Descent (джен)

Мистик просыпается от ветра и музыки. Ночь лунная, в темных обрывках туч, которые кружат над городом и школой уже неделю, да все никак не прольются. Музыка слышится тихо, но вполне отчетливо, если прислушаться. Всё это чем-то напоминает сцену из классических ужастиков или детективов про призраков, и Рэйвен уже начинает думать, что ей просто кажется… Но тут из-за окна доносятся уже осточертевшие ей аккорды — снова Pink Floyd, — и сон снимает как рукой. Потому что здесь есть только два человека, которые постоянно слушают это, но Питер предпочитает наушники. «Если это слышно даже мне здесь, то на какую громкость этот придурок вообще врубил свой дурацкий магнитофон? Остальным-то как спать, там же дети!», — Мистик рывком вскакивает и подходит к окну. Прислушивается. Музыка играет, но не сильно громче и вообще как будто не из северного крыла, а… с крыши?

Рэйвен не знает, какой черт несет ее наверх, под темное небо на скользкую черепицу и промозглый дерганный ветер. Ангел сидит на краю площадки, свесив ноги вниз. У чердачного люка стоит магнитофон и невскрытая бутылка. В первый момент Мистик кажется, что он напился и сейчас спрыгнет, но Уоррен лишь поудобнее укладывает крылья. «Дура, вот же бутылка — она полная! Да к тому же, он же летает. Уж кому-кому тут не страшны никакие высоты». Рэйвен морщится — и зачем, спрашивается, притащилась? — и вылезает на площадку, нарочно не скрываясь. Но Уоррен все равно вздрагивает (или это ему вода за шиворот попала?).

 — Эй… Ты чего? Всё в порядке?

 — А? Рэйвен? Да. Разбудил?

 — Да так, немного.

 — Прости. — Ангел сдвигается, освобождая место, чтобы Мистик могла сесть. Рэйвен медлит, отчасти осознавая совершенно нового Ангела, отчасти, потому что подойти к самому краю самой высокой крыши все же страшно. Уоррен как будто чувствует ее смятение, и тихо говорит:

 — Садись, я поймаю если что.

 — …

 — Там сетка внизу. И бутылку прихвати. — фыркает он, встретив скептический взгляд Рэйвен.

 — Там в баре вообще еще хоть что-нибудь осталось? Тебе не кажется, что ты злоупотребляешь доверием Профессора? — Мистик осторожно садится рядом, но ноги вниз не свешивает. Ангел, не глядя, цапает у нее вино, ловко сшибает горлышко под конец пробки о край крыши и залпом выливает в себя четверть содержимого.

 — Встречный вопрос: а ты как будто не злоупотребляешь? Черт, с пряностями. Кажется, глинтвейн Джин будет делать в другой раз. Будешь? — Рэйвен смотрит на протянутую бутылку, думая, что она так-то преподаватель и вообще…

Она чуть не режет пальцы о край и с сомнением заглядывает вовнутрь — не видно ничерта, впрочем, чего она хотела от красного вина ночью?

 — Ты туда осколков не насыпал? Что, захватить с собой штопор совесть не позволяет?

 — Не насыпал, не первый раз открываю. У нас там штопоров не было. Вина, впрочем, тоже. — Усмехается Ангел.

Вино пахнет корицей и на вкус отдает апельсиновыми корками и чем-то острым. Под такую погоду — самое то, особенно, если его еще и подогреть. Ветер из-под ската бросает в лицо мелкие капли — не дождь, а просто воздух прихватил с собой осевший росой на железном крае туман. Рэйвен ежится, с тоской вспоминая теплую кровать, но понимает, что туда уже вряд ли вернется.

 — Почему сюда?

 — Что?

 — Какой черт понес тебя на крышу? Почему не чердак? Не кухня? Не сам бар, в конце концов?

 — Под чердаком дети. Ты сама просила их не будить. А кухня и бар и заняты. Наверху Питер с Куртом, внизу Магнето с Хэнком.

 — Они что, тоже…? — Ангел пожимает плечами.

«Не школа, а непонятно что, — думает Мистик, отдавая бутылку, — Ученики ночью пьют, преподаватели пьют. Докатились. И ты тоже, Рэйвен, причем больше всех. Хэнк хотя бы делает это в тепле и с Эриком, а не на крыше с ребенком… Хотя какой он, к черту, ребенок?»

Где-то в сизо-серой хмари занимается рассвет, чуть подсвечивающий края туч розовым. На Рэйвен этот вид нагоняет тоску: мокро, мерзко, безнадежно.

 — Отлично. Вот и утро. Говоришь, Питер, Курт и Хэнк тоже полуночники, как и мы? Веселая будет тренировка.

 — У вас еще несколько часов, чтобы отоспаться. — Отмечает Ангел, поднимаясь на ноги. Куртка, накинутая на голые плечи, падает, и он отодвигает ее ближе к чердачному люку.

 — Отоспишься тут, как же… — Мистик встает следом, потому что сидеть, когда рядом с тобой начинают махать руками и крыльями, как-то не очень уютно. Ангел разминается. А Рэйвен видит мощь: она таится в почти пятиметровом размахе белых крыльев, в тонких краях жестких перьев, в сильных и размеренных рывках рук, в плавных и одновременно быстрых движениях… В каждой светлой полоске, которыми покрыты его спина, бока, грудь и руки, в жестком волчьем взгляде серо-голубых глаз. Грация зверя, красота хищной птицы. Мистик щурится, а потом резко делает выпад… И натыкается на руку, как на стальную стену. Ангел смотрит сначала удивленно, а потом щерится:

 — Не забыла, где находишься? — Рэйвен усмехается в ответ.

 — Тут же сетка. Или ты поймаешь.

 — А если не успею?

 — Ты? Мне кажется, с реакцией у тебя всё отлично. Да и с остальным… Не хочешь потренироваться днем? Ребятам будет интересно, да и тебе, возможно, понравится.

 — Поглядеть, как вы друг друга по грязи валяете? Нет, спасибо. Мне уже хватило спаррингов. А драться со своими со всеми этими иллюзиями использования сил… Играйтесь сами.

 — А если не против, а вместе?

 — Так не бывает. Чтобы в полную силу, против настоящих противников, но при этом не калеча их.

 — Тебе ребята не рассказывали про тренировки?

 — Питер что-то трещал, но, по своему обыкновению, не слишком толково. — Ангел снова возвращается к разминке, явно давая понять: поговорили и хватит. Рэйвен с каким-то разочарованием видит, как Уоррен прячется обратно в свою раковину, — тот, ночной, парень был намного живее. Еще пару минут она стоит у люка, наблюдая за четкими и резкими взмахами, а потом начинает спускаться вниз, бросив напоследок:

 — И всё же, если надумаешь — у Хэнка наверняка найдется лишний костюм.

Когда Мистик уходит, Ангел еще какое-то время так и стоит на краю крыши, приподняв полураскрытые крылья. В магнитофоне по кругу всё играют Pink Floyd, и ветер гонит темные тучи, затягивая рассветные дыры. А потом начинается дождь.

Он зло вырубает музыку и спускается на чердак, забыв полупустую бутылку у водостока. По перьям стекает вода, и сам он мокрый и голодный. Но где-то внутри Уоррен думает, что дождь пошел как нельзя кстати. Потому что теперь есть вполне нормальное объяснение, почему он так и не шагнул за край черепицы.

Только себя не обманешь. И не полетел он не из-за дождя, а потому что половины бутылки легкого вина не достаточно даже чтобы напиться — с его-то метаболизмом, — и уж тем более не хватит, чтобы заглушить душащий, почти панический страх, свист воздуха в ушах и видение земли, приближающейся слишком быстро.

Уоррен уходит к себе. Только-только начавшие просыпаться и выходить из комнат дети шугаются и спешат убраться с дороги, едва завидев его фигуру в конце коридора. Ангел вспоминает, что так же они шугаются рыжей Джин, и криво усмехается: «Что ж, теперь у школы Ксавьера аж две грозы… Даже три. Помимо той, что на улице».

За окном льет, и на чердаке царит непрерывный глухой шелест. Делать откровенно нечего, разве что…

Хэнк уже готовится уходить из лаборатории в сторону Церебро, чтобы подготовить площадку для тренировок, но на пороге неожиданно сталкивается с Уорреном. На удивленный взгляд Ангел отвечает усмешкой:

 — Мистик говорила, у тебя найдется лишний костюм. Хочу посмотреть, как Скотт разносит тренировочные залы.