Птица на ветру (гет)

Этим вечером Миллисент переступила порог своей незатейливой каморки другим человеком. По крайней мере, в одном Астория была права: открывающиеся возможности опьяняли. Одна мысль о том, что скоро из окон ее комнаты будет открываться вид не на грязный переулок, а на усыпанные цветами клумбы и великолепное озеро, невероятно окрыляла.

Положение Астории Гринграсс в глазах Милли было сопоставимо с жизнью английской королевы, если переводить их реалии в эквивалент мира магглов. Личность кумира Эсти — правительницы растворившегося среди соседей народа, название которого тут же вылетело у девушки из головы, — завораживала ее куда меньше — хоть ту и похоронили в самом Стоунхедже, жизнь ее, по всей видимости, сложно было назвать счастливой. Слыханное ли дело, воевать с прирожденными победителями? Почему-то Миллисент была убеждена, что римляне побеждали во всех войнах, которые им случалось вести. Вероятно, среди них тоже жили волшебники.

— Аделаида бы позеленела от зависти, — забывшись, произнесла она. — Она рассчитывала, что по дороге в Гватемалу я утоплюсь в море от безысходности, но теперь-то уж я точно добьюсь того, чтобы ее даже на порог не пускали в доме судьи. Мне хорошо известно, как она надеялась заполучить невестку из Гринграссов. А с этого дня даже миссис Гойл придется навсегда позабыть о своих планах. У нее даже нет шанса, что когда-нибудь будет шанс, — повторила она понравившуюся фразу Астории и довольно рассмеялась.

Винсент, насупившись, стоял, прислонившись к дверному косяку, и хранил ледяное молчание. Спохватившись, Милли обеспокоенно взглянула на призрака. Сейчас он выглядел почти живым: казалось, только протяни руку, и кузен привычным движением заломит ее за спину — в этом состояла одна из любимых его шуток.

— Прости, иногда я забываю, что она твоя мать, — смущенно пробормотала Миллисент. В ответ на нее уставились два абсолютно равнодушных глаза.

— Иногда я и сам об этом забываю.

Очарование грядущей сказки сопровождало Милли несколько следующих дней за прилавком. Капризные клиенты, плюющийся горячим маслом светильник, чуть было не устроивший пожар на складе, последовавшая за этим выволочка со стороны мистера Борджина — на все это девушка смотрела с достоинством принцессы, на один вечер убежавшей из дворца, дабы вкусить прелести жизни простой крестьянки.

— Я, конечно, понимаю, улыбка маскирует мозг, — посетовала вечером Пенелопа, уже чувствующая себя намного лучше, — но что с тобой происходит? Со недавней прогулки ты явилась сама не своя. Одно из двух: или ты влюбилась, или тебя околдовали.

— Глупости какие, — возмущенно фыркнула Милли, краем глаза наблюдая за Министром, которому вновь что-то нужно было от Борджина. — Кому может понадобиться заколдовывать такого маленького человека, как я? Да и встреча была пустяковая, с бывшей однокурсницей.

— Не скажи, — философски подняла палец Пенелопа. — С тех пор, как лучшая подруга расстроила мою свадьбу, я раз и навсегда уяснила для себя, какими завистливыми и опасными могут быть девушки.

— Свадьбу с этим занудой Уизли? — приподняла бровь Миллисент. — Так я бы на твоем месте цветы ей послала за такое одолжение.

Пенелопа покачала головой.

— Знаешь, ты не станешь Пэнси Паркинсон, даже если превзойдешь ее в сарказме. Мы с Одри были как родные сестры. Во всем свете не сыскалось бы более близкого для меня человека.

Миллисент некстати подумала о Дафне и Астории и пришла к выводу, что сестринская любовь — понятие весьма относительное. Что бы ни сделала Одри, повела она себя вполне характерно.

— Мы подружились на первом курсе, пока ждали своей очереди для распределения. Обе попали на Рэйвенкло, стали лучшими ученицами. Вместе проводили каникулы, ездили друг к другу в гости на праздники. Отец Одри занимал пост в министерстве, и после выпуска я стала работать в его департаменте.

— Так это он познакомил тебя с Борджином? — припомнила Миллисент их старый разговор. — Ты уже тогда была больна?

— Да, он сделал это по просьбе Одри, — кивнула Пенелопа. — Она была свидетельницей моих многолетних приступов и жалела меня.

— Но жалость не помешала ей увести у тебя жениха, — без обиняков заявила Милли. — Мне кажется, я знаю эту Одри. Ее фамилия... фамилия...

— Это не имеет значения, — Пенелопа вдруг резко встала, собирая со стола колоды карт, которые они сортировали для продажи. — Скоро она станет Одри Уизли и, надеюсь, будет счастлива. Знаешь, когда я попыталась выяснить с ней отношения, Одри заявила, что я всегда стояла у нее на пути. Из-за того, что я превзошла ее в учебе, она не стала старостой школы. Я заняла предназначенное ей место в офисе ее отца. Я всегда была ярче, красивее и успешнее. Не хватало мне еще и первой выйти замуж. Милая Одри никогда не думала, что могла бы оказаться в министерстве тем летом вместо меня, и тогда ей предназначались бы дементоры, заклятия и чужие тайны. Или что оказалась бы одна, беззащитная, перед василиском, только рядом не было бы Гермионы с зеркальцем, ведь Одри всегда презирала таких, как она, и даже не заговорила бы с ней. Иногда бывает очень полезно проигрывать, Миллисент, запомни это.

— Разве этот Уизли не любил тебя? — нахмурилась Миллисент. — Как же он мог так с тобой поступить?

Пенелопа печально улыбнулась.

— Перси очень любил меня. Я была уверена в этом, ведь даже в министерстве мистера Тикнесса я выжила во многом благодаря его поддержке. При этом он всегда умел безошибочно определять победителей и прятаться в их тени. Не могу назвать это его недостатком. Он пошел против семьи, по крайней мере, внешне это выглядело именно так. Как прогрессивно не мыслили бы Уизли, это серьезный шаг для чистокровного волшебника. К другим Перси так же требователен, как и к себе. В нем нет снисхождения к чужим слабостям. Я не могла сквозь пальцы смотреть на творящиеся вокруг несправедливости и однажды сделала выбор, из-за которого потеряла Перси. Одри очень вовремя оказалась рядом. Впервые в жизни ей повезло больше, чем мне, и она торжествовала.

Пальцы Миллисент, до сих пор уверенно тасовавшие колоду, вдруг замерли, как парализованные. Выпавшая ей бубновая дама, отличающаяся отдаленным сходством с Трэйси Дэвис, закинула на плечо окровавленную секиру и отвернулась, не замечая, как прядь ее огненно-рыжих волос приобрела красноватый оттенок. Издалека казалось, что это полоска заката превратила красавицу в романтическую героиню.

— Разве не рискованно было оставаться с Одри, когда она все потеряла? — осторожно потянула она за ниточку, не замеченную Пенелопой намеренно или по небрежности. — Ведь Упивающиеся вряд ли почтительно обошлись с ее семьей.

Пенелопа рассеянно барабанила пальцами по столу. Незаметно вытащив волшебную палочку, Милли пробормотала призывающее заклинание. В соседней комнате раздался шорох, которого ее собеседница не заметила.

— Отчего же, — хмыкнула она с легким оттенком горечи. — Все, что требовалось от Перси, — это создать безупречную репутацию для своей невесты. Тикнесс охотно пошел ему навстречу, здесь их интересы совпадали. Кто будет задаваться вопросом, как вообще Упивающиеся смертью смогли проникнуть в укрепленное со всех сторон государственное учреждение, где с каждого сотрудника после отставки Фаджа взяли обет молчания? Миллисент, открой окно, здесь нечем дышать.

— Окно открыто, — неестественно высоким голосом произнесла Милли. — Так как же это произошло?

— Любые чары может с легкостью снять ответственный за их выполнение. А на кого возложена ответственность, как не на главного аврора?

— Но ведь он был первым, кого убили Упивающиеся, — изумилась девушка. — Главный аврор был убит за оказанное сопротивление. Я читала старые газеты.

— "Пророк" военного времени? — Пенелопа была неестественно бледна и тяжело, прерывисто дышала. — И ты поверила Скитер? Милли, позови мистера Борджина. Мне плохо. Все плывет...

— Мистера Борджина не будет до вечера, — Миллисент обхватила себя руками. Она и сама была на грани нервного срыва. — Зачем Скитер врать об этом? Разве главный аврор не был найден мертвым в своем кабинете? Что же, по-твоему, он сам себя убил?

— Да! — выкрикнула Пенелопа, обеими руками опираясь о стол. — Да, я видела это своими глазами. Он сам убил себя, после того, как открыл вход в Министерство Тикнессу и его людям. Тикнесс хотел сам захватить власть. Никто не мог знать, что через несколько часов туда заявится еще и Лестрейндж со своими людьми. Главный аврор знал, что Темный Лорд обречен. Он предпочел не дождаться победы, потому что дементора для него приготовили бы для первого! Милли, ты должна найти лекарство. Кажется, у меня снова начинается приступ.

Руки Миллисент дрожали. Сейчас она услышала больше необходимого.

— Ты должна прилечь. Пойдем. Пойдем, — одной рукой она обняла подругу, а другой захлопнула дверь в соседнюю комнату. Возможно, он волнения у Милли начались галлюцинации, но ей послышалось раздосадованное рычание за стеной.

Пенелопа упала на кровать и тут же потеряла сознание. Миллисент провела рукой по ее лицу. У девушки начинался жар, а отправляться в личные комнаты Борджина за ингридиентами для зелья не было ни малейшего желания — старик впадал в ярость, если кто-то прикасался к его вещам.

Винс был тут как тут — происходящее невероятно его веселило, и он кувыркался в воздухе, как полтергейст Пивз.

— Что ты с ней сделала? — рассмеялся он. — Зачем ты побеспокоила шамана? Борджин тебя убьет.

— Не успеет, — ухмыльнулась Милли. — Я только подтащила маску поближе к дверям. Помнишь, в тот день, когда я пришла сюда устраиваться на работу, Борджин почти не допускал Пенелопу к прилавку. Она так чувствительна к подобным артефактам, а сейчас, тем более, еще не успела оправиться после недавнего приступа. Да и воспоминания еще болезненные.

— Как ты догадалась? — недоверчиво покачал головой Винс.

— О том, что Одри Робертс — дочка аврора Гавейна Робертса? Ты будешь смеяться, но мне подсказали гадальные карты. Та бубновая дама, она ведь один-в-один Трэйси. А Дэвисы и Робертсы всегда были хорошими друзьями. Одри однажды даже заходила в нашу гостиную, приносила Трэйси какую-то бумагу из дома, которую та должна была подписать. Ты не можешь всего этого помнить, вы же вечно шатались где-то с Малфоем и Гойлом.

— Ты расскажешь судье?

Миллисент хитро прищурилась и настежь распахнула окно. В комнату ворвался ветер, принесший с собой запахи рыб и жареных каштанов.

— Я думаю, это как раз те воспоминания, которые Гринграсс имел в виду. И у нас очень мало времени.

Если Миллисент и удивил тот факт, что Фиделиус Пенелопы не защитил ее от ворвавшихся в волшебную лавку авроров, последующие события быстро переключили ее внимание на вещи куда более актуальные: обустройство в новом доме, привычную порцию оборотного зелья несколько раз в день, наряды и уроки.

В магазин Борджина после задержания хозяина она вернулась лишь однажды.

Исчезательный шкаф, о котором Винсент просил ее разузнать подробнее, одиноко возвышался в комнате старого торговца. Внутренняя стенка его была выбита, а защитные руны на дверце наполовину стерты.