На пути к безумию (джен)

Очередной шаг отозвался бумажным шелестом, нога поехала вперёд, но он выверенным движением восстановил равновесие ещё до того, как понял, что падает. Рефлексы, работающие, даже когда полки вокруг танцуют какой-то причудливый танец, а любая мысль с колокольным, сводящим с ума звоном колотится о стенки черепа. Рефлексы СОЛДАТа первого класса…

Стены дрогнули, явно собираясь составить компанию пляшущим полкам, но пол и потолок пока держались. Он задумчиво наблюдал, как нетерпеливо дрожит серая кирпичная кладка, стремясь выйти за отведённые строителями рамки. Нет, ещё не время, ещё рано…

«Куда я шёл?»

«Ко мне, мой сын, ты шёл ко мне…»

Он вздрогнул, и папка с бумагами выскользнула из пальцев, разлетевшись по полу. Он с недоумением уставился на бардак под ногами, пока по лицу блуждала дикая улыбка: «Мама…»

Он ещё помнил, как когда-то пытался вычленить этот тихий, тогда ещё ненавязчивый голос из шума окружающего мира. Помнил, как, оставшись с ним наедине, делал вид, что его не существует, с остервенением погружаясь в царство малопонятных терминов и беспристрастных выводов. Помнил, как зачитывал сухие выдержки из отчётов вслух, чтобы не один лишь бесплотный голос нарушал тишину старого особняка. Помнил, как кричал и просил её замолчать.

…И вот теперь он улыбается, пусть и не отдаёт себе в том отчета…

Стопка бумаг под ногами. Кажется, в этом был какой-то смысл. Ах да, он же собирался поставить на место… что? Когда-то белые листы были частично порваны, частично затоптаны. Это он сделал? Но когда? Ведь только что здесь царил идеальный порядок. Только что…

Словно пловец, вынырнувший в незнакомом месте, он оглядывался вокруг. Какая-то консервная банка, прижавшись боком к неаккуратной стопке книг, щерилась провалом в обрамлении белого воротника плесени.

Когда он в последний раз ел?

Внутренние ощущения отказывались отвечать на этот вопрос, память подсказывала: ещё совсем недавно, в столовой Шин-Ра билдинг… А потом ещё в вертолёте у Зака какой-то батончик отобрал… А нечего было им так яростно махать перед носом, пытаясь вести разговор с одним из сопровождавших их армейских…

Одно воспоминание потянуло за собой другое, то сменилось следующим. Словно бесконечная вереница платков из шляпы фокусника. И там, на другом конце, было что-то важное, что-то такое, что никак нельзя было забывать. Но яркие лоскутки всё тянулись и тянулись. Образы, картины из прошлого, ощущения. Его жизнь.

«Обман. Это всё обман. С самого начала», — прозвучал в его голове вкрадчивый голос.

— Всё?

Короткое слово сорвалось с губ, беспомощно забилось в гулкой тишине заброшенной лаборатории и бессильно угасло.

— Всё… — едва слышно подхватило эхо.

— Всё обман… — злорадно прошелестели забытые документы.

Рука нащупала в кармане плаща что-то, отозвавшееся недовольным хрустом фольги. Батончик. Тот самый. Надо же.

Он поднёс цветастую упаковку к самому лицу, но, глядя куда-то вдаль, видел Зака… Нет, не Зака… Анджила.

Что бы сказал друг, обнаружив его в таком состоянии?

«У тебя никогда не было друзей. Всё — ложь», — настаивал голос.

— Нет, — прошептал он в ответ.

Это всё неправильно! Всё то, что происходит здесь и сейчас, неправильно! Склизкая плёнка, которая так уверенно тянула его в темноту, надорвалась, и в прорыв хлынул свет. На какой-то миг мысли обрели ясность…

«Твоих друзей больше нет, — нашёптывал голос, спешивший исправить оплошность. — Их нет, потому что они тоже поняли, что всё вокруг — обман. И тебя не будет».

— Нет, — повторил он безразлично. — Ничего нет…

Кто-то подошёл сзади и приобнял его за плечи. Он резко обернулся всем телом, готовый к бою — снова рефлексы, никуда от них не деться.

Она стояла в шагах десяти от него. И как только успела оказаться так далеко? Незнакомая, но до последней чёрточки прекрасного лица родная. Единственная, близкая, понимающая… Величественная.

— Ничего нет, — пожаловался он ей, и в его голосе явственно послышались нотки детской обиды.

Она обеспокоенно нахмурилась, ждала продолжения.

— Они, — кивок в сторону разбросанных документов, — всё спланировали. Они создали меня. Эксперимент. Орудие Корпорации. Монстра. Но меня нет. И моей жизни нет. Нет ничего, во что я верил, — его голос сорвался в яростный, горячечный шёпот.

«И тебя тоже нет», — хотела добавить та его часть, которая ещё осознавала, где он находится, но он уже привычно её проигнорировал. Не может быть, чтобы её не было.

Она молчала.

Он опустился на пол, привалившись спиной к стене, и веки смежились словно сами собой.

Когда он последний раз спал?

Может, лучше спросить, когда он последний раз жил?

Лёгкие шаги на самой грани слышимости. Едва разобрать… Кровь в висках стучит гораздо громче.

Она, по-прежнему молча, обняла его так, что он ощутил её дыхание на своей щеке. Так странно… Никогда в жизни никто его так не обнимал, и он в первый миг растерялся, не зная, как ему себя вести. Потом расслабился, но глаз так и не открыл.

Она не проронила больше ни слова, но одно её присутствие рождало новое понимание, заполнявшее собой пустоту на месте его прежнего мира. Мира, который хищно разорвали на клочки старые отчёты. Он был дураком, когда сопротивлялся этому новому знанию, когда цеплялся за осколки лжи, отчаянно пытаясь нащупать что-то, что не рассыплется в труху от малейшего прикосновения, когда пытался укрыться от Её любви. Дурак.

— Теперь всё изменится, Мама… — едва разборчиво шептал Сефирот в беспокойном забытьи, и только разбросанные вокруг бумаги могли расслышать его голос. — Теперь всё будет по-другому.