Лисий Город. Потерянные дети (джен)

После истории с трупом наступило долгое и легкое затишье, и даже спустя неделю появившаяся в подвале ЦКМ Аня — та самая девочка — не доставляла никаких хлопот. Кроме, разумеется, вызванного воспитателя, поскольку психологи, работавшие на ЦКМ, предпочитали иметь дело с детьми более осмысленного возраста. Ане было три с половиной года, и, как предполагала изначально Алиса, ее отец и был тем мертвецом. Матери не было, а вызванная бабушка сообщила, что всегда подозревала — в девочке сидит дьявольщина. И больше того, единственного раза она так и не появилась в ЦКМ.

Аня плакала и звала отца, и все женское население конторы тайком утирало слезы. Алисе тоже было не по себе. Она в красках представляла, с какой ношей теперь будет жить этот несчастный ребенок. Впрочем, была возможность, что она забудет, все-таки обстоятельства позволяли списать смерть отца на пожар. А то, что он двигался, девочка вскоре забудет. И если когда-нибудь вдруг всплывут в ее памяти те мгновения, то… зомби ведь не существует.

Но самым главным являлось кое-что, сообщенное второпях бабушкой Ани: она никогда до этого не проявляла магических способностей. Едва только услышав это, Алиса почувствовала, что покрывается холодным потом — и ведь непонятно отчего. Ну и что, что не проявляла? Три с половиной года — отличный возраст, чтобы начать, но, сидя в их подвале и испытывая стресс, Аня не проявила ни единой грани своего нового таланта.

Такая же ерунда творилась с Варварой.

Но все же Алиса допускала, что эти случаи всего лишь совпадения. Такое может быть — одно большое спонтанное волшебство, и после — полное затишье. Но Горюн эти аргументы отвергал с презрением, и, полагаясь на его опыт, Алиса тоже сомневалась.

Но разгадки, так и так, не было никакой, и разговоры затихали. Прошел рыжий сентябрь, и лисы из конторы исчезли как-то сами собой — просто однажды утром Алиса нашла пустой каморку, что они занимали все эти месяцы. Почему они решили покинуть теплое пристанище к зиме, никто так и не понял, но с тех пор ни одни рыжий хвост не появлялся в ЦКМ до весны.

К ним почти перестала приходить Наташа, хоть Горюн и обещал Алисе, что ее вынужденная смена должности продлится недолго. Однако в октябре Алиса по-прежнему сидела почти все дни в конторе, возясь с бумагами и переправкой отчетов. Из плюсов такого положения была только удвоенная зарплата — все-таки ей частенько приходилось уезжать на вызовы, где Горюн не справлялся один, либо когда очагов по району было несколько. Ну и еще то, что грязь и слякоть на дорогах она почти не заставала.

Алиса вообще, получив возможность обдумывать и анализировать, вдруг поняла, что ее совершенно устраивает такая жизнь — всплески активности перемешивались с затишьями, в которые они с Горюном отдыхали. Она не знала — как, но их это объединяло, хоть Горюн ни на йоту не изменил к ней своего отношения. Но они могли часами сидеть в темной столовой, не произнеся ни слова, и чувствовать… что-то. Алиса называла это про себя пушистыми котами, словно они сворачивались воображаемыми клубочками у нее на душе и громко урчали от удовольствия. У них никак не получалось сходиться характерами, но в противовес этому Алису неизмеримо успокаивало присутствие Горюна рядом с собой, и он тоже, хоть и не распространялся о причинах, проводил рядом с ней довольно много времени.

Октябрь опал пожухлой листвой, и их район оказался странно голым после того, как остановки и фасады домов очистили от погибшего вьюна. Теперь на улице было совсем серо, сыро, и Алиса куталась в новенькое длинное пальто. В воздухе чувствовалось приближение зимы, и в один такой день, когда телефоны в конторе напряженно молчали, к ней в кабинет постучал курьер и попросил поставить подпись за получение большого плотного конверта.

Было утро неприемного дня, и Горюн почему-то запаздывал, поэтому в конторе стояла благодатная тишина.

Конверт был адресован ей, а внутри, когда Алиса вскрыла плотную бумагу, оказалось ее дело многолетней давности. Искатели все-таки ответили на ее запрос и сняли копии с бумаг. Внизу страницы стояли синие печати «копия верна» с чьей-то подписью, но это ее не интересовало.

После истории с Бреннингом Алиса даже не наделась когда-нибудь увидеть эти бумаги, все-таки с ее помощью вскрылся нарыв в организации, и у многих людей там внутри появилось множество проблем. Кем бы ни был Бреннинг, Алиса была уверена, многие предпочли бы замять дело и тихо его уволить. Но получилось так, как получилось, и все же на ее запрос ответили положительно.

Заперев кабинет изнутри, она только смотрела на дело, не решаясь к нему притронуться, а потом встала и несколько раз обошла кабинет по периметру, заставляя мысли улечься в голове в прежнем порядке. В конце концов, ничего особенно не произошло, она ведь никогда на самом деле не хотела ничего знать — ни откуда она появилась, ни причин провала в памяти длиной в девять лет, ни где ее родители.

Успокоившись, она открыла дело.

В памяти снова всплыл тот памятник Вампилову, огромный, серый, на чьей голове все время сидели голуби. Именно оттуда началась нынешняя Алисина жизнь — какая-то женщина обратила внимание на маленькую девочку в красном свитере и замшевой канареечного цвета юбке.

Потянулся ворох отчетов полиции, в которых никто не мог найти ее следы, затем копии обследования и одно единственное заключение, сделанное доктором Квантоном, о том, что на память девочки воздействовала неизвестная магия. После этого дело передали Искателям, которые тоже так и не смогли обнаружить родственников Алисы. К сожалению, на бумаге не были отображены все шаги их поисков и все предположения, однако Алиса с удивлением читала распечатки допросов каких-то неизвестных людей, судя по всему, принадлежащих к бандам.

В то время мелкой преступности было куда больше, чем сейчас, и многие люди просто пропадали среди белого дня. Но и среди нескольких допросов не нашлось ни единой крохи информации об Алисе.

Пролистав большую часть дела, полного официоза и удушающей беспомощности, она наткнулась наконец на тех псевдо-родственников, о которых уже давно рассказывал ей Горюн — там нашлись имена, адреса и ни единого слова о мотиве таких странных поступков. Пять человек заявили о том, что Алиса — их пропавшая родственница, и пятеро же, тайно навестив ее в детском доме, тут же отказались от своих слов.

Чувствуя разочарование, Алиса собрала бумаги в кучу и нерешительно вышла в коридор. Там было тихо, если не считать доносившегося из-за закрытой двери кадрового отдела негромкого разговора. За окном тоже было тихо и темно, несмотря на то, что утро едва-едва заканчивалось.

Помявшись у двери в нерешительности, она несмело постучала в двери кабинета, и ее тут же пригласили войти.

— Честное слово, Чернова, не обязательно каждый раз стучаться. Просто заходите и все. Здравствуйте.

Сегодня Горюн смотрел на нее довольно благодушно, и причина этому была довольно банальной — день зарплаты. Как правило, он всегда к десятому числу немного добрел, хоть Алиса ни в жизни не подумала бы, что он живет как она — от аванса до зарплаты. Поразмыслив однажды, она вспомнила, что он ушел от Искателей с травмой, а значит, ему должны были выплачивать пенсию, компенсирующую последствия. И пенсия должна была быть приличной, хоть и в интернете приводились совершенно разные цифры.

— Здравствуйте… Я хотела… отпустите меня сегодня, пожалуйста, на выходной, — попросила Алиса, внутренне ожидая неминуемого взрыва. — Конечно, если что-то произойдет, я вернусь, но ведь пока… ну, тихо.

— Что-то случилось? — спросил он, разваливаясь в компьютерном кресле.

— Да. Отпустите?

— Нет уж, Чернова, мне не нравится такой ответ. Раскройте мне суть проблемы, будьте добры.

Она закусила губу, совершенно не желая ничего объяснять.

— Не могу я, ну, не хочу. Я потом вернусь и расскажу, ладно? А сейчас не могу.

— У вас проблемы?

— Нет… — немного подумав над вопросом, она уточнила: — Точно нет. Просто мне очень нужно сейчас заняться кое-чем другим. Но я правда-правда вам все расскажу.

Улыбнувшись ее неуклюжему ответу, Горюн кивнул в знак согласия.

— Только не выключайте телефон.

Глупое предупреждение — но такое привычное, он всегда говорил это ей, когда наступали выходные. Что бы ни случилось, никогда нельзя выключать телефон. Алиса и сама прекрасно понимала, что связь должна быть всегда, но Горюн все равно каждый раз напоминал ей.

На улице, забравшись под крышу на остановке, она сделала короткий звонок Лене и, объяснив, что приедет, попросила достать все адресные и телефонные справочники, что у них сохранились. А потом села на автобус, ведущий в центр, где можно было пересесть на знакомый маршрут Центр — Большие Холмы.

Почти всю поездку до дачного поселка она провела, перечитывая дело и стараясь уцепиться хоть за что-то, но ни имена тех, кого допрашивали, ни события — ничего не было знакомо, кроме имени Розенова и ее самой. Но там были еще и имена тех людей, что назвались ее родственниками, и, полная какой-то странной смелости, Алиса собиралась спросить каждого из них — почему.

Большие Холмы тоже были окутаны серостью и сыростью, и Алиса поскорее юркнула в теплый дом.

Там она впервые за долгое время увидела вернувшегося из отпуска профессора Земина и его жену Аллу. Это была довольно колоритная пара, и в иной другой раз Алиса бы с удовольствием задержалась поговорить с ними, но сегодня пришлось ограничиться только несколькими фразами:

— А-а, ты посмотри дорогая, а вот и Алиска нарисовалась, — сказал профессор из большого кресла. Жена же его, сидя на подлокотнике, меланхолично заплетала в косы его длинную бороду.

Борода профессора Земина была институтской присказкой ко всему и заодно нескончаемой темой для шуток — длинная, густая и ухоженная, хоть Алиса и понятия не имела, как он умудрялся есть, не испачкав ее. Но, когда поближе познакомилась с Леной и соответственно с ее семьей, узнала, что бородой занимается Алла.

— Не нарисовалась, а пришла, — поправила мужа Алла и ласково улыбнулась Алисе. — Не обращай внимания, девочка моя, у моего мужа опять увлечение молодежным сленгом.

— Рада вас обоих видеть, — Алисе не удалось сдержать улыбки, и, предвосхищая вопрос, она сразу же ответила: — Есть я не хочу, спасибо.

— Ты посмотри, похоже, она обрела дар предвидения, — одобрительно сказал профессор. — Я только хотел предложить ей ограбить наш холодильник. Кажется, та колбаса лежит у нас уже с неделю. С такими гостями придется ее выкинуть собакам.

— Может быть, после этого они перестанут тебя кусать, — ответила Алла. — Ты представляешь, девочка моя, его раз пять за все наше путешествие покусала одна и та же собачонка. Мелкая такая, трясущаяся. Она жила с нами по соседству и каждое утро караулила нас.

— Это называется вендетта, дорогая, — отозвался Земин, кося на Алису хитрым взглядом. — Я думаю, однажды, в прошлой жизни, я отобрал у нее что-то жизненно-важное. Кость, например.

— Бедренную?

Алиса вышла из кухни, тихо посмеиваясь, и не услышала продолжения странного разговора.

Лена все еще не встала с постели, и потому спустилась вниз лишь один раз, чтобы налить себе кофе.

— Привет, — сказала Алиса, опередив словесный поток. — Ты достала справочники?

— Конечно, — недовольно ответила она. — Вон, даже за тот год есть, только искать ты будешь одна до тех пор, пока не объяснишь, кого и зачем.

— Ты не помнишь? Я ведь тебе говорила про тех вроде-родственников, что хотели сначала меня забрать из детдома, а потом передумали. В деле есть их имена. Я даже отпросилась у Горюна на день. Я просто подумала… ну, что тебе будет интересно.

— О! — до нее наконец-то дошло, и все недовольство как рукой сняло. Лена соскочила с постели, выхватила у Алисы дело и тут же его открыла. — Ты же не против?

Алиса помотала головой, взяла адресный справочник за восемьдесят первый год и углубилась в графу на букву К. Фамилия первого человека заявившего, что Алиса — его дочь, была Коровьев. Дурацкая, смешная фамилия.

— Ты знаешь, кстати, что? — спросила Лена, перелистывая дело. — Случайно включила телевизор и увидела твоего Горюна.

— Да?

— Он симпатичный.

— Да? — на этот раз Алиса вяло удивилась, стараясь не упустить из памяти имя и отчество Коровьева. — Только рубашки вечно грязные.

— Но ты-то тогда переполошилась — Лена, помоги, его убьют.

— И что? Конечно, я испугалась. Кстати, я так и не поблагодарила твоего отца за помощь.

— И не надо, а то он опять будет орать, какая ты безголовая дура. Но я не согласна, ты очень здорово сделала, что позвонила мне. Что было бы, если бы ты совсем растерялась? Опять осталась бы без жилья и работы.

Алиса подняла голову и пораженно посмотрела на легкомысленно накручивающую прядь волос на палец Лену.

— Но… ты знаешь, я не совсем о том тогда думала. Нельзя взвешивать на одних весах человеческую жизнь и такие вещи, как жилье и работа. Записывай номера телефонов, я нашла тридцать Валериев Ивановичей Коровьевых.

Молчание воцарилось совсем ненадолго.

— Я хотела сказать, ничего бы Горюну не сделали, — пояснила Лена. — Мне отец говорил, что тогда за всем делом уже наблюдали пристально оттуда. — Она подняла взгляд вверх. — А ты просто все ускорила. А если бы ты тогда промолчала, Шпиль не позволил бы тебе остаться в ЦКМ. Он вроде бы как принципиальный.

— Не заметила, — мрачно отозвалась Алиса. — Он не принципиальный, он… как рыба. Безэмоциональный, будто бы робот.

— Это неважно, не переводи тему. Тебе вообще сказали что-нибудь после того, как все закончилось?

Алиса помотала головой. Никто, кроме Горюна, уверявшего ее, что нисколько не злится. А все потому, что и не ожидал от нее — Алисы — чего-то выдающегося. Вот только Алиса ожидала, была уверена, что справится, и разочарование собой оказалось горьким.

— Пару раз мы с Горюном обсуждали. Он на меня не в обиде, а Шпиля я с тех пор встречала иногда мельком. Мы просто здоровались.

— Вот я тебе и говорю, этот Горюн симпатичный, я бы на твоем месте присмотрелась. А то после этого… Эдуарда?

Алиса холодно кивнула.

— Ты как монашка стала. А Горюн…

— Не надо! Просто не надо, ладно?

Ей не понравилось, что Лена говорила об этом так просто, и будто бы упрощала то, что было на самом деле между ней и Горюном. Алиса, конечно же, пару раз представляла себя и его в «том смысле», но мысли тот же час приобретали привкус банальности и пошлости, и ей становилось противно. Горюн был гораздо сложнее, и наблюдать за ним было лучше чуть издалека. Вряд ли ей понравится то, что там внутри на самом деле. Впрочем, может и понравилось бы, невозможно было сказать наверняка.

Лена, пожав плечами, сняла трубку стационарного телефона, и далее произошел, пожалуй, самый странный разговор между незнакомыми людьми.

— Здравствуйте, Валерий Коровьев? — наступила короткая пауза. — Вас беспокоят по делу Алисы Черновой, вы одиннадцать лет назад обратились по объявлению о найденной девочке, помните?

Алиса удивленно смотрела на совершенно не смутившуюся Лену.

Но этот Коровьев понятия не имел, о чем шла речь, поэтому с ним быстро распрощались.

— Это был сын Коровьева, говорит, отец болеет и ничего не сможет рассказать, а сам он тоже не знает. Зря ты так реагируешь на мою идею, кстати, — и на ошарашенный взгляд Алисы пояснила. — Я про Горюна. И начни уже краситься, бледная, как моль!

* * *

Телефон зазвонил в девять вечера, когда они с Леной распрощались около супермаркета — она возмущенная, а Алиса растерянная.

Звонил Горюн и странным голосом, будто бы доносившимся откуда-то издалека, просил вернуться в контору. Это было совсем неудобно — больше всего на свете Алисе хотелось попасть домой и спокойно обдумать то, что услышала около часа назад.

Того Валерия Коровьева они не нашли, зато нашли Эмму Выборску — мать пятерых приемных детей, не испугавшуюся впустить их с Леной в дом и спокойно выслушать вопросы. И ответить. Правда оказалась… странной.

Такси быстро домчало Алису по темным, мокрым улицам до конторы. Внутри было темно, но не закрыто. Ей пришлось побродить по кабинетам, прежде чем она обнаружила Горюна в темной столовой.

— Что случилось? — спросила она испуганно, садясь напротив него.

Оранжевый свет фонарей, проходящий сквозь мокрые стекла окон, отражался от полированной поверхности стола, но ни йоту не освещал лицо Горюна.

— Вызов, — ответил он тем же придушенным голосом. — Нужно было вызвать вас, но я этого не сделал.

— Почему? Я бы приехала.

— Думал, что справлюсь, Чернова, разве не ясно?

Она кивнула, все пытаясь разглядеть его лицо, но оно будто тонуло в темноте. Наступила тишина, парадоксально полная вечерней жизнью за окном и запахом корицы, не выветрившимся с тех пор, как тут поколдовала Людмила Павловна. Не сразу стало понятно, что от нее требуется, пока Алиса привычно не вспомнила, что было нужно ей в таком состоянии. Но сидеть просто так рядом оказалось тяжело.

Горюн больше не обращал на нее внимания и почти не шевелился, только размеренно и глубоко дышал.

Прошло около пяти минут, прежде чем Алиса встала и налила им обоим чай в кружки — чем сидеть просто так в темноте, лучше сидеть с чаем. Он давал немного смысла, хотя смысла и так было достаточно.

В порыве сочувствия Алиса сама вложила в руки Горюна горячую кружку. Руки были холодными, и он, кажется, кивнул ей, не то благодаря, не то желая еще что-то сказать.

— Хотите, я расскажу, зачем сегодня отпрашивалась? — спросила она наконец, не выдержав тишины. Они все еще сидели напротив друг друга и грели руки о кружки. — Утром курьер принес мне мое дело. Помните, я писала запрос Искателям, как раз перед тем, как вас арестовали?

Она немного смутилась, упомянув об аресте, но Горюн только вяло кивнул.

— Там ничего интересного нет. Допросы каких-то бандитов, справки об отсутствии меня во всех государственных базах и прочая ерунда. Ну… заключения врача еще и эти люди, которые представились моими родственниками.

— И вы, Чернова, кинулись их искать?

— Да, — тихо ответила Алиса. — Пока у меня была смелость искать их и разговаривать. Завтра я бы не смогла. Мне сложно общаться с… чужими.

— Я заметил.

— В общем, вы знаете, я нашла одну женщину. Она уже пожилая, у нее пятеро приемных детей и совсем маленькая квартира. Она была так добра ко мне и рассказала, что за меня обещали… деньги. В смысле… — ей вдруг стало сложно объяснить. — С ней связался знакомый, она не говорила кто, он работал Искателем, и сказал, что если она придет и скажет, что я ее дочь или племянница и придумает достоверную историю про меня, то она получит деньги на новую большую квартиру.

Горюн пошевелился и сделал небольшой глоток чая.

— Почему без сахара, Чернова? Разве вы не знаете, что я пью чай с сахаром?

— А… нет. Кофе-то вы без него пьете, — растерялась она. — Положить вам?

— Два.

Она кинулась к шкафу за сахарницей, а когда попыталась взять из его рук кружку, почувствовала, насколько сильно тряслись его руки.

— Вам ведь совсем плохо, — испугалась она. — Я… может быть, могу у вас это забрать как-то?

Он помотал головой, и Алиса вдруг вспомнила, что в кабинете Наташи лежал большой кашемировый шарф, в который она часто куталась в дождливые дни.

— Я сейчас вернусь, — сказала она и кинулась вниз, лихорадочно вспоминая, куда положила ключи.

Шарф оказался на месте, и, вернувшись в кухню, Алиса неуклюже накинула его на плечи Горюна.

— Можно ведь еще врача вызвать, — попробовала она снова, облокачиваясь о стену рядом с ним.

— Не волнуйтесь, Чернова, я не стану умирать у вас на руках. Просто продолжайте рассказывать про свои глупости.

— Но вы хотя бы не выходите завтра на работу!

Он кивнул и пододвинул к себе кружку.

— Я… я сахар не размешала, — беспомощно сказала Алиса, разглядев, как скривилось его лицо. Фраза была смешна, а тон жалобный.

— Чернова! Я что велел делать?

Обхватив себя руками, она попыталась собрать мысли в кучу.

— Больше и рассказывать-то нечего. После того, как ей показали меня в детдоме, к ней пришел другой Искатель и… убедительно попросил не лезть в это дело и не лгать, иначе у нее будут неприятности. Ерунда какая-то, кому придет в голову платить деньги за это? Впрочем… не важно.

— Я знаю, кому, Чернова. Вы подождете с ответом до завтра? Не уверен, что смогу связно сейчас вам рассказать.

— Конечно… мне это не так уж и важно, просто я ведь вам обещала. Вам нужно отдохнуть.

Неуверенно дотронувшись до его плеча, Алиса ждала реакции, но ее не последовало. Нелепое бессилие накатывало на нее волнами. Никогда еще до этого она не видела Горюна в таком беспомощном, заторможенном состоянии. И, соответственно, совершенно не знала, что ей делать. По-хорошему, нужно было бы отвезти его к Сан Санычу, но разве Горюн не сказал бы ей, если бы нуждался в помощи? Ведь позвонил и позвал, значит, мог и врачу позвонить.

Алисе совершенно не нравилось быть растерянной тогда, когда от нее требовалось обратное, так что в конце концов, ничего не спрашивая, она вызвала такси, пообещав сказать адрес позже.

— Андрей, — неуверенно позвала она. — У вас дома есть кто-нибудь?

Он поднял на нее взгляд, и Алиса с облегчением увидела, что он довольно осмысленный.

— Хомяк есть, — безразлично сказал он. — Но он три дня назад сбежал из клетки и где-то потерялся.

— Ну хорошо, тогда скажите адрес. Я вызвала такси и отвезу вас домой… и с вами посижу, ладно? Или я могу вас отвезти к себе. Но вам нельзя здесь всю ночь сидеть.

Вообще-то можно было — рядом стоял диван, на котором Горн мог спать сколько угодно, но ей почему-то не хотелось, чтобы пришедшие с утра бухгалтера и кадровики застали его здесь вот таким беспомощным.

Он попытался протестовать, но в итоге уступил ей, а пока они ехали, едва не заснул на заднем сидении.