые и мягкие, не злые, тяжелые, почти черные грозовые тучи, готовые вот-вот пролиться дождем, а совершенно скучные, невыразительные, плоские облака. Герда Фишер, тринадцатилетняя девочка с аккуратной косичкой, сидела на лавочке в парке при психиатрической лечебнице и обнимала мягкого медведя. Ее мать только что ушла на разговор с лечащим врачом, и Герда снова осталась здесь совсем одна, не считая облаков.

Пока из кустов не послышался мерзкий звук дудки.

— Ему отрубили голову, — возвестил Оскар, вылезая из куста. — На главной площади. Р-раз — и все.

Герда кивнула.

— Он вообще-то обещал вернуться. Вампиры же бессмертные, — ощерился Оскар.

Герда вздрогнула и теснее прижала к себе игрушку.

— Но ты не бойся. Он ест только мальчиков. Кстати, из твоего дружка вышла превосходная колбаса.

1) Много мальчиков входило, <в дом>

мало — выходило.

Дядя Фриц с удовольствием вкусил их

И добавил в свою колбасу.

Прим.: немецкий глагол abschmecken обозначает не только "пробовать на вкус, дегустировать", но и "приправлять". Поэтому в третьей строчке скрыта двусмысленность: не только "с удовольствием вкусил", но и "изысканно приправил".

Вернуться к тексту

2) Часы Крёпке стоят на площади Крёпке, неподалеку от вокзала. Это излюбленное место для встреч парочек. Также в этом месте мужчины-проститутки искали себе клиентов.

Вернуться к тексту