Один в поле рыцарь (джен)

В кабинете директора школы Хогвартс повисла напряженная тишина. Минерва МакГонагалл и Перси Уизли сверлили друг друга недовольными взглядами. Перси прибыл из Министерства с распоряжением, которое повергло Минерву в, мягко говоря, замешательство. Дискуссия длилась уже битый час и стала развлечением для портретов директоров школы, которые, кто, талантливо притворяясь спящими, кто с нескрываемым любопытством наблюдали за разгоревшимися страстями, и даже делали ставки, согласится ли Минерва.

Перси Уизли, которому, как старшему заместителю Министра Магии, было поручено курировать восстановительные работы в Хогвартсе, недоумевал, почему МакГонагалл сомневается. Лично он считал, что решение, принятое министерством, было одним из самых разумных.

* * *

Сэр Кэдоган крался за Минервой МакГонагалл, без разрешения влезая в чужие рамы. Он пытался поговорить с ней уже несколько дней, но та постоянно ускользала и весьма стремительно для своего почтенного возраста. Он не многого хотел: всего-то объяснить ей, что их изгнание абсурдно. Пусть многие пострадали, пусть некоторые выглядят ужасно, кто-то даже неприлично, как Полная дама, лишившаяся части лифа, но они — часть замка! Их нельзя просто так взять и заменить! Пусть даже колдографиями защитников замка. Пусть даже героически погибшими под стенами Хогвартса! Нельзя! И хоть многие портреты согласились со своей участью, но Кэдоган собирался бороться. Он не хотел покидать Хогвартс, словно отжившее свой век барахло.

— Минерва! Минерва, подождите! — его громкий пронзительный голос резко врезался в тишину. МакГонагалл вздрогнула и, не оборачиваясь, ускорила шаг. — Госпожа директор! Толстый инквизитор и Опозоренный министр, леди Офелия и те пьющие монахи... Как же так! Вы всех их собираетесь снять?! Вы не заставите меня молчать! Я заслужил свое место, как доблестный рыцарь чести и…

МакГонагалл скрылась за поворотом. Кэдоган, злой и обиженный на подобное открытое игнорирование, продолжал кричать ей вслед:

— Я напишу жалобу самому… Ивану Грозному! — рыцарь надрывался и все больше входил в раж, начиная нести всякую околесицу. Подумав, он прибегнул к последнему аргументу, когда, набрав в грудь побольше воздуха, крикнул в пустой коридор:

— Я требую собрать Совет Попечителей!!!

«Мерлин с ней, — раздосадовано подумал Кэдоган, вслушиваясь в тишину. — Мы свои места без боя не отдадим, или я не клялся в верности и чести самому Артуру».

Он кивнул сам себе и, растолкав с соседнего портрета группу испуганно завизжавших фрейлин, решительно отправился в подземелья, чтобы переговорить с Кровавым Бароном. Ему нужны союзники!

* * *

«Эти никуда не годятся», — сказал заместитель Главы образовательного отдела, безразлично указывая на ряд выгоревших полотен в одной из особо разрушенных галерей. Он явился сегодня утром, назвав свой визит «инспекцией».

Разгневанный сэр Кэдоган, бесчестно подслушивая, бессильно сжимал нарисованные кулаки. Вон тот портрет со Старым Философом, на которого теперь больно смотреть, был его другом, у него на холсте был нарисован чудеснейший шотландский виски. А этот говорит, что Философ никуда не годится. Философ никуда не годится! Да как он посмел?!

Кэдоган пришпорил своего коня и, гордо подняв голову, продолжил свой путь в подземелья. Раз решил не сдаваться, значит надо подключать всех, а то, глядишь, так министерские решат и призраков изгнать. Надо быть готовым к сопротивлению!

* * *

Минерва МакГонагалл устало опустилась за рабочий стол, на котором высились стопки писем с печатью Министерства. Это были разнообразные поручения, приказы, уведомления и прочая бумажная… ерунда, по-другому не скажешь.

Когда Хогвартс только начал отстраиваться, Министерство оказало огромную помощь Хогвартсу деньгами и людьми. Минерва, как директор, была благодарна, она-то понимала и признавала, что без Министерства Хогвартс бы не открылся.

Но сейчас, когда работы почти закончены, Министерство слишком глубоко влезло в дела школы, что выглядело подозрительным, а в «картинном вопросе» вообще возмутительным.

Минерва внутренне бунтовала. Частная жизнь Хогвартса должна оставаться частной. Министр, видимо, считал иначе, потому как объемные послания продолжали приходить с надоедливой регулярностью. Совы подстерегали ее даже в личных покоях!

МакГонагалл вскрыла очередной конверт. Пропустив официальное приветствие, она углубилась в суть письма. С каждой прочитанной строчкой возмущение росло все больше. Неслыханно! Сообщалось, что новые портреты будут доставлены через две недели, одновременно прибудет команда по «извлечению ветхих полотен». Минерва едва не выругалась. Она ведь предлагала перевесить старые картины в другую галерею, но нет! Министерство решило попросту от них избавиться, как от старого хлама!

Далее было написано то, отчего её брови удивленно приподнялись, а губы сузились в тонкую ниточку:

«… Декрет номер 32 «Об окончательном изгнании полтергейста, известного под именем Пивз, из Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс».

МакГонагалл лишь вздохнула. От Пивза она сама мечтала избавиться, но тот не меньше других защитников школы заслуживает уважения! Похоже, в Министерстве вновь правят бал двойные стандарты.

* * *

— Господа! Джентльмены, я — рыцарь Круглого стола, сэр Кэдоган, решился начать борьбу… — надрывался Кэдоган, пытаясь привлечь внимание.

Он собрал призраков факультетов, пару портретов, которые имели вес среди остальных, и уже с полчаса пытался разъяснить им задачу освободительного движения. Но это было не так-то просто: как говорится, сколько людей, то есть призраков и портретов, столько и мнений. Кэдоган устало вытер лоб тыльной стороной ладони.

— Я считаю, что нам следует поддержать сэра Кэдогана, — решительно начал один из монахов с группового портрета. Его коллеги молчали, угрюмо опустив головы. — Мы заслужили наши места на стенах этой школы, нам есть что терять и за что бороться.

— Не наше это дело, мы не вмешиваемся в мирские дела, — поучительно заметил другой монах, который до этого стоял в стороне и перебирал четки. — Как все решится, так тому и быть.

— Так тому и быть? — передразнил Кэдоган монаха и картинно повертел пальцем у виска, монах его проигнорировал. — Мы должны показать этим глупцам, где истина!

— Замолчите, Кэдоган… — подал голос Кровавый Барон.

— Сэр Кэдоган! — оскорбленно взвизгнул рыцарь.

— … Лучше бы предложили что-нибудь существенное, раз собрали нас всех, — не обратив внимания на восклицание рыцаря, продолжил Барон. — А если вы не можете выдавить что-нибудь стоящее из своей единственной, напрочь запудренной дешевыми рыцарскими россказнями извилины, то я бы попросил вас удалиться в свою башню и там смешить голубей! — жестко закончил он свою отповедь.

Повисла тишина.

— Что, так и сказал: «Никуда не годятся?» — тихо спросил, скромно выплыв из угла, Толстый монах, ни к кому конкретно не обращаясь.

Ему ответил Почти Безголовый Ник, который развлекался тем, что раз за разом лишал себя головы, он обернулся, голова его осталась болтаться на плече:

— Да. Я считаю, что в этом вопросе мы бессильны, и следует просто не вмешиваться.

— Но так нельзя, благородный сэр! — вскричал Кэдоган.

— Нельзя-нельзя! Какое наше дело? — неожиданно гаркнул Кровавый Барон, заставив всех вздрогнуть. — Сидите у себя в башне, ничего не изменится еще сотни лет вперед. Плевать на этих предателей вековых традиций. Следует оставить все как есть.

— Вам-то хорошо, вас-то они точно не тронут, — осторожно возразил Первый монах.

Барон окинул его презрительным взглядом и демонстративно отвернулся.

В класс, где проходило совещание, вплыла Серая дама. Не удостоив никого ни приветствием, ни даже взглядом, она проплыла мимо, исчезнув в противоположной стене.

— Это действительно не наше дело, — тихо повторил слова Барона Монах, задумчиво глядя в стену, где скрылась Серая дама.

— Вот именно, — отрезал Барон.

Вдруг раздался противный гнусавый голос:

— Нам плевать с потолка

На министра-дурака,

От слабоумной он рождён,

Изгнать нас всех не сможет он! — в класс ворвался Пивз, раскидывая пожелтевшие кленовые листья. Барон вытащил шпагу, на которой отчетливо были видны кровавые пятна, сейчас ярко отливающие серебром:

— Замолчи ты! — он задохнулся в гневе. — Вон отсюда! Тебя-то как раз и стоит изгнать!

— И это цвет Хогвартса? Какой позор! — с досадой подытожил Кэдоган, качая головой.

На него тут же все зашикали. Кэдоган растерянно посмотрел на своих, как он ошибочно думал, союзников. Если эти призраки и портреты — часть Хогвартса, то почему они так равнодушны к своей участи? Неужели думают, что все обойдется?

— Глупцы! Помяните мое слово — так просто вы не отделаетесь. И пусть я один, я — рыцарь — встану на защиту замка… — Призраки даже не стали слушать бравурную речь Кэдогана, один за другим выплывая из помещения. Кэдоган разозлился. — Вы еще скажете мне спасибо!

Так, с тихими разговорами, шепотками, охами и ахами, все картины и привидения разошлись и расплылись, кто куда. Только разговоры в рамах и пустынных коридорах не смолкали. Жалобы на свою участь перемежались с печальным и смиренным согласием: да, действительно они бессильны что-либо изменить, но никто больше не возмущался и не предпринимал никаких действий.

* * *

Только Пивз был доволен: он-то знал: чтобы изгнать его из школы, надо быть по меньшей мере Мерлином, избавиться от него смогут лишь тогда, когда… никогда, в общем. Он по-прежнему веселился, носился по коридорам, пугал профессоров, неожиданно вылетая из какой-нибудь ниши.

На следующий день Пивза, откручивающего канделябр с потолка Зала Славы, на месте преступления застал сэр Кэдоган. Бродя по полотнам, отовсюду изгоняемый, рыцарь думал о том, что он может сделать в этой патовой ситуации. Ему вдруг пришла в голову мысль, что Пивз станет великолепным союзником, если направить его неуемную энергию в нужное русло.

В следующий же вечер МакГонагалл не смогла попасть в свой класс, а весь коридор перед кабинетом Трансфигурации был усеян навозными бомбами.

Сэр Кэдоган победоносно смотрел на неё с портрета бородатой ведьмы.

— Кто это сделал? — возмущённо спросила МакГонагалл.

— Сопротивление, — надменно ответил он.

— Что вы несёте?!

— Это предупреждение, мадам директор. Пока предупреждение.

— Я этого так не оставлю!

«Я тоже», — коварно усмехнулся Кэдоган.

* * *

— Это невыносимо, пора прекратить данный произвол, — обеспокоенно начала МакГонагалл хогвартский педсовет.

Уже с неделю школу терроризировал альянс Кэдогана и Пивза. Дело приняло неприятный оборот для сотрудников Хогвартса. То тут, то там их поджидали пакости и ловушки Пивза, которого коварно науськивал бравый рыцарь. Если раньше Минерва сочувствовала Кэдогану и его борьбе, то теперь не испытывала по отношению к упрямцу ничего, кроме раздражения.

— Согласен, — пропищал Флитвик. — Из моего класса пропали все портреты, а также образцы для чар. Сегодня они разбили витраж. Заметьте — восемнадцатого века!

— Откопали все мандрагоры, они замерзли и охрипли от крика, — пожаловалась мадам Спраут. — Теперь Поппи придется варить им перечную настойку.

— Безобразие! — проскрипел Финеас Найджелус со своего портрета.

— Но почему же? — резко прервала хор возмущения дама в большой золоченой раме. — Они отстаивают своё право находиться в стенах замка, это достойно!

— Но не таким же образом, моя дорогая, — подал голос Дамблдор. — Они наносят вред замку, так дальше продолжаться не может.

— Предлагаю голосовать, — сказала Минерва, и профессора согласно закивали. — Портреты тоже могут принять участие.

Дамблдор отсалютовал Минерве, Диппет согласно махнул рукой, Снейп лишь хмыкнул в своей манере.

— Итак, кто за то, чтобы поддержать Кэдогана и остальных в борьбе?

Ни одной руки.

— Кто за то, чтобы подчиниться решению Министерства и вместо картин с истекшим сроком годности принять в наши стены портреты защитников Хогвартса?

Единогласно.

* * *

— А, это вы, — протянул худой мальчишка-послушник. — Полагаю, вы слышали новость? Пивз на радостях затопил подземелья.

— Счастлив как никогда, — буркнул сэр Кэдоган и сел на ступеньку старого, разрушающегося храма, который был частью пейзажа картины послушника. По сюжету, тот должен был проводить дни и ночи в молитве у ворот храма, но вместо этого играл в шахматы с ученым мужем с соседней картины. И ни разу выиграл.

Пока Кэдоган перебирался из картины в картину, чтобы добраться до собственного портрета в Северной Башне, его везде встречали либо равнодушием, либо неприкрытой злобой. Будто он один виноват… что не сдался и пытался отстоять свое право. Призраки, которым до этого нравилось шутить с ним, подтрунивать над его рыцарским характером, отпускать необидные шуточки, теперь как будто исчезли.

И картины. Ох, эти предатели!

Кэдоган тяжело вздохнул. После педсовета ярые противники сыпали на него проклятья, а сочувствующие делали вид, что не замечают. Он ушёл в глубокое подполье, продолжая свою благородную борьбу, но равнодушие окружающих подтачивало его боевой настрой. Он всем надоел. Никто не желал его слушать дольше, чем требовалось для того, чтобы поспешно отвернуться или ускользнуть на другое полотно. Кэдоган, наивный, глупый Кэдоган.

— Я извиняюсь… — снова начинал он с упрямством осла, перешагивая раму очередной картины. — Вот вы, неужели вам все равно?

Худой человечек, осунувшийся, еле-еле держащий в руках перо, медленно посмотрел на Кэдогана, мысленно молясь, чтобы этот назойливый рыцарь оставил его страдать в покое:

— Извинения приняты, — пробормотал он, снова уткнувшись в лист, где так и не написал ни строчки.

Тогда Кэдоган поднялся на картину выше, где пили медовый напиток сенаторы на лужайке. Они вежливо поприветствовали его, продолжая свою дискуссию:

— Скажите, друг мой, Священное Римское право гласит, что каждый гражданин… — начал Первый Сенатор.

— Послушайте, вы, предатели! Я, храбрейший сэр Кэдоган, страж чести и права!.. — начал Кэдоган, но его перебил Второй Сенатор, наливая себе очередной бокал:

— Философствуя, мы никогда не придем к цели, — сказал он. — Как писал…

— Мы рассуждаем о праве, как наивысшей ценности, — перебил Третий.

Сэр Кэдоган растерянно озирался. Всем этим людям было безразлично. Он не мог в это поверить. Ему-то не все равно! Он — рыцарь, борец за права простых граждан, глас храбрости и чести!

— Вы, — он указал на Сенаторов, те дружно посмотрели на него, — никогда не придете к решению! — И гордо удалился за раму.

* * *

Оставшись один, Кэдоган, чтобы хоть как-то скоротать оставшиеся полторы недели, отведенные ему и другим портретам, обосновался в холле, на пейзажной картине, где не было нарисованных людей. Ему никто не мешал. Точнее, он сам никому не мешал.

В один из дней, он, злясь на весь нарисованный, призрачный и белый свет, проклиная самого себя, сидел на лужайке и мрачно наблюдал за рабочими в холле. Те меняли канделябры на стенах и о чём-то подозрительно переговаривались. Кэдоган услышал отрывок разговора, который заставил поволноваться и разжёг в нем жаркий огонь борьбы.

— … Тут серебра на пару сотен галеонов! — шептал один из рабочих другому. — И так во всем холле, цоколе и лестницах. Нам двоим на всю оставшуюся жизнь хватит!

— Да я понял. Когда на дело пойдём? — нетерпеливо спросил другой.

— Сегодня ночью, пока защитные чары не наложили.

Злоумышленники в Хогвартсе! Хотят ограбить школу! Какое счастье, что он оказался поблизости! Нужно предупредить профессоров!

Флитвик от него отмахнулся, дескать, «надоели уже, Кэдоган, идите голубям мозги прочищайте всякой ерундой». Спраут просто не услышала его из-за наушников, она снова пересаживала мандрагоры, которые распотрошил Пивз, кстати, под его, Кэдогана, чутким руководством.

Кэдоган отчаялся. Его благородное сопротивление, которое все почему-то сочли злостным хулиганством, распугало всех союзников и не оставило шанса, что кто-нибудь из важных особ его хотя бы выслушает. Последней, к кому он решился обратиться, стала МакГонагалл:

— Что вам опять нужно, Кэдоган? — раздражённо спросила она, прожигая его презрительным взглядом.

Сэр Кэдоган продолжал упрямо смотреть на нее и молчать. Все слова словно выветрились из головы. Он видел, что МакГонагалл торопится, что ей нет никакого дела до какого-то портрета, пусть и рыцаря…

Они бы долго могли играть в гляделки, но Кэдоган вдруг опустил голову. Он даже не воскликнул в своей манере: «Сэр Кэдоган!»

— Ничего, — глухо ответил он.

* * *

Тишина окутала спящий Хогвартс. Кэдоган до крови искусал себе губы. Казенное добро улетает прямо из-под носа директора!

Злоумышленники в спешке отвинчивали канделябры, бодро и воодушевленно перешептываясь. Они хорошо их смазали и натерли — ни единого скрипа не раздалось.

«Вот ведь напасть-то», — беспокойно метался Кэдоган по лужайке. Но что он мог сделать, будучи всего лишь картиной?

«Думай, дубина! — приказал он себе. — Пивз!»

Кэдоган бочком выскользнул из рамы. Действовать нужно было быстро, Пивз мог носиться где угодно, но Кэдоган знал, что самым любимым местом полтергейста был Зал Славы, который тот обожал громить. Рыцарь устремился туда.

Пивз парил в воздухе вниз головой и жонглировал сразу десятью кубками. Услышав, что творится в холле, Пивз на удивление аккуратно, даже как-то злорадно поставил кубки на место и полетел, довольно кудахча и булькая от предвкушения. Кэдоган поспешил за ним.

* * *

Утром был грандиозный скандал. Грабителей поймали. Пивз, оглушительно визжа на весь замок, просто сбросил на них тяжелые рыцарские доспехи, которые, своими громкими воплями перебудили всех. Хотя еще неизвестно, кто орал громче: Пивз, доспехи или бандиты.

Кэдоган, донельзя счастливый, наблюдал за переполохом, последовавшим за ним арестом злоумышленников и интервью, которое взволнованная МакГонагалл давала подоспевшей прессе.

Пивза восстановили в правах.

Кэдоган заставил себя порадоваться этому, но отчего-то было грустно.

Он вернулся в Северную Башню, где регулярно вычёсывал своего коня, любуясь закатом на пустынной морской равнине Корнуолла, развалинами башни, и предаваясь светлой печали.

Его добровольное отшельничество виделось ему как нечто возвышенное, присущее божественным особам. Он со смирением принял тот факт, что никто больше не вспоминал славного Сэра Кэдогана и не вспомнит впредь.

* * *

Мир подчас полон неожиданностей. Иногда даже приятных. Например, злокозненные полтергейсты могут оказаться благородными существами.

Хотя до сих пор никто и не знает толком, как новость о роли Кэдогана в поимке преступников дошла до МакГонагалл. Может быть, кто-то усомнился, что Пивз действовал один. А может, кто-то ещё не спал той ночью и слышал разговор Кэдогана с призраком.

Но вышло так, что в тот самый день, когда Сэр Кэдоган готовился безропотно принять свою участь, его просто взяли и перевесили в холл, на всеобщее обозрение. Минерва лично избавила его раму от пыли.

Кэдоган едко поинтересовался, чем вызвана такая честь, на что получил ответ:

— Ваш пейзаж гармонирует с новыми стенами, а пыль — нет.

Он огляделся по сторонам и увидел, что находится рядом с молодыми людьми в студенческих мантиях. Пожалуй, некоторых из них он уже видел, и притом совсем недавно. Правда, тогда они были ещё живы.

— Это же… — растерявшись, сказал Кэдоган.

— Защитники Хогвартса, павшие в неравной битве со злом, — голос МакГонагалл вдруг предательски дрогнул, а глаза повлажнели.

— И что я делаю среди них? — в недоумении воскликнул Кэдоган.

— Среди них вам самое место.

— Я понял! Хотите купить меня подачками?! — взъярился Кэдоган. — Верните все картины на место, или отказываюсь висеть здесь! — он скрестил руки на груди и гордо отвернулся.

— В ваших благородных порывах нет нужды. Пока я директор, ни одна картина не покинет замок, сэр Кэдоган.

Она впервые назвала его «сэр».

— Почему вы изменили своё решение?

— Потому что у преданности нет срока давности.

— Отлично сказано, мадам директор, — отозвался вдруг юноша с соседнего портрета. На груди у него висел колдоаппарат. — Колин Криви, сэр, — и он ослепил Кэдогана вспышкой. — Приятно познакомиться.

Кэдоган едва успел зажмуриться и по привычке схватился за рукоять меча.

— Хотите, я представлю вас остальным? — с воодушевлением воскликнул неугомонный Колин Криви.

— М-меня, представить меня? — растерялся сэр Кэдоган.

— Я думаю, теперь вы в подходящей компании, сэр, — заметила МакГонагалл и величаво удалилась.