Литерные шубуршунчики (джен)

— Мама! — истошный детский крик прорезал тишину ночи.

С перепуга Ксено Лавгуд так махнул рукой, что сбил на пол не только коробку с литерами, но и наборную верстатку. Полночи работы — псу под хвост, но сейчас это не важно. Перепрыгивая через ступени, Ксено понесся на третий этаж в комнату дочери.

— Ну что ты, моя хорошая? — Схватив десятилетнюю Луну на руки, словно младенца, он принялся укачивать проснувшуюся дочь. — Папа с тобой! Это только ночной кошмар. Ничего не бойся! Я с тобой!

— Мама… подожди… не уходи… — бормотала Луна сквозь сон, все крепче прижимаясь к отцу.

А он осторожно качал и качал свое сокровище, тихо напевая незамысловатую мелодию. Наконец тело девочки расслабилось, и она ровно задышала. Теперь можно перекладывать в постель, но Ксено боялся нарушить такой хрупкий сон едва оправившегося от тяжелой болезни ребенка.

Беда не приходит одна: не успел Ксено похоронить Пандору, как на дочку напала странная печаль. Луна, забившись в уголок, не плакала как обычные дети, а часами сидела неподвижно и смотрела в неведомую даль. С каждым днем возвращать дочь в наш мир становилось все труднее, и в один ужасный день Ксено пришлось позвать на помощь целителей из Святого Мунго. Диагноз они поставить не смогли, но предположили, что неудачное заклятие, убившее Пандору, рикошетом задело и Луну.

Потянулись бесконечно долгие дни и месяцы болезни. Луна живой статуей лежала в постели, а вокруг суетились целители, невыразимцы и зельевары. Никто не мог отказать убитому горем отцу в помощи.

Ксено не жалел никаких средств на лечение дочери, если ему советовали зелье, то покупал самое лучшее, сделанное самим Николасом Фламелем.

Ради дочери он забросил все дела: дни проводил в Святом Мунго, а ночи напролет читал записки супруги, надеясь там найти подсказки исследованиям невыразимцев. Их интересовало, каким экспериментом Пандора открыла «крышку своего ящика».

И когда у всех уже опустились руки, и Луну собирались перевести в отделение для неизлечимо больных, она вдруг ожила.

— Ой, папа, что это за прозрачные зверушки порхают над твоей головой? — разбудил Ксено, уснувшего у кровати дочери, вопрос Луны.

Ответа она так и не получила: вопрос утонул сначала в радостном крике отца, потом в поздравлениях и расспросах целителей. Тут и выяснилось, что Луна теперь видит то, что никто кроме нее не видит. А уж это всегда считалось не очень хорошо даже в магическом мире.

Проблема усугублялась тем, что ребенок не считал нужным скрываться от других и даже радовался открывшимся новым способностям. А у Ксено из глаз катились слезы, когда он замечал, как дочка играет и разговаривает с пустотой.

Вердикт целителей был неумолим: посттравматическое сумасшествие без нарушения логических способностей.

Тогда Ксено поддержали только два волшебника. Один — Альбус Дамблдор, который лично побеседовал с девочкой и даже устроил урок введения в трансфигурацию. Он остался доволен результатами юной волшебницы.

— Не печалься, Ксенофилиус, твоя дочка может и странна для других, но способнее и умнее многих. Я приму ее в Хогвартс. Поверь, но настоящие сумасшедшие — другие. Береги Луну, из нее вырастет замечательная волшебница!

Другим был магглорожденный целитель из Мунго.

— Когда я учился в маггловской школе, то нам рассказывали о шкале электромагнитных колебаний и показывали участок, который люди видят и слышат. Он такой малюсенький на фоне безграничной шкалы…

— Элекромунго… — перебил было Ксено, но запнулся. — Что это такое?

— Это распространяющееся в пространстве возмущение электромагнитного поля… — однако, заметив остекленевший взгляд Ксено, чистокровного волшебника, целитель упростил объяснение. — Представь море на закате, когда глаз не различает, где вода, а где воздух. Лишь бегущие волны выдают нам границу между морем и небом. Так вот весь мир — это невидимое электромагнитное поле…

— И что с того? — насупившись, опять перебил собеседника Ксено, который сильно заподозрил, что ограниченные в своих способностях магглы нафантазировали себе всякую чушь.

— Просто рамки восприятия мира у Луны расширились. Причина, скорее всего, неудачное заклятие Пандоры. Луна действительно что-то видит, но никто не хочет услышать ребенка. Вот ты веришь в фестралов?

— Конечно! Они мне даже на экзамене достались. Верю, что еще есть много неизвестных видов магических зверей.

— Я не верю, а знаю, что фестралы есть. Увидел их в первый же день, выйдя из Хогвартс-экспресса. В детстве на моих руках умер соседский мальчишка. Выбежал на дорогу за мячом… мы играли в футбол. Ну, попал под машину… не успел водитель затормозить… — Помолчав, целитель поменял тему. — Твоя Луна — добрая, умная и честная девочка. Береги ее, люди бывают очень жестоки с «гадкими утятами».

Ксено хотел было обидеться на «гадкого утенка», но потом решил, что это, наверное, что-то из маггловского. Может, наоборот похвалил? Кто их магглорожденных поймет?

Советы беречь дочь Ксено воспринял так буквально, что полностью ограничил общение Луны с другими волшебниками. Превратил себя и в мать, и в отца, и друга по играм…

Однако мир быстро напомнил о себе. За время болезни практически иссякли накопления предков в хранилище Гринготтса, которые Ксено и так хорошо подорвал, решив перестроить дом Лавгудов по оригинальному проекту Пандоры. Теперь нужно было чем-то зарабатывать на жизнь, но не покидая дома.

Тогда-то он и вспомнил про «Придиру». В этом школьном журнале, издаваемым Рэйвенкло, считалось почетным напечататься студентам других факультетов. Ксенофилиус Лавгуд отлично справлялся с обязанностями главного редактора и даже прославился на весь Хогвартс своими юмористическими статьями. Над шуточной методологией исследования морщерогого кизляка потешалась вся школа.

Эту статью Ксено написал в отместку, когда Пандора, тогда еще просто его сокурсница, отказалась идти с ним на свидание в Хогсмид. Сослалась на занятость в исследованиях соплохвостов, выведенных хогвардским лесником.

Теперь раскрученное имя «Придиры» должно принести доход бывшему главному редактору. Основной материал для новых статей был взят из записок Пандоры, но из-под пера Ксено они выходили с каким-то юмористическим душком. Написать иначе у него никак не получалось, побившись над статьями день другой, Ксено плюнул на стиль и решил, что старые поклонники и так раскупят первый номер.

Второй проблемой стала техническая сторона издания журнала. В Хогвартсе у «Придиры» был современный печатный станок, на котором в основном работали трудолюбивые хаффлпаффцы. Дома же хранился раритет одного из предков их рода — изобретателя Иоганна Гуттенберга.

Деревянная махина, напоминающая стол с прессом, была извлечена заклятием из подвала и помещена на втором этаже, в бывшем кабинете жены. Машина работала безотказно, в боковом ящике нашелся набор литер, разложенный в идеальном порядке. Заклятие набора Ксено знал, но его сложность заключалось в том, что слова нужно было произносить зеркально. У хогвартских наборщиков текст статей отскакивал от зубов, и литеры плавной лентой укладывались в наборную верстатку, а у Ксено язык с большим трудом произносил эту тарабарщину.

За половину ночи была набрана только треть одной страницы журнала, но тут крик Луны разрушил и эту работу. На все наплевать ради дочери!

На испорченный труд.

На затекшую спину.

На окаменевшие руки.

— Папа, мне приснилась сова, которая принесла письмо из Хогвартса!

Ксено, держащий спящую Луну, не заметил, как забрезжил рассвет, и его жаворонок открыл свои прекрасные голубые глаза. Улыбка дочери стоила ночного бдения.

— Сон в руку! А сейчас быстро умываться и завтракать, не можем же мы взять письмо из Хогвартса грязными руками.

По дороге на кухню Луна заметила разгром в типографии.

— Ой, кто это сделал? — испугалась она.

— Литерные шубуршунчики порезвились, — быстро нашелся отец.

Не напоминать же дочери о ночном кошмаре? Хорошо, что она все забыла, заспала.

Луна обошла вокруг печатный станок, внимательно рассматривая его, словно видя в первый раз. Но вот она сняла с него что-то невидимое одной рукой и переложила в ладонь другой, потом нашла еще что-то и еще, еще, еще…

— Так вот вы какие, литерные шубуршунчики? Скучно сидеть в коробочке с буковками, так вы решили пошалить? Хотите покататься на карусели? Я могу нарисовать вам много каруселей. Всем хватит! Только не нужно больше портить папин труд, — разговаривала Луна с невидимым для других, но таким реальным для нее миром.

После завтрака семейство Лавгудов, вооруженное кисточками и красками, принялось приводить в порядок печатный станок. Станину с прессом решили покрасить красным, цветом силы, а печатный стол — желтым. Каждый новый журнал должен приносить радость в этот мир. На станине и столе Луна нарисовала разноцветные карусели, которые больше напоминали игрушечные детские флюгеры.

— Только первый экземпляр «Придиры» печатай, папа, вручную, без магии, чтобы раскрутить карусели литерным шубуршунчикам.

— Как скажешь, дорогая! — Ксено выполнял любую просьбу дочери.

Хорошо, что, занявшись раскрашиванием печатного станка, она забыла о хогвартских совах. Рано еще им, ей же только полгода как десять исполнилось. Письмо в Хогвартс нужно ждать в следующем году. Вот только прилетят ли? Ведь болезнь все не отступает.

Ксено посмотрел на дочь и улыбнулся.

Прилетят, конечно, прилетят! Иначе быть не может.