Птица на ветру (гет)

Сначала они переместились далеко за пределы города, на одно из тех безликих полей, среди которых, если верить легендам, некогда витали грациозные фэйри и прятали свои горшки с золотом беззаботные лепреконы. Около часа Хеспер кружила на одном месте, как ворон над добычей, вычерчивая в воздухе непонятные пасы и прислушиваясь к дыханию ветра. Милли придерживалась политики невмешательства: женщина недвусмысленно дала понять, что слишком хорошо знает свое дело, чтобы позволить хогвартским недоучкам в очередной раз подвести ее под Азкабан.

Из скупого рассказа Эбигейл Милли успела понять, что среди Гэмпов родством с этой одиозной личностью гордиться не принято. Выглядела Хеспер не намного моложе тетки, а черные брови с изломом и падающая на глаза густая челка и вовсе придавали ей сердитый вид. Дочери леди Гринграсс-Гэмп к родственнице относились с покровительственной снисходительностью, Дафна так вообще полагала, что мать должна сжечь за собой все мосты, вычеркнув из их жизни бывшую Упивающуюся смертью. По иронии судьбы, только Астории удалось найти с сестрой общий язык, и Эбигейл не раз приходилось выступать в качестве посредника в их многолетней переписке, в тех случаях, когда одного из адресатов судьба заносила в места столь отдаленные, что туда не долетали совы.

— Долго еще собираешься зевать по сторонам, принцесса? Ну, поворачивайся. Отсюда придется топать ножками.

— Мы пойдем пешком до самого Стоунхенджа?

У Хеспер имелись свои небольшие странности, отнюдь не делающие ее приятной попутчицей. Так, практически любые вопросы ее сердили, в чем Миллисент немедленно довелось убедиться.

— Лично ты можешь попытать счастья на Кингс-Кросс или совершить налет на близлежащую деревеньку и увести парочку лошадей. Я, как мечта полицейского, не рискну туда соваться со своей физиономией.

— У магглов Вы тоже вне закона? — нисколько не удивилась Миллисент. — Великолепно. Ладно, ножками так ножками.

Хеспер извлекла из мешковатой сумки металлическую флягу и жадно глотнула, не предложив напиться спутнице. Даже на расстоянии в зелье чувствовалась полынная горечь — та же, что сквозила в каждом жесте, каждом вздохе мисс Гэмп. Изобразив полную отвращения гримасу, Хеспер перебросила сумку через плечо и уверенно зашагала в сторону леса.

— Мы в четырех часах пути от одного симпатичного городка, — сообщила она. — Лет восемь назад там еще можно было поселиться приличному колдуну. Правда, мугродье плодится почище флоббер-червей, и если с магическим полем все будет плохо, придется искать другое место, чтобы сделать портключ. Не хочу светиться перед крысятником, боюсь, Кингсли до сих пор не простил мне два своих передних зуба, — ведьма довольно расхохоталась. — Веселая тогда выдалась ночка... Так чья ты дочь, я никак не могу вспомнить Булстроудов?

— Мою маму звали... зовут, — тут же поправилась Милли, — Ирма Крэбб. Она с моего рождения не живет в Англии.

Хеспер заинтересованно хмыкнула.

— А у тебя мордашка совсем не материнская. И где же носит этого остолопа, твоего папашу? Ирми с детства была без царя в башке, почему же он о тебе не позаботился?

— А почему великаны встретили Вас так негостеприимно? — Милли по праву сочла, что лучшая защита — это нападение. Откровенничать с Хеспер совершенно не входило в ее планы, как бы полезна та ни была.

Хеспер снова рассмеялась.

— Поглядела бы я на тебя, золото мое, после трехнедельной тряски по полосе препятствий, которую только извращенный разум может именовать дорогой, в обществе Рябого Уолли и Тони, ни одного тебе самого затрапезного постоялого двора по дороге, ни душа, ни сортира, ни свежего белья, вместо еды — поганые маггловские отбросы. Повсюду варварский каркающий язык, грязь... Прибавь к этому полуторачасовое карабканье по горной гряде, ночевку на голой земле, подобно последнему волколаку, дамблдоровских шпионов на хвосте и двух дружков с неофициальным поручением сбросить меня в ближайшую пропасть и выставить все за несчастный случай. Согласись, убедительности и харизмы такие эскапады не прибавляют. Да и великаны далеко не такие душки, какими их рисуют на открытках к Самайну. Простите, к Хэллоуину, вечно забываю, что теперь модно все копировать за мерзким мугродьем.

Миллисент широко раскрыла глаза. В речи Хеспер простонародные фразочки были забавно перемешаны с высокопарными оборотами, вероятно, привитыми традиционным гэмповским воспитанием. Ношеная-переношеная, сшитая из разномастных кусочков ткани юбка была скроена по старомодному фасону и, хоть и не могла конкурировать с дорогими туалетами Эбигейл, все же имела с ними неуловимое сходство. Облик Хеспер навевал грусть: чем-то она была похожа на Оливию, и Милли вдруг некстати подумалось о том, что и сама она, чего доброго, со временем может превратиться в такую же вечную скиталицу, славящуюся подозрительными связями и не внушающим доверия прошлым.

— Никогда ниоткуда не исчезай, красавица, — продолжала говорить Хеспер, отшвыривая со своего пути высохшие шишки. — За свое держись зубами, а уж коли исчезаешь, не вздумай возвращаться. Даже если ты была для них центром вселенной, уже через год никто не ждет тебя обратно. А иногда забывают и того быстрей. Ничего не вернут, ни за что не будут благодарны, всех собак на тебя повесят. Скажи спасибо, если цела останешься.

— С Вами так случилось? — изумилась Милли. — После тюрьмы?

Хеспер неприязненно скривилась.

— А ты считаешь, милорд собирал вокруг себя сплошь идиотов, мечтающих утащить за собой на Авалон побольше мугродья? Я вернулась слишком поздно. Все места уже были заняты. Мне приготовили самую нехлопотную роль: красиво сдохнуть. Ну и заодно послужить общему делу — какую-нибудь размазню вроде Люца нет резона посылать к великанам. В таком деле требуется твердая рука. Главным образом, для того, чтобы вытаскивать Тони из придорожных таверн.

Под симпатичным городком Хеспер подразумевала промышленную зону с дымящими трубами и заброшенными складами. В таких местах, согласно сказкам старухи-карги, в изобилии плодились дементоры и мороки, а волшебники если и выходили из своих скрюченных домиков, то лишь для того, чтобы обновить защитные чары. Попутчица Милли не придумала ничего лучшего, кроме как улечься прямо на грязную мостовую, прильнув щекой к запыленному камню, и сосредоточенно хмуриться, словно сами черти давали ей подсказки из преисподней.

— Могло быть и хуже, — Хеспер спокойно очистила плащ заклинанием, поднимаясь на ноги. — Мы можем колдовать здесь, местечко, видать, не совсем пропащее. С тебя обед, встречаемся тут же через полчаса.

— Вы бросаете меня одну? — возмутилась Миллисент. — Я же совсем не знаю города.

— Продуктовую лавку тебе каждый фонарь укажет, — Хеспер снова приложилась к своей фляге, и устало потянулась. — Хочешь вызволять меня из полицейского участка — дело хозяйское, но старикан этому точно не порадуется.

Под стариканом, надо понимать, подразумевался судья Гринграсс.

Прежде, чем Милли добралась до ближайшего супермаркета, она успела возненавидеть весь белый свет и отчаянно пожалеть, что Эсперанса Гэмп несколько лет назад не свалилась в одну из пропастей или расщелин пресловутой горной гряды. Гигантам ничего не стоило бы избавить Милли от нынешних мучений — достаточно было просто наступить на эту отвратительную женщину и превратить ее в воспоминание. Винс же, похоже, наслаждался сменой декораций и не имел ничего против долгих поисков магазина под накрапывающим дождем.

— Она же настоящая психопатка, — жаловалась Милли кузену. — Совершенно свихнулась на своем милорде. Подумать только, в то время как эта мегера разгуливает на свободе, Министра держали в Азкабане по надуманным обвинениям!

— Не думай, что Хесп вместо этого вручили путевку на пятизвездочный курорт, — отчего-то сердито возразил Винсент. — Не так уж она ужасна. Они с Алекто Кэрроу были большими приятельницами, еще со школы. Есть между ними что-то общее. Расспроси лучше, чем Хесп занималась после первой войны. Уверяю тебя, при встрече с дементорами ей вовсе не переговоры с великанами вспоминаются.

— Что бы там ни было, — упрямо мотнула головой Милли. — Ты видел, как она колдует? Почему-то мне кажется, она может преспокойно убить, а Министерство и в ус не дует! И никто ничего не докажет.

Призрак закатил глаза, напустив на себя столь нелюбимый Миллисент осведомленный вид.

— Милли, дорогая, я, конечно, понимаю, что древние руны — последний предмет, который мог бы вызвать твой интерес в Хогвартсе, но даже тебе должно быть известно, что нужно очень постараться, чтобы убить кого-то рунической магией.

— Но это не исключено.

— Так же, как не исключено, что следующий разряд молнии ударит тебе прямо в голову, — раздраженно прошипел Винс. — Включи мозги, Милли, Хеспер из тех людей, что если решат убить, то скорее задушат во сне подушкой. Она даже палочку не носит.

— В последнее время мне везет на сумасшедших, — посетовала Миллисент. — Сначала судья, потом сестра Анны, полоумная потрошительница птиц, теперь эта Гэмп. О чем только Астория могла переписываться с ней не один год? О том, как Тони напился в очередном кабаке? Это ведь она о Долохове, верно? А Рябой Уолли кто такой?

— Макнейр, — Винс не скрывал злобного веселья. — Отец почти не пересекался с Хесп, в первый раз она исчезла за пару лет до падения Лорда, а как вернулась — сразу была послана решать вопрос с гигантами. Если Долохову и было поручено незаметно от нее избавиться, он не слишком старался. Отец говорил, Хесп ему даже нравилась. В те редкие минуты, когда она еще понимала, что говорит и делает. А потом она снова исчезла, во время захвата Министерства. Как сквозь землю провалилась. Многие ее, наверно, мертвой считают, вот она и не хочет высовываться. Интересно, чем она магглам успела насолить?

— Винс, не сомневайся, — мрачно подытожила Миллисент, — для этого ей достаточно просто вести себя естественно.

Принесенный Милли обед выглядел не слишком презентабельно, но выделенных Хеспер денег хватило лишь на самую незамысловатую пищу. После роскошных трапез, сервируемых в доме Гринграссов, Миллисент с откровенной брезгливостью наблюдала за тем, как ее попутчица извлекает из недр бездонной сумки видавший виды походный котелок и разводит костер при помощи обыкновенного огнива.

— Вы собираетесь варить суп? — недоверчиво переспросила Милли. Хеспер широко зевнула.

— Нет, я собираюсь варить тебя. От тебя все равно нет никакой пользы. Я бы даже помойному псу не предложила того дерьма, что ты притащила. Вот и доверяй тебе после этого деньги.

— Можно сделать сэндвичи, — растерялась Милли. — А чипсы взять с собой в дорогу. Вдруг снова придется идти пешком.

— Придется, за это не волнуйся, — пообещала Хеспер. — На приличную томатную похлебку, конечно, не хватит, — оценивающе взглянула она на несколько несчастных помидоров в пакете. — Посмотрим, что найдется у меня...

С этими словами она высыпала на землю целый ворох пахучих пакетиков с неизвестного происхождения травами. Миллисент узнала мяту и любимую Хеспер полынь, а женщина, тем временем, уже добавляла щепотки специй в закипающую воду. Видимо, в магической посуде еда готовилась значительно быстрее.

— У Вас, наверно, по зельеварению было отлично, — пошутила Миллисент. — Я никогда не пробовала готовить еду. Все делала няня, а в Хогвартсе — домовики. И у Гринграссов Эбигейл... или снова домовики.

— Ну и дуры вы две вместе с Эбигейл, — веско заявила Хеспер. — Я в своей жизни еще не встречала более подлых тварей, чем эти ваши домовики. Плодятся, как кролики, потом сходят с ума и дохнут. Хорошо, если до этого не успевают нагадить. Вон, если бы Люца в свое время такая крыса не подставила, не прыгал бы сейчас перед стариканом, как пуделек на задних лапках... Да ты же тогда еще мелкая была, не помнишь.

Миллисент покосилась на кузена. Винсент довольно ухмылялся, похоже, отлично понимая, что имеет в виду Хеспер.

Томатная похлебка оказалась вполне сносной, хоть и несравнимой с изысканными блюдами Эбигейл. На большее в походных условиях и рассчитывать не стоило. Пакет с чипсами Миллисент спрятала в небольшую сумку Астории, которую прихватила с собой из дома судьи. Судя по логотипу внутри, сумка была жутко дорогой и годилась скорее для посещения пляжей фешенебельных курортов, но во все остальные с трудом поместилась бы даже расческа, а магией расширения пространства Милли, увы, не владела.

— Хеспер, вы ведь не сидели в Азкабане, — вспомнила Миллисент давешний разговор с Винсом. — Почему тогда Вы так не любите судью Гринграсса?

Хеспер недоуменно изогнула бровь.

— Тебе-то что за дело?

— Ну, до сих пор Вы производили впечатление женщины, очень трезво смотрящей на жизнь... — начала было Милли, и осеклась, заметив, как демонстративно Хеспер достала свою фляжку и потрясла ей в воздухе.

— Отродясь на жизнь трезво не смотрела, — Хеспер сделала глоток и обиженно надула губы. — Иначе очень уж она у меня несправедливая получается. А старикан — тот еще поганец. Он нас всех переживет и на наших похоронах станцует. На моих — так точно. И все они в том крысятнике хороши.

— Вы знали маму, — помолчав, заметила Милли. — Как давно Вы видели ее в последний раз?

— Еще в девяносто третьем, — ответила Хеспер. — Чуть копыта тогда не откинула ее милостью. Эта чертова кукушка ведь не от мира сего, газет не читает, за жизнью в Англии не следит. Я тогда жила в Аргентине, подальше от вашего кавардака. Авроры все как осатанели, искали Сириуса Блэка. Только мне все это было ни к чему. Меня ведь еще при Крауче попросту вышвырнули из страны за отсутствием доказательств и под проклятием на памяти. Пожизненное изгнание, каково?

— Они не смогли доказать Вашу службу Темному Лорду? — удивилась Милли. — А как же метка? Простите, — поспешно извинилась она, припомнив, как болезненно реагировали на любое упоминание о метке многие из оправданных подельников дяди.

— А метку мне милорд не ставил, — невозмутимо пожала плечами Хеспер. — Рожей не вышла. Он со мной на связь другими способами выходил. Женщинам он вообще не доверял. Только Алекто и Белла и удостоились, уж не знаю, за какие особые заслуги. Сама подумай, бабы болтливые, эмоциональные, сплетницы, продадут за милую душу, а вот вам, господа авроры, и вещественное доказательство. Метку уже тогда пытались изучать, выйти через нее на милорда. Он, конечно, тоже был не дурак. Тот, кто слишком много болтал, даже под Веритасерумом, в конечном итоге, не жил долго. Но те, кто вероятнее других мог попасться, метку не получали. По крайней мере, в первую войну. А дальше милорду уже было недосуг...

— А как же Вам удалось преодолеть проклятие изгнания? — нахмурилась Миллисент. Никогда раньше она не слышала о таком.

Хеспер внезапно рассердилась.

— Ты, кажется, про мамашу свою бестолковую спрашивала, — отрезала она. — Как, как... Это же кровная магия. Накладывал проклятие лично Крауч. Сначала он сам сдох, и чары ослабли, а потом дементор поцеловал его сынка. Тело без души недолго протянуло. Колдовство пропало, как только Барти Крауч-младший умер. Я тут же отправилась разыскивать милорда. Ох, и проверяли меня... Тогда-то мы и встретились с великанами...

— А что мама? — Милли отвела сочувственный взгляд, подозревая, что Хеспер бы этого точно не оценила.

— У проклятий на памяти есть мерзопакостный побочный эффект. Мне было запрещено поддерживать любые отношения с прежними знакомцами. Изгнание есть изгнание, ничего не попишешь. Ирми, конечно, этого не знала и попыталась вломиться в мой дом в Буэнос-Айресе. Надеюсь, она не сильно обиделась на более, чем прохладный прием. Я ведь даже объяснить ей ничего не могла, не помнила, кто она такая.

Миллисент не могла избавиться от сомнений — слишком много несоответствий замечала она в гладком рассказе Хеспер.

— Подождите, а как же переписка с Асторией, о которой рассказывала Эбигейл? — вспомнила вдруг она. — Значит, кто она такая, Вы помнили?

Хеспер снисходительно улыбнулась.

— Я и не рассчитывала, что ты поймешь. Астории уже тогда была известна такая магия, глубину которой твой ничтожный умишко и осознать не в состоянии.

Котелок Хеспер был заколдован, как и все ее вещи. Стоило последней порции похлебки перекочевать в их желудки, как он засиял чистотой, словно после первоклассных чар. Только сейчас Милли ощутила, насколько она устала и замерзла. Сонно наблюдая за тем, как Хеспер гремит посудой, раскладывая ее по отсекам сумки, Миллисент вдруг заметила такое, от чего весь сон, как рукой сняло.

На левой руке Хеспер носила точно такое же кольцо, как и Анна Тикнесс. Невозможно было не узнать грубый осколок бирюзы, в котором мастер небрежно выбил отверстие для пальца.

— Красивый перстень, — Милли надеялась, что голос не выдает ее неожиданного волнения. Глаза Винсента хищно вспыхнули, когда он перевел взгляд на Хеспер.

— Эсти и Дебби он тоже нравится, — Хеспер наклонилась вбок, разминая мышцы. — А эти туаты, их старшие сестры, наоборот, считают жуткой безвкусицей. Дафна, небось, ничего не носит, кроме сапфиров и бриллиантов.

Миллисент не могла допустить того, чтобы разговор перешел на Дафну.

— И сокол на нем красивый. Похоже на герб.

Хеспер подобрала с земли камешек, начертила на нем ногтем невидимую руну и задумчиво подбросила его в руке.

— Это и есть герб. Знак Талиесина.

— Талиесина? — изумилась Милли. — Кольцо настолько древнее?

Хеспер мрачно усмехнулась.

— Все-таки ты дура. Таких колец хоть отбавляй в Ноктюрн аллее. Так же, как печатей Слизерина, браслетов Морганы и посохов Мерлина. Кстати, это не сокол, а орел. Талиесин был большим мудрецом и самым знаменитым анимагом. В одном из своих писем он даже говорил, что если человек возобладает над своей природой и сможет превратиться в птицу, границы между мирами для него стираются.

Странно, Миллисент помнила, что где-то уже слышала нечто подобное. Точно, в одном из кошмаров, преследовавших ее в доме судьи. Отчего-то Милли казалось, что и тогда легенды о волшебнике Талиесине ей нашептывал хрипловатый голос Хеспер.

Голову привычно сдавило, как всегда, когда Милли слишком долго не принимала оборотное зелье. Доктор Дервент предупреждал о подобном эффекте. Дальше будет только хуже. Воздух вокруг стал вдруг очень густым, и Милли, как наяву, увидела юного мага, скрывающегося от разгневанной им злой ведьмы, у которой он украл волшебное зелье, дарующее мудрость. Талиесин становится кроликом, а ведьма набрасывается на него голодным псом. Талиесин рыбой уходит на дно, но за ним спешит коварная выдра. Талиесин опрометью взмывает в небеса, но не видит солнца за раскинувшимися крыльями огромного ястреба.

— Разве в птицу так сложно превращаться?

— А что, ты умеешь? — Хеспер усмехнулась. — Я даже и не припомню анимагов-птиц в двадцатом веке, тем более, хищников. Маги-то все повыродились. Посуди сама. Сколько человеку нужно в себе сломать, чтобы взлететь?

Миллисент грустно смотрит на парящего рядом Винсента. Пожалуй, ему полет стоил дороже, чем всем анимагам мира, вместе взятым. Намного дороже, нежели Талиесину.

Хеспер молча протягивает ей руку с камнем. Мгновение спустя городок погружается в свое таинственное безмолвие, и ничто уже не свидетельствует о скромной трапезе двух ведьм, исчезнувших в неизвестности.