Сезон безответственности (гет)

Алиса зажмурилась, сморщив носик, и притихла, готовая к неотвратимому возмездию. А я снова залип, рассматривая её лицо. Задержал взгляд на приоткрытых губах и подумал, что сейчас мне хочется кое-чего совершенно другого. Шагнул ближе, примеряясь и представляя, как обнимаю её… и тут же за дерзость получаю по физиономии. Или коленом по самому сокровенному. Это ж Двачевская! От таких размышлений меня чуть не пробило на смех.

 

Так ничего и не дождавшись, Алиса приоткрыла один глаз и поводила им влево-вправо, оценивая обстановку. Ну всё, теперь уже точно момент упущен.

— Ладно уж, живи.

Рыжая приосанилась и удивлённо вскинула брови.

— А чего ты лыбишься?

Да и сейчас это было бы совсем уж бесцеремонно пользоваться минуткой девичьей слабости в личных целях, рискуя испортить с таким трудом налаженные отношения. Во всяком случае, мне на подобное всё равно не хватило бы наглости. И так, вон, поджилки затряслись от одних только мыслей.

— Да чего смешного-то?

— Ничего, — я прыснул.

— От «ничего» такой довольной рожи не бывает.

Стрельнув подозрительным взглядом, Алиса прошла мимо к шкафу, распахнула дверцы и стала рыскать на полках и в ящичках.

— Э-э…

— Ну ты же сам видел, что там дождь, а тут может быть зонт или дождевик хотя бы, — донеслось изнутри приглушённое бормотание.

«Пожалуй…»

Я подступил к ближайшей тумбочке и выдвинул ящик. Средств от дождя не нашёл, зато увидел книжку. Алиса зашуршала позади, и из шкафа сразу вылетело одобрительное:

— О!

Она вынырнула с пухлым полиэтиленовым свёртком в руке.

— О, — повторила рыжая, увидав приличного размера томик, озаглавленный: «Кир Булычёв. Рассказы и повести». — Зыкинская тема, до дыр раньше зачитывала.

Мне вот не довелось, а сейчас, наверное, уже поздно браться за детскую литературу. Я пролистал первые страницы.

— Твоё? — поинтересовалась Алиса.

— Не. Походу, забыл кто-то до меня — нету ни номера библиотечного, ни штампов.

— Ну, значит, будет твоё.

Пожал плечами и бросил книжку на кровать. Алиса встряхнула полиэтилен за расправленный край — свёрток, крутнувшись в воздухе, раскрылся, один дождевик вывалился на пол, а второй остался у неё в руках.

— Даже два. Вот и тебе тоже не придётся мокнуть.

Алиса нахально осклабилась.

— Вы сегодня необычайно заботливы.

— Ты что, хотел меня без всего выставить на улицу, а сам идти в плаще?

— Начнём с того, что я вообще не собираюсь никуда идти.

— Нас Мику ждёт…

Я закатил глаза.

— Самой неохота. Да там и делать-то ничего не надо: насколько я знаю, уже и так почти всё готово. Потусим рядом для виду, чтоб Панамка не бузила. А если Микуся попробует нас чем-нибудь озадачить… придётся ей обломаться.

— Уговорила. С тобой хоть на край света.

У меня это вырвалось совсем непроизвольно, почти в шутку, но Алиса, от неожиданности шлёпнув губами, несколько раз моргнула и молча отвернулась, тут же принявшись надевать дождевик. Как её, оказывается, легко выбить из колеи: всего лишь одним… даже не комплиментом, а просто пустяковой любезностью.

Я расправил свою накидку и полез внутрь, утонув на несколько секунд в оглушительном белом шуме полиэтилена. Сразу стало жарко. Дождевик оказался коротковат в рукавах, да и полы его едва достают до колен, но в целом — сойдёт, хоть дырок нет. Больше всего мне не по нраву ходить с мокрыми ногами, но именно их-то и не спасти, как ни крути. Алисе же плащ пришёлся впору. Даже в полиэтиленовом мешке от неё трудно отвести взгляд.

— Хватит глазеть, идём, а то сопреем тут.

Рыжая щёлкнула перед моим носом пальцами и направилась к двери.

* * *

Дождь оказался не таким уж сильным, просто внутри домика от него шуму много и с козырька над входом течёт в несколько тонких струек. Тучи не то рассосались, не то прошли стороной, но на небе от них остался лишь серый градиент, темнеющий к горизонту. Правда, ветер не стих, а даже, по-моему, усилился.

 

— Я к умывальникам сперва. Ты со мной?

— Пошли.

Алиса бодро зашагала прочь, а я, перепрыгнув лужу у крыльца, кинулся догонять. Наш путь пролёг по длинному маршруту: выписывая петлю через площадь, аллею и музыкальный клуб. Иначе пришлось бы лезть в грязь и мокрую траву на тропинках.

— Спасибо, — проронила Алиса, опустив голову, когда поравнялся с ней.

— В смысле?

— Ну, что выслушал и поддерживаешь.

— Блин, да не за что.

— Есть за что. Мне правда стало легче. Сама не ожидала, что меня так понесёт, просто перемкнуло и… вывалила всё. Я… мы же толком даже не знакомы.

— Это как эффект попутчика.

— Что?

— Иногда так бывает: люди не стесняясь рассказывают случайному встречному, например, в поезде обо всём, что накипело. А потом каждый выходит на своей станции. И всё.

— Всё?

— Угу. Вроде и выговорились, и разговор этот тяготить не будет, потому что они уже вряд ли когда-нибудь снова встретятся.

— Да ну, гон какой-то, — отмахнулась Алиса, помолчав некоторое время.

— Сама же призналась, что полегчало.

— Это да.

— Вот, значит…

Тут я чуть не брякнул, что Славя по-своему права оказалась и Алисе надо было уже давно так сделать, но вовремя дал себе мысленного леща и прикусил язык.

— Неужели никогда ни с кем не делилась?

— Например? — с вызовом спросила Алиса. — С уродами, которые меня за это же потом будут осмеивать, как было… там?

— Ну почему сразу… Подруги же какие-нибудь есть у тебя.

— Нет у меня нормальных подруг, кроме Ули. Но не рассказывать же ей такое…

— А Лена, вы ведь общаетесь?

— Да как сказать… — Алиса дёрнула плечом, — Ленка хорошая, но мы с ней слишком разные, даже поболтать не о чем. Да и она скучная, что капец.

— А я, значит, не скучный?

— Нет, — тихонько ответила Алиса и замялась.

 

На этом мы добрались до раковин, и разговор сам собой иссяк. Я управился за полминутки, наскоро ополоснув лицо. Алиса же возилась довольно долго. Сняв капюшон под крышей, тщательно умылась, привела в порядок причёску и в конце мельком, воровато глянула в маленькое зеркальце, прикреплённое к одной из стоек навеса.

— Погнали, — бросила она, проходя мимо.

Пока рыжая охотно делится со мной всякими подробностями, надо «раскручивать». С одной стороны, мне действительно интересно всё, что с ней связано, с другой — это может быть важно. Да, подспудно я по-прежнему продолжаю искать какой-нибудь особый смысл буквально во всём подряд. А с третьей — это помогает забалтывать Алису, чтобы она не начала расспрашивать обо мне. Ведь тогда придётся что-нибудь выдумывать, врать, а с ней мне этого делать не хочется. Всему своё время.

 

— Как же вас угораздило познакомиться с Леной?

— Ой, ржать будешь, — она звонко засмеялась и хлопнула себя по лбу. — Я ей хотела навалять, когда застукала с ней… ну, типа парня своего. Был там один, увивался за мной. Узнала, где живёт, заваливаю к ней на хату, а он мне навстречу из дверей. Что там было… звездец. Соседи даже повыскакивали. По итогу он и от меня получил в щи, и от неё чуть не схлопотал, потому что соврал ей, что у него никого нет больше. Прогнали его, короче, а потом сидели на кухне смеялись со всей этой темы. Так вот и познакомились…

— А сейчас, значит, парня нету? — осторожно спросил я и сник, приготовившись к наихудшему варианту.

— Был ещё один хер, — сухо ответила Алиса. — Отвалил сразу, как понял, что от меня ему не перепадёт ничего интересного. Что тебе с того, есть или нету?

Алиса прищурилась, окатив, как она умеет, невыносимым ледяным взглядом, от которого у меня сжалось что-то в груди и засосало под ложечкой.

— Да просто… — я отвернулся и старательно почесал за ухом, налив себе за шиворот воды, — просто не верится, что у тебя и нет парня.

Алиса ничего не ответила. Лимит расспросов на сегодня, видимо, исчерпан. К тому же мы добрались до беседки.

 

Под навесом Мику, Сыроежкин и Ульяна. На столе перед ними разбросаны исписанные листочки, книжки, блокнот, ручки и карандаши. А в целом атмосфера не очень походит на рабочую: Мику громко втолковывает откровенно скучающему Сыроежкину про разницу между музыкальными направлениями, а Ульяна чирикает на одном из листков какие-то каракули.

 

Мы с Алисой вошли под навес. Одну из лавочек полностью залило водой, капающей с дырявой крыши, поэтому пришлось потесниться, усевшись рядом с Ульяной.

— Выкладывай, — деловито сказала Алиса, уставившись на Мику.

— Вы бы ещё после обеда явились! — обиженно ответила она. — Мы уже закончили, остались только мелочи и пару-тройку костюмов в порядок привести. А с Сенечкой я вообще не разговариваю, он себя вёл некрасиво сегодня!

«Она. Со мной. Не разговаривает. Ктулху всемилостивый… если б я знал, что так можно было, ты бы со мной уже на второй день перестала разговаривать!»

— Опять где-то вдвоём лазили, — ехидно обронила Ульяна, увернулась от тычка в бок и скорчила в адрес Алисы рожицу.

В иной раз тут уже начался бы локальный скандал с оплеухами. Но сейчас рыжая, похоже, пребывает в хорошем настроении, потому что провокацию не поддержала и в пикировку ввязываться не стала.

— Ну, тогда мы пошли! — обрадовалась Алиса и начала подниматься с лавки.

— Стоять, Зорька! — рука Ольги внезапно упала сзади на плечо рыжей и усадила ту обратно. — Мику, что там ещё осталось сделать? Только давай честно, а то знаю я тебя, опять всё на себе собралась тащить за этих обормотов.

Алиса раздражённо фыркнула и тут же набычилась, сложив перед собой руки. Под навес вошла вожатая с зонтиком.

— Да там правда почти ничего не осталось, честно-честно, Олечка Дмитриевна!

— Почти?

— Надо только угля набрать, ой… то есть золы или сажи, а костёр-то не запалить — дождик ведь! И ещё марлю для костюмов Виолочка обещала. Я к ней заходила, а она сказала, что надо на склад… ой, или в столовую… в общем, я точно не знаю… не помню.

— Ну, как минимум двое больших специалистов по кострам тут сейчас присутствуют — им и поручим! — с глумливой улыбкой подытожила Ольга. — И марлю заодно раздобудут. Тебе когда надо?

— К тихому часу хотя бы.

— Вот, вы всё слышали — к тихому часу, а лучше раньше.

Ульяна издевательски хрюкнула, а лицо Алисы тут же погрузилось в угрюмый молчаливый протест.

— А что там с плакатом и удостоверениями?

— Саня с Леной почти сразу после завтрака ушли рисовать в библиотеку… и вот, до сих пор возятся, — со странной грустью ответил Сыроежкин.

— Да-да, — подтвердила Мику.

Видимо, японка назначена «главной по тарелочкам», но я бы не сказал, что это её как-то тяготит. Даже наоборот. А вот Сыроежкин, судя по всему, вынужденно тут находится: обыкновенного его энтузиазма в глазах не заметно.

— Тогда пойдём поглядим, что они там сделали.

Сыроежкин с готовностью принялся собирать всё со стола, шикнул на Ульяну, не захотевшую отдавать несколько цветных карандашей, но тут же опасливо покосился на Двачевскую. Надо думать, так в их комнате и образовались завалы всякого барахла: Уля тащит отовсюду что ни попадя, а Алиса опекает её от слишком рьяных попыток противостоять этому. Но сейчас из-за присутствия вожатой силы оказались явно не на стороне рыжего тандема, и карандаши были героически вырваны из цепких лап захватчиков. Впрочем, Алиса, продолжая дуться на Ольгу, не обратила особого внимания на препирательства подруги с Сыроежкиным и вышла из-под навеса беседки сразу же следом за мной.

— Ну что, зайдём к ним обсохнем? — я кивнул на библиотеку.

Алиса безразлично хмыкнула.

— Можно.

* * *

Делегация пионеров во главе с Ольгой подступила к сдвинутым в читальном зале столам, на которых разместился разрисованный лист ватмана, карандаши, гуашь, множество кисточек и несколько пластиковых стаканчиков с разноцветной водой.

 

— Это… что? — изумлённо спросила вожатая.

Мику ляпнула что-то на нерусском, а Сыроежкин задумчиво почесал затылок.

— Что, что? Что там такое? — тут же оживилась Ульяна и начала проталкиваться к плакату.

Алиса обошла всех с краю и взглянула на ватман. Рыжие синхронно захохотали на два голоса; Алиса, согнувшись пополам и давясь от смеха, упала на стул вся раскрасневшаяся. Лена тоже покраснела, но отнюдь не из-за веселья. Зато Шурик явил собой памятник спокойствию — невозмутимо поправил пальцем очки и серьёзно спросил:

— А что не так?

— Всё не так, Саша. Всё, — устало ответила Ольга. — Такое только в Кунсткамере вешать.

— Или в толчке, чтоб со свистом вылетало! — разошлась Алиса.

Ульяна захохотала с новой силой.

— Двачевская, ну твою налево! Ты как выражаешься?

— Ой, ну извините, — скрипнула она, не переставая гадко хихикать.

— Лена, неужели ты такое нарисовала?

Лена отшагнула назад, молча показав пальцем на Шурика.

— Я только раскрашивала, — поймала мой взгляд и ещё сильнее покраснела; хотя казалось бы, куда уж больше.

— Вот разукрашено — Ленка, ваще моё почтение, аж мурашки по коже! — похвалила Алиса и опять заразительно рассмеялась.

 

Тут уже и меня разобрало любопытство, что стало поводом для всеобщего оживления. Протиснулся мимо вожатой и встал рядом с Алисой. С ватмана мне прямо в душу глянула свирепая протокольная рожа, надо полагать, Нептуна собственной персоной. Нарисована рожа явно не без помощи линейки с угольником, а возможно и транспортира, валяющегося тут же на столе: уж больно симметричной она вышла, с рублеными чертами лица и практически без единой изогнутой линии.

Из-под массивной строгой моноброви на зрителя пялятся зловещие трапециевидные глаза с ничего не выражающими безжизненными зрачками, а из головы торчит подобие венка с ракушками, больше похожее на кокошник или нимб, как его рисуют на иконах. Пряди бороды, напоминающие силовые кабели или щупальца Дэйви Джонса, растущие из волевого массивного подбородка, плавно переходят в морскую пену. В квадратной руке Нептун сжимает квадратный же золотой трезубец весьма угрожающего вида. Под взором этого произведения квазирелигиозного супрематизма впору не детский праздник устраивать, а приносить в жертву морю самых слабых пионеров, сбрасывая их туда с высокой скалы.

А раскрашено и правда хорошо: с полутонами, тенями, бликами и даже соблюдением теплохолодности, когда при тёплом свете тени делают холодными и наоборот. В общем, художественно так, отчего эта харя в ракушках смотрится до жути натурально.

Плакат неожиданно навеял мысли о сходстве с монументом «Родина-мать», но не волгоградским, а другим — что в Челнах. Друг напротив дружки эти двое смотрелись бы очень органично.

 

— Так я говорил, что рисовать не умею, что я только по черчению… — наставительно отчеканил Шурик.

— Это мы заметили… — выдохнула Ольга.

— Поручили бы схему какую начертить-спаять — запросто, — не унимался очкарик, — а художества эти ваши…

— Да от тебя всего и требовалось картинку из книжки перерисовать в большом размере! Лен, ну, а ты-то куда смотрела?

— А я сказала Саше, что это плохо нарисовано, — пролепетала она.

— Ме-ме-ме, — передразнила её вожатая, снова вгоняя в краску. — Плохо, значит, сказала. Надо было настойчивее.

— Вот и я ей говорю, Ольгмитревна! — встряла Алиса. — Будь наглее, не позволяй на шею садиться и не упускай своего, а то так и будешь всю жизнь…

— Ой, Двачевская, ну ты-то хоть не рви мне душу! — в сердцах воскликнула вожатая.

Лена нахмурилась и бросила недовольный взгляд на рыжую, потом на меня и, насупившись, принялась ковырять носком сандалии чёрное пятно от растоптанной жвачки.

— В общем, переделывать надо, такое никуда не годится, этим только младшие отряды до икоты пугать. Лена, сделаешь или прислать кого?

— Не надо, я сама.

 

На этом инспекция с раздачей слонов закончилась. Ольга ушла, а следом за ней на выход прошуршали оба кибернетика, посчитав, что их миссия тут окончена.

— Ну, побежала я тогда, а то там костюмы… — проворковала Мику и, подхватив зонтик с вешалки, выскочила за дверь.

Так мы остались впятером: я, Алиса, Лена, Ульяна и Женя. Последняя всё время, пока посетители толпились в читальном зале, лениво водила глазами по страницам какой-то книги и после ухода половины присутствующих продолжила также невозмутимо игнорировать нас. Лишь позу переменила, облокотившись на другую руку, и заразительно зевнула.

«Она прямо как Бледный человек из “Лабиринта Фавна”. Только тот реагирует на воровство угощений со стола, а эта — на вопиющие нарушения правил поведения в библиотеке. И со зрением у них обоих не в порядке, кстати…»

В голове всплыла картина, как Женя неровной походкой, растопырив пальцы перед лицом, идёт по наши души, чтобы полакомиться свежим пионерским мясом, вздумавшим нарушать беспорядки…

 

Ульяна, пошептавшись о чём-то недолго с Алисой и одновременно кося в мою сторону странный взгляд, несколько раз энергично кивнула, заулыбалась и умчала прочь. Лена, повздыхав над неудачным плакатом, свернула его и отправила в тубус, откуда торчат другие листы со следами рисунков и надписей.

— Пошли, что ли? — подала голос Алиса.

— Да что-то не знаю… — я глянул на Лену, нависшую над разрисованным альбомным листком. — На улицу не хочется. Может, Лене составим компанию, поможем, а то все посмеялись и бросили её.

Лена, услышав меня, глянула мимолётом удивлённо и вернулась обратно к своему занятию.

— Да чем я помогу? И у нас своих дел полно, если ты вдруг забыл.

— Ладно, ты не поможешь, а я, пожалуй, кое-что сумею. Посидишь с нами или хочешь обратно под дождь?

Алиса состроила суровую гримасу, явно намереваясь сказануть что-нибудь в своём духе, но всё же отмолчалась и прошла вглубь зала к столу, отгороженному стеллажами от насеста библиотекарши.

— Как хочешь, — уселась и придвинула к себе стопку из десятка книжек. — Всё равно обед скоро, переться сейчас куда-то не резон.

 

Я подобрался к столу Лены и заглянул к ней через плечо: плотный альбомный листок, обозначенный написанным от руки заголовком «Удостоверение» и украшенный символикой в духе всё того же Дня Нептуна и пионерии. Оторвавшись от тщательно выводимых на нём моих имени и фамилии, она резко вскинулась и перевернула лист.

— Тебе нельзя смотреть.

Я улыбнулся.

— Ладно-ладно, не буду.

Алиса, сидящая через один стол от нас, кашлянула, громко зашумела перебираемыми книгами и раскрыла одну из них перед собой.

— Давай тогда плакат помогу сделать.

— Да я сама…

— Понятно, что сама, но чем-то же мне надо заняться до обеда.

Я не стал напирать, навязывая свою наверняка не очень-то нужную помощь. Просто на меня нашло игривое желание продемонстрировать Алисе, что не совсем уж бестолковый и кое-что да умею. Всё-таки зацепила она моё самолюбие. Или это я опять повёлся на провокацию? Так или иначе, заднюю давать уже поздно, назвался груздем…

— Тогда будь добр, принеси новый лист.

Она показала на высокий шкаф у стены за спиной Алисы, с антресолей которого свисает край толстой стопки ватманов. Я прошёл к нему, сопровождаемый заинтересованным взглядом Алисы, сидящей перед раскрытой на первой странице книгой. Как ни странно, ватман удалось достать, не уронив всю пачку на голову Двачевской и даже почти не нарушив покой стоящих на полках предметов.

Лена открыла какую-то книжку на странице, заложенной закладкой, и показала картинку: того самого Нептуна, только изображённого как полагается — профессиональным художником.

— Мы решили эту срисовать.

— Да уж, Шурик, конечно, переборщил с авторским видением при срисовке.

— Ну, он не специально, наверное…

— Да урод он, — откликнулась со своего места Алиса, — халтурщик.

Лена пожала плечами и взяла карандаш. Примерилась. Прочертила дугу, закруглила у верхнего края и, не отрывая грифеля, повела вниз, делая овал. Получилось плохонько, и она принялась стирать половину. Попробовала дорисовать по новой — ещё хуже. Схватила ластик. Стёрла. Третья попытка так же не увенчалась успехом. Она вздохнула и потянулась за ластиком.

— Так, давай подойдём иначе, — я наскоро стёр весь овал. — Смотри…

Подтянул к себе убранные на край стола линейки и угольники.

— Вот у нас картинка, она… высотой десять сантиметров и шириной пятнадцать. А ватман — он шестьдесят на восемьдесят с чем-то. Значит, можно измерять расстояние от краёв до разных точек и умножать…

— На шесть или пять, — подхватила Лена, поняв идею.

— Верно.

 

Этот метод быстрого срисовывания для ленивых и криворуких я где-то вычитал в своё время, да так и закинул в дальний угол памяти, не посчитав, что он мне может пригодиться в век компьютеризации, копиров и сканеров.

Нужно просто нанести на лист произвольное количество опорных точек и потом по ним воспроизвести картинку. Даже если где-то что-то пойдёт криво, надо будет переделать небольшой кусочек, а не половину рисунка с поплывшими из-за одной неверной линии пропорциями.

Конечно, Ленины способности у меня сомнений не вызывают, рано или поздно она смогла бы сделать этот клятый овал, но по «моему» методу будет гораздо проще.

Работа закипела. В два карандаша мы очень быстро нанесли на ватман несколько десятков таких точек. Впоследствии Лена уже начала потихоньку соединять их линиями, делая набросок, а я продолжил наносить новые.

 

Если бы не практически осязаемая кожей зажатость Лены и не гробовая тишина, можно сказать, что мне тут вполне уютно. Но Алиса, постреляв в нас некоторое время любопытными взглядами, с головой ушла в чтение, а Лена так и не смогла раскрепоститься достаточно, чтобы поддержать непринуждённую беседу, которую я пару раз попробовал завязать. Да так и прекратил эти попытки, когда очередной разговор скатился к ответам в духе «да-нет-наверное».

* * *

Ровно в тринадцать ноль-ноль призывно пропел обеденный горн. Библиотекарша тут же сорвалась и, сказав Лене, чтоб заперла своим ключом, вышла из помещения. Я распрямился и поморщился от неприятной скованности в пояснице и груди, образовавшейся из-за долгого стояния в полусогнутом виде.

Алиса спохватилась, захлопнула книгу и поспешно сунула в середину стопки. Уронила пару книг с её вершины, чертыхнулась, порозовела от конфуза, нырнула под стол и быстро собрала их, чтобы водрузить на место. Но название той книги я всё равно смог прочесть — на корешке: «М. Митчелл. Унесённые ветром».

— Что? — осведомилась она, натолкнувшись на мой взгляд.

— Да не, просто. А что, нельзя?

Что именно нельзя, я сам до конца не понял. Алиса тоже:

— Что нельзя?

— Вот я и спрашиваю…

Она нахмурилась, усиленно соображая, прикалываюсь я сейчас или на самом деле дурак, либо же что-то третье, и решила дать универсальный ответ, подходящий для любого варианта:

— Ну тебя, балда.

Прошмыгнула мимо к вешалке и зашумела надеваемым дождевиком. Я тоже облачился в свою накидку. Лена же с места не двинулась, продолжив перерисовывать Нептуна.

— Лен, ты идёшь?

— Идите, я не хочу.

— Пойдём, — Алиса толкнулась мне в плечо. — Ленка опять рогом упёрлась. У неё это бывает. Правда, обычно не в том месте, где надо. Нет бы ботана этого приструнить, чтоб нормально делал и не отлынивал, так она над собой сейчас издеваться будет.

— Я не издеваюсь. Просто надо закончить сегодня, — тихонько прошелестела Лена.

— Да целый день ещё впереди…

— Ну, видишь, не хочет человек.

— Блин, это же ненормально без обеда сидеть из-за такой чепухи. Её ведь… Лен, тебя ведь не заставляет никто, что ты, в самом деле?

— Идите, — упрямо повторила она.

— Короче, показываю в первый и последний раз, как с ней надо!

Алиса хлопнула в ладоши, засучила рукава дождевика и направилась к Лене. Выдвинула её вместе со стулом, заставив испуганно пискнуть, отобрала карандаши, подняла за руку, обошла и стала толкать в спину к двери, наставительно приговаривая: «Пойдём питаться, а то Сенька волнуется, что ты исхудаешь, совсем ослабнешь и не сможешь даже карандашик поднять». Лена заалела, взглянула на меня, глупо улыбающегося этой дурацкой сценке, а потом неожиданно громко и сердито выдала:

— Отстань! Я сама! — и решительно прошагала к вешалке за последним оставшимся зонтом.

Была бы тут сейчас библиотекарша… Зато Алису её выпад ничуть не смутил, скорее, наоборот, именно этого она и добивалась.

— Вот, теперь точно никто не помрёт с голоду. Если ты доволен, идём, а то я уже вся мокрая.

* * *

В столовой наши пути разошлись: Лена ушуршала к Жене, а мы с Алисой подсели к Ульяне за мой любимый трёхместный столик у окна.

 

— А ты кем будешь? — внезапно спросила Ульяна, ткнув в мою сторону вилкой, украшенной капустной висюлькой из салата.

— Ты о чём?

— О празднике, конечно! Вот мне дали роль чертёнка!

— С твоим-то характером и нюхом на серу — не удивительно, как раз в твоём амплуа…

— Ампу… как ты меня назвал?

— Никак, лопай давай.

— Да ты завидуешь, что я буду в празднике участвовать, а тебе даже малипусенькой, — она, прищурив один глаз, наглядно показала двумя плотно сжатыми пальцами, насколько озвученный объём ничтожен, — ролюшечки не дали!

— Конечно, завидую, — с сарказмом ответил я. — И Алиса завидует, ведь и ей роль не дали.

— Точняк, — отозвалась рыжая, энергично работая челюстями.

— С Лиской я могу и своей ролью поделиться, будем на па́ру отжигать, а тебе — фиг!

— Угу.

— Да тебя бы и не одобрили, даже если бы захотела поделиться, зачем нам на празднике такой скучный чертёнок?

«Ну всё, покатились бигуди по тротуару. Одна вроде угомонилась, зато теперь другая обороты набирает», — я молча пожал плечами, мол, и вправду — зачем? Но никакого продолжения эта перепалка не получила, потому что Ульяна быстро добила свой обед, впихнув в себя последние две ложки макарон, и, не прощаясь, подалась с подносом к буфету, допивая на ходу чай.

 

— Где будем золу добывать? И зачем она им вообще?

— Ты с Луны свалился? Новичков золой мажут на День Нептуна — посвящение такое. И тебя, кстати, должны измазать, — добавила она с ехидной ухмылочкой.

— Ну и ладно, после твоих художеств мне уже всё равно, мажьте чем хотите.

— Какие мы злопамятные, оказывается — целых два дня уж прошло. Кстати, они не только мои: Улька тоже участвовала, буква ще — её работа.

— Ща.

— Чо?

— Эта буква читается «ща».

— Ой, отстань, зануда!

— Так где мы её возьмём?

Алиса склонила голову и вскинула взгляд к потолку.

— В прошлом году они покрышки жгли возле пристани. А сейчас не знаю, можно в бане пойти нажечь углей.

— Золы, — поправил я.

— И золы тоже, — подтвердила она с загадочной улыбочкой.

— А угли зачем? Вы с мелкой опять что-то задумали?

— Возможно, — многозначительно ответила Алиса, продолжая улыбаться. — Ну всё, пошла я пока до домика добегу за кой-чем, жди у столовки.

Я только и успел в растерянности хлопнуть глазами, провожая взглядом удаляющуюся Алису. В основном, её юбку…

* * *

На веранде меня встретила Ульяна:

— Это с тобой, что ли, Лиска вчера вместо кина зависала?

— Любопытной Варваре знаешь, что было?

— А меня не Варварой зовут, — серьёзно ответила она, не сводя пристального взгляда.

— Да какое тебе дело-то?

— Такое! — воскликнула Ульяна, тут же приблизилась и заговорила уже тише: — Если она ещё раз из-за тебя плакать будет…

— Что, устроишь мне кровавую вендетту?

От такой непривычной серьёзности меня всего перетряхнуло и захотелось отстраниться подальше, но я и так уже стою едва ли не подпирая пятками дверь.

— Умничать будешь, когда я тебе в домик жуков с лягушками напущу!

— Уля, отвяжись, пожалуйста. Мы с Алисой как-нибудь сами разберёмся.

В лопатку больно толкнулось ребро двери, и я, шипя, шарахнулся в сторону. Из столовой вышла Славя.

— Ой, прости. Вот не будешь на проходе стоять, — беззлобно попеняла она.

— Да что вы все меня шпыняете… — буркнул я и отошёл к перилам.

Славя молча оглядела нас, раскрыла зонтик и удалилась по своим активистским делам. Ульяна же снова подступила ко мне.

— Ну, ты усёк или как?

— Я понимаю, что ты за подругу вступаешься, и это похвально, конечно, но мы правда разберёмся без тебя. Вернее, уже разобрались. Можешь спросить у Алисы.

— Что спросить?

За спиной Ульяны нарисовалась Алиса с пустым оцинкованным ведром в руке.

— Да вот Сёмыч предлагает спросить у тебя, как спе… спе-ци-а… короче, музыкантши, как тебе моя песенка…

И Ульяна, всячески кривляясь, заныла дурным голосом похабный куплет из хоевского «Вечером на лавочке». Двачевская насторожилась, потом широко раскрыла глаза и, выпустив из руки загремевшее по полу ведро, резко залепила Ульяне рот, когда та перешла к строчке:

— …надо бы её раздеть, а потом уж… — продолжение утонуло в бубнящем мычании сквозь ладонь Алисы.

Под навесом разнёсся звук сочного поджопника, перекрыв собой даже шум дождя.

— Ты опять мои кассеты без спросу трогала! Рано тебе ещё такое!..

Поняв, что сама себя выдала, она осеклась и стремительно набрала цвет, сделавшись из розовощёкой равномерно пунцово-красной, вплоть до кончиков ушей. Ульяну же произведённый эффект только сильнее развеселил, она даже на оплеуху внимания не обратила.

— Придушу, — процедила Двачевская, нависая над Ульяной.

— Уля. Беги.

Она ойкнула и проворно сквозанула под перила. Спрыгнула на бетон, брякнула на прощанье: «Бе-бе-бе», — и побежала прочь, раскрывая на ходу зонтик.

— Не забудь, о чём договаривались, а то и правда на улицу выставлю — под дождь! — крикнула вслед Двачевская и прибавила уже тише: — Коза мелкая. Чего она от тебя хотела?

— Уля думает, что я тебя обижаю.

— Ха!

— Вот и я о том же…

— Ладно, давай в баню, я с Панамкой уже утрясла — она разрешила, сказала, что сегодня никто мыться не будет из-за погоды.

— Какое рвение… Ну точно что-то задумала.

— Меньше слов — больше дела, — отрезала Алиса, отворачиваясь и набрасывая на ходу капюшон. — И ведро не забудь.

 

Когда мы вышли к медпункту, я вспомнил кое про что…

— Слушай, а тебе не кажется странным, что Виола не сдала нас Ольге? Ведь по-любому догадалась, откуда и как появились дымовухи.

— Виолетта — мировая тётка. Без надобности пионеров не кошмарит. Но если лично её задеть — ответка не обрадует.

— Это я уже понял, задница до сих пор побаливает.

— Только и всего? Да ты легко отделался. С той смены, Уля рассказывала, один деятель хотел спирт у неё стащить, так она вожатым ничего говорить не стала, но тот пацан до самого отъезда по три раза в день ходил к ней рыбий жир принимать.

— И зная это, ты меня так подставить решила?

— Я? Тебя? Ты же сам не стал нас сдавать, — Алиса повернулась, продемонстрировав мне нахальную усмешку, и подмигнула. — Считай, что это был такой… тест.

— Что я вам, мышь лабораторная, опыты на мне ставить?

— Да ладно тебе, Сенька, не куксись, всё же нормально получилось.

Она легонько пихнула меня бедром и ускорила шаг.

* * *

Алиса зажгла свет, прошла к печке и заглянула внутрь.

— Смотри-ка, тут уже есть немного. Тащи его сюда.

Я снял дождевик, подошёл и утвердил ведро на железной пластине у печного жерла. Алиса тщательно выгребла совком всю золу и угли — они были тут же аккуратно отложены в сторону — наполнив тару сразу на треть.

— Разжигай, — она показала в угол, где валяются несколько полешек, щепки и ком мятых газет. — Я пока принесу ещё.

— Может, лучше я?

— Не парься.

Алиса махнула рукой и вышла на улицу.

Я сделал внутри шалашик из щепок и подложил под них газету, предварительно глянув всё же дату: восемьдесят четвёртый.

Отсыревшие спички оказали отчаянное сопротивление. Первые две так и не загорелись, только сера ободралась. Третья вспыхнула и сразу потухла. И лишь четвёртая, зашипев, нехотя занялась слабым огоньком, тут же перекочевавшим на газету. Придавил шалашик поленом и закрыл дверцу.

 

В предбанник вернулась Алиса с внушительной охапкой дров, придерживаемой подбородком. Я сразу подскочил к ней, чтобы забрать тяжесть.

— Сказал же, давай сам…

Она позволила мне снять несколько поленьев сверху.

— Сказала же, не парься.

Алиса с грохотом свалила дрова на пол у печки. Скинула дождевик, прошла, потягиваясь, взад-вперёд по предбаннику и плюхнулась за стол. Вынула из кармана колоду.

— Давай, что ли, в картишки, а то нам тут ещё долго сидеть.

«Баня, красивая девушка, карты…» — в голове стремительно пронёсся ассоциативный ряд, закончившийся форменным непотребством прямо тут, на столе.

— Надо было, наверное, кого-нибудь ещё позвать за компанию, — добавила Алиса.

— Наверное, — у меня вырвался тоскливый вздох. — Раздавай.

Пока Алиса раскладывает на подкидного, я убедился, что внутри всё в порядке, и добавил ещё дров.

* * *

За картами и непринуждённой болтовнёй обо всём и ни о чём пролетело около часа. В основном, когда не витала в своих мыслях и не подначивала меня по поводу моей игры, Алиса делилась малозначительными историями из этой и других смен. Ничего особенного, в общем, обыкновенные будни подростка. Похоже, всё самое необычное тут происходит именно со мной.

 

Закончив очередную партию, Алиса подсела к печке и, орудуя поленом с совком, стала вытаскивать оттуда недогоревшие головешки и не угомонилась, пока не ссыпала всё в ведро. Предбанник тут же заполнился едким дымом, рыжая закашлялась и накрыла всё крышкой от пустого металлического бака.

— Ну и что ты творишь?

— Цыц, так надо… — выдавила Двачевская, убегая к двери, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

Я последовал её примеру. Откашлявшись и отдышавшись, она повернулась ко мне.

— Слу-ушай, Сенька… тут такое дело, ты можешь сам дальше всё закончить?

— В смысле? А ты куда?

— Ну, пока не скажу… — ответила Алиса, наклоняя голову и отводя глаза. — И марлю сразу Микуське утащу. А потом я тебя позову, обещаю!

— Ясно. Опять за старое.

— Ты чего?

— Ничего, иди куда хочешь.

— И пойду! Не всё в мире вокруг тебя вертится, у людей и свои дела бывают!

— Да, только у тебя они почему-то обычно возникают без предупреждения и как раз в такие моменты.

Промолчав, Алиса вынесла ведро на улицу под карниз крыши, вернулась в предбанник, побросала оставшиеся головешки в какой-то мешок и надела дождевик.

— Ну правда, я потом обязательно позову, когда всё будет готово, — сказала она, смягчившись и подступив ко мне. — Не думай, что я тебя кидаю, просто другого такого шанса не подвернётся. Ну Сенька…

— Я тебе не сторож, иди. Надеюсь, оно того стоит.

Алиса шмыгнула носом и ушла к ведру. Пока я снова разводил огонь в печи, она забрала все угли и удалилась, вернув в предбанник золу.

 

Возможно, Алиса права: я слишком эгоистичен и зациклен на себе и своих хотелках. Причём совершенно необоснованных. Ведь даже не знаю, кто я для неё. Приятель? Знакомый? Или просто пионер, которого можно использовать в своих целях. А он и рад обманываться, с готовностью ведётся на что угодно. В глубине толкнулось неприятное, сводящее обидой скулы, раздражающее словцо: «френдзона».

«Угораздило же…»

* * *

Под пасьянс и раздумья о бренности бытия минуло ещё не меньше часа. Дрова почти прогорели, а мне окончательно надоело сидеть в одиночестве, и я решил прогуляться в лагерь. Тем более на носу, по моим прикидкам, полдник, а в животе уже образовалась тянущая пустота.

Оставив ведро в предбаннике, надел дождевик и выбрался наружу. Погода снова разбушевалась, дождь усилился, а ветер опять пригнал невесть откуда грозовые тучи — на этот раз уже всерьёз: в небе сверкнула молния, и через несколько секунд вокруг оглушительно, трескуче громыхнуло.

 

Полдничный горн так и не запел, а я, добравшись до Генды, умудрился начисто промочить ноги и воротник рубашки, поэтому поплёлся в домик, чтобы узнать который час и оставить носки на просушку.

 

Стрелки металлического монстра повисли на полпятого: до столовой ещё полчаса. Есть время мало-мальски согреться и повалять дурака. Так подумалось мне.

Но совсем иначе подумалось Алисе. Она беспардонно ворвалась в домик и, усыпая пол каплями с зонтика, рукавов, подола юбки, хвостов и носа, сходу наехала на меня:

— Ты где шарахаешься?! Я вся вымокла по лагерю бегать!

Я внимательно осмотрел относительно сухую рубашку и с сожалением констатировал:

— Недостаточно вымокла.

— Ты это о чём?

— Да так… Зачем пожаловала?

— Пошли.

— Куда опять?

— Некогда объяснять, времени совсем мало!

— Ничего страшного, я думаю, минутка…

Не дослушав, Алиса ухватила меня за предплечье и потянула вон из домика.

— Дай хоть дождевик надену, ливень же!

— Ничего, под зонтиком со мной прогуляешься, не растаешь! Тут недалеко.

Вытащив меня на дорожку, она раскрыла зонт, и волей-неволей, чтоб не промокнуть ещё сильнее, чем есть, пришлось идти, куда и она. Так мы прибыли под развесистое дерево, растущее у тыльной стены душевых. Тут нас дожидалась Ульяна и неопрятно сделанный свёрток у неё в руках. Размером никак не меньше литровой банки, плотно обмотанный нитками пряжи, полиэтиленом, изолентой, фольгой. Видимо, в ход шло всё подряд, нашедшееся под рукой.

— Теперь-то ты мне, надеюсь, расскажешь?

— Это бомбочка! — с гордостью воскликнула Алиса, выхватив свёрток из рук Ульяны и покрутив у меня перед лицом. — Классная же?

— Ни хрена себе бомбочка! Это же фугас целый! И ты его так просто малявке доверила?

Ульяна тут же всем своим видом показала, что смертельно обиделась на «малявку», но возмутиться не успела, её перебила Алиса:

— Так спички всё равно у меня, да она и не стала бы самовольничать. Ты же приволок целую кучу селитры с серой, а до конца смены всего ничего, так что надо по максимуму пользоваться. Это нам ещё угля не хватило!

Все эти подробности Алиса сообщила мне с невероятным ребяческим восторгом, какого за ней ещё ни разу не замечалось. Никогда бы не подумал, что девчонка может так радоваться подобным забавам. И, похоже, она не совсем понимает, какие могут быть последствия от такой нехилой «петарды». Однако следует отдать ей должное, время выбрано как надо: тихий час в сочетании с дождём начисто смели с улицы не только пионеров, но и вожатых. Непредвиденных жертв у взрыва быть не должно.

 

Снова сверкнула молния, и почти незамедлительно раскатисто загремело, заглушив восторженные комментарии Двачевской по поводу того, сколько времени они убили на изготовление и какой я молодец, что благодаря мне у них получилась такая огромная бомбочка. Собственно, поэтому и оказался удостоен чести наблюдать взрыв, что называется, в первых рядах. Подытожил её тираду новый раскат грома.

— Зырь, как хреначит! Никто даже не поймёт, что мы что-то рванули! Клёво же придумала, а?

Алиса буквально засияла от радости.

— Допустим, — осторожно согласился я. — А что взрывать собрались?

— Да вот его, — рыжая мотнула подбородком в сторону Генды. — Небось, руку оторвёт, если попасть как надо — в дырочку. Или башку!

Наивная глупыха. Это вряд ли, конечно, но у меня всё равно возникло вполне обоснованное беспокойство. Всё-таки памятник, символ какой-то местный. Хоть и не знаю, кто это, по-моему, за такое может крепко достаться.

— А другой цели не нашлось?

— Хочу его! — выкрикнула Двачевская и направилась вдоль деревьев ближе к Генде.

Следом заспешила Ульяна с двумя зонтиками в руках.

— Алиса!

— Вот, я же говорила, не надо этого нытика звать! Теперь всё веселье испортит нам! — принялась сокрушаться мелкая.

 

Двачевская выбрала место под одним из деревьев, не просматриваемое из окон администрации. Достала из кармана спички, высвободила прилепленный к боковине изолентой длинный фитиль, сделанный замысловатым способом из тёмного шнура, похожего на шпагат.

— Ну всё. Так, Улька, поджигай.

Она передала Ульяне спички и подставила фитиль.

— Алиса, да не дури ты! Тебе обязательно надо памятник взорвать? Ведь влетит, что мало не покажется.

— Не ссы. Мне же влетит, чего менжуешься?

«Террористка хренова! Революцьёнерка, мать твою!»

Настало самое время для активного вмешательства. Должен же тут быть хоть кто-то трезвомыслящий.

— Короче, дай сюда…

Подался вперёд, чтобы забрать бомбу, да не тут-то было — Двачевская ловко спрятала её от меня за спиной и шагнула назад, а я упёрся в подоспевшую Ульяну.

— Улька, отвлеки-ка его, а то ишь командовать взялся.

Ульяна, отдав рыжей спички, немедленно встала передо мной, расшиперившись во все стороны звёздочкой, с зонтиками на манер «крючкохвоста» на авианосце.

— Не пущу! Лиска, зажигай! — выкрикнула мелкая.

— Ой, дуры!

Предпринял попытку прорваться через хлипкое живое заграждение, но совершенно неожиданно голень прострелило сильной болью.

— Ух, как зенки выпучил!

Ульяна гаденько оскалилась и попыталась пнуть ещё раз. Это меня окончательно вывело из себя.

— Да ты охренела! Уйди!

Попробовал отстранить Ульяну, видя, что Алиса уже зажгла спичку и вот-вот запалит фитиль. Мелкая снова пнула, но удар прошёлся вскользь. Я со злостью отбрыкнулся, бросаясь в решающий рывок к Алисе. Ульяна отшатнулась и, запутавшись ногами в мокрой траве, засеменила, теряя равновесие. Её качнуло, но не вбок, а назад. Ускоренная моим ненарочным пенделем в том же направлении, она врезалась Алисе в бедро как раз когда та завершила замах с дымящей в руках «петардой».

— Да вы чо творите! — вызверилась Двачевская, отпихивая Ульяну на меня, завороженно наблюдающего за бомбой.

Вместо того чтобы полететь в просвет между ветками, снаряд отклонился и задел толстый сук. Кувыркаясь, выписал свечку и шлёпнулся на лавку неподалёку от нас. Все разом лишились дара речи и замерли, наблюдая в просветы между деревяшками скамейки, как горит фитиль.

Первым озарило меня:

— Отойдите подальше и отвернитесь, а то мало ли, — и сам последовал своему же совету, развернувшись к кустам и прикрыв уши.

Алиса же и не подумала реагировать, лишь цыкнула раздражённо и скривилась.

— Грёбаный дождь! Походу, фитиль не просох или хрен знает…

Я повернулся к лавочке. Бомба как будто перестала дымить, но приблизиться к ней всё равно никто не осмелился. Так и встали, наблюдая, что будет дальше. Наконец, Алиса сделала нерешительный шаг в сторону лавки, одновременно то вытягиваясь, то наклоняя голову, высматривая что-то в просветах спинки скамейки.

 

— Да чё вы застыли столбами! Потухло же! — бравурно выдала Ульяна и решительно зашагала к лавочке.

— Ульяна! — в один голос крикнули мы с Алисой.

Мелкая отмахнулась и продолжила приближаться к бомбе. В эту секунду фитиль, выплюнув сизое кольцо дыма, снова ожил. Ульяна оцепенела и замерла в метре от лавки. Я рванул к ней, ухватил за шиворот и, не глядя, что есть силы отшвырнул назад, к Алисе. Кто-то из рыжих всхлипнул, что-то шмякнулось и повалилось наземь. В просвете показался дымок от последних миллиметров догорающего фитиля.

Мысль о том, чтобы выдернуть его или отбросить бомбу дальше, сменилась сигналом к бегству. Метнулся, одновременно разворачиваясь, и прыгнул. Босые мокрые ноги заскользили внутри сандалий, и я, оступившись, припал на одно колено, едва не упав. Но ведь в такой ситуации, наоборот, надо именно что падать ничком… почему-то я до этого додумался слишком поздно.

Взрыва толком не услышал: позади бахнуло, глухо лязгнув, а в ушах сразу же запищало. По затылку шандарахнуло, затуманив рассудок, и голову обложило словно ватой. Шею, спину и ноги опалило ударной волной и теплом; с дерева обрушился град холодных капель, посыпалась какая-то шелуха, листья, веточки. В нескольких местах кольнуло. Сердце замолотило от страха, и я стал в панике оглядывать руки и ноги. Вроде всё на месте. Даже пальцы попытался зачем-то пересчитать, но не получилось — отвлёк писк в ушах и гулкие, практические осязаемые всем черепом удары в висках, сбивающие со счёту.

— …мё-он… — эхом прилетело откуда-то с периферии и сразу повторилось громче: — Се-мё-он!

Я зашарил взглядом в поисках источника голоса.

— Семён! — услышал совсем рядом, и передо мной возникло перепуганное бледное лицо Алисы. — Живой?!

Я судорожно закивал.

— Ответь!

— Д-да…

— Слава богу!

Алиса шумно выдохнула и согнулась, упёршись руками в колени. Позади неё на земле расселась ошарашенная, белая как простыня Ульяна и вытаращилась на нас, будто увидала инопланетян верхом на грифонах. Я поднял дрожащие ладони к лицу, чтобы пересчитать-таки пальцы — уж не знаю, зачем. Получилось одиннадцать. Вырвался нервный смешок: «Главное, что не девять…»

— А это у тебя… что?

Алиса мазнула сбоку по рёбрам и стала растерянно всматриваться в насыщенно-розовое пятно на покоробившихся от влаги белёсых подушечках пальцев.