Когда-то я пытался написать фанфик по Довлатову в мире Гарри Поттера. Что-то вроде "Филиала", с метафизическим путешествием назад в Хогвартс и лирическими, как юность, реминисценциями.

Дело не особо пошло дальше первой главы, а кое-кто сказал, что стиль весьма схож. Посему - пусть пылится тут.

Когда-то мы жили в горах. Эти горы косматыми псами лежали у ног...

— Сергей Довлатов.

Вернуться в реальный мир для Основателя Хогвартса — пустяк. Древний и Тёмный родовой ритуал. Столь же Древняя и Тёмная магия Стихий или вселение в неокрепшее тело очередного школяра. Столь же Древний и Тёмный коньяк для госпожи Смерти. Мрачное колдунство на крови семи девственниц. Шарм и очарование трёхдневной щетины на лице усталого алкоголика-слизеринца...

— Вы позволите? — спрашиваю, указывая на почерневшую дверь с табличкой "выход".

— Да пожалуйста, — отвечает Смерть, обмахиваясь китайским веером и листая "Придиру" в чёрной обложке.

Поттеру в решающий момент привиделся Кингс-Кросс, а у меня — Четвёртый круг Ада с пьющей вахтёршей Смертью. Я вздохнул и побрёл дальше. Смерть и загробное издание "Придиры" показались достаточно забавным началом пьесы.

Возвращение в бренный мир Хогвартса оказалось действом однообразным. Не имелось темноты в начале тоннеля, ведущего в Выручай-комнату. Не наличествовало сентиментально-серьёзных призраков бывшего прошлого. (Безголового Ника я упустил из виду.) Лишь похоронная атмосфера Выручай-комнаты и невыносимая лёгкость бытия на душе. Я вышел из пронизанного одиночеством помещения на свет Мерлинов и оглядел своё тысячелетнее творение собственными глазами. Окинул взором дитя многолетних трудов и нещадного пестования. Ознакомился с ходячими плодами посаженных сотни лет назад семян. Понаблюдал за зрелостью распустившихся листьев стремительно пошедших в рост деревьев и спрятал лицо в ладонях.

Мимо томно и аристократично проплыла Елена Равенкло. Следом за ней рьяно мчался Кровавый Барон, разрушая барьеры видимых преград пространства и безуспешно штурмуя неприступное сердце дочери Ровены. Я решил подсобить давнему знакомому.

— Господин Барон..., — говорю.

— Господа все в Министерстве, — рычит в ответ Кровавый и несётся дальше.

Пришлось оставить их наедине. Тысячелетия, века и декады тают под тяжестью потока времени, а Кровавый Барон никак не избавится от состояния Холодной любви. Отсутствие ядерных боеголовок играет с ним злую шутку, а ведь магглы как-то, но со своей холодной любовью на расстоянии да справились.

Коридор на восьмом этаже и статуя Варнавы Вздрюченного остались неизменными. Всё та же безнадёжность на лице Варнавы. Всё та же дубина, поджидающая наглеца и парочка, зажавшаяся в углу...

Неожиданно из-за поворота материализовалась стайка девочек-подростков. Девочки-подростки, признаться, на протяжении всей моей и без того интересной жизни играли довольно большую роль. Взять хотя бы того же Василиска, или же, скорее, Василису...

... Когда-то Хогвартс был светлее. Свет знания проникал в умы волшебников от одиннадцати до восемнадцати. Щедро наполнялась истиной жадная чаша юного мозга. Широким шагом молодость маршировала в одном ряду со старческой мудростью...

Когда-то Хогвартс был радостнее. Смех разливался по нему великой рекой, а потоки концентрированного счастья питали коридоры-артерии пожилого замка.

"Когда-то мы жили в горах", с похмелья говорил Хагрид. Когда-то я спорил с великанами, кто выпьет больше огневиски. Помню, как давно погибший в лесах Шотландии Огрим говорил мне:

- Мы, великаны, народ простой. Три бутылки опрокинем - и идём буянить. Надо же что-то делать в шотландских лесах!

Суровая леди Время не пощадило ни меня, ни великана Огрима. Особенно жестоко оно обошлось с моей печенью и финансовым состоянием. Полагаю, ни один банк или бар мира не сумел бы утолить печаль моей души.