У последней черты (джен)

Разгромленная лаборатория электротехники выглядела жалко.

Поблескивали там и сям осколки стекла, возле окна натекла темная лужица кислоты из лабораторного шкафа, на столах лежали, выворотив, точно кишки, разноцветные провода, какие-то расчлененные с особым цинизмом приборы. Повсюду были разбросаны листы бумаги с таблицами и электронными схемами, вырванные из технического справочника, причем некоторые из них были сложены в бумажные кораблики, самолетики и угловатых, неведомых науке зверюшек. Черный Плащ поднял приземлившийся на ближайший табурет самолетик и, разглаживая мятый бумажный лист на ладони, задумчиво его рассмотрел.

— Вандалы какие-то орудовали, — ворчал один из лаборантов, длинный и сутулый, как монтировка, мистер Роук; он сердился и нервничал, то и дело поправлял манжеты и крутил пуговицы на рукавах халата — пока, к счастью, своего. — Выломали дверь в подсобке. Все расшвыряли, намусорили, набили стекла… Варвары!

— Так что же все-таки украли? — спросил Черный Плащ; он старался держаться от Роука на всякий случай подальше: ему казалось, что тот вот-вот протянет руку и начнет крутить пуговицы у Дрейка на куртке. А Черный Плащ слишком трепетно относился к своим пуговицам, чтобы позволить себе их скоропостижно и безвозвратно потерять.

— Что украли? Да не так уж много. Только несколько мотков серебряной проволоки из лабораторного шкафа, да ещё какую-то ерунду: индукторы, измерители, магнитные пускатели… Вот и все, собственно. Больше разбили, разгромили и раскидали… Джейк. Ведь вас зовут Джейк, верно?

— Дрейк, — хмуро поправил Черный Плащ. — Значит, говорите, серебряная проволока пропала? И всё?

— Ну, точно пока не могу сказать… По крайней мере, это все, что бросилось в глаза при первом осмотре.

— Что за проволока?

— Обыкновенная серебряная проволока…

— Такая уж обыкновенная?

— Ну да… Серебряная проволока высокой пробы. Её используют для изготовления электрических контактов, для серебрения различных токопроводящих диэлектриков и всего прочего в таком духе. Серебро — лучший проводник электричества, вам же об этом известно, Джейк?

— Дрейк, — свирепо процедил Черный Плащ. Но мистер Роук был всецело занят своими пуговицами и не обратил на него внимания.

— Видели эту выставку на столе? Как будто ребенок пытался домик сложить — только не из кубиков, а из стеклянных колб…

— Угу, — Дрейк мимоходом бросил взгляд на странное полупрозрачное сооружение на ближайшем столе. Другое точно такое же возвышалось у входа в лабораторию… вернее, когда-то возвышалось, потому что его сшибли открывшейся дверью — и теперь там не было ничего, кроме груды мелких, разбросанных по полу тусклых осколков. Возле стеклянной башенки, красовавшейся на столе, возился парень из экспертного отдела, пытался снять со стекла отпечатки пальцев — но пока, видимо, не слишком успешно.

— Так, так... Какой пробы, вы сказали, было украденное серебро? —  спросил Черный Плащ у стоявшего рядом Роука.

Тот нервно крутанул пуговицу.

— Серебро-то? Высшей пробы — три девятки.

— Понятно… Это даже больше, чем у ювелирного серебра.

— Ну да. У ювелиров самая ходовая проба — девятьсот двадцать пятая. А в технике используется чистое серебро, девятьсот девяносто девятой пробы… Ну да, это, в общем-то, самое ценное, что здесь было.

— Что насчет сигнализации?

— Она была включена, но… не сработала — кабели были повреждены. Мы потом открыли щиток, так там половина проводов оказалась оплавлена…

— Резкий скачок напряжения?

— Да, вероятно…

— Ясно. — Черный Плащ опять бросил взгляд на стеклянную башню. Колбы были составлены друг на друга тщательно и аккуратно, прямо-таки с любовью, и Дрейк против воли вообразил себе громилу-грабителя, который, набив карманы серебряной проволокой, стоит у стола и, высунув от усердия язык, с увлеченностью четырехлетнего малыша складывает домик из пузатых и изогнутых, причудливой формы блестящих бутылочек. — А скажите-ка, мистер Роук, лампочки у вас нигде не пропали? — небрежно полюбопытствовал он, пройдясь туда-сюда вдоль стола.

— Что? — пробормотал мистер Роук. — Лампочки? — Вопрос, что и говорить, был весьма неожиданный. Потрясенный им до глубины души, Роук так яростно дернул несчастную пуговицу на рукаве, что чуть не выдрал её с «мясом». — Ну да, погодите-ка, погодите-ка… Кто-то действительно вывернул все лампочки здесь и в подсобке, сторожу пришлось вворачивать новые… Мы еще удивлялись, за каким чертом этому грабителю понадобилось выкручивать лампочки. А как вы догадались насчет лампочек, Джейк?

Дрейк заскрипел зубами, но в очередной раз поправлять Роука не стал. Все равно это было бесполезно.

— Логика и дедуктивный метод, — мимоходом бросил он через плечо, направляясь к двери. Делать в лаборатории, по-видимому, было больше нечего, картина произошедшего сложилась перед ним вполне определенно, как забавный простенький пазл. — Когда составите список похищенного, отправьте его в ШУШУ. Не обещаю, что все вернется назад в целости и сохранности, но кое-что, возможно, спасти все-таки удастся.

— Э-э... хорошо. Как скажете, Черный Плащ. — Долговязый мистер Роук в замешательстве смотрел ему вслед и рассеянно крутил пуговицу на рукаве…

* * *

Здесь, наверху, было ветрено.

Гудел за стенами маяка ветер. Гудел и потрескивал мощный фонарь в прожекторном помещении. Гудел в углу комнаты какой-то загадочный агрегат, над которым вот уже больше часа ворожил Мегавольт, что-то там доделывал и подлаживал, подкручивал и завинчивал, сверлил и паял, окутанный вонючими клубами канифоли. Стояли там и сям какие-то неведомые Кваге приборы, прыгали красные стрелки в окошках датчиков, извивались по полу обмотанные изолентой провода из серебряной проволоки. Квага даже слегка затосковал и развлекался тем, что, набрав горсть чипсов из картонной коробки, подбрасывал хрустящие лепестки в воздух и ловил их ртом; еще полтора часа назад Мегавольт пообещал, что вот он через пять минут все закончит и они пойдут «прошвырнуться» до парка аттракционов, но пять минут плавно перетекли в пятнадцать, пятнадцать — в полчаса, полчаса — в час, а конца краю мегавольтовым «доделкам» не было и не предвиделось. И какого черта я сюда притащился, уныло спрашивал себя Квага, надо было одному идти парить в аэродинамической трубе и взлетать под небеса на "Смертельной карусели" и леденящем кровь "Летучем голландце". Но ведь в одиночку вырабатывать адреналин так тоскливо и ску-у-учно…

— Ну, долго еще? — простонал он, хрустя чипсами.

— Сейчас, сейчас… пять минут не можешь подождать, что ли?

— Пять минут — могу… Но двадцать раз по пять минут уж уволь...

— Что? — Мегавольт поднял голову, стянул с лица защитные очки и, щурясь, посмотрел на часы. — Ого! Уже почти восемь?

— Ага. Через два часа парк развлечений закроют…

Мегавольт вытер со лба честный трудовой пот.

— Не ссы, успеем. Я почти закончил.

— И что это за аппарат?

— Это мой новый генератор! — Обычно бесцветные глазки Мегавольта прямо-таки искрились гордостью и торжеством, он широко улыбался, и эта улыбка делала его неказистую, с неправильными чертами физиономию удивительно одухотворенной и поистине светящейся от счастья. — Ух, сколько я над ним попотел! Надо было увеличить мощность без потери ресурса, и я это сделал... Сделал, Квага, представляешь? Прямо на "отлично"! — Он горделиво воздел вверх большой палец.

— У тебя руки трясутся, — заметил Квага.

— Ничего у меня не трясётся! Это просто от волнения. Сейчас… — Мегавольт возбужденно метался по комнате, хватая какие-то провода и приборы, тут же бросая их снова и хватая другие. — Порадуйся за меня, Квага, я близок к триумфу! Хочу сейчас же испытать эту штуку…

— Прямо сейчас? Йоху-у-у! А что будет? Фейерверк?

— Да ничего не будет… я просто подключусь к новому генератору, чтобы подзарядиться. Посмотрим, насколько велика его мощность...

— У-у... А оно того... опасно? Может, — Квага невольно попятился, ну так, на всякий случай, — может, мне лучше, э-э... выйти?

Мегавольт вдруг рассердился — ни с того ни с сего:

— Да нет же, не опасно! Я сотни раз подзаряжался от старого генератора — и ничего, жив, как видишь. Только того заряда хватало часов на десять максимум. Сам знаешь, если заряд во мне невысок, я неважно себя чувствую, у меня начинается хандра, мигрень, насморк и все такое… А заряда от этого генератора мне должно хватить минимум на сутки! На сутки — а то и больше! Я сутки буду фонтанировать энергией, во как! Понял?

— Ага, — пробормотал Квага, которому для того, чтобы фонтанировать энергией, не нужно было никаких генераторов. Но Мегс, увы, был зависим от дозы электричества, как наркоман зависим от дозы дурмана… или, скорее, как больной зависим от дозы необходимого лекарства; Мегавольту нездоровилось, если он не получал вовремя нужной подпитки, и он становился злым, унылым, раздражительным и абсолютно невыносимым. Поэтому Квага спорить не стал, хотя аппарат, который время от времени сердито потрескивал в углу и сыпал вокруг себя голубоватыми искрами, гудящими и жалящими, будто стая ос, никак не внушал ему особенного доверия и не вызывал желания подойти поближе. Мегавольт лихорадочно делал последние приготовления и, казалось, суетился больше, чем обычно; он пребывал в какой-то нездоровой эйфории, вздрагивал от каждого постороннего звука, движения его были резкими и беспокойными — все-таки, несмотря на все свое торжество и браваду, он явно нервничал перед предстоящим «экспериментом». Наконец все, по-видимому, было готово — и Мегавольт, опутанный электродами, точно щупальцами многоногого спрута, замер посреди комнаты, торжественно, как бутылку шампанского, держа в одной руке штепсель, а в другой — электрический патрон.

— Ну, пожелай мне удачи, Квага!.. — Он неловко, чуть кривовато улыбался, и глаза его сверкали от предвкушения успеха, а уголок рта едва заметно подергивался от волнения и нетерпения. — Клянусь, мы с тобой сегодня повеселимся!

Он глубоко вздохнул, словно перед прыжком в ледяную воду, и, наверно, соединил провода…

…потому что в следующий миг раздался громкий хлопок, из генератора вылетел фонтан ослепительных голубых искр, и, бешено извиваясь, потянулись по полу светящиеся электрические змеи, и тело Мегавольта нелепо задергалось, нанизанное на это голубое свечение, точно йо-йо на верёвочку, и в его бесцветных, на мгновение округлившихся глазах мелькнул настоящий ужас... и это было последним, что Квага успел увидеть перед тем, как его неведомым, но сильным толчком отбросило к стене, и на него глухим черным мешком упала непроглядная темнота.

* * *

Очнулся он от того, что кто-то тряс его за руку.

— А, — пробормотал Квага, — ч-что? Кто это? Мегс, это ты?

Было темно, пахло горелым пластиком, и во мраке Квага смутно видел силуэт склонившегося над ним человека. Но это был не Мегавольт… Человек был в шляпе и черной куртке, он стоял, наклонившись над Квагой, и зачем-то держал его пальцами за запястье, нащупывая пульс. Квага торопливо, нервно отдернул руку — так, точно по ней ползала какая-нибудь омерзительная многоножка — и машинально вытер тыльную сторону ладони о штаны.

— А, очнулся. Ну, это уже что-то! — пробормотал Черный Плащ. — Я так и предполагал, что мы найдем вас тут, голубки. Обе крысы в одной крысоловке… Взломщики электротехнических лабораторий, блин! Зак, что там со светом?

Кто-то, невидимый для Кваги, ходил в темноте чуть поодаль, то и дело обо что-то (о протянутые по полу провода?) спотыкаясь и чертыхаясь вполголоса.

— Нету света, ЧП. Сейчас, погоди…

— Что… — пробормотал Квага. — Что произошло?

— Это мы должны у тебя спрашивать, рыжий, — сердито проворчал в ответ Чёрный Плащ. — В лаборатории на Лейгет-стрит ведь вы «пошалили», верно?

— Ч-что?

Во мраке вспыхнул фонарик, луч света пробежался по темному помещению, осветил змеящиеся по полу провода, генератор, стоявший в углу и воняющий паленым пластиком, и уперся Кваге в глаза. Квага зажмурился и закрыл лицо локтем.

— Эй, вы… хватит! Чего пристали? Чего вам тут надо? Сыщики недоделанные… Где Мегавольт?

— Мы думали, это ты нам скажешь. Заодно и то, куда вы дели украденное серебро.

— Эй, ЧП! — встревоженно позвал Зак. Он склонился над чем-то (или над кем-то?), лежащим на полу у дальней стены помещения. — Я думаю, тебе стоит на это взглянуть.

— Сейчас. — Черный Плащ — наконец-то! — оставил Квагу в покое и направился к своему спутнику. Квага медленно поднялся, держась рукой за стену. Ноги у него дрожали, голова кружилась, его подташнивало, а затылок тяжело наливался болью — видимо, при падении он здорово шандарахнулся головой об стену. А все этот проклятый Мегс со своими «экспериментами», черт бы их всех побрал! Все, больше никаких экспериментов, по крайней мере, на этой неделе…

Потирая затылок, он некоторое время стоял у стены, пытаясь затолкать обратно в желудок то, что настойчиво просилось наружу, потом посмотрел на Черныша. Какого черта принесло сюда этих тупоголовых детективов, вечно они суют длинные носы куда их не просят! Что они там нашли, на полу, и куда, черт побери, делся Мегавольт? Успел удрать? И бросил его, Квагу, разбираться тут с этими настырными унылыми лягашами…

Черный Плащ поднял голову. Голос его звучал приглушенно:

— Давай до телефона, Зак, вызывай машину. Медиков и полицию. Тут, похоже, уже ничего не сделаешь…

О чем это он? Квага с трудом поспевал за происходящим — дурнота и боль в затылке никак не давали ему толком сосредоточиться.

— Эй, — прохрипел он. Черныш и его спутник, оба одновременно, обернулись и посмотрели на него, словно только сейчас вспомнили о его существовании. Зак что-то шепнул своему приятелю, поднялся, нырнул в темноту — и затопал сапожищами вниз по лестнице. Черный Плащ по-прежнему пристально смотрел на Квагу, и взгляд его был тяжелым, угрюмым, мрачным, каким-то даже... предостерегающим?

— Какого черта? — пробормотал Квага. — Где Мегавольт?

— Стой на месте, — сухо сказал Черныш. — Там, где стоишь. Не подходи.

Что-то в его голосе заставило Квагу насторожиться.

— Какого черта? — вызывающе повторил он. Он наконец нашел в себе силы отлипнуть от стены и шагнул вперед. — Откуда вы тут взялись, ищейки поганые... Где Мегс?

— А тебе не все ли равно?.. Не подходи сюда, Квага! Не как коп… как человек тебя прошу, черт побери!

Квага не слушал. Черныш стоял так, чтобы загородить собой то, что лежало у стены… но Квага вдруг увидел. Не мог не увидеть. Руку, бездвижно и бессильно распластавшуюся по полу — тонкую, опутанную проводами руку в голубой резиновой перчатке.

«Похоже, здесь уже ничего не сделаешь…»

Квага глотнул.

— Мегс, — прошептал он. — Эй, Мегс! Мегс, вставай! Ты чего?.. Ты чего это, а… Ты чего это вздумал?

— Квага, — негромко произнес Черныш. Он шагнул собеседнику навстречу и крепко схватил его за плечо, но Квага, сильно вздрогнув, тут же сбросил его ладонь. Глаза его были прикованы к неподвижно лежащему на полу телу.

— Эй, Мегс! Мегс! Это я, Квага! Ты что, не слышишь? Вставай! Ты меня разыграть вздумал, что ли? Вставай! Это… не смешно! Это не смешно, слышишь!

Мегавольт не слышал… Он лежал на боку, странно выгнувшись всем телом, подогнув голову, раскинув руки и ноги. Лицо его было молочно-бледным, рот слегка приоткрыт, защитные очки жалко сползли набок, из-под шлема выбилась прядь темных волос, а веки были опущены, и в первый момент могло бы показаться, что он просто спит… Просто спит, как человек, смертельно уставший и потому уснувший в такой вот неудобной, но, в сущности, вовсе не слишком уж неестественной позе…

— Он… просто без сознания, — сказал Квага. И облизнул губы — раз и другой, как будто это могло придать ему уверенности в собственных словах. — Он не… не… Он просто потерял сознание, Черныш, правда? Или... или впал в кому! Да! Он просто впал в кому, понял?

— Да, да… просто впал в кому, — буркнул Черныш. — Вот только, видишь ли, пульса у него нет, и зрачки на свет не реагируют... Квага, послушай меня…

Он хотел упреждающе (или ободряюще?) взять Квагу под локоть, но Квага резко оттолкнул его, бросился вперед и, прежде чем Дрейк успел ему помешать, схватил Мегса за руку. Тело уже начало остывать, и рука была холодна… во всяком случае, температура её была едва ли выше температуры окружающей среды. Это был уже не Мегавольт, нет — только тело Мегавольта, бренная оболочка, безжизненный неодушевленный предмет. Вещь. Слово «труп» Квага не мог заставить себя произнести даже мысленно…

Он окаменел. Всё, всё в нем внезапно окаменело: чувства, мысли, эмоции — всё окаменело и умерло, обросло могильной землёй, стало тяжелым, неподъемным, лишним, каким-то вообще ненужным... Мегс, сказал он себе. Мегс, что же ты наделал? Ну что же ты наделал-то, Мегс, а?!..

Доносился с улицы вой сирен, скрип шин, чьи-то голоса, звук шагов, хлопанье дверей — это были полицейские, парамедики, «скорая», спасатели, ещё какие-то бесполезные, абсолютно чужие, неуместные сейчас люди. Квага не мог пошевелиться, не мог вздохнуть, не мог даже моргать… он стоял столбом, и ему вспоминалась неловкая, кривоватая улыбка Мегавольта, которой тот так восторженно и счастливо улыбался — в тот момент, когда уже держал в руках собственную смерть.

«Пожелай мне удачи, Квага! Клянусь, мы с тобой сегодня повеселимся!»

Повеселимся…

Квага пошатнулся — со стоном, точно подстреленный — и, бессильно скорчившись возле стены, закрыл руками лицо.

— Да, да, мистер Хоутер… А, вот как? Ну, хорошо. Отпечатков так и не обнаружили? Мегавольт всегда ходит в перчатках… ходил. Да вы что?.. Не может быть!.. Хм! Проволока, которую нашли на маяке, идентична той, которая днем раньше исчезла из разгромленной лаборатории… Слишком мало для того, чтобы предъявить обвинение? Косвенные улики? Ну, конечно, такой проволоки по Сен-Канару можно найти навалом… Ладно, понял. Да. Я сделаю все, что в моих силах.

Черный Плащ положил телефон перед собой и взглянул на арестанта, сидящего по другую сторону стола. Квага, не поднимая глаз, смотрел в пол. Лицо у него было не то чтобы испуганное или удрученное, скорее — потерянное, болезненно бледное, странно поблекшее, как будто кто-то провел по нему мокрой губкой и стер с него все оттенки и краски: и румянец со щек, и блеск из глаз, и яркую буйную рыжину со всклокоченных волос…

— Квага, — негромко сказал Дрейк. — Надо поговорить.

Квага молчал… Говорить? Не-ет… Он не мог говорить, не мог выдавить из себя ни слова, язык его стал непослушным, ватным, каким-то бессильным, абсолютно чужим. Черный Плащ сидел на краю стола, покачивая ногой, но Квага не смотрел на него, не в силах был смотреть, да и не хотел, перед глазами его все еще стояла смущенная кривоватая улыбка Мегавольта: «Мы с тобой сегодня повеселимся…»

— Квага, — вновь заговорил Дрейк, — скажи мне одну вещь… Это вы вчера разгромили лабораторию на Лейгет-стрит?

Квага сделал судорожный вдох. Ему сейчас было очень мало дела до того, что случилось вчера. В данный момент он был не способен ни на чем сосредоточиться и ни о чем думать — он мог только сидеть, глядя в стол прямо перед собой, и вспоминать, вспоминать, вспоминать эту проклятую мегавольтовскую улыбку…

— Ничего мы не громили, — пробормотал он наконец. В тоне Дрейка, вроде бы мягком и сочувствующем, ему непреодолимо чудился неведомый подвох.

— Ничего вы не громили… — задумчиво повторил Черный Плащ. — Понятно. — Он тяжело поднялся, неторопливо обошел небольшую комнату и опустился в черное офисное кресло по другую сторону стола. Постучал колпачком шариковой ручки по лежащему перед ним пухлому отчету. Бросил на Квагу быстрый заговорщицкий взгляд. — А все-таки классные там были стекляшки, заметил?

— Стекляшки? Ну да… — Стекляшки действительно были классные. Квага даже слегка оживился, вспомнив забавные искривленные бутылочки, которые он нашел на полках лабораторного шкафа; нашел — и спросил себя тогда: а можно ли состряпать из них домик? Так, чтобы ничего не разбилось?

Дрейк как будто прочитал его мысли:

— Ты решил попробовать сложить из них башенку. И у тебя здорово получилось, надо сказать.

— Правда здорово? Тебе понравилось?

— Э-э… да. Мистер Роук тоже был, гм… в восторге. Ну так что, будем писать чистосердечное?

Квага всхлипнул.

— Да отстань ты, зануда! Пень бесчувственный! Чего привязался… Не буду я ничего писать!

Дрейк устало вздохнул.

— Я не «привязался»… я просто, знаешь ли, делаю свою работу, мой дорогой. Пытаюсь установить факты. И наказать виновных.

— Да пошел ты! Не буду я тебе ничего говорить! Иди и сам носом землю рой… — Квага готов был завыть от бессилия, злобы и глухой волчьей тоски. — Мегавольту даже мертвому покоя от тебя нет…

Черный Плащ опять устало вздохнул и, подавшись вперед, внимательно посмотрел на арестанта.

— Слушай, мне тоже жаль, что так получилось. Я тебе… соболезную.

— Ты? — прохрипел Квага. — Мне? Соболезнуешь? Рад небось до смерти, что Мегги скопытился… Все из-за тебя, сыщик проклятый!

— Из-за меня? — помолчав, спросил Дрейк. — Да ну? А может, из-за какой-нибудь очередной идиотской затеи? А, Квага? Что у вас там случилось на маяке?

— Ничего… не случилось.

— Очередная потеха… очередной дурацкий эксперимент пошел неудачно?

— Т-ты... да т-ты… что ты понимаешь! — Квага задохнулся — от ярости и бросившейся в лицо отчаянной жгучей обиды. Рывком вздернул голову — и сжал кулаки... Его вдруг прорвало: сильно и неудержимо, будто внезапно распахнулись створы большой, переполнившейся, доселе накрепко закрытой плотины.

— "Потеха"? — выкрикнул он отчаянно. — "Дурацкий эксперимент", да?! Это для тебя — дурацкий! А для Мегса — вопрос жизни и смерти! Он… ему нужен был новый генератор… для подзарядки… он же не может без подзарядки, он болеет без этого, но ты… тебе-то наплевать! Ты же ничего не знаешь… и знать не хочешь! Это же не твой друг погиб! Не твой!.. И ты… Ты… ничего не понимаешь! Тебе лишь бы упечь за решетку… за просто так… кого попало… ни в чем не разобравшись… с-сука! Сволочь, лягаш, пиявка… кровосос проклятый!.. — Он орал что-то еще, и дергался, и брызгал слюной, и пинал ботинком соседний стул, и потрясал кулаками, и даже, кажется, колотил ими по столу, так, что с дребезгом подпрыгивала стоящая на краю фаянсовая чашка…

А потом — совершенно внезапно — понял, что на плече его лежит чья-то рука. И замолчал. Поднял глаза…

Черный Плащ пристально смотрел на него, и во взгляде этом было… сопереживание? участие? желание поддержать и утешить? Квага не понял. Но пальцы Дрейка были надежными и теплыми, пожатие — крепким, взгляд — сочувствующим и понимающим, и Квага не выдержал: невыносимая горечь бросилась к его горлу, и сердце его разорвалось на части, и по лицу потекло что-то мокрое и горячее, и, втянув голову в плечи, он затрясся всем телом, пряча глаза, торопливо, дрожащими руками размазывая по щекам соленую влагу. И белый свет вокруг него померк — он сидел, закрываясь ото всех руками, съёжившись, накрытый горем, точно плотной неодолимой пеленой, захлебываясь им и утопая в нем с головой, как утопают в сером, бездонном и безжалостном омуте…

— Квага, — чуть помолчав, негромко, очень мягко и очень проникновенно сказал Черный Плащ. — Поверь мне, я действительно тебе соболезную. Я знаю, что Мегс был твоим… хорошим приятелем, и тебе тяжело вот так сразу осознать и принять его… уход. Но не в наших силах изменить то, что случилось. Это нужно пережить… Тем более что — не будем себе лгать — Мегавольт сам, собственными руками создал эту смертоносную штуку.

Квага, дергая плечами, рыдал и не умел остановиться.

— Он… н-не мог её не создать… он в ней очень нуждался… нуждался, п-понятно?

— Ему было необходимо каждый день подзаряжаться?

— Д-да… Да!

— И для этого ему нужен был… новый генератор? И серебряная проволока? Чтобы увеличить проводимость тока?

Квага облизнул трясущиеся губы. При чем здесь… ну при чем здесь вообще какая-то идиотская проволока?! Ну вот сейчас?! Ну при чем?

Дрейк вновь со вздохом сел за стол и придвинул к себе клавиатуру компьютера.

— Значит, он хотел собрать генератор… И вы пошли добывать детали в электротехническую лабораторию? На Лейгет-стрит?

Квага не мог говорить — только молча кивнул.

— Как вы вскрыли дверь? Монтировкой?

— Д-да…

— Сигнализация?

— М-мегс её… вырубил. Ударом тока…

— А потом? Что потом? Ты складывал самолетики из бумажных таблиц… а Мегавольт? Что делал Мегавольт?

— Да не знаю… Не знаю я! Не знаю, отстань! Искал там что-то в шкафах.

— Проволоку? Детали?

Квага, всхлипывая, вместо ответа судорожно дёрнул головой.

— Нашел?

— Да! Он сказал, что ему надо увеличить мощность без потери чего-то там… что серебро пригодится для генератора и для… еще какой-то штуки, которую он соберет на следующей неделе! Для какой-то штуковины с повышенным КПД…

— Он что, решил изобрести вечный двигатель?

— Ага. Решил! И изобретет! Изобретет, понял? Мегс чего хочешь изобретет… Он такой… Вот чего хочешь изобретет, ясно? — Квага осекся. Нет, не изобретет. Не изобретет. Ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе… Мегавольт больше никогда и ничего не изобретет. Никогда и ничего. Мегавольта больше нет.

Нет.

Какие же это страшные и мерзкие слова — нет и никогда…

Горло у Кваги вновь болезненно сжалось. Это было невыносимо… Ну когда же этот полицейский урод перестанет меня мучить, спросил он себя со стоном. Ну когда? Я больше не могу этого выносить, я хочу остаться один, один, вы слышите — один, я хочу сидеть и вспоминать Мегса, я хочу вспоминать вчерашний день, и позавчерашний, и то, как на прошлой неделе Мегс покупал себе новый галстук, и то, как мы ходили с ним на пикник, и то, как он уронил чашку мне на колено, и то, как счастливо он вчера улыбался, и… и… нет, не хочу, я не хочу этого вспоминать, только не это, не хочу, не хочу, я вообще уже ничего, абсолютно ничего не хочу…

Я вообще уже ничего не хочу, понял он с ужасом. Без Мегавольта...

Черный Плащ вынул из пасти принтера распечатанный лист бумаги и протянул его Кваге через стол.

— Прочитай и подпиши внизу: «С моих слов записано верно, мною прочитано, дополнений не имею».

— Что? И все? И ты от меня отстанешь?

— Да, отстану… пока. Я просто записал то, что ты мне рассказал, вот и все. Хорошо… — Он бегло посмотрел подпись Кваги и сунул бумагу в какую-то папку. — Вот так. Успокойся, Квага, все самое страшное, что могло случиться, уже случилось. Возьми себя в руки.

У Кваги стучали зубы:

— Ты… т-ты… Самое страшное — позади? Ни черта ты не понимаешь!.. Самое страшное — одиночество, и оно… оно… уже здесь! Стоит теперь у меня за плечом. А Мегавольт, он... его... его... — Договорить "уже не вернуть" Квага не мог, губы его шевельнулись беззвучно...

— Я все прекрасно понимаю, — небрежно перебил Дрейк. — Даже лучше, чем ты думаешь. И… слушай, я хочу тебе кое-что сказать.

Квага всхлипнул.

— Ну? Что?

— Мне тут… вернее, не мне, а Хоутеру… звонили из больницы.

Квага все еще размазывал слезы по щекам, пытаясь успокоиться, вздрагивая всем телом от судорожных и тщетно подавляемых рыданий. Слова Дрейка дошли до него не сразу.

Он поднял голову. Взглянул на Черныша сквозь дрожащие растопыренные пальцы.

— Что? Из какой больницы?

Черный Плащ неторопливо откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и, опустив голову на грудь, взглянул на Квагу чуть исподлобья. Он ждал этого вопроса с явным удовольствием.

— Из той, в которой оказался твой дружок.

Квага замер. В горле у него пересохло — вот так, мгновенно, точно там внезапно включился мощный обогреватель. Что-то тут было не так.

— Из б-б… б-б… больницы?

Черный Плащ ухмыльнулся.

— Представь себе. Твой Мегавольт на самом-то деле оказался не более мертвым, чем я или ты.

— Ч-ч… что?! — Квага обомлел. Челюсть у него отвисла сама собой, и ему пришлось сделать усилие, чтобы закрыть рот и проглотить вставший в нем сухой ком. Мегавольт… жив? Жив?! Но… но… этого не может быть. Этого просто не может быть! Отсутствие пульса… смертельная бледность… холодеющая рука… Квага видел все это собственными глазами! И не только видел, но и… и чувствовал!

— Ах, черт побери, — сказал Черныш, — я-то тоже сначала подумал, что он мертв. Да и не только я. Это лишь медики из реанимации сумели установить, что он вовсе не умер… И даже не впал в кому.

— Не впал в кому? — Квага сидел, точно пораженный громом. Он по-прежнему ничего не понимал. Если Мегс не потерял сознание и не впал в кому, то... то что тогда с ним случилось?

— Обыкновенная летаргия, — спокойно пояснил Дрейк.

— Что?!..

— Летаргический сон. Ему подвержены люди в состоянии стресса, в состоянии сильного эмоционального потрясения… Мегавольт, поди, здорово нервничал перед своим «экспериментом», а?

Квага вспомнил, как Мегс бегал по комнате, ронял, поднимал и вновь ронял предметы… как у него тряслись руки и поблескивали глаза… И — глотнул. Слезы медленно высыхали у него на щеках.

— Ну да, он… он был тогда… дерганый какой-то. Суетился… Нервничал, точно!

Дрейк медленно кивнул.

— Потом его шибануло током, и он… отключился. Уснул. Впал в летаргию. Это… бывает. В тяжелых случаях летаргического сна частота дыхания и пульс замедляются настолько, что становятся почти незаметны, кожа бледнеет, а тело «остывает» до температуры окружающей среды. Только сделав энцефалограмму, можно с уверенностью сказать, жив человек или мертв.

— То есть, он… Он…

— Жив, да. И даже недавно пришел в себя… соня. Но его пока держат в госпитале Святой Анны для дополнительного обследования.

— В госпитале? То есть, — Квага все еще не мог, никак не осмеливался поверить в услышанное, — он действительно жив? И я, того... могу его навестить? Прямо сейчас?

— Можешь, можешь... только погоди, не так быстро. Не забывай, что ты задержан по обвинению в краже. И к тому же только что признался в содеянном.

— Ни… ни в чем я не признавался!

— Признавался, признавался. Вот доказательство. — Черный Плащ хлопнул рукой по папке. — Ты же сам всё подписал, забыл?

— Что? — Квага онемел. — Я... ты... так ты... Это ты меня заставил! Ты же знал, что Мегс — жив? Знал? Я... я думал, что ты действительно мне сочувствуешь... соболезнуешь... а ты... Ты просто кривлялся... втирался мне в доверие... разыгрывал передо мной идиотский спектакль! Да?

— Да. Извини, приятель. — Дрейк, усмехаясь краем губ, виновато развел руками. — Но мне надо было добиться у тебя признания. Служба у меня такая поганая, знаешь ли.

— Ты… ты просто сыграл на моих чувствах! Ах ты… — Квага задохнулся от возмущения, он был настолько ошеломлен и уничтожен всем происходящим, что попросту не мог подобрать нужных слов. — Да ты… как ты мог! Да как ты мог, а?! Я... ты... Я-то тебе поверил... Я д-думал, ты говоришь искренне, от всего сердца... А ты... ты оказался просто с-с… с-с…

— Сволочью, я знаю. Ты думаешь, что сделал для меня открытие, Квага? И сильно меня удивил, а? Или даже, упаси бог, оскорбил? — Дрейк прищурился. И вдруг захохотал, закинув голову, раскачиваясь на вертящемся офисном стуле, точно школьник, отмочивший особенно удачную шутку. И смех его был таким звонким, таким вкусным и заразительным, что, глядя на него, Квага вдруг понял, что его тоже разбирает хохот — дурацкий неуправляемый хохот, неуместный, нездоровый и слегка истеричный, но ему было плевать… Главное — Мегавольт был жив. Жив! «Мы с тобой еще повеселимся, Квага…» И правда — повеселимся! Так повеселимся, что весь Сен-Канар вздрогнет, черт побери! Когда выйдем на свободу…

— Так что… значит… нас теперь упекут, да? — с трудом выговорил он между приступами хохота. — Упекут… в тюрягу? За… разгром в этой… лаборатории? И к-к... кражу серебра?

Черный Плащ пожал плечами.

— Не знаю, это как суд решит. Мое дело — передать документы, а остальное от меня не зависит. Если договоритесь о возмещении ущерба — может, и не упекут. Отделаетесь общественными работами.

"Может, и не упекут..." Ну и хорошо, ну и ладненько. А если и упекут — ну и черт с ним, переживем, где наша не пропадала! Черныш, конечно, гнида и хитрая коварная сволочь, но, в конце концов, Квага знал об этом и раньше и мог бы держать ухо востро, да и вообще все это на самом-то деле такие мелочи... Мелочи же, честное слово! Главное, сказал он себе, Мегавольт — жив! И мы с ним опять, опять будем вместе... Вместе, черт побери! Назло всем и всему! Квага широко, счастливо улыбался, и слезы по-прежнему быстро, горячо и неудержимо катились по его щекам.

Только теперь это были — слезы радости.