Тёмная сторона луны (джен)

Проснулась Хадрат в тот момент, когда мужик укладывал её на кровать.

— Ты спи, — сказал он. — Сейчас жена тебя посмотрит да подлечит — и спи дальше.

— Вы тут всегда живёте? — спросила она, оглядываясь. Комната как комната: кровать, большой, даже огромный трёхстворчатый шкаф, грубоватый, зато на вид крепкий стул и тумбочка. Стена каменная, ничем не оклеенная и не окрашенная, и пустая — ни картин, ни колдо… тьфу ты — фотографий. Для гостей, наверно, комната — чисто, просто… Пахло тут так хорошо: лесом и немного старым домом. Впрочем, все дома пахнут по-разному — этот пах приятно, хорошо: едой, людьми, зверьём… Хороший запах.

— Всегда, — не обрадовал её мужик. Больше ничего Хадрат спросить не успела: в комнату вошла молодая темноволосая дамочка со стаканом в одной руке и небольшим саквояжем в другой и, приветливо ей улыбнувшись, придвинула стул и села рядом.

— Выпейте, — попросила она вместо «здрасьте», протягивая Хадрат стакан с какой-то мутноватой жидкостью. — Обезболивающее, — она снова улыбнулась.

Хадрат залпом выпила — было горько, но к горечи маггловских лекарств она в последние дни привыкла. Хотя травы вот, к примеру, тоже горькие, так что это ерунда. Главное, чтобы подействовало — хотя, честно говоря, боль и так почти утихла. Может, потому, что поза была правильной, да и Хадрат почти не двигалась… сколько, кстати? Сколько они шли?

Дамочка, тем временем, аккуратно раздвинула полы надетых на Хадрат халатов, подняла свитер и рубаху и небольшими ножницами разрезала бинты. Осмотрела рану, переглянулась с мужем и сказала озабоченно:

— Скверное ранение. И уже не новое… сколько ему дней?

— Три… пять. Не помню, — сказала Хадрат резковато. Да, она, конечно, понимала, что вопрос оправдан и логичен, но он всё равно ей не понравился.

— Вот что, — сказала дамочка, подумав. — Попробуем, для начала, заложить туда лекарство. Если не поможет — завтра это будет ясно, тогда и решим, что дальше. Хорошо?

— Кладите, — она дёрнула плечами. Чего она спрашивает? Кто тут доктор?

— Будет больно, — предупредила дамочка, но Хадрат только хмыкнула.

И напрасно, потому что больно в самом деле было. Пока дамочка что-то делала с её раной, Хадрат прокусила насквозь засунутый в рот рукав махрового халата и только удивлялась, что в обморок не грохнулась. Помогло, похоже, обезболивающее-то.

Наконец, дамочка закончила, вновь перевязала Хадрат и предложила:

— Давайте, я вам принесу переодеться? И, если хотите, тёплой воды — хоть частично вымыться. Хотя это не обя…

— Хочу! — без малейшего стеснения перебила Хадрат. — И одежду чистую, и воду! Спасибо, — спохватилась она в последнюю секунду.

— Я сейчас, — мило улыбнулась дамочка и, собрав окровавленные остатки старого бинта и тряпки, которыми работала и свой саквояж, ушла — а мужик, так всё время и простоявший в изголовье постели, так что Хадрат даже про него почти забыла, спросил:

— Кровать удобная?

— Нормальная, — ответила Хадрат. Боль не то что отступала — нет, по силе она была примерно такой же, как, к примеру, днём, когда она лежала и не двигалась — но переменилась… нет, Хадрат не знала, как всё это назвать. Боль просто стала другой — более здоровой, что ли. Умных слов Хадрат не знала, но зато отлично знала, как болит нарывающая, скверная рана — и как болит та, что заживёт со временем. Эта, новая, боль была именно такой — и уже хотя бы поэтому терпеть её было легче. Может, это просто так казалось — Хадрат не хотела разбирать. Пускай кажется.

— Ну отдыхай тогда, — сказал мужик — словно… нет, не то что приказал… распорядился? Может быть, велел? Да к Нидхёггу, никогда Хадрат во всех этих тонкостях не разбиралась. — Чаю принести тебе? И, может, хочешь кусок пирога с почками? У нас остался со вчера.

Вообще, Хадрат голода не ощущала, но от этих слов сглотнула вмиг наполнившую рот слюну:

— Хочу.

Мужик кивнул и вышел, а Хадрат мрачно задумалась. Ну и что теперь? Как их выкурить отсюда? Ещё пирог этот… Почему-то пирог её окончательно добил — это от болезни, вероятно, решила Хадрат. Никто никогда не заподозрил бы её в сентиментальности, но сейчас она… хотя нет. Мужика с его бабёнкой она вовсе не жалела — но убивать их очень не хотела. Да она ничего так в своей жизни не не хотела! Как же выгнать их отсюда через два дня? Может… может, отравить? Слегка. Скажем, если дамочке вдруг станет плохо вечером, он же повезёт её в больницу? Да наверняка! Главное, чтоб не вернулись слишком рано… надо как-то сделать так, чтобы это плохо протянулось до утра. Что бы ей такое подмешать из того, что тут вокруг растёт? Ядовитых растений и грибов Хадрат знала много — как смертельных, так и нет. Надо будет только как-то выбраться из дома, а потом сообразить, куда и как это подкинуть. Проще всего в какое-нибудь рагу — если у них есть — но как сделать, чтоб этот мужик его не слопал?

Как же это сложно! Вот надо бы ей было просто отравить обоих — никаких проблем бы не было! Почему так просто отнять жизнь и так сложно сохранить? Всегда? Что собственную, что чужую…

Дамочка явилась первой и принесла ей мягкую фланелевую пижаму, голубую с серебряными звёздочками, слишком большую для неё самой и слишком маленькую для её супруга. Небось, какой-нибудь подружки, решила Хадрат. Каждой смазливой дамочке положено иметь страшненькую подружку — все они такие, даже самые приличные. Ну и наплевать, ей-то что за дело? Пижама была удобная — и вообще, это была пижама. Хадрат в жизни ничего такого не носила — хорошо хоть не ночнушка. Но всё равно смешно.

А ещё Хадрат удалось помыться: дамочка притащила целую кастрюлю почти горячей воды, мыло с хвойным запахом и таз, в который можно было всё это сливать, сидя на стуле, и попросила не стесняться, сказав, что с лёгкостью потом всё уберёт, если вдруг вода прольётся. Эх, была б у Хадрат палочка! Но её не было, и она постаралась брызгаться поменьше.

Как же это было хорошо — наконец отмыться! Постоять бы сейчас под душем! Но она туда не доползёт. Сейчас — наверняка не доползёт, даже, кажется, с поддержкой. И потом, не будет же этот мужик держать её и там! А сама она, пожалуй, свалится. Нет уж, это позже, а пока она помоется и так. А потом влезет в эту бабскую пижаму… видел бы её кто-нибудь сейчас! Хадрат хмыкнула. Да уж, Хадрат в голубой пижаме — разговоров было бы на годы.

Ей вдруг стало горько. Она… да, она скучала — скучала по всей стае, по Гельдерику и Нидгару, который пошёл в Азкабан за них за всех. Она тоже бы пошла, если б так сложилось… правда бы пошла? Ей хотелось в это верить. Нет, она не будет вспоминать их и вообще об этом думать! Они выгнали её! Они все над ней смеялись!

Хадрат возмущённо и обиженно засопела и, добравшись до кровати, забралась в неё и уселась, оперевшись на подушки. В дверь негромко постучали, и дамочка спросила:

— Уже можно? Нет ещё?

— Да можно, — отозвалась Хадрат.

Они вошли вместе, и мужик нёс на подносе две чашки — одну с бульоном, и вторую — с чаем, и две маленьких тарелки, с кусками пирога и кекса, шоколадного, и малиново-черничного, и Хадрат внезапно почему-то чуть не разревелась. К счастью, этого никто не заметил, потому что дамочка забрала кастрюлю и использованные полотенца, а мужик взял полный грязной воды таз, и они опять оставили её одну. Она ела и ругала себя за то, что совсем разнюнилась, но это почему-то совсем не помогало, напротив, становилось только хуже. Так что к тому моменту, когда мужик вернулся, глаза у Хадрат были почти на мокром месте — и, как следствие, она сказала нарочито грубо, даже не поблагодарив:

— Мне б поспать.

— Спи, — мужик и не подумал обижаться, забрал поднос да ушёл, сказав от двери: — Спокойной ночи.

Полностью прогнав эти последний сон. Она просто должна придумать, как их выкурить отсюда! Значит, яд. Но чтоб его достать, надо выбраться из дома — а что, если завтра в доме будет ещё кто-то? Раз мужик лесник — а Хадрат решила, что никем другим он быть не может: кто ж ещё из магглов будет жить в такой глуши? Да отсюда даже на машине до ближайшего селенья часа два! А может быть, и больше — если она правильно уловила направление, в котором они шли. Нет, мужик наверняка лесник — но тогда ему нет нужды непременно каждый день уходить из дома, наверное. И жена его — она тоже ведь наверняка лесник. Или просто так живёт и не работает — да и зачем? Здесь, в лесу, есть всё, чтобы прожить, а всякие мелочи вроде хлеба, соли, сахара и кофе можно запросто купить в городе, к примеру, раз в неделю. Очень скверно, если так: они никуда не выйдут, а её не выпустят, наверное. Разве что уговорить их, что, мол, ей на воздухе полегче… хотя это бред: открыть окно — вот тебе и воздух. Надо было им сказать, что она не терпит маленьких пространств! Хадрат слышала однажды жуткую историю об оборотне, который настолько привык жить в лесу, что не выносил любые помещения и, когда его поймали авроры, рехнулся в камере без всякой луны и разбил свою башку о стену во вполне себе человеческом обличье. Надо было ей придумать это раньше, а теперь уже, конечно, поздно — не бывает же такое по часам! Наверное.

Нет, пожалуй, так не выйдет. Придётся выдумать другое. Эх, вот бы Нидгара сюда! Или Скабиора этого, чтоб он сдох уже, раз опять от Азкабана выкрутился. Вот уж кто никогда на фантазию не жаловался! Эти мигом бы сейчас придумали, что делать — Скабиор особенно. А она нормальный человек, она не любит врать, и лжецов не любит тоже! Она и так вон целый план придумала, только как его осуществить? Мордред знает. Но не скажет, гадина покойная.

Хадрат проворочалась ещё часа, наверно, два, но так ответ и не нашла. Боли она уже почти не чувствовала — нет, рана тянула и порою дёргала, но это были мелочи в сравнении с тем, что она уже пережила. Нет, такую боль она вполне могла терпеть — да она каждый месяц мучается больше, чем сейчас. Нормально. Спать ей не давали мысли — правда, толку от них не было. Надо было хоть спросить, какие у них на завтра планы! Всё-таки она порой такая дура… Сейчас знала бы, что её ждёт. Но не будить же из таким странным вопросом…

В конце концов, она всё-таки заснула — а когда проснулась, за открытым окном было уже светло и даже солнечно, а в доме — очень тихо. По свету она поняла лишь, что солнце высоко — но поскольку она не представляла, на какую сторону выходит её окно, и самого солнца ей отсюда видно не было, точнее Хадрат не могла сказать. Рана ныла, как и прежде, и вообще болела ощутимо, но боль по-прежнему была здоровой — иначе Хадрат не могла её определить — и вполне терпимой. Осторожно выбравшись из кровати, она босиком — потому что не нашла своих ботинок, да и остальной одежды — игнорируя войлочные туфли, оставленные у кровати, медленно дошла до двери и медленно её открыла.

Прислушалась.

Тишина была… не мёртвой, нет — обычной. Было похоже, что в доме никого, и Хадрат буквально возликовала. Правда, сперва нужно было отыскать нужник, хотя, в принципе, она не возражала и против ближайших кустов. Однако туалет нашёлся в доме — вполне приличный, тёплый и удобный, Хадрат даже и не помнила, когда была в таком. И не просто яма, а нормальный унитаз! А ванная комната была почти что как в особняке — с большой белой ванной и широкой раковиной с пробкой и двумя кранами. Хадрат не удержалась от того, чтобы в ней не просто руки вымыть, но умыться и даже вымыться немного. Полотенец было аж четыре: два небольших, видимо, для лица и рук, и два почти огромных. Одним из них — тем, что пахло мужиком — она и воспользовалась.

Выйдя из ванной комнаты, Хадрат отправилась искать выход на улицу. Она уже была почти уверена, что хозяев дома нет — иначе они бы, вероятно, вышли бы уже на шум. Значит, ей опять внезапно повезло, и упускать этот неожиданный шанс Хадрат была не намерена.