Пациент Х (гет)

Утром в день начала процесса, когда Лорду Волдеморту предположительно оставалось жить еще всего восемь дней, Гермиона не пошла в Больницу. В предыдущий день ее поставили в известность, что пленника уведут авроры с первыми лучами солнца.

Во время слушания дела Грейнджер также не позволено будет подходить к нему. Только по окончанию всех заседаний, когда Волдеморта снова отправят в темницу провести последние часы, она получит возможность увидеть своего любимого врага в последний раз. Там они будут ждать утра и прощания.

Гермиона под выдуманным предлогом пригласила своих родителей, она уже так давно должна была проявлять силу и мужество, что немного моральной поддержки перед предстоящими событиями ей точно не повредят.

Предлог звучал не особо убедительно, ведь родители просто не могли действительно поверить, что она непременно хочет показать им свою комнату. Но, по-видимому, голос девушки звучал по телефону слишком отчаянно, потому что чета Грейнджеров согласилась приехать, отложив все остальные дела.

Впрочем, ее «ах, какая интересная комната» была рассчитана всего на одного жильца, поэтому Уизли предложили Грейнджерам пожить у них. Тут вообще получилось очень удачно. Артур был более чем счастлив иметь столько наглядного материала по маглам прямо рядом с собой, а родители радовались и восхищались магическим миром, в котором оказались.

* * *

Уже пробило восемь часов утра. Все, что было официально провозглашено, так это тот факт, что в следующие дни будет идти процесс против одного-единственного Пожирателя, чей приговор должен быть воплощен в жизнь практически сразу после вынесения. То, что его личность до сих пор держали в секрете, оставляло много места для фантазий.

Гермиона на негнущихся ногах вступила в огромный, круглый зал заседаний. Он был похож на римский амфитеатр, с поднимающимися рядами деревянных скамеек и таким расположением трибуны, что публика должна была смотреть вниз на нее. Да именно амфитеатр, и также, как и в те давние времена, на арену введут плененную бестию, которую авроры, словно гладиаторы, должны будут победить на глазах у жаждущей крови толпы. А потом цезарь — чью роль исполнит сейчас главный судья Визенгамота — опустит вниз палец, приговаривая Волдеморта к смерти.

Несравненно больше людей, чем обычно, пришли в этот день в Министерство. Воздух словно бы потрескивал от напряжения. Это был, само собой разумеется, не первый процесс над Пожирателями, но от наблюдения людей не укрылся тот факт, что раньше все обвиняемые назывались поименно, имя этого же держалось в секрете. Рита Скитер в своей статье нарекла пленника «Тот-чье-имя-не-названо». Игра слов, с которой она попала практически точно в цель.

После окончания Битвы разные слухи распространялись в народе по поводу кончины Лорда Волдеморта. Министерство отказывалось называть официальную позицию о том, что случилось с телом.

А что, собственно, тогда произошло? Мистер Симпсон говорил, что заклинание, которое срикошетило в Волдеморта, было ослаблено. Видимо, Волдеморту в последний момент удалось обуздать разрушительную силу Авады. «Волдеморт-который-выжил» — горько усмехнулась Грейнджер. Что ж, это ему не очень помогло. Даже ослабленное заклинание оказалось достаточно сильным, чтобы нанести своему создателю серьезный урон и лишить сил. То, что упало в тот роковой день на пол в Большом зале, не было мертвым телом, но оно почти им являлось. Когда зеленая вспышка поразила Темного Лорда, он упал, большего возликовавшей толпе не было нужно.

Медицинское обследование провели позже, в чулане, куда сносили все трупы. Кингсли Шеклбот был тотчас приглашен туда и несколько в высшей степени неприятных для него минут решал, что же делать с оказавшимся настолько живучим Риддлом. Пока не пришел к выводу, что бывший Темный Лорд еще может оказаться полезным для, во-первых, поднятия собственной значимости в глазах общественности, а во-вторых, возможно, Волдеморт сможет выдать некоторую информацию, если его достаточно настойчиво «попросить».

Двадцать четыре человека сменялись в дежурствах у камеры, около десяти работников Больницы знали, кого содержали в подвале, была она, МакГонагалл и еще, возможно, несколько человек. Так что около пятидесяти человек знали, что должно случиться, и, вероятно, не все из них так уж хорошо умели молчать.

Или кто-то проговорился, или некоторые отчеты читались не теми глазами, для которых были составлены, а некоторые разговоры были услышаны не теми ушами. Но всего вместе хватило, чтобы по стране ползли слухи, согласно которым Волдеморт все еще был жив. Впрочем, так как Министерство официально не поддерживало ни одну из ходивших сплетен, они оставались всего лишь слухами.

В воскресенье Министерство наконец дало четкую информацию, но продажу газет задержали до восьми утра, то есть как раз до часа начала Процесса. Слишком большим был страх перед паникой, которая может возникнуть среди народа, что могло бы помешать началу заседания. Гермиона считала такой подход чушью, ведь гораздо больший страх вызовет появление живого Лорда Волдеморта перед неподготовленным залом, чем если бы о личности обвиняемого сообщили заранее в газетах. Но ее мнение вряд ли интересовало руководство.

Как и в случаях с процессами над другими Пожирателями, люди, желающие присутствовать, должны были записаться заранее в списки. Эта была отчасти предосторожность перед кровавыми отмщениями, отчасти попытка сократить число желающих присутствовать, ведь зал не являлся безразмерным.

В данном конкретном случае публичность еще сильнее ограничили. Избранным «счастливчикам» в предыдущий день было прислано совиной почтой письмо с разрешением. Теперь при входе в зал люди показывали это разрешение дежурившим аврорам. Люди, которым не прислали разрешений, толпились в коридорах, ожидая новостей.

При входе также все допущенные должны были — к их величайшему неудовольствию — сдавать волшебные палочки и заносить информацию о них на длинные пергаменты, чтобы позже палочка могла быть возвращена истинному владельцу.

Гермиона, как и Рон, и еще много других знакомых ей лиц — которые она узнавала в толпе, — получила приглашение. Большинство из них являлись активными борцами в войне против Волдеморта. Даже сам выбор мест для приглашенных показывал их личности. Министерство желало организовать самый строжайший порядок, и люди садились на пронумерованные и предназначенные именно им места.

Свидетели тоже сидели в зале, и им еще предстояло узнать, против кого они будут давать показания. Те, кто знали зал и бывали в нем раньше, испытывали удивление. Первые ряды были отодвинуты от центра. «Трибуна» для последующего «представления» была увеличена. Помещение освещалось многочисленными факелами и свечами.

Мраморный пол, темные стены без окон, эхо, всегда возникающее в таких помещениях, придавали залу сходство с большим склепом. Гермиона вздрогнула от такого сравнения. Конечно, тут уже очень давно никого не приговаривали к смерти, от этого отказались более столетия назад, и все же волшебный мир ни в коей мере не был местом всепрощения.

Места для судей и обвинителей располагались вокруг трибуны, от скамеек для зрителей их отделяла каменная стенка. Как в оперной ложе, непосредственным участникам Процесса предоставили удобные места, только здесь еще были столы перед ними. Похожий на трон стул, к которому должны были привязать обвиняемого, стоял посредине, повернутый к ним.

Гермиона сидела рядом с Гарри и Роном в средине зала слева. Стул, предназначенный Волдеморту, располагался напротив нее. Он будет прямо у них перед глазами. Гарри нервно раскачивался взад и вперед. Его пальцы тарабанили по колену. Естественно, он тоже слышал сплетни, но это были лишь слухи. Теперь, когда он перестал носить в себе хоркрукс Волдеморта, связь также пропала. И он ведь собственными глазами видел его смерть, или все же нет?

Так как никто не желал вносить ясность касаемо личности обвиняемого, воздух потрескивал от нервного напряжения. Со всех сторон доносились приглушенные шепотки «Ты разве не слышал? Возможно, это все-таки правда» и сразу же успокаивающие слова в ответ «Он же умер во время Битвы, все видели, как он падал».

С другой стороны зала Гермиона заметила Невилла и Августу Лонгботтомов. Луна Лавгуд с отцом сидели, как представители прессы, на несколько рядов ближе к трибуне. Грейнджер даже не хотела представлять, что именно напишет Ксенофилиус в своей газете об этом открытии тайны.

Среди присутствующих также были хогвартские профессора. Гермиона кивала им с невеселой улыбкой. Она надеялась, что будет возможно избежать разговора с ними. Только не сегодня. И не с Хагридом, который, как она знала со слов Гарри, тоже будет выступать в качестве свидетеля. Вокруг Кингсли собрались многочисленные высокопоставленные чиновники. Судя по всему, посетить Процесс приехали и иностранные представители.

Двери открылись, и тридцать авроров вошли в зал, располагаясь по кругу от стула пленника. Красные искры срывались с их палочек. Дополнительные защитные чары накладывались на судейские места. На двери также добавили чары.

Толпа заволновалась. Зачем все эти усиления мер безопасности?

Гермиона толкнула Рона в бок и глазами указала вперед. Драко, Нарцисса и Люциус Малфой занимали места в первом ряду. Им придется тоже выступать в качестве свидетелей. Семья Малфоев, кажется, переживала не лучшие свои часы. Их лица были мертвенно-бледными и поблескивали от пота.

Авроры сузили круг и еще раз взмахнули палочками, накладывая уже, наверное, сотые по счету заклинания. Затем они снова растянули круг, отходя от стула, насколько это было возможно, словно не могли вынести даже мысли о том, чтобы остаться хоть на сантиметр ближе, чем необходимо, к тому, что там будет находиться.

Зал шумел все сильнее. В предыдущих случаях всегда хватало обычных простых заклинаний. Что же будет заведено в зал, оправдывающее все эти дополнительные меры предосторожности?

В который раз авроры подняли палочки, снижая уровень шума. С помощью определенных заклинаний можно было снизить громкость звучания голосов в зале, и теперь лишь рты двигались и доносился слабый шепот.

И обвинители, и судьи производили впечатление испуганных. Некоторые были бледны, у некоторых на щеках горели лихорадочные пятна. Нервно оглядываясь на дверь, они сидели, олицетворяя собой неуверенность и внутреннюю борьбу: следует ли им поддаться любопытству и смотреть на дверь, или же страх в их душах все же одержит верх. В какой-то момент напряжение уже нельзя было выдержать, что-то уже должно было случиться.

Шелкболт кивнул волшебнице-обвинителю, и та поднялась, ее ноги подогнулись, и она чуть не упала на ассистента. Но потом волшебница взяла себя в руки и произнесла громким, кажущимся на удивление уверенным голосом:

— Следующее дело. Страна против Тома Марволо Риддла.

Очень, очень немногие люди в зале побледнели. И все же Гермиона видела в их лицах надежду, что это окажется всего лишь недоразумением и имелся в виду другой человек с похожим именем. Большинство же либо не уделили должного внимания словам волшебницы, либо, более вероятно, попросту не понимали, что именно такого особенного в этом Риддле. Он ведь даже не являлся известным Пожирателем Смерти.

Гарри и Рон, погруженные в разговор, удивленно оглядывались. Кажется, они тоже не понимали, что означают озадаченные лица.

Мафальда Хопкинс потребовала тишины в зале и приказала:

— Введите обвиняемого!

Большая, тяжелая деревянная дверь отворилась, и еще шесть авроров вошли в зал. Посредине ступал заключенный, от взглядов любопытной толпы его закрывали мощные тела авроров. Можно было рассмотреть лишь черную мантию, надетую на высоком мужчине, чье лицо казалось неправдоподобно размытым и чьи черты даже при пристальном взгляде не было возможности рассмотреть.

Прозвучал высокий женский крик, и одна волшебница потеряла сознание. Гарри и Рон приподнялись на цыпочки.

— Ты его видишь? Что случилось с женщиной? — спрашивал Гарри, протирая свои очки краем мантии, кажется, полагая, что именно они стали виной тому, что он не мог узнать подсудимого.

— Нет, ничего. Как будто он в тумане. Все размыто, — ответил Рон разочарованно, усиленно пытаясь что-то разглядеть, но видя между аврорами только размытый силуэт.

Еще один панический крик, затем еще один. Несмотря на то, что заклинание тишины делало невозможными громкие звуки, их все равно было слышно. Напряжение в зале, казалось, можно было резать ножом.

Обвиняемый и его надсмотрщики наконец достигли стула и развернулись к судейской ложе. И в мгновение, когда авроры, окружавшие подсудимого расступились, становясь в круг со своими коллегами, заклятие, рассеивавшее внимание и не дававшее увидеть лица пленника, спало. Контуры тела постепенно обретали четкость, черты лица проявлялись.

Там, высокий, в черной мантии, белый и даже будто светящийся, стоял человек, которого боялись больше всего на свете. Опаснейший темный маг, неназываемый, тот, чье имя страшились даже произнести. Лорд Волдеморт.

Паника волной прокатилась по залу. Стулья перевертывались, многие упали на землю, стараясь скрыться, помещение мерцало от вспышек, вызываемых не заклинанием, а камерами, когда журналисты фотографировали так, будто от того, успеют ли они сделать снимок, зависят их жизни.

Без сомнения, Рита Скитер и Ко уже сегодня выпустят фотографии и статьи, которые еще до наступления завтра опубликуют. Чтобы вся страна, весь мир мог узнать, что тот, кого все считали мертвым, сидел сейчас, прикованный незримыми заклинаниями к стулу.

Смертельный страх наполнял зал, цеплялся, как заразная болезнь, ко всем, чей взгляд хоть раз скользнул по поражающему своей белизной и непохожестью на других представителей рода людского мужчине. Все, все без исключения в панике царапали и скребли карманы своих мантий, забывая в своем испуге, что их оружие, их волшебные палочки не с ними. Всего один мужчина, связанный и окруженный тридцатью шестью стражами, нагнал на сотни людей чувство абсолютной беспомощности и страха.

Лорд Волдеморт стоял прямо, с высоко поднятой головой, усмехаясь с превосходством, и казался очень позабавленным мерами предосторожности и страхом, вызванным его присутствием. Впрочем, то, что люди при его появлении впадали в панику, по-видимому, не было для него в новинку.

Руки, магически связанные за спиной, тридцать шесть палочек, направленных на него — все это, казалось, ни малейшим образом его не беспокоило. Его взгляд производил на Гермиону впечатление чего-то чужеродного, она не привыкла видеть Риддла таким. Сейчас это был именно тот темный маг, которого она так желала уничтожить всего несколько месяцев назад. Именно так он выглядел во время битвы за Хогвартс в тот памятный день.

Какими-то невозможными и нереальными казались воспоминания об истощавшем, беспомощном Риддле, с которым она столкнулась в мае, и еще более нереальными — о том, который учил ее магии, стал наставником, который радовался за успехи ученицы, стал мужчиной, который… Щеки Гермионы вспыхнули. Сейчас в нем не было ни единого намека ни на слабость, ни на способность вызывать по отношению к себе какие-либо эмоции, кроме страха, ненависти и, возможно, преклонения.

Видимо, он уже смирился со своей судьбой, к тому же был слишком горд, чтобы показать слабость при своём последнем «выступлении».

Взгляд Гермионы переместился к семье Малфоев. Нарцисса, панически вскрикивая, отступала — насколько это было возможно — назад, обхватив Драко руками, стискивая его и пытаясь прикрыть собой. Хорек же, белый как мел и полностью лишенный привычной спеси, даже не возмущался тем, что она вела себя по отношению к нему, как к ребенку. Серо-голубые глаза Люциуса встретились с красными, как тлеющие угли, очами Хозяина, его взгляд зацепили, прожгли эту связь… И Люциус сломался, его ноги подкосились, и он тяжело рухнул вниз.

Старая волшебница, видевшая, как старший Малфой упал, на удивление быстро выпрыгнула со своего места, забралась на стул и закричала, показывая вытянутым пальцем на обвиняемого:

— Он убил его!

Впрочем, спустя всего пару мгновений Люциус снова пришел в себя и с помощью жены и сына поднялся на ноги. Волдеморт вознаградил это маленькое представление пренебрежительно-ехидной усмешкой. Его взгляд с темным удовлетворением скользнул по трем Малфоям, а губы скривились, будто он произносил издевательское приветствие. Гермиона знала этот взгляд, если бы не авроры, окружавшие Лорда, Малфои недолго бы задержались на этом свете, и их переход в лучший мир был бы очень мучительным. Но почему Малфой-старший упал? Волдеморт же не мог… Да нет, это было невозможно.

У Риддла не было защитника. Маленькая деталь, которая отличала маггловские суды от магических. В волшебном мире не было адвокатов, лишь обвинители. Существовали советники, которые могли давать рекомендации и предоставлять определенную помощь до суда, но вот в зале обвиняемый всегда стоял один. Не удивительно, что обвиняемые автоматически становились приговоренными.

Лицо Волдеморта, так напоминающее змеиное, медленно поворачивалось, он обводил взглядом присутствующих, выискивая знакомые лица. Издевательски улыбаясь, Риддл кивал бывшим жертвам. Когда же его взгляд дошел до Гермионы, ухмылка застыла. Грейнджер сглотнула, чувствуя, как краска разливается на ее щеках, одно мгновение она раздумывала, что делать, а потом просто ободряюще улыбнулась и кивнула своему плененному другу. Пару мгновений он с нечитаемым выражением лица глядел прямо на нее, потом его тонкие губы скривились, беззвучно произнося «Гермиона», а затем его глаза на долю секунды закрылись. Когда они открылись, в центре зала снова стоял Лорд Волдеморт, жестокий и бесчувственный темный маг.

Вряд ли кто-то заметил эти краткие мгновения, только Гарри и Рон успели поймать странный обмен взглядами между ненавидимым колдуном и их подругой. Их рты округлились в беззвучном «О», и Гермиона поняла, что они раскрыли ее секрет. Непроизвольно дернувшись в сторону, они отодвинулись от Грейнджер. Им было необходимо время и пространство, чтобы в полном масштабе осознать всю ситуацию.

Рон закашлялся, его лоб пошел складочками, явно свидетельствуя об усиленном мыслительном процессе. Неверяще, словно она была какой-то странной иллюзией, Рон переводил взгляд с подруги на Волдеморта, который уже не смотрел на них, и обратно. Потом он с просящим выражением уставился на Гарри. Поттер массировал свой шрам. Связь, конечно, уже была разорвана, но, по-видимому, подсознание играло с ним злую шутку, и при одном взгляде на своего заклятого врага награждало фантомными болями. Он не мог отвести глаз от человека, который определил всю его жизнь. Лорд, чувствуя этот неотрывный взгляд, снова повернул голову к ним и с широкой, акульей улыбкой поприветствовал Мальчика-который-выжил.

Гермиона сглотнула, лихорадочно подыскивая слова, хотела извиниться, объяснить, но ни звука не желало срываться с ее губ. Ребята сидели, словно громом пораженные, задумчивые, не замечая ее жалких попыток.

— Сейчас я понимаю, — наконец произнес Гарри. Полным упрека и обвинения взглядом он смотрел на подругу. Поттер не стал кричать на Гермиону или упрекать ее, и это было еще тяжелее выносить. Рон трусил головой, все еще отказываясь принять этот факт измены, а затем поднялся и поменялся местами с Гарри.

Мальчик-который-выжил все так же потерянно смотрел на мужчину, уничтожить которого было его предначертанием. Темного Лорда, который сейчас издевательски нашептывал ему что-то. Не слышно для всех остальных, но — Гермиона знала по собственному опыту — наверняка угрожающе, четко и близко звучали слова Волдеморта в голове Поттера.

Широкоплечий светловолосый аврор постучал палочкой Риддла по плечу. Контакт между Гарри и Лордом оборвался. Какое-то короткое мгновение казалось, что Гарри собирается развернуться к Гермионе, чтобы обрушить на нее тысячу вопросов, но потом он застыл и вместо Грейнджер повернулся к Рону.

Грейнджер вздрогнула всем телом и сжалась на своем месте. «Ты знала, что так будет», — шепнул голос подсознания в ее голове.

Несколько минут потребовалось служителям закона и заклинаниям тишины на то, чтобы побороть панику в зале в такой степени, которая требовалась, чтобы толпа снова смогла обратить свое внимание на обвиняемого. Магически усиленный, но, без всякого сомнения, лишенный уверенности и спокойствия голос обратился к темному Лорду.

— Вы — Том Марволо Риддл? Рожденный тридцать первого декабря 1924 года в Лондоне?

— Да, я когда-то носил это имя, — кивнул Волдеморт.

Волшебница-обвинитель избегала прямо смотреть Лорду в глаза и спросила, отводя взгляд:

— Том или Томас?

Волдеморт усмехнулся и медово-елейным тоном ответил:

— Просто Том.

Шеклболт поднялся, беря слово:

— Верно ли, мистер Риддл, что миру вы лучше известны под псевдонимом Лорд Волдеморт?

Волдеморт снова кивнул, он казался скучающим.

— Все верно, я взял себе это имя еще в школе, — прозвучал высокий, пронизывающий, словно ледяной ветер, голос. Мурашки выступили на телах присутствующих от звука этого голоса. Кингсли старался выглядеть уверенно и авторитарно, но в присутствии Волдеморта как-то весь съеживался. Возможно, он сейчас думал о том, что в Большом зале у него, Макгонагалл и Флитвика не было ни единого шанса выстоять против Лорда Волдеморта, несмотря на то, что они принадлежали к числу самых сильных волшебников на континенте.

— Мистер Риддл, я сообщаю вам, что суд не намерен принимать этот псевдоним. Он выбран вами самостоятельно без какого-либо правомерного основания и ассоциируется с многолетним террором, который уже позади. — При этих словах змеиная усмешка скользнула по тонким губам Волдеморта, а затем он с самым скучающим видом поглядел прямо Шеклболту в глаза. — С-суд, — с заиканием продолжил волшебник, безуспешно стараясь сохранить иллюзию бесстрашия и уверенности, — не принимает его. В продолжении всего процесса вас будут называть «мистер Риддл».

Кингсли вытер вспотевший лоб платком перед тем, как продолжить.

— Известно ли вам, мистер Риддл, что со времени Битвы за Хогвартс вы считались мертвым?

— Да, — прохладно согласился Лорд, — припоминаю что-то такое.

— Значит, сейчас я объявлю народу, почему. — Кингсли — этому широкоплечему чернокожему мужчине — потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, а затем он озвучил обстоятельства, которые привели к необходимости тайны: — После того, как вас поразило выпущенное вами заклинание, люди посчитали вас умершим. Вы же каким-то чудом выжили. Но это было решено держать в тайне, чтобы не дать вам возможности вызвать внимание к своей персоне или призвать сторонников. Ваше текущее место пребывания останется в секрете, и никому не будет позволено распространяться на этот счет, тем более в интервью.

Угрожающий взгляд обратился к кажущейся до глубины души разочарованной Рите Скиттер. Разочарованной настолько, будто ей только что сообщили, что все праздники будут отменены как минимум на ближайшие тридцать лет.

— Вы будете выступать перед судом и нигде более. У вас было предостаточно времени, чтобы заставлять мир слушать ваши угрозы и сумасшедшие идеи, но то время прошло.

Авроры снова подняли палочки, и двое из них выступили вперед, наставляя оружие на голову Волдеморта. С концов древков волшебных палочек сорвались две черные ленты, которые перед лицом Волдеморта соединились, слепляясь в черную ленту, невидимой рукой завязывая Лорду глаза.

Это призвано было послужить сразу двум целям: во-первых, из-за ленты Волдеморт лишался возможности устанавливать зрительный контакт и вторгаться в сознание кому-либо; а во-вторых, для всех присутствующих это было несказанное облегчение: чтобы ужасные красные глаза оставались спрятанными.

Шеклболт снова сел и помассировал лоб, видимо, раздумывая, что сказать. Потом он кивнул Мафальде Хоппкинс, председательнице Процесса.

— А сейчас зачитайте обвинение, пожалуйста.

Мафальда подняла и начала зачитывать пункты с пергамента.

— Магический мир Великобритании вместе с представителями интернационального союза магов (ИСМ) выдвигают обвинение против Тома Марволо Риддла. Обвинительные пункты следующие:

*Народоубийство

*Преступления против человечности

*Создание и возглавление террористической организации интернационального масштаба. Принуждение к убийствам, пыткам и насилию в несчетном количестве случаев

*Создание и возглавление криминальных, террористических объединений за рубежом. Незаконное изъятие имущества и терроризм

*Провоцирование международных распрей

*Этноцид маглов. А именно: клевета, дискриминация и злословие против немагического населения

*Психическое и физическое насилие, совершенное над несчетным количеством жертв

*Похищение людей и шантаж родственников

*Распространение апартеида

*Путч и свержение законного, избранного народом правительства

*Расхищение ценных магических вещей и разрушение общественной собственности

*Неправомерные самосуды без законных оснований

*Гонение полукровок, маглорожденных и немагического населения

*Неправомерное использование титулов и наград

*Использование и применение к людям темномагических проклятий, в особенности непростительных

*Поощрение черной магии

Все эти преступления отдают темнотой, неведомой ранее. Вы все услышали?

— Да, — прозвучал холодный голос Лорда Волдеморта, который во время того, как Мафальда зачитывала список его преступлений, имел наглость скучающе зевнуть.

Он стоял прямо, без единого намека на страх или раскаяние на белом лице. Гермиона с удовольствием отвесила бы ему пощечину. Как он мог зевать в такой момент? Это видели все. На него показывали пальцами, раздавались пораженные шепотки, многие с отвращением качали головами. Но когда Гермиона увидела полные вражды и злобы взгляды, направленные на Риддла, она с трудом смогла сдержать желание сорваться с места, подбежать к нему, взять за руку, защитить от всей этой ненависти. И в то же время она понимала, что ненавидящие его люди имеют на то серьезные причины.

— Хорошо, — сказала Мафальда. На какой-то момент показалось, что она потеряла нить мыслей; губы Волдеморта начали складываться в циничную усмешку… Он ведь не мог действительно манипулировать своей обвинительницей? У Гермионы что-то сжалось внутри от такой дерзости.

Но потом Мафальда нервно поправила очки, подняла лист, про который она, по-видимому, забыла, к глазам и заговорила. Впрочем, до сих пор немного путано.

— Я объявляю процесс открытым. Обвиняющая сторона пригласила сорок свидетелей, которые своими показаниями подтвердят пункты, по которым обвиняется подсудимый. Я хочу также указать на то, что это будут всего лишь примеры. Сотни тысяч, возможно, даже миллионы, могут рассказать о похожих преступлениях. Все свидетели олицетворяют определенные периоды вашей жизни, мистер Риддл. В конце их показаний у вас будет возможность высказаться. А сейчас мы просим всех свидетелей удалиться из зала и заходить, когда вас будут вызывать. Начнем с Люциуса Малфоя.

Мафальда подняла взгляд от пергамента и движением руки пригласила Малфоя-старшего выходить.

И снова на несколько мгновений зал заволновался. Те, которых вызывали в качестве свидетелей, поднимались со своих мест и протискивались сквозь тесные ряды. Гермиона вновь сидела рядом с Роном. Но Уизли словно бы не заметил оставшегося пустым места, которое ранее занимал Гарри. И опять Грейнджер казалось, что ее сердце вот-вот не выдержит раздиравших ее противоречивых чувств.

И ведь она всегда знала факты о Темном Лорде. Знала еще тогда, когда маленькой одиннадцатилетней девочкой читала книгу по истории магического мира. Понимала с того момента, когда ее впервые назвали грязнокровкой, и в то время, когда Гарри, ее и других людей с нечистой кровью преследовали; осознавала, когда вся страна дрожала от одного ЕГО имени. Полностью разделяла мнение Дамблдора, когда он предупреждал их всех и когда они приняли решение уничтожить тирана.

Она знала, что Волдеморт являлся одним из самых злых людей на земле, он, который без единой тени раскаяния стоял сейчас в зале во время перечисления его многочисленных преступлений. И все же… все же что-то у нее внутри противилось, мешало поверить всему этому.

Монстры никогда не могли быть людьми, ставшими хоть кому-то близкими и дорогими. Такие ужасы существуют только в романах. Ведь не мог же все эти страшные преступления совершить человек, о котором она заботилась поначалу, словно о ребенке, который ей по собственной воле давал уроки и который — теперь она признавала это — пережил практически с неземным терпением еду из Макдоннальдса, ароматерапию и ее игру на гитаре.

Как мог человек, с которым она познакомилась, который спас и проявил такую заботу об Агате, который часами мог ждать, чтобы мельком погладить ее, магглорожденную Гермиону Грейнджер, по щеке, который учил ее летать и обнимал тогда… Как мог один и тот же человек оказаться безжалостным убийцей, который пытал и лишал жизни беззащитных людей?

— Садитесь! — приказала Хопкинс заключенному. Его наручники распались, только чтобы уступить место новым, привязывающим его руки, ноги и туловище к стулу.

Мафальда Хопкинс скрестила руки на груди, и по рядам зала скользнул ее взгляд, полный сочувствия к сидящим там и тем, кто уже не могли присутствовать на Процессе, потому что были мертвы.

— Прежде, чем приступать, мы бы хотели почтить минутой молчания убитых, которые не могут присутствовать и дать показания. Мы посвящаем этот Процесс всем, для кого справедливость может быть восстановлена только посмертно. Давайте помолчим эту минуту и будем надеяться, что хотя бы выжившие получат некоторое удовлетворение и утешение, зная, что мы признаем их боль и накажем противоправные деяния.

Все присутствующие в зале грустно опустили взгляды, думая об умерших родственниках, друзьях, коллегах и соседях. Куда ни посмотри — везде были мрачные лица. Зал был сейчас больше похож на церковный во время отпевания покойника, чем на судейский. Погребение, на котором люди пытались похоронить несправедливость. Процесс, на котором обвиняли саму смерть и несправедливость, олицетворенные Темным Лордом.

Гермиона тоже молчала, опустив глаза и разглядывая свои руки, пока ее мысли возвращались к Дамблдору и всем тем, кого забрала у нее война. Из-за него.

Из-за мужчины, который — это не могло оказаться правдой — вынудил, по-видимому, нескольких авроров обернуться к нему и почти снять с него чары, пока их коллеги не остановили своих одурманенных товарищей.

Люди в толпе обменивались испуганными взглядами. Никто не был в безопасности, оставаясь рядом с ним. Только что он это доказал, как доказал и то, что никакое время для его смерти не могло оказаться слишком поспешным.

Гермиона не имела сил выносить эту мысль. Грейнджер тихо всхлипнула и немного сместилась в сторону Рона, но в это же самое мгновение рыжий парень еще дальше от нее отодвинулся, уже зажимая своего соседа, лишь бы оказаться подальше от своей боевой подруги. И опять он не удостоил ее даже взглядом, упрямо стискивая губы. Гермиона хотела утешить его и протянула было руку к его плечу, но Рон зло дернулся, и на лице его отразилось отвращение. Их взгляды на долю секунды встретилась, но в голубых глазах друга детства девушка прочла лишь пренебрежение и осуждение.

Не способный произнести ни слова, он покачал головой и отвернулся от нее. «Как ты только могла?» — казалось, кричал весь его облик. То, как Рон держал себя, заставляло думать, что их разделяют не одно пустое место, а целые миры.

— Мы вызываем Люциуса Малфоя в свидетели, — прокатился по залу уже более уверенный, громкий голос Мафальды.

Судебный пристав поднялся и подошел к элегантному блондину, которого отвел к его месту на «арене». Это уже был не тот Люциус, которого все знали и к которому привыкли: высокомерного, пренебрежительного, холодного аристократа будто подменили. Малфой-старший спотыкался на каждом втором шаге, а его бегающие глаза больше всего на свете, казалось, не желали останавливаться на бывшем хозяине.

Место для свидетелей находилось сбоку от судейских лож, так что Люциус вынужден был стоять напротив Волдеморта и смотреть именно на него во время дачи показаний. Сквозь плотную тишину, которая царила в зале из-за наложенного заклятия, прерывистое дыхание Малфоя звучало как хриплые вдохи дементора. Без сомнения, этот свидетель предпочел бы увидеть перед собой дементора вместо подсудимого, против которого собирался давать показания.

Слишком очевидным являлся факт, что у свидетелей оказалась бы масса запланированных неотложных поездок или мнимых болезней, если бы им сообщили заранее о личности обвиняемого. Вряд ли хоть один явился бы в суд, слишком силен был страх. Уголки губ Малфоя дрожали, его серые глаза то и дело перебегали на дверь. Кажется, он прикидывал, успеет ли в случае нападения спастись. И то, что он сидел в левой части зала, а дверь находилась в правой, явно не добавляло ему уверенности.

Впрочем, Лорд был прикован, казалось, более чем надежно. Малфой вздохнул, смиряясь со своей судьбой, и сжался на стуле, заняв лишь его половину. Покашляв, он нервно поерзал и еще сильнее съежился.

— Мистер Малфой, присутствует ли в зале человек, известный под псевдонимом Лорд Волдеморт? И вы его видите, то укажите на него пальцем, — проговорила обвинительница.

Люциус, опустив взгляд на пол, показал трясущейся рукой в сторону заключенного. А затем быстро спрятал ее обратно, будто обжегшись. «В принципе, возможно», — подумала Гермиона. Риддл был способен и не на такое.

— Доброе утро, Люциус, мой скользкий друг. Значит, ты пришел предать меня, не так ли? — протянул холодный, высокий голос. Почти безгубый рот скривился в широкой, издевательской ухмылке. Приподняв брови, Волдеморт кивнул своему бывшему последователю.

Люциус задрожал, его плечи приподнялись, будто он хотел полностью спрятать голову, и он бросил умоляющий взгляд на судей. Выглядело, будто он надеялся, что после этой «угрозы» Шеклболт передумает, сжалится над ним и отправит домой.

— Мой Лорд, я никогда… Я должен бы… Меня вынудили… Вы же знаете… — лепетал Малфой, лишившийся последних крупиц самообладания и достоинства.

Запрокинув голову, его бывший хозяин расхохотался. Не громко, и все же этот смех наполнил весь огромный зал, и даже стены, казалось, смеялись над сжавшимся Люциусом. Впрочем, удар судейского молотка привел к завершению этот фантомный звук.

— Мистер Малфой, вы должны обращаться к обвиняемому только «Мистер Риддл». Суд запрещает вам, под угрозой наложения административного штрафа, именовать этого мужчину какими-либо из его псевдонимов, которые он использовал. Это ясно? — голос Кингсли прозвучал громко и раздраженно, было заметно, что он не собирается пускать все на самотек.

Люциус — если это вообще было возможно — сжался еще сильнее, боязливо перебегая глазами от губ подсудимого, которые, судя по всему, с презрением шептали «Люциус, Люциус», к судейской ложе, где Шеклболт грозно хмурил брови. Малфой кивнул и потом подчиненно опустил взгляд.

Это короткое мгновение, когда Люциус смотрел на судей, показало, насколько сильно блондин боялся того, что могло бы произойти, воспротивься он воле Кингсли. Это утвердило предположение Гермионы, что хотя Малфой и боялся своего бывшего Хозяина, но считал его побежденным, а потому боязнь Азкабана была сильнее, чем страх перед Лордом Волдемортом.

Шеклболт снова стукнул молотком, в этот раз угрожающе.

— А вы, мистер Риддл, должны молчать, пока вас не спросят. У вас нет права самостоятельно обращаться к свидетелям, чтобы их запугивать. Не верьте так в свою безнаказанность и что мы не сможем сделать ваши последние дни еще… неприятнее. У нас есть свои способы.

Короткая, полная скрытого смысла пауза давала время невозмутимому Лорду, злорадствующей толпе и Гермионе на размышления, какие именно способы Кинглси имел в виду.

— У вас будет возможность высказаться после мистера Малфоя. До того времени вы должны молчать, — закончил Шеклболт.

Холодный пренебрежительный смех стал единственным ответом, который получили судьи. Но все-таки он замолчал и, казалось, с искренним интересом начал слушать показания Малфоя. И Люциус говорил. Рапортовал про массовые облавы и убийства и как Волдеморт заставлял своих последователей пытать бунтовщиков. Рассказывал, как Темный Лорд наказывал своих же последователей за малейшую ошибку.

Конечно, он также поведал о ночи в Министерстве магии, когда он и другие Пожиратели ворвались туда, о битве за Хогвартс и деяниях Лорда за рубежом, где он организовывал свои филиалы.

— Вообще, Люциус должен гордиться, что получал от меня столько заданий. Такой трус и слабак, как он… даже поразительно, что ему удалось пережить даже половину поручений.

После этого бывшему Пожирателю Смерти позволили покинуть место для свидетелей, что он сделал с видимыми радостью и облегчением. Другие свидетели уже ожидали своей очереди — или, будет вернее сказать, вынуждены были ожидать — на самом деле, никто не хотел давать показания и смотреть на человека, чье имя до сих пор боялись произносить вслух.

Драко выглядел — хотя это было почти невозможным — еще более испуганным, чем его отец. Без сомнения, теперь ему было ясно, какого «хорошего знакомого» имела в виду во время их последней встречи Гермиона. Не имело значение, насколько сильно Грейнджер недолюбливала хорька, сейчас она испытывала к нему нечто сродни жалости, глядя, как трясется его палец, когда он указывал на подсудимого. Волдеморт, словно голодный хищник, смотрел на Драко со своего стула.

Заикаясь, смертельно бледный, с выступившим на висках потом, Малфой-младший рассказывал, как Темный Лорд угрожал убить его семью, если он не прикончит Дамблдора. Со стыдом он признавался, что Лорд дал это же задание Снейпу, потому что задание являлось наказанием Люциуса и означало смерть Драко. И все же Малфой-младший, вопреки планам Хозяина, пережил смерть директора, только чтобы его использовали в качестве нового пыточного инструмента.

Лорд Волдеморт же прокомментировал свои преступления касаемо Драко, как и планы наказывать с его помощью Люциуса, лаконичным:

— Ну, хоть на что-то ведь он должен был сгодиться.

Конечно, выступали только самые известные жертвы и пойманные прислужники. Нашелся бы хоть один человек в стране, которого не затронул бы режим Лорда или сам темный маг? Также свидетели из других стран рассказывали о мрачных деяниях Волдеморта, направленных на завоевание и укрепление новой — его — власти.

Особенно полномасштабную международную деятельность Темный Лорд развернул после своего возрождения на кладбище. С каждого уголка планеты нашли волшебниц и магов, которые сейчас рассказывали страшные вещи. Каждый из приглашенных старался разрисовать свой отчет с возможно большим количеством темных и пугающих подробностей.

Гермиона едва сдерживала слезы. Да, это все было правдой. Он убивал, еще когда являлся всего лишь юным студентом, использовал свои, тогда еще только проснувшиеся способности, чтобы запугивать и подчинять детей, постоянно перекладывал свою вину на чужие плечи. То, как он ездил по стране, выискивая новых последователей, впечатляя их своими силами и одурманивая идеями, как он пытал людей, доказывая свою мощь… все это было правдой. Он целенаправленно совершал наихудшие преступления, чтобы сделать их основой создания хоркруксов.

Человек, образно говоря, восставший из мертвых и захвативший пост теневого министра Британии, так пугал свидетелей, что они мямлили и их регулярно приходилось просить говорить громче и отчетливее. Они вели себя так, словно боялись, будто Темный Лорд может убить их одной силой мысли, несмотря на всю охрану и сковывающие заклинания.

Щеки Гермионы пылали. Злость и раздражение от этого спектакля жгли ее изнутри. Волдеморт вел себя отвратительно и вызывающе, хотя, лучше сказать, он вел себя как обычно или, что еще точнее, как раньше.

Аберфорт Дамблдор, один из немногих выживших членов Ордена Феникса, рассказывал о временах, когда имя Волдеморта еще не было широко известно и темный маг только набирал силу. Он пересказывал слова Дамблдора и вещи, свидетелем которых был лично. Говорил о хитрости и расчетливости Темного Лорда, о шантажах и похищениях, о нежелательных магах, которые попросту бесследно исчезали. Аберфорт не был образованным человеком, ему часто недоставало слов, и он делал паузы, подыскивая нужные выражения.

Волдеморт спокойно сидел все время, иногда саркастично усмехаясь или нетерпеливо постукивая пальцами, чтобы показать, как раздражала его медлительность Аберфорта. Несмотря на то, что громкость голосов в зале была магически снижена, можно было различить всхлипывания Августы Лонгботтом, когда брат Дамблдора начал говорить о смерти ее сына. Подсудимый, по-видимому, обладал необычайно острым слухом, так как, когда бабушка Невилла особенно горько всхлипнула, он громко расхохотался.

Конечно, ему пригрозили, но, в общем-то, его в любом случае должны были через несколько дней казнить, так что существовало ли нечто, чем его можно было бы действительно запугать? Поэтому Волдеморт продолжал слушать показания либо со скучающим видом, либо явно забавляясь. Во время некоторых отчетов он выглядел откровенно самодовольным. Куда подевались результаты многомесячной терапии, которую проводила Гермиона?

Когда же просили самого Волдеморта прокомментировать что-либо, то, являясь умным и одаренным в риторике, Том Риддл придавал даже самым ужасным преступлениям ауру политической необходимости. Это звучало отвратительно. Как и тот факт, что его практически отсутствующие губы не покидала ядовито-презрительная усмешка, когда Хагрид начал свидетельствовать.

Грейнджер было ужасно стыдно перед всеми, которые теперь знали, какие плоды принесли все ее труды. Он и раскаяние? Смешно, просто смешно. Чего она достигла? Ничего, ровным счетом ничего. Хотя нет, все же нечто изменилось, поменялось ее отношение. Как бы она ни пыталась вернуться к себе прежней, смотреть на все глазами, которыми смотрела полгода назад, у нее ничего не выходило. Чувства, которые она испытывала, претерпели глубинные изменения, он не был лишь «заданием» для нее. Он, который сейчас сидел и прямо с трибуны называл Альбуса старым маразматиком за то, что тот пригрел в школе таких «существ» — он даже не удостоил их обращения «люди» — как Хагрид и Люпин.

Хагрид публично раскрыл причину смерти Плаксы Миртл, обелив таким образом свое имя, в ответ же Волдеморт окрестил полувеликана отсталым в развитии идиотом, таким же незначительным биомусором, как и сама Миртл.

Гермиона вспоминала несчастного, измученного пленника, не способного даже передвигаться самостоятельно. И теперь он сидел здесь и рассказывал, как направлял своих Пожирателей выполнять задания. Когда же нужно было описывать пытки, он всегда злорадно указывал на Малфоев, говоря, что лучше спросить их, ведь именно они показали себя крайне искусными в этом направлении.

И все же Гермиона не хотела, чтобы он умирал. Наверное, в этом она являлась единственной на всей планете. Казалось, Волдеморт вообще редко бывал в настолько хорошем настроении, как сейчас, во время Процесса. Он откровенно забавлялся. Грейнджер уже не могла сдерживать слезы. Было невозможно сказать, что причиняло ей больше всего боли. Факт, что все ненавидели ее подзащитного? Что подзащитный не заслуживал снисхождения? Что она из-за него потеряла своих друзей? Что она прекрасно понимала боль и ярость всех этих людей, с ненавистью взиравших на бывшего Лорда. Что он гордился своими поступками и считал их правильными? Или что ей, несмотря на все это, нравился этот не-человек и что она может потерять его… навсегда?

«Пожалуйста, просто пусть она больше ничего не чувствует». Она закрыла лицо руками, ее плечи дрожали.

Когда Грейнджер в конце дня пробиралась сквозь плотную толпу, она повсюду слышала возбужденные крики, победные кличи или испуганные всхлипывания, и со всех сторон ее окружали озадаченные лица. Люди не рассчитывали, что когда-либо вот так встретятся с волшебником, чье имя боялись произносить вслух. Она увидела в толпе Хелен и поспешила прочь, ведь она была последней, кого Грейнджер хотела видеть.

Гермионе пришлось ждать пятнадцать минут лифта. Магически усиленные голоса со всех сторон рассказывали о Нем: «Переживший Битву» — так теперь называли Риддла. Со стен на нее также смотрел с огромных картин Он. Красные пронзительные глаза, которые отовсюду преследовали ее.

Гермиона чувствовала себя бесконечно одинокой и разбитой, когда входила в переполненную Нору.