Замерзшее сердце  (гет)

Гермиона. Декабрь 1998 года

Гермиона замерла, продолжая горько плакать, а в голове вертелась одна только мысль: «Что же мне теперь делать?»

И тут кто-то вошел в туалет. Гермиона продолжала плакать, не поднимая головы. К ней подбежала девушка-секретарь.

— Гермиона, что случилось? Ты сильно порезалась? Поднимайся или вызвать доктора?

Та закрыла лицо руками и отрицательно покачала головой:

— Все в порядке, — сквозь слезы ответила она. — Это случайно получилось.

Девушка куда-то убежала, но очень скоро вернулась с бокалом воды и какими-то таблетками, которые тут же попыталась засунуть Гермионе в рот. Та недоуменно уставилась на неё.

— Это сильное успокоительное, я держу его специально для мистера Фрайза. Он иногда так орет, — объяснила она удивленной Гермионе. — А после них сразу успокаивается. Давай проглоти их и запей водой. Тебе необходимо успокоится.

Вдруг раздались чьи-то шаги. Девушка поставила бокал прямо на пол и стремительно метнулась к двери и захлопнула её прямо перед чьим-то носом.

— Технические проблемы! Идите в другой туалет! — прокричала она. Ручку двери подергали, но потом раздался звук удаляющихся шагов, и все стихло.

— Думаю, лишние свидетели тебе ни к чему, — снова пояснила она Гермионе. — Хватит и меня.

Оставив дверь в покое, она вернулась к Гермионе и к своим попыткам заставить выпить ту таблетки.

— Я… — начала Гермиона. Девушка резво запихнула в неё злополучные таблетки и сунула в руки бокал с водой:

— Запей, — почти приказала она.

Гермиона, поняв, что спорить бесполезно покорно проглотила таблетки и запила водой.

— Что с тобой случилось? — бесцеремонно спросила девушка.

— Я упала и уронила поднос прямо на зеркало. Оно разбилось и я расплакалась.

— Ты так веришь в приметы и поэтому рыдала так, как будто кто-то умер? — скептически спросила девушка.

Гермиона мучительно пыталась вспомнить её имя или фамилию, но не могла. Она помнила только, что эта девушка постоянно меняет прически и цвет волос. Сегодня волосы девушки были ярко-рыжие, почти красные и, казалось, торчали во все стороны под немыслимыми углами. Так и не вспомнив имени, Гермиона только сейчас осознала, что перестала плакать и почти успокоилась.

— Со мной все в порядке, — стараясь говорить холодным тоном, повторила Гермиона. — А вы… — Гермиона «споткнулась» на имени девушки и замолчала.

Та, словно поняв её затруднение, как ни в чем не бывало, ответила.

— Меня зовут Синди Броквуд, если ты забыла, — лукаво добавила она.

— Необычное имя, — вежливо ответила Гермиона.

— Как у куклы, — смешно сморщив нос, ответила девушка. — Ты не представляешь, как надо мной смеялись в школе. У меня и прозвище было «Золушка». «Синди» по-итальянски означает «золушка», — пояснила она.

— Вы итальянка?

— Да. Правда, родители переехали в Сидней еще до моего рождения. Но мы свято чтим итальянские традиции! — чопорно добавила она. — В частности это выражается в том, что когда я знакомлю свою семью с каким-нибудь парнем, то папа или братья тут же начинают выяснять серьезные ли у него намерения по отношению ко мне и способен ли он содержать семью. А бабушка вообще называет меня «старой девой» и позором для нашей семьи. Двадцать лет и до сих пор не замужем! Это позор для приличной итальянской девушки…

Синди продолжала беспечно болтать о всяких пустяках и Гермиона расслабилась. Как вдруг прозвучало:

— Парень бросил? Да?

— С чего вы взяли? — опешила Гермиона. — Никто меня не бросал.

— Да на тебе лица нет! И не только сегодня. Ты с первого дня работы похожа на тень. Никаких человеческих чувств. Я уже решила, что ты робот. Я тоже такая бываю, когда меня парень бросает.

— Тебя так часто бросают? — спросила Гермиона, тоже переходя на ты.

— Уже целых девять раз. Причем первый раз меня бросили еще в подготовительном классе. У нас там был один красивый мальчик, мы с ним дружили. А потом пришла новенькая и он начал дружить с ней. А она, представляешь себе, была без передних зубов. По-моему, она была просто ужасна, но все же бросил меня ради неё. Впрочем, я его быстро разлюбила…

Гермиона рассмеялась. Она неожиданно поняла, что давно не болтала просто так, ни о чем. Да если вспомнить, то никогда не болтала. Когда она училась в маггловской школе, то у неё не было подруг. А в Хогвартсе были в основном Гарри и Рон. Конечно, она дружила с другими девочками, вроде Джинни, но всегда избегала пустой болтовни.

«Всегда только учеба!» — с непонятной злостью подумала Гермиона. Синди продолжала болтать и уже дошла до описания седьмого мальчика, что её бросил:

— … Синие глаза, сам похож на ангела. Был самым популярным мальчиком в начальной школе…

— А по-настоящему тебя кто-нибудь бросал? — поинтересовалась Гермиона, прерывая Синди.

Та расхохоталась.

— О! Ты вернулась, а я уже собралась рассказывать очередную сказочку. Пришла в себя? — вдруг спросила она деловым тоном.

— Ты это специально болтала? — догадалась Гермиона.

— Да. Я давно заметила, чтобы человеку помочь, нужно его или разговорить или засыпать информацией до предела, чтобы он отвлекся от своей проблемы. Извини, что была так бесцеремонна, но ты все равно мне не ответила, так что это не считается, — она подмигнула Гермионе.

— Ты молодец! — улыбнулась та Синди. — А что за лекарство ты мне дала?

— Обычные валериановые таблетки. Я рассчитывала на эффект плацендо.

— Эффект плацендо? — удивленно переспросила Гермиона, с её репутацией всезнайки трудно было признать, что есть что-то, чего она не знает.

— Потом объясню, — отмахнулась Синди. — мы с тобой здесь уже больше часа торчим. Нас наверно в офисе уже потеряли. Значит так, ты придерживаешься своей версией со случайным падением, а я все подтверждаю. Скажем, что разбитое зеркало нас испугало и мы успокаивались.

— Да ни нужно врать. Я все равно увольняюсь.

— С чего это вдруг? Из-за разбитого зеркала?

— Нет. Просто я не хочу больше работать подавальщицей кофе. Я хочу хоть чего-то добиться в жизни.

— Ты умеешь печатать на компьютере? — деловито спросила Синди.

— Плохо. Почти нет. У меня слишком мало опыта. А что?

— Мистер Крейг с пятого этажа ищет нового секретаря. Его Аманда уходит в декрет. Я могу порекомендовать ему тебя.

— Не знаю, — неуверенно ответила Гермиона. — Можно попробовать. Но я хочу поехать на рождество в Англию и, может быть, не вернусь назад. Ты права, я поссорилась со своим парнем и хочу поговорить с ним и помириться. Может, я останусь в Англии.

— Если поедешь в таком виде, то не останешься! — так же деловито и бесцеремонно заявила Синди.

— Не поняла? — напряглась Гермиона.

— Оно и видно, — пробурчала Синди и пояснила. — Прости меня, Гермиона, но ты одета как старуха. Хотя моя бабушка и в семьдесят так не одевается. Эти длинные балахонистые платья! А брюки ты принципиально не носишь? Если ноги кривые, то свободные брючки скроют этот недостаток.

— У меня нормальные ноги и совсем ни кривые, — вдруг обиделась Гермиона.

— Тогда ты очень искусно это скрываешь! Тебе нужно сменить имидж, хотя то, что ты носишь трудно назвать имиджем. Правильней сказать, тебе нужно создать себе имидж в одежде. Я тебе с удовольствием помогу.

Гермиона оглядела себя, на ней было длинное платье коричневого цвета. В последнее время она сильно похудела, и платье свободно болталось на ней.

— Может позже, — осторожно произнесла она. — У меня мало денег, — честно призналась она.— И мне не хочется просить у Кэтрин. Она и так многое для меня сделала.

— Первый раз вижу, чтобы мать называли по имени. Я ведь знаю вашу семью. Элизабет не рассказывала обо мне? Мы учились вместе в последнем классе. Мои родители живут недалеко от вас.

— Просто я привыкла называть маму по имени, — смутилась Гермиона. — Нет, Элизабет ничего о тебе не рассказывала. Но я её давно ни видела. Я же последние семь лет жила в Англии и училась в одной закрытой школе.

Синди казалось, удовлетворилась этими объяснениями и продолжила:

— Сегодня вечером мы пойдем…

И тут в дверь настойчиво и громко постучали. Синди поморщилась, но, посмотрев на часы, подошла к двери и открыла её.

Вошел какой-то мужчина лет пятидесяти в костюме. Гермионе показалось, что это какой-то начальник, до того у него был важный вид. Он тут же начал расспрашивать, что здесь произошло. Гермиона уже собралась объяснить, что произошло, но Синди её опередила:

— Мистер Клейтон, кто-то разлил у раковины жидкое мыло и моя подруга, поскользнувшись, вместе с подносом упала прямо на зеркало. Это счастье, что она серьезно не пострадала, — пояснила она, улыбаясь сердитому мужчине, так что ямочки заиграли на её щечках.

— А почему вы сразу помощь не вызвали? — осведомился тот, начиная глупо улыбаться Синди в ответ.

— Мы ни хотели никого беспокоить, — просто ответила Синди. — Даже намеревались все сами убрать, но… — она замолчала.

— Не надо, — махнул рукой мистер Клейтон. — я сейчас вызову человека и здесь все уберут.

— Спасибо, мистер Клейтон, — поблагодарила его Синди. — Мы пойдем. Нам работать пора.

Девушки вышли, а мужчина остался в туалете.

— Это завхоз здания, — пояснила она Гермионе, когда они направились к своему офису.

Вечером, после работы, Синди уговорила Гермиону пойти к ней. Она снимала напополам с подружкой квартиру. И там она буквально всучила ей несколько блузок, юбок и брюк.

— Я их почти не носила. Поправилась почти сразу. И потом у меня столько одежды, что уже в шкаф не помещается. Ты мне только одолжение сделаешь, если заберешь это. Тебе этого хватит на первое время, а потом мы с тобой совершим набег на один обалденный магазинчик и прилично оденем тебя.

Гермионе было очень неловко брать эту одежду и она попыталась отказаться.

— Гермиона, перестань сопротивляться и сделай мне одолжение. Бери и носи. Если ты завтра снова придешь в своем «очаровательном» прикиде, то меня удар хватит. И не беспокойся, я никогда ни носила эту одежду на работу. Я располнела раньше. А тебе она в самый раз, ты такая худенькая, — с легкой завистью добавила она. — А ведь раньше и я была такой же.

— Ты и сейчас стройная, — честно заметила Гермиона.

Синди закатила глаза:

— У меня пять килограммов лишних. Я уже точно решила после рождества сесть на какую-нибудь диету и похудеть.

Гермиона смирилась с настойчивостью своей новой подруги и на следующий день пришла в «новых» юбке и блузке.

Оставшиеся до рождества две недели пролетели быстро. Хотя временами Гермионе казалось, что время тянется очень медленно. Она решила ехать в волшебной обогревающей мантии. Раньше Гермиона избегала таких бесполезных покупок, обогревающей магии хватало только на неделю, а потом мантия превращалась в обычную или надо было обновлять магию. Но сейчас это было оптимальным вариантом. В Англии зима в разгаре, но ей только и нужно, что пройти пешком три мили до «Норы». Все было уже готово, даже Кэтрин уехала в Канберру к подруге. Синди заверила её, что рождество Гермиона проведет с ней и та спокойно может навестить старых подруг. Кэтрин так обрадовалась, что у Гермионы, наконец, завелась подружка и она больше не одинока, что решила остаться в Канберре до Нового года. К тому же Синди заставила её каждый вечер накладывать какие-то маски на лицо и на волосы.

— К рождеству будешь, как новенькая! — заверила она её.

И Гермиона с радостью убедилась, что она права, её лицо, да и волосы будто оживали вместе с ней. Хотя скорей дело было не в масках, а той надежде, что вновь зажглась в её сердце.

Утром 25 декабря все было готово, и уже в восемь утра Гермиона была в Каретном переулке, готовая начать долгожданное путешествие.

В одиннадцать часов дня она уже была в Оттери-Сент-Луисе. Она намеревалась пройти весь путь пешком, когда-то давно, еще летом после четвертого курса, они с Джинни и Роном ходили в этот городок. Гермиона смутно помнила дорогу до Норы, зная только, что все время надо идти прямо.

Время пролетело незаметно. И вот три мили уже позади и перед Гермионой раскинулось пустое поле, на другой стороне которого виднелась Нора.

Гермиона остановилась перевести дух перед последним рывком. Все-таки она слишком быстро шла, не замечая, что почти бежит.

И вдруг из-за ограды выбежала девушка, она что-то держала в руках, за ней выбежал рыжий парень, он будто пытался отнять у девушки то, что та держала.

Сердце Гермионы остановилось и перестало стучать, это были Рон и Лаванда. Даже издалека она узнала их.

Рон остановился напротив Лаванды и отнял у неё что-то, та начала закидывать его снежками, резвясь вокруг него, словно малый ребенок. Рон стоял прямо, не двигаясь и не пытаясь спрятаться от летящих в него снежков. И вдруг Лаванда подскочила к Рону и пара слилась в поцелуе. Гермионе показалось, что Рон обнял Лаванду и привлек к себе.

Пара продолжала целоваться, Гермиона отвернулась, слезы градом покатились из глаз.

«Это правда! Это все — правда! Поэтому они мне и не ответили! Я просто им не нужна!»

Гермиона не выдержала, развернулась и побежала назад. В голове у неё стучало:

«Это все — правда! Он женился на ней и забыл обо мне! Нужно уйти, убежать, пока они меня не увидели! Слишком больно будет увидеть равнодушие в глазах Рона! И тогда мой кошмар превратится в явь. Я не вынесу этого. Пусть лучше считают меня мертвой! Без любви Рона и магии мне не нужен волшебный мир. Да и я ему не нужна».

Гермионе казалось, что она бежит, но на самом деле она еле передвигала ноги, силой заставляя себя уходить прочь. Душа её кричала от боли, слезы текли не переставая, Гермиона не вытирала их, даже не чувствуя, что плачет. Снег с непривычки слепил глаза…

Она возвращалась в Австралию, чтобы вновь стать Гермионой Малхолланд, теперь уже навсегда.

«Навсегда!.. Навсегда!..» — стучало в её голове.

* * *

… Лаванда вдруг прильнула к нему и страстно его поцеловала. В первое мгновение Рон опешил и даже ответил, но потом попытался оторвать Лаванду от себя. Но не тут-то было. Лаванда продолжала обнимать его, прижимаясь к нему губами. Наконец, Рон перестал церемониться и почти силой оторвал от себя девушку, а сам, даже не придав этому значение, брезгливо вытер губы тыльной стороной ладони.

Лаванда почти с ненавистью проводила глазами этот жест.

— Рон, она умерла! Но ты-то жив! Почему ты хоронишь себя заживо? Это все равно её не вернет.

— Её зовут Гермиона, — грубо заметил Рон. — И тебя не касается, что я делаю со своей жизнью.

— Касается, касается, — вдруг заплакала Лаванда. — Я тебя так люблю. А ты даже не хочешь попытаться забыть Гермиону. Мне так тяжело видеть, как ты страдаешь! Я уверена, что если ты приложишь немного стараний, то мы будем счастливы.

Рон посмотрел Лаванде прямо в глаза и ответил:

— Я никогда ни забуду Гермиону. Второй такой девушки нет и не будет в моей жизни. Я по-прежнему люблю её.

— Я же не прошу тебя совсем забыть о ней, — тут же поправила себя Лаванда. — Я просто хочу, чтобы ты начал новую жизнь. Тебе всего 18 лет, а ты занимаешься только работой. И я могу помочь тебе. Я специально приехала к вам сегодня, чтобы расшевелить тебя. Я готова ради тебя на все, — и Лаванда многозначительно улыбнулась и попыталась вновь прильнуть к губам Рона. Но тот был настороже и резко уклонился от второго поцелуя.

— Я не хочу ни тебя, ни кого-то другого, особенно после Гермионы. Она была для меня, — Рон простодушно попытался объяснить. — Как праздничный торт. Ты ждешь его, мечтаешь, каков он на вкус. Гермиона была для меня идеальной женщиной, вечным праздником, даже когда она злилась, что я не учу уроки, а только списываю, — мечтательно вспомнил Рон и закончил. — А после неё ты кажешься простым хлебом. С голоду не умрешь, но ни радости, ни счастья он ни доставит, — и тут же без перехода продолжил. — Прости, но тебе лучше уйти прямо сейчас. Я знаю, ты приехала провести рождество с нашей семьей. Но это первое рождество без Гермионы и Фреда. Я не хочу, да и другие думаю тоже, видеть посторонних в семейном кругу.

— До свидания, — сквозь зубы процедила Лаванда, непонятная злость и ненависть светились в её глазах, и тут же аппарировала.

Рон пожал плечами и вдруг понял, что его обеспокоило. Утром он проснулся с ощущением праздника. Как будто сегодня непременно случится рождественское чудо. И вот появилась Лаванда, и внутреннее ожидание чуда вдруг пропало. Осталась только горечь. Горечь от потери, что в последнее время примешивалась к его жизни. Он ощущал его в еде, в огневиски, что позволял выпить себе вечером после работы. И тут Рон осознал, что не хочет возвращаться домой. Там снова будет плачущая мама, грустный Джордж. Сегодня в рождество дома особенно ощущалось, что ни Гермионы, ни Фреда с ними больше нет. Что ни будет больше приколов братьев Уизли, их, порой глупых, шуточек над Роном и Перси. И Рон тоже аппарировал, на Гриммлауд-плейс, в дом Гарри. Здесь он жил последние полгода. Гарри вместе с Джинни учился на седьмом курсе в Хогвартсе, и Рон жил пока там. Кикимер выбежал ему навстречу:

— Вы вернулись так рано, мистер Рон? — удивился он.

— Да, праздник не удался, — пробормотал Рон. Ему вдруг стало стыдно, что он просто бросил старого слугу одного встречать рождество. — А ты здесь один?

— Да, — покивал Кикимер. — Но праздничный обед я все же приготовил. Вдруг вы или хозяин вернулись бы!

— Ну и отлично! Мы сейчас с тобой пообедаем. А потом я подарю тебе рождественский подарок, — сказал Рон, судорожно соображая, что подойдет Кикимеру в качестве подарка. Волшебный нож-открывалка, что он приготовил для Гарри, он как раз забыл его дома. А Гарри он подарит что-нибудь другое.

Они пообедали почти молча. Кикимер с восторгом принял подарок. Рон понимал, что нож-открывалка вряд ли нужен Кикимеру, и что для того важней само внимание.

После Рон поблагодарил Кикимера за обед, и они разошлись по своим комнатам. Усевшись в кресло перед горевшим камином, Рон поставил на столик рядом бутылку вина.

«Огневиски нет, но ведь сегодня праздник!» — усмехнулся он про себя.

Он уже налил в бокал, как вдруг дверь открылась, и вошел Гарри. На лице его отразилось явное облегчение.

— Почему ты исчез, никому ничего не сказав? Твои родные чуть с ума ни сошли от беспокойства. Я соврал им, что ты предупредил меня, а я забыл рассказать.

— Они поверили? — скептически спросил Рон.

— Мама да, а остальные сделали вид, — в последнее время Гарри стал называть Молли мамой. Впрочем, Молли всегда считала Гарри седьмым сыном. — Но ты больше так не должен делать.

Гарри сел в кресло рядом, перед ним тут же возник пустой бокал, который он тоже наполнил вином.

— Что случилось, Рон? С утра у тебя было такое приподнятое настроение?

— Было, — уныло подтвердил Рон. — Но потом оно вдруг пропало, испарилось бесследно и мне не хотелось портить своей кислой физиономией праздник.

— Там просто нечего было портить, — махнул рукой Гарри. — У всех и так подавленное настроение.

Они замолчали, продолжая пить вино. Когда первая бутылка закончилась, Рон секунду поколебавшись, достал вторую. Гарри покосился на неё, но промолчал.

Разлив по бокалам вино, Рон поднял бокал и сказал первый за сегодня тост:

— За Гермиону! — и залпом выпив свой бокал, тут же наполнил его снова.

Гарри немного отпил и внимательно посмотрел на друга. Он и не подозревал, что у Рона проблемы с алкоголем.

— Что происходит, Рон? — спросил он.

— Почему, Гарри? Почему именно она? Мы прошли через все! А потом после победы она так глупо погибла? Черт бы побрал, эти маггловские средства передвижения! — слова вдруг посыпались из Рона, как горох из лопнувшего мешка. — Мне так её не хватает. Я каждую минуту жду, что она войдет в дверь и что все это окажется просто страшным сном. Я до сих пор не верю, что её больше нет. Как она могла бросить меня? Я же её так люблю. Я так мечтал, как мы будем жить после победы. Я бы даже закончил эту чертову школу, я стал бы работать день и ночь, только бы она ни в чем ни нуждалась. Мы ведь были бы счастливы? Да, Гарри?

— Конечно, были бы, — подтвердил растерянный друг.

— Так почему она оставила меня? Как она могла так со мной поступить?

— Рон, она же не специально так сделала. Смерть ведь ни спрашивает, кого забирать!

— Ни спрашивает! — с горечью повторил Рон. — Только как мне теперь жить, без неё?... Я потерял цель в жизни, да и желание жить тоже потерял. Я автоматически встаю по утрам, иду на работу, возвращаюсь и все время жду, когда этот страшный сон прекратится. Я проснусь и все по-прежнему, она снова со мной… Знаешь, Гарри, мне кажется, что это просто наказание.

— Наказание? — искренне удивился Гарри. — За что?

— За то, что я бросил вас в прошлом году! За то, что струсил и сбежал!

— Какие глупости! — возмутился Гарри. — Ты же вернулся и все исправил.

— Нет, — упрямо покачал головой Рон. — Я струсил…

Он снова налил себе вина и Гарри понял, что ему предстоит трудный вечер. И обязательно нужно будет убедить Рона, что он не прав, абсолютно не прав…

* * *

Лаванда аппарировала прямо в гостиную квартиры, что они снимали вместе с Чжоу Чанг. Злость и ненависть переполняли девушку и она сорвала их, начав разбивать вазочки и статуэтки, стоявшие на камине.

Вдруг очередная вазочка вылетела из её руки. Чжоу Чанг, лежавшая на диване, заклинанием вырвала у неё из рук свою любимую вазочку.

— Это моя любимая и к тому же она волшебная. А волшебные свойства после Репаро не восстанавливаются, — с милой улыбкой пояснила она. — Лучше расскажи, что произошло.

— Он назвал меня простым хлебом! А Гермиону — праздничным тортом! Жаль, что она умерла, а то я бы сама её задушила, — Лаванда перевела дух.

Чжоу громко расхохоталась:

— Я и не подозревала, что Рон такой проницательный. Ты мне скажи, зачем ты к нему поперлась? Я же сказала тебе, что сейчас это бесполезно. Нужно дать ему время забыть свою ненаглядную Гермиону.

— Полгода уже прошло! — огрызнулась Лаванда. — Сколько мне еще ждать?

— Лаванда, всегда хотела тебя спросить: зачем тебе Рон? Он же простой парень! Не богат, не очень красив. Только рост и есть.

— Ну, насчет некрасив, это спорный вопрос. У каждого свой вкус. А то, что небогат, то это поправимо. Понимаешь, Чжоу, он жадный, не в материальном плане, а по жизни. Жаден до жизни, он хочет и может работать, именно, чтобы заработать денег, много денег. Чтобы выбиться из той нищеты, в которой они всегда жили. Он именно тот тип мужчины, что всегда добьются благополучия своей семьи. Он, конечно, простой, но жена за ним будет, как за каменной стеной. Единственное, что ему нужно, это умная жена, чтобы направить его энергию в нужное русло.

— И ты могла бы стать «этой умной женой»? — скептически поинтересовалась Чжоу.

— Да, могла бы. Знаешь, я раньше не понимала, что имеешь в виду, говоря, что с мертвыми трудней бороться, чем с живыми. Они же мертвые, как они могут мешать? А сегодня поняла. Мертвая Гермиона гораздо сильней живой! Теперь вокруг неё неистребимый дух мученичества. И бороться с ней бесполезно! — закончила она упавшим голосом.

— Ты что плакать собралась? — удивленно спросила Чжоу.

— Нет, если только от злости. Как же я ненавижу эту проклятую Гермиону! Чтобы она сгорела! — Лаванда аж топнула ногой от злости.

Чжоу с интересом наблюдала, как Лаванда говорит о мертвой Гермионе, как о живом человеке.

— И что ты собираешься делать? — осторожно поинтересовалась она.

— Ничего, — последовал неожиданный ответ. — Мне надоело бегать за Роном. И я буду теперь просто жить. Ты ведь сегодня идешь куда-то?

— Да, Майкл берет меня к друзьям в Ирландию. Там у кого-то из друзей отличный домик в горах.

— Можно мне с вами? — спросила Лаванда.

Чжоу пожала плечами:

— Нужно у Майкла спросить, он приедет к трем. Но ты собери свои вещи пока. Вряд ли он будет возражать. Красивые девушки всегда приветствуются.

Лаванда побежала собирать вещи, радуясь, что Чжоу, сама являющаяся красавицей, не испытывала злости и зависти к другим красивым девушкам. И предвкушая новые встречи и знакомства.

Чжоу, оставшаяся одна в гостиной, порадовалась, что все получилось само собой. Один из друзей Майкла, как раз хозяин горного домика, постоянно изводил её просьбами познакомить его с Лавандой.

— Вот и познакомишься! — усмехнулась она. — Только потом не жалуйся!