Макбет (гет)

Общая гостиная Гриффиндора пребывала в блаженной тишине, почти пустая, за исключением пары тихих групп студентов. Ни с кем из них Гермиона не была близко знакома — ещё одна маленькая удача, потому что сейчас она не имела никакого желания с кем-то разговаривать. Только не теперь, не после… не после того, что произошло. Гермиона просто хотела побыть одна, не придумывая никаких оправданий.

Ей требовалось всё обдумать — распутать ужасный клубок и привести его хотя бы в какое-то подобие порядка, пока она не сошла с ума, как Драко. Ей нужен был её любимый дальний угол тёплой и знакомой гостиной, чтобы во всём разобраться.

Опустившись в потёртое, по-домашнему уютное кресло, Гермиона подтянула колени к груди и прикрыла глаза. Воспоминания о прикосновении губ, его губ, вернулось как эхо. Насколько осторожным он был, почти робким. От того ли, что боялся напугать её, или причиной стало извращённое понимание человечности, кричавшее ему, чтобы он к ней не прикасался, — этого Гермиона не знала. И его руки, его руки на её коже…

Гермиона усилием воли открыла глаза, ощутив внезапную дрожь в теле. Нет, не нужно думать о случившемся. Это было ошибкой. Это было неправильно, и это причинило ему боль. Гермиона слишком хорошо помнила выражение ужаса в глазах Драко. Он думал, что маглорождённые не люди, что они животные — даже хуже животных. И поцеловать одну из них… Гермиона попыталась не обращать внимания на пронзившую тело боль. Боль исключительно оттого, что она ненавидела предрассудки. Только потому что терпеть не могла беспочвенные предубеждения, а вовсе не потому что хотела понравиться Драко. Абсолютно точно.

Гермиона снова закрыла глаза, переплетая пальцы, пытаясь не вспоминать о поцелуе. И чем только думала? Она глубоко вздохнула, с тревогой осознавая, что для следующей мысли ей потребуется собрать в кулак всю свою храбрость.

Он нравился ей?


Это просто невозможно. Он же… он же Малфой. Пожиратель смерти, ослепленный предрассудками, и они с Гермионой ненавидели друг друга целую вечность. Даже если чувство вины сводило его с ума, даже если его предубеждения ломались и трещали по швам, выбивая почву из-под ног, оставляя Драко уязвимым и незащищённым. Даже если он нуждался в ней, даже если он мог быть хорошим, когда хотел этого. И умным, и забавным, и честным, и очень талантливым актёром. И совсем не лишённым внешней привлекательности.

Даже если с того момента, когда их губы соприкоснулись, она прекрасно знала, что уже не испытывает к нему ненависти.

Совсем наоборот.

Гермиона откинулась на мягкую спинку дивана, нервно растирая ладони и позволяя себе вздохнуть. Она передумала: сейчас Гермиона была бы совсем не против, если бы кто-то подошёл и спросил, как у неё дела. Правду бы не рассказала, но использовала бы шанс отвлечься на что-то более простое. На тривиальные вещи вроде домашней работы и сцены, возводимой в Большом зале.

Но такие мысли казались Гермионе эгоистичными, или, быть может, она просто пыталась сбежать от неприятных размышлений. Драко должен быть в приоритете; Драко, поцелуй и план дальнейших действий.

Гермиона не могла не думать, насколько проще всё стало бы без этих лишних осложнений. Если бы только она могла жить в мире, где Драко не был Пожирателем или полусумасшедшим, где Волдеморт никогда не приходил к власти, тем более дважды; где все они были обычными людьми и могли жить без оглядки на политику, предрассудки и душевные расстройства. Где единственным вопросом было бы, нравится ли она ему, а он — ей. Где проблема казалась бы простой.

Но простой она не была, и никакие эгоистичные желания не могли этого изменить. Если Гермиона хочет помочь Драко — а она этого хочет, — надо определиться с дальнейшими действиями.

Она нравилась Драко, в том самом смысле — Гермиона не могла использовать более точное определение, оно казалось слишком пугающим, — и Драко ей тоже нравился. Но когда всё усложнялось его предубеждениями против маглорождённых, его хрупким душевным состоянием из-за убийств магов и маглорождённых, его причастностью к Пожирателям Смерти…

В итоге всё сводилось к предрассудкам. Драко по-прежнему верил, что убийства маглов оправданы, что это правильно, что он должен получать удовольствие от пыток. Вот только его совесть утверждала обратное. Если Гермиона сможет уничтожить предрассудки, он всё равно останется виновен в убийствах — этого уже не изменить, — но Драко хотя бы сможет отделить правду от лжи. И он… он не будет терзать себя за симпатию к ней. Гермиона не знала, что и думать. Она пришла к выводу, что для начала надо разрушить предубеждения Драко. Но как?

Сейчас она ничего не могла с ними поделать. Любые попытки с её стороны лишь усилят конфликт между желаниями Драко и его убеждениями; доведут до точки кипения, после которой и без того хрупкое душевное равновесие предаст его в очередной раз, а Гермиона даже думать не хотела о том, что произойдёт, если он потеряет рассудок навсегда. Сейчас ещё сохранялась весомая надежда на восстановление, потому что большую часть времени Драко вёл себя не менее здраво, чем любой другой. Но если ситуация станет хуже…

Гермиона нервно поёрзала в кресле, пытаясь устроиться поудобнее. Что же ей оставалось делать, если она не могла активно бороться с предрассудками Драко? Наверное, всё-таки хорошо, что она рассказала обо всём Снейпу, потому что у самой Гермионы руки были связаны. Драко и без того придётся пережить многочисленные репетиции и прогоны с мыслями, которые обязательно будут занимать его голову, стоит ему увидеть её, подумать о ней…

Заметив краем глаза какое-то движение, Гермиона повернула голову в сторону портрета, никого особенно не ожидая увидеть. К её удивлению, в гостиную вошёл Гарри; его щёки заметно отливали розовым даже в багровой гостиной, где любые оттенки красного обычно бледнели в сравнении с оформлением комнаты.

Он встретился с Гермионой взглядом, коротко улыбнулся и поспешил к ней. Она была не против такого вмешательства — сама хотела отвлечься, — хотя и удивилась, что с ним не было Рона и Джинни.

— Привет, — улыбнулась она, как только Гарри оказался рядом. — Ты какой-то уставший. Тренировка?

— Что? — переспросил он, усаживаясь на край дивана. — А, нет. Я был… эм… — Гарри на мгновение замолчал, теребя пальцами край рукава мантии. Он окинул гостиную вороватым взглядом и склонился ближе к Гермионе, прежде чем продолжить негромким доверительным тоном: — Ты помнишь… видение?

Гермиона кивнула — такое было сложно забыть. Гарри ещё раз с подозрением оглядел комнату, после чего продолжил:

— Дамблдор уговорил Снейпа снова учить меня окклюменции.

— Так ты был у него? — спросила Гермиона, ощущая внезапный страх. Снейп всё так же ненавидел Гарри, и она сомневалась, что видение и последующее спасение что-то изменили. Почти рефлекторно она внимательным взглядом изучила лицо Гарри на любые подозрительные признаки. Огонь в камине высвечивал неглубокие морщины на лбу парня, чуть искривлённые губы… — Ты в порядке?

— Да, — заверил он. — Всё прошло… на удивление хорошо. Снейп ничего не сказал насчёт видения или того, что я увидел в… или того, что случилось в прошлом, — поспешно закончил Гарри. Гермиона не обратила внимания.

— Уверен? — уточнила она. — По тебе не скажешь, что всё нормально. Я никому не расскажу, ты же знаешь.

— Знаю, — кивнул Гарри, устремив задумчивый взгляд на стену. — Но ничего не произошло, правда. Просто окклюменция даётся мне немногим лучше, чем раньше, так что приходится снова проживать все воспоминания. По ощущениям — как будто я провёл несколько часов с дементором, вот только Снейпа не отпугнёшь патронусом.

Гарри сопроводил слова слабой улыбкой. Несмотря на его попытку пошутить, Гермиона поёжилась.

— Ты в порядке? — спросила она, почувствовав себя глупо ещё до того, как вопрос повис в воздухе. — Я… в том смысле… ты видел…?

— Сириуса, — закончил за неё Гарри с явной болью в голосе и кивнул. — Да. И весь стандартный набор. Ненавижу некоторые воспоминания. Обычно получается задвинуть их подальше, но потом они возвращаются, и я будто проживаю всё заново.

Гермиона не знала, как поступить. Подобрать правильные слова было почти так же тяжело, как помочь Драко. Она осторожно склонилась, покрывая расстояние между ними, и мягко сжала ладонь Гарри. Он встретился с ней взглядом и улыбнулся.

— Спасибо. Мне скоро полегчает. Помогает, что… теперь я хочу заниматься окклюменцией.

— Правда?

Гарри коротко кивнул.

— Да. Потому что… — он на секунду замолчал, яростно устремив взгляд в никуда, его ладонь сжалась на подлокотнике. — Потому что, если бы я научился этому раньше, Сириус бы… он бы не умер. Поэтому я должен научиться сейчас, я хочу научиться. В каком-то смысле это моё наказание. Если бы я тогда не сбежал…

— Перестань себя винить, — твёрдо прервала его Гермиона. Гарри лишь пожал плечами — он слышал этот совет тысячу раз до неё.

— В общем, я вроде как даже рад, что всё так получилось, — закончил он, словно Гермиона его и не перебивала. Тень неразличимой эмоции скользнула по его лицу. — Но я действительно чувствую себя виноватым… Я хотел…

Он осёкся, и Гермиона дала ему несколько секунд, прежде чем побудить к продолжению. Гарри заметно побледнел с тех пор, как пришёл в гостиную, хотя огонь в камине всё ещё придавал его лицу красноватый оттенок.

— Продолжай, — мягко попросила Гермиона.

Гарри нахмурился, затем поднял глаза, вновь встречаясь с ней взглядом. В выражении его лица она заметила нечто очень похожее на раскаяние, прежде чем он признался:

— Когда приходили видения о Сириусе и Снейпе, мне хотелось… Я мечтал о том, чтобы всё было по-другому. Чтобы Сириус выжил, а Снейп… — он осёкся и отвернулся. — Ужасное желание.

Гермиона не знала, что ответить, не знала, можно ли тут вообще что-то сказать. Безмолвно, она вновь дотронулась до руки Гарри и сжала в успокаивающем жесте. Он вскинул голову, на его лице отразилось явное волнение.

— Но это вполне нормально, — отозвалась Гермиона, найдя в себе силы. — Я хочу сказать, что Сириус… он был твоим крёстным. И ты никогда не питал особой симпатии к Снейпу. Люди всегда мечтают вернуть своих близких, когда они… — Она не хотела говорить «умирают».

— Не то чтобы я хочу, чтобы Снейп умер, — продолжил Гарри так, словно пытался оправдаться. — Просто… если бы я мог выбрать, кого из них спасти…

— Не терзай себя, — успокаивающе произнесла Гермиона. — Думаю, это… просто человеческая природа. Не значит, что это хорошо, разумеется, но это и… не обязательно плохо.

Гарри кивнул и на несколько мгновений скрылся за маской задумчивости, а потом посмотрел Гермионе в глаза и улыбнулся по-настоящему.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Думаю, мне было необходимо это услышать.

* * *

— Но я всё равно не понимаю, почему… Чёрт возьми, — Рон в явном изумлении уставился на центр Большого зала. — Эта штука будет гигантской!

Стремительно приближающийся день премьеры стал одной из самых обсуждаемых тем в школе с момента объявления о постановке. Новость продолжила набирать обороты, когда режиссёры сообщили точные даты представлений, угрожающе маячившие на горизонте. Главные обсуждения прошлого вечера крутились вокруг сцены, модель которой видели только актёры, что лишь подогревало всеобщий интерес к пьесе.

Сцена, как отметил Рон, должна была стать огромной, и трое друзей остановились у двери в Большой зал, чтобы оценить масштабы. Повезло, что зал и сам обладал внушительными размерами, но даже при таком раскладе сцена с закулисным пространством занимала почти треть всей площади.

Оставшуюся часть занимали завтракающие студенты. Столы теперь были разделены пополам, так что вместо одного длинного у каждого факультета оказалось по два, установленных параллельно друг другу. За ними активно обсуждалась предстоящая премьера. Учительский стол располагался по другую сторону возводимой сцены; Гермиона заметила Дамблдора, жизнерадостно намазывающего джем на горку блинов, и профессора Снейпа, задумчиво гипнотизирующего свою тарелку мрачным взглядом.

— Кажется, у меня развивается боязнь сцены, — угрюмо заметил Гарри, когда они приблизились к гриффиндорским столам, — а её ещё даже не установили.

— Но у тебя отлично получается Макдуф, — заверила его Гермиона, невольно то и дело посматривая на незаконченную конструкцию.

— До тех пор, пока я не забуду слова, или споткнусь, или пропущу свой выход… — почти шутливо заметил Гарри, заняв пустое место и потянувшись за сосисками.

Рон неприязненно покачал головой.

— Радует, что я не пошёл на прослушивания, — сказал он.

Парни продолжили разговор, с голодным рвением наполняя тарелки и бодро налегая на плотный английский завтрак. Гермиона с удовлетворением отметила для себя, что Гарри выглядел неплохо. Разумеется, это не всегда значило, что у него действительно всё хорошо, но, по крайней мере, позволяло верить, что он держал ситуацию под контролем.

Взгляд в очередной раз невольно переместился на сцену, пока Гермиона тянулась за тостом. Вид площадки, как напоминание о стремительно ускользающем времени, наполнял сердце одновременно и волнением, и предвкушением. Мысль о том, что через несколько коротких недель она взойдёт на законченную сцену в роли леди Макбет перед многолюдной аудиторией… Смесь противоречивых чувств пружиной свернулась в животе, и Гермиона поняла, что аппетит совершенно пропал.

Прекрасно зная, что если не поест сейчас, то к обеду ужасно проголодается, Гермиона всё же начала задумчиво жевать тост, и, прежде чем она успела себя остановить, взгляд с любопытством скользнул по столам Слизерина, выискивая Драко.

Она заметила его почти мгновенно; он сидел спиной к гриффиндорским столам, склонив голову так низко, что Гермиона практически её не видела. Это ведь должно было насторожить не только Гермиону, верно? Обычно Драко сидел лицом к залу и другим факультетам, учитывая то, что стол Слизерина находился у противоположной от Гриффиндора стены. На самом деле Гермиона не могла вспомнить, чтобы Драко хоть раз разворачивался лицом к стене. И — она мрачно оторвала кусочек тоста, — было несложно догадаться, на что или, скорее, на кого он не хотел смотреть. О чём не хотел думать и вспоминать.

И в этом Гермиона не могла его винить.

Должно же быть хоть что-то, что она может сделать. Рассказать ещё кому-то о проблеме Драко? Снейп был очевидным выбором, и Гермиона знала, что он передал информацию Дамблдору. Кто ещё? Точно никто из оставшихся учителей, заключила она, окинув их стол быстрым взглядом. Ни один из них не…

Совиное уханье раздалось прямо над головой, и Гермиона подскочила, оглядываясь на почтовых сов, рассекавших воздух Большого зала. Похоже, она настолько погрузилась в свои размышления, что не заметила, как они прилетели. Чаще всего Гермиона не обращала на птиц особого внимания: Рон был единственным из них троих, кто регулярно получал письма. Гермиона старалась не отправлять послания домой чаще, чем раз в две недели, прекрасно понимая, что родителям будет сложно оправдать перед соседями регулярное появление сов. Гарри, разумеется, никогда не писал Дурслям, если только это не было продиктовано острой необходимостью, и те отвечали ему взаимностью.

Поэтому они с Гарри были весьма удивлены, когда две совы приземлились на стол возле них, держа в клювах идентичные свитки.

Гарри нахмурился, забирая пергамент у ближайшей к нему птицы.

— Кто мог мне написать? — удивлённо пробормотал он.

— Кто-то из школы, — заметил Рон. — Видишь, у совы школьная бирка. — Он уставился на совиную массу, кружившую в воздухе; птицы уже возвращались в школьную совятню или к своим хозяевам. — Но их сегодня больше, чем обычно.

— Есть только один способ выяснить, — сказала Гермиона, разворачивая свой свиток. Тайна раскрылась, как только она узнала почерк Меган.

«Уверена, вы все уже знаете, что постановка назначена на последние выходные семестра, по одному выступлению за вечер. На субботнем представлении будет присутствовать экзаменатор из комитета ЖАБА по магловедению, чтобы выставить финальную оценку нашей режиссуре.

Разумеется, времени остаётся совсем немного. Репетиции уже расписаны на оставшиеся недели, включая полные прогоны всей постановки, примерку костюмов и генеральную репетицию. Прошу обратить внимание, что все репетиции ВАЖНЫ и имеют приоритет над любыми другими внешкольными занятиями. Мы также просим вас организовать дополнительные встречи в свободное время».

За текстом письма следовал аккуратно составленный список всех репетиций, которые Гермиона должна была посетить. Она бегло просмотрела его, заметив, что примерка костюма назначена на следующий день, и повернулась к Гарри.

— Что ж, это всё объясняет, — сказал он, отрезав небольшой кусочек бекона для совы и потрепав её по голове, прежде чем позволить улететь. — Ты знаешь, какие у нас будут костюмы?

Гермиона смерила его укоризненным взглядом.

— Если бы ты внимательно слушал режиссёров на собрании… — Она оставила предложение красноречиво висеть в воздухе; Гарри покорно склонил голову и смущённо посмотрел на подругу. Она с трудом подавила улыбку. Сова, доставившая письмо, потянула её за рукав, прося разрешения улететь.

Гермиона уже собиралась утащить сосиску с большого подноса перед собой, чтобы отдать кусочек маленькому почтальону в качестве благодарности, когда её поразила внезапная мысль.

— Подожди минутку, — попросила она, обращаясь к сове, но не отрывая взгляда от Драко. — Доставишь ещё одно письмо для меня? Я дам тебе целую сосиску.

Сова с энтузиазмом ухнула, и Гермиона открыла школьную сумку, выуживая оттуда перо, чернила и пергамент. Расчистив место на столе, она нацарапала короткую записку:

Драко, ты не хочешь встретиться и порепетировать? На том же месте, в то же время, если тебе удобно.

Она замерла, прежде чем написать своё имя, немного подумала и добавила ещё строчку:

Нам необязательно обсуждать то, что произошло. Можем представить, что ничего не было.

Гермиона

Она быстро сложила записку пополам, а затем ещё раз, пока Гарри и Рон не заметили содержимое или пока тугой узел в животе, восставший против идеи «представить, что ничего не было», не заставил её передумать. Гермиона передала письмо сове и скормила ей обещанную сосиску, которую та жадно проглотила, странным образом напомнив девушке Рона.

— Отнеси её Драко Малфою, пожалуйста, — попросила Гермиона. — Он вон там, за слизеринским столом.

Сова кивнула, крепко ухватила записку и взлетела. Рон нахмурился.

— А ему-то ты зачем пишешь? — ошеломлённо спросил он, но затем, догадавшись, добавил: — А. Постановочные дела.

— Репетиции, — согласно кивнула Гермиона, наблюдая, как сова опустилась возле Драко, как он забрал у птицы записку и прочитал — о, как бы она хотела видеть его лицо. Он ничем себя не выдал, но убрал пергамент в карман мантии и кивнул сове, которая почти обиженно оторвалась от стола. Драко ничем её не угостил. Плохой знак?

— Так какой у тебя костюм, Гермиона? — вновь спросил Гарри, возвращая её внимание к гриффиндорскому столу. — Оказывается, мне придётся порвать на себе рубашку, когда… ну, знаешь. Когда убивают семью Макдуфа. Что насчёт остальных?

Гермиона, внимательно слушавшая режиссёров на всех собраниях, заставила себя на время забыть о Драко и принялась объяснять.