Принцесса воздушного замка (гет)

Сделать мою жизнь ещё более невыносимой, казалось, было уже невозможно, но я сама с завидным упорством нарывалась на неприятности. Иначе зачем же ещё решила сбежать за город и по пути заехать к маме, недавно вернувшейся из командировки? На заднем сидении на поворотах болтались гитара и термос с травяным чаем: в попытке расслабиться я решила проветриться и съездить на озеро в нескольких километрах от Аркадии. Его мы облюбовали ещё на первом курсе, когда всем потоком поехали отмечать успешно сданную летнюю сессию: кто-то из ребят дал наводку, а погода стояла чудо какая хорошая. Упаковавшись по машинам и с горем пополам собравшись с мыслями о необходимых продуктах для пикника, мы целой колонной двинулись в сторону озера Тондиси — и чёрт же побрал Уэллса ляпнуть, что я неплохо играю на гитаре. Меня почти заставили заехать за инструментом, а потом весь день работать тамадой. Когда ребята увлеклись барбекю и беседами, мне стало не так неловко, поэтому я уже более смело играла свои любимые мелодии, а потом даже стала подпевать. Уэллс присел рядом с бутылкой безалкогольного пива, и я не удержалась от подколки в сторону нашего святоши:

— Разве вам уже исполнилось двадцать один, мистер Джаха?

Он лишь кивнул в сторону гитары у меня на коленях и ответил, отпив ещё глоток:

— Тебе пить нельзя: ты за рулём и с гитарой. Мне по этому же случаю нельзя не пить.

В общем, Уэллс был редкой занозой. Под этим его девизом проходил весь наш пикничок, и к вечеру окончательно развезло даже пацанов. Они решили устроить игру «Угадай мелодию», нещадно меня эксплуатируя, и выдавали штрафную несчастному, который не мог узнать песню. Я старалась играть самые популярные, чтобы не пришлось отрабатывать на ком-то успешно сданные преподавателям приёмы первой помощи и спасать от отравления, но это было что мёртвому припарки. Миллер пообещал две сотни тому, кто рискнёт полезть в озеро, и двойной тариф тому, кто сделает это без одежды. Если до этого моё мнение об интеллектуальности нашего потока было выше среднего, то когда лучшие умы курса начали скидывать штаны, я еле утащила Уэллса с уже готовой к съёмке камерой на смартфоне и заставила его взять в охапку ещё и Джаспера с Монти.

Я сама не заметила, как широко улыбаюсь. Прошёл уже почти год, а воспоминания остались такими яркими, будто это было пару недель назад. Хорошо, что я не успела показать это место Финну: воспоминания с ним непременно перекрыли бы такие редкие мгновения, когда мы с однокурсниками были почти что семьёй. В моменты слабости или грусти я часто хватала с собой пару яблок, заваривала чай, приезжала под своё дерево к зеркальной глади Тондиси и забывалась, даже если температура сползала ниже нуля. В этот раз озеро по-прежнему молчало, позволяя мне выплеснуть свою обиду и печаль — если не в слезах, то в парочке минорных аккордов.

Надежда вернуть Финна теплилась во мне всё сильнее. Наши отношения были… правильными что ли. Я так привыкла осознавать, что он — мой прекрасный принц, с которым легко и комфортно, что он — самый правильный и лучший выбор для меня. Может, он тоже это понял и немного испугался того, что последует за этим? Потому поспешно сбежал к своей бывшей подружке? Или причина была в чём-то ином? Я напрочь себе голову сломала, пытаясь понять его мотивы, но не звонила и сообщения не писала — иначе бы точно растеряла остатки гордости и никогда не простила себя. Перспектива неудачи всё же не пугала меня: я вполне могла бы жить дальше, но правильная и дурацкая мечта, зависшая в голове, не давала двигаться дальше.

По пути я решила заехать к маме — в её загородный коттедж на окраине Аркадии — и припарковалась за незнакомым блестящим мерседесом. Мои наихудшие предположения оправдались: мама была с кем-то, и «кто-то» был не подружкой, а представительным мужчиной слегка за сорок. Заехала, называется, без предупреждения.

— Кларк! Не ожидала тебя увидеть сегодня, — мама приветственно обняла меня и, немного смущаясь, пригласила в дом для знакомства с её гостем, Маркусом Кейном. Для своих лет мама выглядела потрясающе: стройная, с минимумом морщин и блеском в глазах — вообще неудивительно, что на неё обращали внимание. И надо же, время вдруг от работы освободилось…

На столе был накрыт нехилый ужин, заказанный скорее всего из ресторана — мама никогда не отличалась кулинарными талантами. На мгновение меня так сильно уколола обида, что захотелось бегом покинуть этот будто чужой дом, в котором я росла. Я сдержалась, усевшись в дальнем конце стола, и вежливо улыбнулась в ответ на пожелание приятного аппетита. Мамин «гость» мне ничего плохого не сделал, но аппетит всё равно пропал напрочь. Неловкая тишина усиливала эффект — слышно было только, как я ковыряю любимое грибное ризотто вилкой.

— Солнышко, расскажи, как дела на учёбе? — пошла в атаку мама.

— Всё хорошо. Профессор Чёрч передавал тебе привет, когда я сдавала ему доклад на этой неделе, — желание вести обстоятельную беседу пропало ещё сильнее, когда мой телефон завибрировал. Оказалось, голубки снова переписывались в приложении, из которого мне так и не хватило духу выйти. От слащавого «Сильно заждалась тебя <3» в ответ на сообщение от Коллинза «Уже подъезжаю к тебе с подарочком» меня чуть не вырвало от передоза няшностью.

— А что с тем мальчиком? — решила добить мама, будто не замечая перемены в настроении. Да какого чёрта она выспрашивает такое личное при этом постороннем мужике?

Я хотела огрызнуться, но вовремя поняла, что какие бы проблемы ни были у нас с мамой, Маркус явно не должен участвовать в них. Негоже позорить маму — она никогда этого не заслуживала, поэтому я лишь тихо сказала:

— Прошу прощения, — и встала из-за стола.

В гостиной было прохладно: то, что нужно моей горячей голове. Я была в ярости, несмотря на то, что логический анализ происходящего не выявлял ни малейшего повода для этого. Нет ничего плохого в том, что мама пытается обустроить свою личную жизнь и двигаться дальше, но ведь даже документы на развод с папой ещё не подписаны… Обида на маму за все годы, что она уделяла работе, а не мне и отцу, вновь всплыла на поверхность и никак не хотела лезть обратно. Это не Маркус должен сидеть там за столом, поглощая греческий салат, а мой папа, по которому с детства я всегда так безумно скучала, без которого так долго училась жить. И вот я никак не могла найти оправдание маме, когда в нашем доме сидит её новый мужчина.

— Что случилось, Кларк? — я даже не услышала, как она вошла.

— Ничего, мам, — ответила я, уставившись в окно. Да уж, я редко реагировала на что-нибудь так остро, но за последние дни эмоций накопилось слишком много.

— Вы расстались, — вряд ли это был вопрос, скорее утверждение, и мне стало ещё обиднее, что всё так очевидно.

— Поссорились, — не выдержала я. — Увы, я не так преуспеваю в построении личной жизни.

Мне стало немного легче, когда вырвались эти отвратные слова, а потом почти сразу же и стыдно вдогонку. И мама неосознанно сделала ещё хуже:

— Прости меня, солнышко, — она подошла и мягко убрала прядь волос с лица. — Ты же знаешь, что никто мне тебя не заменит.

Поддавшись порыву, я обняла её, уткнулась носом в плечо, вдохнула такой родной с детства запах и снова всё простила — ни за что на свете не могло быть иначе. Мама никогда мне ничего не запрещала без веской причины, почему же мне вдруг хочется поступить иначе? Я могла не соглашаться с её выбором, но уважать её право на него была обязана.

— Я больше не буду приезжать без звонка.

— Я всегда рада тебе, Кларк, — мама, улыбаясь, посмотрела мне в глаза. — В любое время дня и ночи.

Я прекрасно это знала и быстро ретировалась в свою квартиру, не желая чувствовать себя снова лишней. Завтра — понедельник, дел просто куча. Я принялась за сборы необходимых материалов на занятия в университет и зал: тренировка мне понравилась, и я решила продолжать в том же духе. Каким-то образом мне удалось восстановить душевное равновесие и хоть как-то его поддерживать. Единственное, что действительно выводило меня из себя — дурацкий «Вайбер», который голубки после недавнего вечера облюбовали для переписок. Выйти сил не было никаких — да и не на руку оказывалось: их переписка дополняла общую картину расписания Финна, которую я знала, так что универсальный шпионский способ оказался прямо у меня под носом. Невероятно глупо было бы упустить такую возможность из-за сиюминутного порыва — приходилось терпеть, стиснув зубы. Психанув, я отключила уведомления, но любопытство всё равно с завидным постоянством приводило меня к ненавистному диалогу. Речь шла про День Единства нашего университета в эту пятницу: Коллинз упрямо приглашал туда свою новую старую подружку, самое плохое — она начала соглашаться. С протяжным вздохом я сделала скриншот и отправила его Октавии. Радостный ответ с кучей смайликов не заставил себя ждать: видимо, она уже давно задумывала меня туда затащить.

Я старалась занять себя максимально, чтобы не успевать ни думать, ни читать, ни грустить — не успевать ничего от слова «вообще». Усердно трудилась над научным проектом с Уэллсом — он, казалось, не заметил перемен; каждый день ходила на тренировки к Линкольну — для верности, что по приходу домой моё бренное тельце будет способно только принимать ванну и спать; навещала Октавию — разумеется, всеми силами стараясь избежать встречи с её милейшим из людей братцем. Мы не виделись с ним со встречи в фитнес-клубе — и я не думала, что смогу настолько радоваться чьему-то отсутствию. Даже если это нужно для дела.

В среду вечером мы с Октавией решили душевно посидеть. Мне ужасно хотелось пожаловаться, настолько, что безжалостная эксплуатация друзей перестала казаться преступлением против морали. И именно вечером в среду Беллами Блейк решил навестить свою сестру — полагаю, не без вмешательства высшей силы, явно получающей удовольствие от моих страданий. Мы как раз готовили ужин: пара салатов и моё фирменное шоколадное печенье в количестве двух противней. Фильм был выбран, еда — готова, причины для нытья — сформированы в список, и одно только появление старшего Блейка ознаменовалось множеством невероятных проблем.

— Как можно эту траву жевать? — с недовольным видом Беллами ковырялся в тарелке. — Удовольствия ноль, а твои щёки всё ещё избавляют от комплексов всех дам за шестьдесят на улице, и это я не про года говорю.

Октавия снисходительно наблюдала за самоутверждением этого придурка, пока я думала, что таких ещё поискать. Ну, я-то молодец, нашла. Мне стало даже обидно за нас: за себя и свои щёки, которые после язвительных издёвок физически ощущались четвёртыми.

 — И ты, наверное, считаешь себя воспитанным человеком, позволяя себе такое?

— Ты права, — он сделался нарочито грустным, — я немедленно должен позволять себе больше, — и триумфально закинул ноги на стол.

От такого хамства я чуть не выронила вилку. Вот верно говорят, что одни имеют совесть, а другие — чего только не имеют. И я даже толком не знала, к какой из категорий отнести Беллами: к имеющим совесть или всё остальное.

— А ну кыш! — разозлилась Октавия, спихивая наглые конечности брата. — Угомонись, Белл.

Посмотрев на старшего Блейка строгим взглядом, она обернулась в сторону кухни. Там пищал таймер духовки, подруга подскочила, отправилась доставать печенье и — предательница! — бросила меня наедине с Беллами. Я молчала, уткнувшись в телевизор: разговаривать не было ни сил, ни желания.

— Игнорируешь меня или просто молча наслаждаешься моим обаянием?

— Молча надеюсь, что ты прекратишь меня доставать.

— Я? Доставать? — его лицо сделалось таким картинно невинным, что я почти поверила. — Я просто приехал навестить О, а тут ещё ты нарисовалась. Это всегда не к добру.

— Взаимно, — не удержалась я.

Он что, уже знал про предстоящий увлекательный вечер пятницы? Что ж, у меня хотя бы была цель, и я не собиралась сдаваться, а вот Блейк точно предпочёл бы вечер где-то в клубе в компании длинноногой блондинки. Хотя если мне всё же надеть каблуки…

— Печенье готово, — заглянула в гостиную Октавия, а я решила срочно сбежать:

— Я жутко устала сегодня, О. Пойду уже, наверное, чтобы вам не мешать, — и сразу же двинулась в прихожую, не желая слушать новую порцию подколок.

Подруга расстроилась, а у Блейка в глазах плясали бесенята, кажется, обещая незабываемый пятничный вечер. Что ж, посмотрим, кто кого. Я была готова к испытаниям — или надеялась, что готова. Клятвенно пообещав Октавии приехать к ней в пятницу сразу же после занятий и ни минутой позже, я отправилась зализывать раны после напряжённой схватки с Беллами. Проиграть битву — не значит проиграть войну.

В этом году был двадцатый юбилей Дня Единства. Два десятилетия назад пять небольших учебных заведений объединились в одно, получив престижный статус национального университета. Этот важный этап в развитии у нас каждый год отмечался с размахом как студенческим, так и преподавательским составом. День Единства — тот самый уникальный день, когда все были в одинаковой степени равны и пьяны. Но это позже, а сначала всегда торжественная часть с концертом и награждением всех отличившихся за предыдущий год. Октавия не сомневалась, что такую заучку, как я, непременно должны хотя бы просто вызвать на сцену, чтобы пристыдить остальных не таких упорных студентов.

— Ты должна выглядеть просто потрясающе. У вас там странные ребята, но готова поспорить, что даже они оценят, — с этими словами подруга подала мне уже десятое платье. Бесполезное шатание по магазинам в течение полутора часов уже сильно пошатнуло мой боевой дух, а завалили его окончательно ноющие после тренировки мышцы. Я была согласна на что угодно, но Октавия оставалась бескомпромиссна.

— Это мне точно не идёт, — заключила я, разглядывая свой силуэт в коротком гипюровом платье. На вешалке оно смотрелось весьма изящно, а на мне выглядело, словно изысканная ночнушка. Со стоном отчаяния я потянулась к молнии. Пришлось продолжить изучение ассортимента магазина.

Взбодрило меня то, чего я вообще не ожидала: смартфон завибрировал, оповещая о новом сообщении от «Придурок».

«Буду ровно в пять. У меня есть занятия поинтереснее, чем караулить тебя. Это оскорбляет приличного человека. Буду ждать ровно сто двадцать секунд, не уложишься — поедешь на автобусе»

И не лень же было писать целую поэму, при этом делая меня виноватой за своё же желание забрать меня! Сердце забилось чаще от гнева, а кровь прилила к лицу — к щекам, чтоб их. С видом голодной орлицы, преследующей беззащитного мышонка, я тут же сузила круг поиска до нескольких платьев, и после трёх круговых примерок мы с Октавией пришли к соглашению. Сидя на соседних креслах в салоне красоты, мы наконец-то смогли нормально поговорить — и мне показалось, что такие походы следовало бы сделать более частыми. Была в них какая-то непринуждённость, расслабленность, возможность отвлечься на мелкий минутный выбор от глобальных и длинных в перспективе проблем. Редко можно найти человека, с которым окажется комфортно и легко говорить сначала о какой-то полной ерунде, а потом внезапно переключиться на серьёзную жизненную тему. Я очень ценила эту связь с подругой, и её разрыв по своей вине себе бы ни за что не простила. И просто молилась, чтобы ужасный, но не великий Беллами не испортил нам отношения. К счастью, у него пока не получалось — видимо, он просто к этому не стремился. Уверенность, что Блейк, наверное, всегда получает, что хочет, не покидала меня ни на мгновение.

Именно поэтому в четыре пятьдесят девять я стояла и мёрзла в подъезде. Не то, чтобы мёрзла: шёлковая ткань и открытая спина не обеспечивали достаточный комфорт, но бежать за пиджаком или плащом было уже поздно — свет фар и характерный рёв двигателя дал знать о приближении моего пунктуального мучителя. Открыв дверь автомобиля и сев внутрь, я бросила короткий взгляд на Беллами, вполне спокойного и довольного. Он же с ног до головы осмотрел меня, но так ничего и не сказал. Наверное, хороший знак. Не зря я потратила половину дня на косметические процедуры: волосы теперь спадали до лопаток подкрученными локонами, тональный крем замаскировал все мыслимые и немыслимые недостатки кожи, стрелки и накладные ресницы сделали взгляд выразительным. Даже Блейк уже минуту не шутил о моей внешности — это что-то да значило! Машина резко сорвалась с места, скрипя шинами об асфальт, когда он надавил на газ, и я поняла: навыки экстремального вождения, похоже, у них семейные.

— Надо же, из-за твоей нерасторопности мы даже не опоздаем, — наверное, это был комплимент, но звучал он, как отличное оскорбление. Я не сомневалась, что даже многокилометровая пробка рассосалась бы за мгновение, окажись там Блейк — его талант действовать на нервы был просто феноменальным.

— А я уже думала, что ты меня без подколок оставишь.

— Вечер только начинается, — вновь принялся за угрозы Беллами.

Внезапно заигравшая по радио песня ещё сильнее меня вывела из равновесия: я помнила слишком хорошо, как мы с Финном сидели на покрывале с парке, он играл на гитаре, а я подпевала — именно эту чёртову песню!

Когда мы приехали, зал уже был забит. Если бы не старания Октавии в отвоёвывании нам сидячих мест, мне пришлось бы страдать на этих дурацких каблуках весь предстоящий вечер. В этой валькирии явно прослеживался характер брата, на которого она накинулась с объятиями. Последний в деловом костюме был просто великолепен, потому мой взгляд никак не мог решить, где ему остановиться: на Беллами или в толпе в попытках высмотреть Финна. Коллинза пока видно не было. Я болтала с одногруппниками, с Октавией и её одногруппниками, с которыми была знакома благодаря главному отсутствующему действующему лицу, а Беллами со скучающим лицом смотрел в телефон. Только пару раз ему звонили, и даже громкая музыка начавшегося концерта не смогла перекрыть трёхэтажные конструкции, которыми он выражал своё недовольство чьей-то работой. Октавия ткнула его локтём, и он немного снизил тон.

— А сейчас мне хотелось бы наградить дипломами лучших студентов медицинской академии нашего университета, — на сцене уже был наш декан Телониус Джаха. Надо же, как плохо Беллами Блейк в радиусе шаговой доступности влиял на моё внимание — в основном, своим богатым словарным запасом!

— И вот почему нам не дают дипломы? — пробурчал недовольно сидящий рядом Уэллс.

— Видимо, мы ничего такого не сделали, — кратко ответила ему я, наблюдая за счастливым Монти, получающим свой момент славы — он его полностью заслуживал. Однако мечты Уэллса, видимо, всё же были услышаны: в следующий момент со сцены прозвучали наши имена.

— Следующими я хотел бы наградить двоих молодых исследователей, не вылезающих из лаборатории, Кларк Гриффин и Уэллса Джаху. Их ещё незавершённая работа уже принята в участники комиссией ежегодного национального конкурса и сможет побороться за крупный грант, — я не верила своим ушам. Даже Уэллс не знал об этом, судя по его ошарашенному виду. На ватных ногах я встала со своего места и начала пробираться к сцене сквозь плотные ряды сидящих студентов. Октавия всё же оказалась права в своём желании приодеть меня — и она сидела, восторженно хлопая глазами, а Беллами поддерживал меня в вертикальном положении весь нелёгкий путь к славе.

Тем не менее, я изменила бы себе, не пойди хоть что-нибудь не так. Поднимаясь по лестнице, я случайно наступила каблуком на шлейф платья и медленно, но верно начала терять равновесие. Потому что за мгновение до этого отвлеклась на вошедшего в зал Финна. Твою мать! Но Беллами не растерялся: внезапно обхватил меня за талию, удерживая ровно и улыбаясь, будто так и задумано, а затем одна из его ладоней с талии скользнула в мою, поддерживая для преодоления последней ступени. Моё сердце выстукивало бешеный ритм: от волнения и адреналина. И руки Блейка на моей талии?..

Принимая из рук декана диплом, я широко улыбалась — ему, Уэллсу и всему залу. Это был наш триумф, и Октавия стоя аплодировала, широко улыбаясь. А меня не оставлял вопрос, почему Блейк помог мне? Вполне в его стиле было позволить мне упасть и распластаться перед всем университетом в свой звёздный час — чисто ради смеха. Но он не сделал этого, он спас меня от позора, мгновенно искупив в моих глазах все свои язвительные подколки. Именно тогда мне в голову впервые закралась мысль, что Беллами — такой же мерзкий обманщик, как и Финн Коллинз. Только первый из них хотел казаться хуже, чем был на самом деле, а второй — совершенно наоборот.