Пламенное сердце (гет)

Я резко обернулась к Аматерасу, стоящей рядом со мной. Та ехидно ухмылялась.

— Что здесь делает моя мама? — голос, вернувшийся совсем неожиданно, прорезался тонким неприятным писком.

— Что-что? Работает. Лучше смотри. — Я закусила губу и обернулась.

— Август, — всплеснула руками мама. — Этот ребёнок…

— Да. Я принёс её с Земли-2. Девочка, как тебя зовут?

— М-мартина. В честь византийской императрицы.

Мама задумчиво постучала указательным пальцем по губам, а затем улыбнулась и склонилась к маленькой Аматерасу. Или Мартине — как её теперь называть?

— Красивое имя. Но оно тебе не подходит. Ты такая красивая, а твои волосы такие золотые, — мама пропустила грязные от копоти локоны между своих пальцев. — Как насчёт Аматерасу? В честь богини солнца в японской мифологии?

— Красивое, — смутилась девочка. — А вы… Как вас зовут?

— Я — Мари Кусакабэ. А это мой помощник Август. Скажи, откуда это ты такая чумазая?

— Из Франции.

— Франции? — удивилась мама.

— У них идёт война. Третий рейх против союзных стран. — Я поджала губы. Так значит, Вторая мировая.

Мама нахмурилась: эта информация явно ничего ей не дала, но напрягла.

— Когда мы были там в прошлый раз, они только-только подписали Версальский договор. Неужели вновь начали воевать? Так скоро?

— Там прошло более двадцати лет, — ответил Йона. Мама выглядела поражённой: она явно не ожидала услышать подобное.

— Август, искупай Аматерасу и приведи её в порядок. Пусть поест и поспит. Завтра мы начнём. — И пронеслась мимо меня к компьютерам. Я проводила мать удивлённым взглядом. Начнут? Что начнут?

Последний вопрос я повторила вслух.

— О, это ты сейчас и увидишь. — Аматерасу провела рукой. Картинка зарябила, явно проматывая время вперёд. Одно осталось неизменным: мы до сих пор оставались в лаборатории. — Это мой первый день.

Аматерасу сидела на стуле, болтая ногами в воздухе: она ещё не доставала ими до пола. Девочка была умыта и теперь выглядела совсем уж красавицей, даже золотые волосы лоснились в свете ламп. Вот только ничто не могло скрыть её ненормальной худобы, впалых щёк и тонких запястий с не менее тонкими лодыжками. Аматерасу месяцами голодала из-за войны, один-единственный полноценный приём пищи не мог превратить её в абсолютно здорового ребёнка.

Правая рука девочки чуть выше локтя была перемотана жгутом — Йона, вернее, Август, брал у неё кровь. Мама суетилась сбоку у мониторов, щёлкая по клавиатуре и раздражённо водя мышкой туда-сюда. Она что-то подсчитывала, что-то вычисляла, но никак не могла прийти к нужным результатам — это я видела по её непривычно нахмуренным бровям и тонкой полоске поджатых от недовольства губ. Видеть всегда улыбающуюся маму такой напряжённой и серьёзной было странно.

— Кровь взята! — отрапортовал Август. — Моча, кал, соскоб кожи и волосы тоже.

— Отлично. Отправь их Эрику, Джозефине и Джованни. Пусть поторопятся. Мне нужны результаты к обеду.

— Понял-принял, босс! — улыбнулся Август, и эта улыбка сделала его только отвратительнее.

Мужчина закрутил баночку с кровью, достал иголку из вены Аматерасу и приложил на место прокола марлю, смоченную спиртом. Затем он обернул всё это сухой марлей и убрал жгут.

— Посиди так немного, а я скоро вернусь! Марлю держи минут двадцать, потом можешь убирать. — Аматерасу кивнула и взглядом проводила уходящего из лаборатории Августа. Теперь они с Мари остались наедине.

Какое-то время они сидели в тишине. Мари работала, зло ворча себе под нос, а Аматерасу робко оглядывалась по сторонам, пытаясь оценить обстановку и понять, куда попала. На вид девочке было лет восемь, но учитывая продолжительное голодание, вполне вероятно, что её рост и физическое развитие задержались. Вероятно, она была немного старше.

Я по глазам видела, что окружение были для Аматерасу новым и непривычным. Ей явно хотелось изучить всё, что только можно, но она боялась, поскольку не понимала, куда попала: к другу или врагу? Была ли это одна из множества экспериментальных баз Третьего рейха или медицинская палатка союзных войск? Август говорил, что это другой мир, в котором есть Бог, но вряд ли маленькая Аматерасу до конца понимала сложившуюся ситуацию.

— Мадемуазель Мари, — тихо позвала девочка. — А вы… Почему месье Август спас меня?

— Спас? — удивилась мама. — Ах, да. Спас. — Что-то мне подсказывало, что такая реакция была отнюдь не из-за того, что мама забыла, что в мире Аматерасу — моём мире — сейчас полным ходом шла Вторая мировая. — А разве тебя надо было оставить там? Посреди разрушенной деревни? Ты бы умерла. — И в голосе мамы была непривычная жестокость, царапающая мне душу. — Наш Бог руками Августа подарил тебе новую жизнь. Теперь ты будешь жить здесь, в сотворённом Им мире. Далеко-далеко от войн и смертей.

Я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Да уж, мир может и был другим, а моя мать оставалась всё такой же преданной фанатичкой. Только одну религию сменила на другую. А казалось бы, человек науки.

— Ваш мир… Это рай?

— Это не рай, но пока мы любимы Богом, мы близки к нему, — продолжила мама. Она присела на колени перед Аматерасу и погладила её по золотистым волосам. — Ты скоро поймёшь это, не переживай. Лучше наслаждайся своей жизнью и служи Господу нашему.

— Служить?

— Да. Ты должна отблагодарить Его за спасение. Не бойся, Богу не понадобится многое от тебя, достаточно лишь помогать в наших экспериментах.

— А что вы делаете? Я буду рада отблагодарить Его, — смутилась Аматерасу.

— Я исследую параллельные миры. Из одного такого Август тебя и забрал.

Воспоминание закончилось, а я обернулась к Аматерасу.

— Параллельные миры? Серьёзно?

— На самом деле мир был только один. Твой и мой.

— Но зачем это маме?

— Что ж, это была её работа. Работа, личный интерес, огромный пласт религиозности и государственный заказ. Так себе сборная солянка. И итог у неё один: рождение нового сумасшедшего учёного, сама понимаешь.

— Разве мама подходит под определение «сумасшедшего учёного»? — Я усмехнулась, хотя мне ни капельки не было весело. Я понимала: Аматерасу слова на ветер не бросала, только не в этой ситуации. А, значит, Мари Кусакабэ передо мной — это вовсе не моя мать. Не та любящая и заботливая женщина. Скорее, охочая до открытий безумная личность, которой было плевать на то, какие муки её исследования могут принести другим людям.

Аматерасу мне на вопрос не ответила, лишь взмахнула рукой, меняя картинку воспоминаний перед нами.

Прошло всего ничего времени с предыдущего воспоминания, буквально пара-тройка месяцев. Аматерасу за это время отъела хоть какие-то щёки и больше не выглядела такой худой и болезненной. Пусть мама и проводила над ней различные эксперименты, суть которых, очевидно, сводилась к изучению параллельного мира, девочке явно оказывался тёплый приём и её не держали как крысу в клетке. Я даже позавидовала: со мной в своё время обходились намного жёстче.

Мама (хотя мама ли?) стояла у рубильника, она буквально вцепилась в него. Напротив был открыт переливающийся всеми оттенками голубого и синего портал, ведущий в неизвестность. Во всяком случае, эта махина выглядела как портал. А неизвестностью в данном случае, скорее всего, был мой мир.

Прошло меньше минуты, как вдруг раздался трескающий звук. В портале показалось знакомое лицо, скрытое маской чумного доктора. Джованни.

Я хмыкнула: ну кто бы сомневался, что наш доктор жук будет стоять у истоков всего происходящего дерьма.

Мама облегчённо выдохнула, и стоило Джованни ступить на порог лаборатории, как она выключила портал, дёрнув рубильник вниз. Маленькая Аматерасу, сидящая на стуле, вся подобралась и вытянула шею, стараясь разглядеть ношу в руках чумного парня. А ношей оказалось полумёртвое тело. Я мгновенно узнала ханбок — традиционную корейскую одежду. Неприятная мысль кольнула меня.

Это был Натаку? Вернее, тот Натаку, каким он был до смерти. Бедным корейским мальчиком, пойманным в ловушку своего долга и жестокости Корейской войны.

Мама подошла к мальчишке, прощупала его пульс, подключила какое-то устройство и велела уложить на кушетку. Какое-то время она кружилась вокруг Натаку, тыкала какими-то медицинскими приборами. Джованни в это время крутился где-то в стороне, у огромных колб, что были выше и больше него. Неприятный холодок пробежался у меня по спине: подобные колбы я уже видела во всяких фильмах.

— Вы же спасёте его, да? — спросила Аматерасу. Мама оглянулась на неё.

— Не уверена, что удастся спасти тело, но душу — точно. Надо поспешить. — Взяв со стола большие ножницы, мама принялась беспощадно резать ханбок, раздевая мальчика, и вскоре тот лежал совсем обнажённым. Маленькая Аматерасу смутилась и отвернулась, а я продолжила смотреть. Вскоре к Натаку подошёл Джованни, взял его на руки и пошёл в сторону герметичных отсеков. Я сразу поняла: там Натаку вымоют и продезинфицируют, а потом…

Потом его тело на моих же глазах поместили в подготовленную Джованни колбу. Бездыханный Натаку плавал в ней. Ото рта или носа не шли пузырьки воздуха, а тело никак не двигалось. Мальчик был мёртв.

— Его тело послужит науке. А душе Бог найдёт новое применение. А до тех пор она побудет в клетке из плоти, — туманно произнесла мама, глядя на Аматерасу. Та, естественно, заинтересовалась и принялась задавать вопросы. Мама была более чем счастлива отвечать на них: её глаза лучились теплотой и нежностью. Той, которую я помнила и любила. В данный момент эта Мари Кусакабэ была точь-в-точь моей любимой мамочкой.

Единственное что только внешне. В душе это была не она. Ну не могла моя набожная мама с таким безразличием говорить о чужих страданиях, мёртвых телах и душах, заключённых в них насильственным путём. Я не знаю, как именно маме — вернее, этой Мари Кусакабэ, — удалось придумать ловушку для чего-то столь эфемерного, как душа, но она смогла. Смогла и заключила в неё душу бедного Натаку.

— Это… негуманно, — заметила я. Только потому, что я лично знала Натаку, мне было жаль его, но будь на его месте любой другой человек, мне было бы плевать.

— Твоя матушка не знает, что такое «гуманность», — хмыкнула Аматерасу.

— Это не моя матушка.

— Уверена? — Мне не понравилось то, каким тоном это было произнесено. А собеседница, будто насмехаясь, вновь сменила обстановку перед нами.

Теперь мы были в светлой комнате, в которой явно проживала девочка, едва достигнувшая подросткового возраста. Вокруг было много книг и плюшевых игрушек, на кровати валялось подушек шесть, а рядом лежал плед. На стене висел выключенный телевизор, рядом с ним стоял шкаф с одеждой. Чуть в стороне я заметила письменный стол с ноутбуком и книжные полки. Также здесь были два стула, один из которых — компьютерный, и одно кресло. Маленькая Аматерасу, вытянувшаяся с предыдущего воспоминания, сидела на компьютерном стуле, а мама — на кресле. В руках у неё была книжка о приключениях Тома Сойера, и читала она вслух.

Голос мамы был красив, я всегда наслаждалась им в детстве. Она как раз заканчивала читать очередную главу.

— Мадемуазель Мари, — позвала её Аматерасу. Мама оторвалась от книги.

— Можешь звать меня матушкой, ни к чему такие формальности, — отмахнулась она.

— Не могу. У вас же есть собственные дети, я… Я не могу занять их место, — опустила глаза девочка.

— Место моего сына ты никогда не займёшь, не бойся, а место дочери освободится для тебя в любой момент. — Эти жестокие слова были произнесены с такой лёгкостью, что мне аж поплохело. Место дочери освободится в любой момент? Каким образом?! Это моё место! Я не собираюсь освобождать его! Как бы мне не было жалко Аматерасу, дочерью Мари Кусакабэ — не важно, местной или из моего мира — могу быть только я!

— Но мадемуазель Шинра…

— Аматерасу, солнышко моё, не думай о ней, ладно? — мягко попросила мама, смотря на девочку с такой нежностью, что меня аж затошнило. Мне будто нож в сердце воткнули. Что значит, не думать обо мне?! — Мне до сих пор стыдно за ту сцену, которую эта поганка устроила.

П-поганка? Я — поганка?

Я привыкла, что мама меня любит, что я для неё важный человек, но… В этом мире, кажется, всё иначе. В этом мире Мари Кусакабэ явно терпеть не могла Шинру Кусакабэ. Но почему? За что? Что местная я умудрилась натворить?

Мне было плохо. Меня тошнило от услышанного. Но я продолжала стоять как статуя и слушать эти неприятные речи. Речи, что исходили из уст одного из самых моих дорогих людей. Из уст моей матери.

— Зачем вы так? — по-детски строго покачала головой Аматерасу. — Если бы вы меня назвали поганкой, я бы расстроилась! Так что не расстраивайте и мадемуазель Шинру!

Мама лишь мягко улыбнулась.

— В этом мире, моё солнышко, есть много вещей, которые ты пока не в силах понять. Обстановка в мире — в обоих мирах, — решения нашего Создателя, эта лаборатория, ненависть матери к дочери и дочери к матери… Всё это для тебя тяжело, но ты поймёшь, когда станешь старше. Обещаю.

— Но разве Бог не учит любить окружающих? — наивно спросила Аматерасу.

— Учит. Поэтому я люблю тебя и Шо. Но Бог также учит сражаться с демонами. А моя дочь — самый настоящий демон. — И сказано это было таким тоном, что мурашки невольно пробежались по спине. Мама была сурова в своей жестокости.

Слышать подобное от чужих людей едва ли не каждый день было привычным делом. Более того, мне было плевать, что там болтают за моей спиной, я считала себя выше этого. Но когда подобное говорила моя мама…

Слёзы невольно выступили на глазах, и я стёрла их внешней стороной ладони. Плакать ни к чему. В конце концов, это же не совсем моя мама! Это чужой человек, чужая Мари Кусакабэ! Так к чему лить слёзы? Зачем вновь выставлять себя слабачкой перед Аматерасу?

Но как жаль, что раненное сердце не хотело прислушиваться к голосу разума. Оно тосковало по маме и болело от её жестоких слов, похожих на сильнейшие пощёчины.

Аматерасу положила мне руку на плечо, убирая воспоминания. Лицо матери стёрлось.

— Ты пояснишь, что это было? — спросила я отстранённым голосом. — Не эти слова, а в принципе. Все эти воспоминания.

— Я родилась на юге Франции в тридцать втором году. Мне было девять лет, когда началась Вторая мировая, и десять, когда моя семья погибла под обстрелами, а Йона забрал меня на Землю-1. Я была первым человеком, которого успешно доставили из другого мира. Вообще, работа Мари заключалась в изучении Земли-2 и её стремительного сближения с Землёй-1. Ей и группе учёных, в числе которых были предки твоего дружка Вулкана, удалось построить портал. На протяжении многих лет они отправляли на ту сторону разведывательные группы. Некоторые из них возвращались, некоторые — нет. Было установлено, что на Земля-2, в нашем с тобой мире, время движется в тридцать две целых и восемь десятых раз быстрее, чем на Земле-1. По сути, после появления портала Мари и её команда проследили практически всю историю человечества на Земле-2 от семнадцатого века.

— И чего они добивались? — спросила я.

— Изучали. Исследовали. Знаешь, истории обоих миров очень похожи, только на Земле-1 не было обеих мировых войн и последствий, которые они понесли. Зато здесь были свои глобальные конфликты. Но и было кое-что общее у этих двух миров: самопроизвольные возгорания.

— Что? До катастрофы?

— Да. Два мира сближались. Возможно, из-за своей похожести они стремились сблизиться друг с другом. А может, ещё что. Честно, не знаю, меня не посвятили в эту историю. В какой-то момент на Земле-1 начались самопроизвольные возгорания. Стали появляться пирокинетики. Мир пошатнулся, прежний порядок резко изменился. Начались новые конфликты. Они даже до ядерной войны практически дошли. Но это так, политика. Что же касается Мари и прочих, они занимались изучением Земли-2 в надежде отследить первопричину самовозгораний. Они должны были остановить творящееся на Земле-1 безумие и для этого экспериментировали с Землёй-2. Долгие месяцы они пытались вытащить оттуда живого человека, чтобы ставить на нём опыты, но у них не получалось: те просто умирали при переходе в другой мир. И тогда им повезло подобрать меня. Я, как уже сказала, стала первой, но не последней. После меня были ещё дети, но Мари не заботилась о них так, как обо мне. Они были расходным материалом. Однако были и такие, как тот пацан, которого ты видела. Их притаскивали едва живыми. Мари не спасала их жизни, она позволяла им умереть, но не давала душе выбраться наружу. Иначе говоря, душа оставалась запечатана в теле.

Я кивнула. Объяснения Аматерасу вроде бы были понятны, но я не понимала, как можно провернуть подобное, как можно заточить душу?

Мучащий меня вопрос я задала собеседнице.

— А чёрт его знает, меня-то грамоте едва научили, чтобы я Библию могла читать, а ты тут о механике говоришь. Мари обычно объясняла это могущественной силой своего Бога и особенностями для нас, иномирцев, транспортировки через портал. Якобы он влияет на наши тела и души и все дела.

Я кивнула. Значит, портал воздействовал на наши души каким-то особым образом, делал их более материальными. Возможно, тот же самый портал и даровал нам наши способности: нюх, слух, зрение.

— Во всяком случае, это тоже входило в область исследования Мари. После этого пацана они притащили ещё четверых таких же жмуриков. И ты была одной из них. Хочешь глянуть?

Я представила своё старое тело в разорванной одежде, перепачканное грязью, со смесью крови и спермы между ног. И поморщилась. Нет уж, не хочу на этот ужас смотреть. Пусть этот день останется в моих воспоминаниях таким, каким был. Без новых визуальных подробностей.

— Нет, спасибо. Лучше расскажи, что было дальше.

— А что было дальше? Исследования продолжались ещё несколько лет. Не знаю, что творилось у Мари в личной и семейной жизни, но она будто бы потихоньку сходила с ума. А однажды в лаборатории произошёл взрыв. Мари оказалась в самом эпицентре. После этого она окончательно изменилась. Лабораторию отстроили заново, но уже в другом месте — в Японии. Мы все переехали туда, в том числе и местная Шинра. Мари продолжала свои эксперименты, притащила тела ещё четверых, заперла их души. Меня она удочерила, водила всякие собрания культа и говорила о том, что я — божественное дитя. В то время я чувствовала себя счастливой от подобных слов, — Аматерасу горько усмехнулась.

— Культ? Божественное дитя?

Честно говоря, всё это напоминало мне типичные религиозные секты, распространённые в прошлом. Какой-нибудь человек называл себя новым Мессией, окружал себя толпой людей, доказывал им свою божественность и требовал поклоняться ему. А чтобы люди не сбегали, лишал их денег и воли. А иногда и вовсе перевозил жить в другое место. Сколько же подобных организаций было в своё время! Храм народов⁽¹⁾, Церковь объединения⁽²⁾, Дети бога ⁽³⁾, Аум синрикё⁽⁴⁾ и многие-многие другие.

— Не знаю подробностей, но Мари каким-то образом подчинила себе очередной религиозный культ, отколовшийся от какого-то другого. Стала там главной и начала всем управлять. Люди стали верить не в Бога, про которого раньше говорила Мари, а в саму Мари. Считали её мессией, якобы она обладала мистическими силами. Но, знаешь, она правда ими обладала. После того взрыва в ней появилось что-то… иное. Суперсила или суперспособность, никак не связанная с пирокинезом. Более того, она стала способна самостоятельно открывать порталы на Землю-2 без каких-либо устройств.

Я задумалась. Проповедник тоже обладал способностями, никак не связанными с пирокинезом. Может ли быть, что мама?.. Я помотала головой. Нет, невозможно! Ни за что! Моя светлая и невинная мать никогда не станет кем-то вроде Проповедника! Даже звучит глупо!

— Иногда меня приглашали слушать проповеди. Часто я просто стояла и пожимала руки кланяющимся мне людям. Меня почитали, будто я действительно была божественным ребёнком. Но потом… — Аматерасу на секунду замолкла, а затем продолжила стальным тоном: — Мари совсем свихнулась. Она докопалась до того, чего хотела, и отправила меня, бабку Сумире и госпожу Накамуру на Землю-2. После прохода через портал два мира столкнулись. Вокруг был огонь и дым. Я слабо помню, что происходило, но помню, как испугалась произошедшего и сбежала. Госпожа Накамура помогала мне. Мы где-то год успешно прятались от Мари. Но она нас нашла. Ещё бы не нашла, с её-то возможностями. Нас насильно отправили на Землю-2. А там… — Аматерасу вздрогнула, будто заново пережила произошедшее.

Я с сочувствием и отчаянием посмотрела на девушку. Я понимала, предвидела, что она мне сейчас скажет, что я буду вынуждена услышать. И я, признаться честно, немного боялась. Одно дело — жить в последствиях катастрофы. Другое — слышать о неё от очевидца.

Я помотала головой. Аматерасу не была очевидцем. Как и Сумире с госпожой Накамурой (как я поняла, та самая госпожа Накамура являлась Женщиной в чёрном, которая помогла мне на Китйском материке). Они были Столпами. Первопричинами, источниками катастрофы.

— Почти весь мир был разрушен, большая часть суши просто схлопнулась. Но остался небольшой клочок цивилизации в Японии и Китае. Йона — а на тот момент он уже сменил имя с Августа на Йону — запер меня в Аматерасу, построенном предками этого Вулкана. Госпожа Накамура сама вошла во второй генератор на Китайском материке. Не-Аматерасу, как ты его называешь. А потом… Потом я просто наблюдала за вашей цивилизацией.

У меня была куча вопросов и про катастрофу, и про два мира, и про Адору, и про те эксперименты, и про культ и про многое-многое другое. Но задать я решила тот, который мучил меня больше всего:

— Скажи, мама… Точнее, мари Кусакабэ. Это она Проповедник.

Аматерасу печально улыбнулась, но ни в её взгляде, ни в воздухе вокруг неё не было ни капли сочувствия. Там было лишь тягостное смятение. Казалось, что и самой девушке это давалось нелегко.

Но тем не менее она кивнула. Твёрдо и уверенно кивнула.

Я задохнулась. От шока, страха и отчаяния. одно дело — додумки. Но другое — жестокая реальность, в которой самой близкий и самый любимый человек оказывается смертельным врагом.

И будто бы мне этого было мало, как Аматерасу сказала:

— Да. Мари Кусакабэ — это Проповедник.

1) Храм народов — тоталитарная секта, основанная в 1955 году Джимом Джонсом в Индианаполисе, штат Индиана, США.

Вернуться к тексту

2) Церковь объединения — секта, основанная Мун Сон Мёном в 1954 году в Сеуле.

Вернуться к тексту

3) Дети бога — секта, появившаяся в 1968 году в Хантингтон-Бич (штат Калифорния, США).

Вернуться к тексту

4) Аум синрикё — возникшая в Японии неорелигиозная синкретическая милленаристская террористическая экстремистская тоталитарная деструктивная секта, базирующаяся на буддизме ваджраяны. Основана японцем Сёко Асахарой в 1987 году.

Вернуться к тексту