Макбет (гет)

Реальность будто заволокло туманом.

Гермиона знала, что находится на сцене. Она крепко сжимала письмо в руках, декламируя послание Макбета к жене, а тем временем снова и снова перечитывала то, что было написано на бумаге на самом деле: письмо Драко к ней.

Тёмный Лорд нападёт во время постановки. Зрители не должны ничего знать: среди них есть шпионы.

Мне нужна твоя помощь.

Уголком глаза Гермиона могла различить зрителей: уже не отдельных людей, но объединённую мраком массу — единое разумное существо, наблюдавшее за ней. Однако она не ощущала опасность так остро, как следовало. Было трудно представить, что среди зрителей сидели шпионы, наблюдавшие за происходящим, следившие, чтобы Драко никого не предупредил. Ещё труднее было представить, что Волдеморт собирался напасть на школу. Что через пару часов в зрительном зале произойдёт массовое убийство; что любое неосторожно оброненное слово может оказаться последним.

И всё же Гермиона как-то умудрялась произносить правильные реплики, играть свою роль, говорить именно так, как планировала — с давно отрепетированными чувствами и интонациями. Как это возможно? Она должна была паниковать и уж точно не продолжать исполнять свою роль как ни в чём не бывало.

Но информация ещё не осела в сознании. Всё казалось не вполне реальным, словно страх перед Волдемортом был лишь сном по сравнению с гиперреалистичностью сцены, по которой Гермиона передвигалась, с твёрдым полом под ногами, с мерцающими огоньками волшебных свечей.

Словно крошечная частичка её сознания отделилась и наблюдала со стороны, как она разговаривала со гонцом, просила духов укрепить её решимость и помочь в убийстве короля, а затем, вечность или мгновение спустя, на сцену вышел Драко. Гермиона побежала ему навстречу, воскликнув: «Мой муж!» — и уже это казалось настоящим. Он был настоящим.

Драко соответствовал роли: муж, триумфально возвращающийся домой после победы, — и никто никогда не обратил бы внимания на едва заметные изменения, если бы не выискивал их намеренно, если бы не знал, куда смотреть. Драко был бледен. Даже в отблесках свечей его кожа казалась бесцветной. И что-то отражалось на его лице — то, чему Гермиона не могла бы дать определения. Напряжённое, непроницаемое, искажённое выражение, словно он с трудом себя сдерживал.

Она взяла руки Драко в свои, не прерывая монолога, ощутив холод, исходивший от них, пульс, ускоренно бившийся под кончиками её пальцев, и только теперь почувствовала, как в груди зарождается страх.

* * *

— Идём, и пусть прикроет лживый вид всё то, что сердце лживое таит, — закончил Драко, поднося её ладонь к своему лицу, и они вместе покинули сцену, скрываясь во мраке закулисья.

Тень спрятала их от посторонних глаз. Несколько секунд, привыкая к темноте после ярких софитов, Гермиона не могла разглядеть лицо Драко, но уже в следующее мгновение он больно сжимал её руку; Гермиона моргнула, и его лицо постепенно обрело чёткие очертания.

— Гермиона? — прошептал он. Каким-то образом даже его голос звучал пугающе: лёгкая дрожь, комок в горле, когда он произнёс её имя. И она понятия не имела, что за этим последует.

— Да? — отозвалась она, вытаскивая палочку из кармана. Не стоило разговаривать без использования магии, находясь так близко к сцене. — Пармасонити, — быстро прошептала Гермиона. — Драко? Ты в порядке?

Он крепче сжал её ладонь, качая головой.

— Гермиона, ты должна выслушать меня, он идёт, сегодня, он собирается напасть, все умрут, прошу, Гермиона, ты должна…

— Тише, — проговорила она, ободряюще сжимая его руку в ответ, пытаясь успокоить, несмотря на страх, обжигавший кожу электрическими разрядами. — Драко, всё будет хорошо. Мы остановим его. Вместе. Я обещаю.

Абсолютно нелепое обещание. У Гермионы не было никакого плана. У неё не было даже смутного представления о том, что они могли предпринять. Но в любом случае она обязательно сделает всё, что от неё зависит. Хотя бы в этом она не сомневалась с той секунды, когда впервые прочла записку Драко. Да и как она могла не попытаться остановить Волдеморта? Как она могла отказать Драко в помощи?

Они что-нибудь придумают. Всегда придумывали.

Но Драко отрицательно покачал головой.

— Нет, нет, нет, у нас ничего не выйдет, пьеса проклята, мы не можем их остановить. Он всех убьёт, Гермиона. Они все умрут. — Свободной рукой он коснулся лица, убирая выбившуюся прядь волос за ухо. — Я не собирался тебя убивать, — дрожащим голосом произнёс Драко. — Я не хотел тебя убивать. Они заставили меня, прости. Мне так жаль…

— Я не мертва, — прервала Гермиона, удивлённая собственной поспешностью — словно убеждённость Драко могла претворить его заблуждения в жизнь. — Я жива, Драко, и я не умру ещё очень долгое время.

Он не ответил, лишь молча покачал головой, и на его лице отразилось что-то между улыбкой и болью. Со сцены зазвучал голос Банко.

— Мне скоро выходить, — пробормотал Драко, будто бы для себя, словно пытался вспомнить полузабытый сон. Он перевёл взгляд на Гермиону; в его зрачках отражалось дрожащее пламя свечей. Из-за него глаза казались почти живыми. Гермиона с тошнотворной ясностью осознавала, что, потуши она эти свечи, взгляд Драко снова станет мёртвым и пустым. — Гермиона, они не должны ничего заподозрить, Пожиратели смерти уже здесь, они ждут, как только они увидят что-то странное, они нападут, у нас не будет времени, чтобы им помешать… — Драко сделал резкий глубокий вдох. — Я не могу позволить, чтобы они увидели, они не должны узнать, я должен скрыть…

— У тебя получится, — прошептала Гермиона, ободряюще сжимая его ладонь. — Не выпускай ситуацию из-под контроля. Я видела, как ты сдерживаешь себя, я знаю, что ты можешь. — Но она прекрасно помнила, как близко Драко подходил к разделительной черте во время репетиций. К тому же, насколько подозрительной должна показаться какая-то деталь, чтобы шпионы в зрительном зале решили немедленно начать атаку?

Если у Драко случится приступ, если он начнёт бессвязно бредить о Волдеморте, убийствах или Пожирателях…

— И пусть прикроет лживый вид всё то, что сердце лживое таит, — кивнул Драко, и тень улыбки скользнула по его лицу, прежде чем он закрыл глаза. Гермиона почти физически ощущала, как он по крохам собирает остатки здравого смысла, словно воин, облачающийся в заржавевшую и испытанную временем броню перед величайшей битвой.

Не открывая глаз, Драко прошептал:

— Он собирается напасть во время пятого акта, но я не знаю, когда именно. Я смогу сказать больше во время монолога Поттера.

Их время вышло; Драко развернулся и поспешил на сцену.

Гермионе оставалось лишь ждать.

* * *

Ей потребовалось две минуты, чтобы переодеться в ночную сорочку для сцены убийства короля. Гримёрные пустовали; большей части актёров не приходилось переодеваться во время постановки, а все остальные скучковались неподалёку от реквизита.

Гермиона не знала, готова ли посмотреть им в глаза. Только не сейчас, когда они были так радостны и веселы, когда они с волнением обсуждали пьесу. Они не знали. Гермиона не могла им рассказать.

А теперь, чем больше она думала, тем реальнее казалась опасность — тем сильнее она пугала, и ужас ледяной хваткой всё крепче сжимал сердце. В какой-то момент Гермиона нервно пересекла комнату, бездумно покрутила в пальцах какую-то безделушку, обнаруженную на колченогом столе, провела рукой по ткани, выполнявшей роль стены, взяла письмо Макбета, теребя края бумаги, и вновь вернула его на место, не читая.

Он нападёт сегодня вечером. Волдеморт начнёт атаку, пока Большой зал до отказа забит людьми. Сейчас воображение без особых усилий рисовало развитие событий: двери слетают с петель посреди выступления, и появляется Волдеморт в окружении Пожирателей смерти. Паника. Зрительный зал разрывают вопли, плач, крики. Отчаянные поиски укрытия. Рыдающие дети, которых родители изо всех сил прижимают к себе. Сколько из них успеют вытащить палочки в начавшемся хаосе? Сколько из них дерзнут предположить, что имеют хоть какой-то шанс в схватке с Волдемортом? Недостаточно.

Напуганная, обезумевшая толпа в замкнутом пространстве. Это будет кровавая бойня.

— Гермиона?

Она подскочила, будто от появления самого Волдеморта, но сразу расслабилась: это был просто Гарри.

— Гермиона? Я знаю, что ты здесь, мне Луна сказала… Конечно, Луна может много чего сказать…

При обычных обстоятельствах Гермиона посмеялась бы.

— Я тут, — рассеянно отозвалась она. — Переодевалась.

— Ясно, — послышался голос Гарри. — Просто хотел узнать, куда ты пропала. — Последовала короткая, почти напряжённая пауза. — Эм, я могу зайти на минуту? Разумеется, если ты одета.

Гермиона помедлила, неуверенная в своих дальнейших действиях. Причины для отказа упорно отказывались приходить в голову, но она… Гермиона не думала, что способна говорить с кем-то в эту минуту. Не сейчас, когда нападение Волдеморта чёрной неизбежностью нависло над головой, когда она знала, что в эту самую секунду где-то собирались Пожиратели смерти…

Но она не могла найти повод, чтобы отказать.

— Да, конечно, — услышала Гермиона собственный голос, приняв поражение и отодвигая занавеску, за которой обнаружилось радостно светящееся лицо Гарри. Она умудрилась изобразить подобие улыбки и отошла в сторону, пропуская его внутрь.

— Я слушал из-за кулис, — бодро начал он. — Ты отлично сыграла! Зрители дышать перестали на твоём монологе.

Гермиона издала натужный смешок, присаживаясь на стул.

— Спасибо.

Гарри смерил её подозрительным взглядом; она опустила глаза в пол, стараясь не смотреть на друга.

— Что-то не так? — спросил он, и Гермиона немедленно напряглась.

Она не должна была себя выдать. Если её беспокойство заметил Гарри, то уж от шпионов в зале точно ничего не укроется. А если они что-то заподозрят…

— Просто боязнь сцены, — соврала она, отмахнувшись. — Немного волнуюсь. Ты же меня знаешь.

Гарри эти слабые оправдания явно не убедили.

— Ты так не волновалась даже в первый раз на сцене, — заметил он. — Хотя обычно бывает наоборот. — Гарри замолчал на мгновение. Гермиона отчаянно пыталась придумать более правдоподобную отговорку, но, прежде чем она успела что-то сказать, Гарри неуверенно продолжил: — Это из-за Малфоя?

— Нет! — поспешно, почти инстинктивно воскликнула Гермиона, чувствуя, как её охватывает паника. — Нет, это никак с ним не связано, я просто…

Она осеклась, заметив доброжелательную, тёплую улыбку Гарри.

— Мы вроде как знаем, что дело в нём, — сказал он. — Ты говорила, что волнуешься о человеке, который учится не на Гриффиндоре и с которым я и Рон близко не знакомы. Кого ещё ты могла иметь в виду?

Гермиона закрыла глаза и вздохнула, почти физически ощущая, как последнее желание сопротивляться покидает её. В эту самую минуту Волдеморт планировал нападение, ожидая лишь удобного момента, и только они с Драко знали, что это произойдёт. Ещё несколько дней назад Гермионе было так важно, чтобы Гарри и Рон ни о чём не догадались, но сейчас раскрытие тайны померкло перед лицом новой опасности. Реальными казались лишь армия Пожирателей смерти, собирающаяся где-то во мраке, и, как ни парадоксально, отрепетированный, ярко подсвеченный мир сцены.

Гермиона опустила взгляд в пол, изучая грубое временное покрытие под ногами, а затем посмотрела на Гарри. При обычных обстоятельствах она бы сохранила тайну, но сейчас ситуация была далека от обычной. Она понимала, что им понадобится столько помощи, сколько им смогут предложить.

— Дело не в Драко, — выдохнула она.

Гарри удивлённо вскинул бровь.

— Гермиона, тебе необязательно говорить, мы и так знаем, — сказал он. — Мы не… злимся или что-то вроде того, мы просто…

Гермиона покачала головой, прерывая его.

— Не в этом смысле. Да, я волновалась за него и, наверно, до сих пор волнуюсь, но… — Взгляд упал на письмо, сложенное в четверть и невинно лежавшее на столе. — Но сейчас я гораздо больше беспокоюсь насчёт… я беспокоюсь о…

Гермиона осеклась и молча взяла письмо, нервно прокручивая его в пальцах, после чего так же безмолвно протянула его Гарри. Он развернул пергамент и нахмурился, вглядываясь в написанные слова. Гермиона следила за изменениями в выражении его лица, пока взгляд Гарри перемещался по строчкам.

— Он оставил послание на письме, которое я использую в первой сцене, — пояснила она, не дождавшись никаких слов от Гарри. Потолок над их головами на мгновение осветился яркой вспышой. Молния.

— Мы должны рассказать Дамблдору, — вдруг сказал Гарри, на его лице отразилась новая эмоция, которой Гермиона не могла бы дать определения, он успел шагнуть в сторону сцены, прежде чем Грейнджер успела среагировать.

— Дамблдор сидит в зрительном зале, — напомнила она.

Гарри задержался у самого выхода из гримёрки.

— И? — резко бросил он.

— Среди зрителей есть шпионы, — пояснила Гермиона. — Пожиратели смерти начнут нападение немедленно, если что-то пойдёт не по плану, если они заподозрят, что Драко рассказал кому-то об атаке. Тебе не кажется, что будет немного странно, если…

— А сам он откуда обо всём узнал? — требовательно спросил Гарри. — Малфой. Кто ему рассказал? — Последовала секундная пауза, во время которой до слуха долетали приглушённые голоса актёров со сцены. — Он тоже Пожиратель смерти, да?


— Да, но…

— Тогда с чего ты взяла, что он вообще говорит правду? — не отступал Гарри. — Почему ты так уверена, что в зале есть шпионы, откуда ты знаешь, что Пожиратели готовят нападение? — Он вскинул руку с письмом. — С чего ты взяла, что он написал правду? Почему ты думаешь, что они не используют эту информацию в качестве приманки, чтобы обмануть тебя… чтобы ты сделала какую-нибудь глупость и подставила остальных?

У Гермионы перехватило дыхание. Так вот в чём дело. Сириус.

— Потому что я ему верю, — негромко произнесла она, даже в это мгновение переживая: может быть, Драко действительно солгал, может быть, не стоило ему доверять, может, может…

Но он не лгал. Гермиона хотела верить; она знала его, знала о сумасшествии, она смывала кровь с рук Драко после того, как его заставили пытать Снейпа. Она не сомневалась, что он говорил правду. А если всё было лишь тщательно продуманным планом, зачем притворяться сумасшедшим? Наверняка существовали гораздо более простые способы: Драко мог просто сказать, что изменился, не понимал, во что ввязался, хотел остановиться. И логичнее было бы притвориться, что он поменял мнение о маглорождённых.

Гермиона доверяла ему, она знала, что Драко сказал правду. Вот так просто.

— Как ты можешь верить ему? — голос Гарри звучал громче, а лицо начало заметно краснеть. — Он же Малфой, Гермиона! Скользкий, противный, мерзкий пр…

Она собиралась прервать гневную тираду, но кто-то сделал это за неё.

— Может, вы уже замолчите?!

Гермионе потребовалось одно бесконечное, ужасающее мгновение, чтобы узнать голос Меган.

— Мне плевать, о чём вы там спорите, но вас скоро будет слышно в зале, если вы сейчас же не прекратите.

— Прости, — шёпотом отозвалась Гермиона, одновременно ощущая стыд и страх, когда шаги начали удаляться, постепенно затихая. Стыд, потому что их голоса действительно могли услышать в зрительном зале; страх — потому что там могли услышать, о чём они говорили…

Они с Гарри молча выждали несколько секунд, пока не убедились, что остались наедине. Гермиона впервые встретилась взглядом с Гарри и впервые заметила в его глазах страх.

— Что такого сказал Малфой? — наконец спросил он. — Раз уж ты ему поверила. Что он тебе наплёл? О том, как он изменился? Как хочет поменять стороны?

Гермиона едва заметно покачала головой.

— Он сходит с ума, — произнесла она, и слова мёртвым грузом сорвались с её губ, тяжело повиснув в воздухе.

— В смысле? — скептически переспросил Гарри. — Ты хочешь сказать, что…?


— Из-за того, что ему приходится убивать людей. И пытать их. Почти как в пьесе, — неохотно признала Гермиона. Она не хотела рассказывать слишком много. — Он постоянно… видит галлюцинации. Кровь на руках. Иногда ему кажется, что он меня убил. Он думает, что события пьесы происходят в реальности. Он не… — Гермиона вздохнула, бросив короткий взгляд на Гарри. — Поэтому я не хотела рассказывать. И это та же причина, по которой я уверена, что он не лжёт.

Гарри машинально, почти недоверчиво покачал головой.

— Ладно. Малфой псих и не хочет быть Пожирателем смерти. Но мы обязаны пойти к Дамблдору, — шёпотом закончил он в повисшей тишине. — Даже если он не хочет быть Пожирателем, нельзя полагаться на его слова.

— Но мы не можем рисковать другими людьми, Гарри, — упрямо прошептала Гермиона в ответ. — Если Драко говорит правду — а я ему верю, — то, как только мы покажемся рядом с Дамблдором, Пожиратели начнут нападение.

В тусклом освещении она заметила, как поднялись и тут же опустились плечи Гарри — напряжённые от одной мысли о том, какая трагедия могла произойти. Гермиона не собиралась сдаваться.

— Слушай, Драко сказал, что они собираются атаковать во время пятого акта. У нас ещё есть время. Если до конца четвёртого акта мы не сможем ничего придумать… — Гермиона замолчала. — Тогда мы пойдём к Дамблдору и попытаемся организовать сопротивление, прежде чем они сюда доберутся. Но мы не можем так сильно рисковать, пока не используем альтернативные возможности.

Гарри нахмурился, размышляя над её словами, и в итоге сдался.

— Хорошо. Но Малфою я всё равно не доверяю, — поспешно добавил он. — Я соглашаюсь, только потому что доверяю тебе.

Гермиона не удержалась от улыбки, несмотря на почти осязаемую опасность, висевшую в воздухе.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Ты же должен быть на сцене в эпизоде с Привратником?

— Во второй части, да, — кивнул Гарри. — А что?

— Это первый раз, когда мы с Драко оба будем за кулисами, — ответила Гермиона, — и он сможет рассказать мне, как Волдеморт планирует попасть в школу. — Она задумалась на мгновение, когда отдалённый голос Драко проник в крошечную гримёрку со сцены.

— Моих шагов не слушай, чтобы камни, заговорив, не выдали меня…

— Скоро мой выход, — прошептала Гермиона, коротко сжимая ладонь Гарри. — Ты в порядке?

— Да, — отозвался он, пожав плечами. — Если кому-то придётся сразиться с Волдемортом…

— То ты в этом деле лучший, — согласно кивнула Гермиона и инстинктивно потянулась, чтобы обнять Гарри. Она не видела выражения его лица, но, когда отстранилась, он мягко улыбнулся, словно пытался убедить её, что с ним всё будет хорошо.

— Мне пора, — произнесла Гермиона. — Встретимся у левых кулис до речи Привратника.

Гарри согласно кивнул, и Гермиона поспешила прочь, оставив его в одиночестве гримёрной.

* * *

— Чьи это руки? — проговорил Драко, поднимая свои запачканные кровью ладони и пристально их рассматривая. Пламя свечей стало алым, отражаясь в водопадах по краям сцены, придавая воде пугающий красноватый оттенок. Со своего места за кулисами Гермиона не могла разглядеть лицо Драко, но она и без того знала, как он выглядит — по крайней мере, как он выглядел на репетициях этой сцены. Недоверчиво, словно его тошнило от вида собственных рук. Гермиона не знала, в какой степени эмоции были обусловлены осознанным выбором, а в какой — настоящим безумием. В последнее время она видела Драко таким и в реальной жизни.

— Ха! Они глаза мне рвут прочь! — продолжил он, и Гермиона заставила себя отвести взгляд. Сцена убийства подходила к концу, но сколько же было слов и фраз, сколько жестов и мимолётных эмоций на лице, когда Гермиона была почти уверена, что это конец, что он сломается, что он выдаст себя и Волдеморт появится в зале.

Но он не сломался. Пока.

— Отмоет ли с моей руки весь океан Нептуна эту кровь? — вопрошал Драко. Гермиона потянулась к чаше с кровью — разумеется, бутафорской. Её цвет казался более насыщенным, чем у настоящей, однако она так же неприятно липла к рукам, когда Гермиона окунула их в чашу по локоть. Она бросила короткий взгляд на сцену, внезапно почувствовав лёгкую тошноту, но заставила себя выпрямиться и сконцентрироваться на постановке, постепенно успокаиваясь. Приближался её выход.

— Нет, — сказал Драко почти со смехом — пугающим, болезненным смехом. — Скорей они, коснувшись зелёной бездны моря, в красный цвет её окрасят.

Гермиона вышла на сцену с гордо поднятой головой и опущенными руками, покрытыми кровью.

— Руки у меня того же цвета, что твои, — произнесла она, — но, к счастью, не столь же бледно сердце.

Послышался стук, внезапный и громкий — тяжёлые удары из-за кулис. Гермиона отреагировала так, как должна была, испуганно вздрогнув, пока Драко продолжал безмолвно разглядывать свои ладони.

— Стучат, я слышу, в южные ворота, — произнесла она, пересекая сцену и приближаясь к Драко, чья кожа была бы мертвенно бледной, если бы не алые отблески свечей, и ощущая внезапный укол паники. Стук в ворота, заполнявшие замок люди, нависшая угроза… и Драко, не сводивший взгляда со своих рук. Всё шло по сценарию, однако обжигающий страх начал медленно разливаться по телу, когда Гермионе показалось, что его глаза расширились сильнее обычного, стали слишком дикими, ужас — слишком настоящим, а кровь на его руках пылала в отблесках свечей словно живое существо…

— Пойдём скорее в нашу спальню, — твёрдо сказала она, хватая его за руки. Гермиона не могла отступить от сценария: она могла говорить лишь то, что было написано несколько сотен лет назад, делать лишь то, что они репетировали — вести себя только так, как должна была вести себя леди Макбет, пойманная в ловушку истории, роли и слов. — Стакан воды — и дело наше смыто!

Вот только она знала, что одной воды тут не хватит.

Гермиона выждала мгновение; Драко не реагировал — не должен был, и она недовольно нахмурилась. Гермиона хотела обхватить его за плечи, заставить посмотреть на неё, а не на испачканные кровью руки, хорошенько встряхнуть его, помочь ему. — Ты потерял всю твёрдость духа, — раздражённо бросила она.

Снова стук — три громких удара — и их вычислят, если Драко не придёт в себя. Возможно, ничего страшного не произойдёт, если он продолжит смотреть на свои руки; это будет выглядеть немного странно, но не слишком подозрительно — боязнь сцены или просто страх, но, по крайней мере, шпионы не смогут догадаться, что он кому-то рассказал. Но если Драко начнёт говорить, если он проронит хотя бы слово о нападении Волдеморта…

Гермиона не могла этого допустить, но она также не могла помешать этому.

— Опять стучат, — произнесла она, не выпуская рук Драко, увлекая его к двери и надеясь, отчаянно надеясь, что он успеет прийти в себя, что он справится, что никто не заметит его состояния… — Смени наряд, а то поймут, что мы и не ложились, когда на нас наткнутся. — Ещё несколько слов и наступит очередь Драко, и если он не заговорит, если он не сможет…

Гермиона вцепилась в него, нетерпеливо подводя к двери, жалея, что не может показать ничего, кроме злости и раздражения.

— Не поддавайся растерянности жалкой! — бросила она, не сдержав слабый оттенок отчаяния в голосе, не в силах справиться со страхом, потому что наступила очередь Драко, он должен был произнести свои слова, но тишина оставалась незаполненной…

Прошло мгновение и ещё одно — каждая новая секунда словно маленькая вечность, но Гермиона могла лишь прожигать Драко выжидательным взглядом, не в силах ничем ему помочь.

А потом он вздрогнул будто от порыва ледяного ветра, моргнул и посмотрел на Гермиону. Его ладонь чуть крепче сжалась на её руке, и она ответила тем же. Губы Драко разомкнулись, затем снова сжались, но всё это можно было принять за часть постановки, Гермиона не сомневалась, ему нужно было лишь заговорить, произнести правильные слова…

Он слабо качнул головой, словно сбрасывая наваждение, и в его взгляде отразились искренние эмоции: страх, боль и отчаяние.

— Зная, что я сделал, я был бы рад не сознавать себя.

Очередной стук, но Гермиона почти смогла облегчённо выдохнуть. Ещё одна строчка, Драко должен был сказать ещё одну фразу, больше ничего не требовалось. Их не раскроют, не сейчас.

Он запрокинул голову, лицо исказила гримаса боли.

— О, если бы Дункан на стук очнулся! — с отчаянием воскликнул Драко, и Гермиона знала, что он говорит совершенно искренне.

А потом он последовал за ней прочь со сцены, не выпуская рук Гермионы, в приветливый мрак закулисья, где их уже ждал Гарри.