Где ты? (джен)

Гермиона шла по оживленной улице вечернего Лондона, и старые дома окружали ее, давили вечной серостью. Заходящее солнце играло с прохожими яркими бликами, отбивая свои лучи от окон городских высоток, и Гермиона щурилась вместе с другими, попавшими в эту слепящую ловушку, и прикрывала глаза рукой. Ей нужно было поскорее добраться до «Дырявого котла», затем пройти в Косой переулок, где ее ждали Рон, Гарри и Джинни. Это был один из тех дней, когда они собирались во «Всевозможных волшебных вредилках» и навещали Джорджа.

Можно было аппарировать туда прямо с работы, но Гермиона еще с утра ощущала потребность пройтись, подышать свежим воздухом и немного подумать. В последнее время ей явно отказывало чувство пунктуальности, вечно хотелось опоздать, а туда, где ее ждал Рон, она не желала приходить вообще.

В их жизни все было ровно и спокойно, но до того скучно, что Гермионе казалось — однообразные дела и действия скоро сплетутся в бесконечный серый комок и перепутаются до такой степени, что она перестанет различать день и ночь. Рон, скорее всего, чувствовал примерно то же самое, хоть и не признавался, но все чаще возвращался домой поздно. Все чаще возникали ссоры на пустом месте, разговоры стали короче и формальней, и появилось стойкое чувство, что все идет не так, как должно бы. Это стало ясно особенно четко, когда поженились Гарри и Джинни. Гермиона понимала, что вскоре аналогичного шага все семейство Уизли будет ждать и от них с Роном, только вот она сомневалась, что хочет замуж. Рон, похоже, и сам не был уверен и периодически бросал на Гермиону виноватые взгляды исподлобья. И пусть они жили вместе, это была далеко не безоблачная жизнь.

Улицы быстро сменялись одна за другой, и уже спустя пятнадцать минут раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Гермиона оказалась около «Дырявого котла», а еще через минуту оказалась в не менее оживленном, чем маггловская улица, Косом переулке.

Рон уже ждал в условленном месте, и Гермиона, увидев его силуэт, напряглась и вспомнила неприятную утреннюю размолвку по поводу какой-то ничего не стоящей ерунды. Поискав взглядом Гарри и Джинни, она с ужасом поняла, что они еще не пришли, и ей придется сейчас разговаривать с Роном наедине. Все в итоге могло вылиться в еще больший скандал, и у нее совершенно не было желания этому хоть как-то способствовать. Вздохнув, она шагнула навстречу.

— Привет, — пробормотала Гермиона. Она смотрела не на него, а немного в сторону, стараясь лишний раз не пересекаться с ним взглядами.

— Привет, — так же безэмоционально проговорил Рон в ответ и спрятал руки в карманы, хотя было совершенно не холодно.

— Где Гарри и Джинни?

— Не знаю.

Разговор тягостно увяз в напряженной тишине, и Гермиона малодушно отвернулась, чувствуя, как исчезают остатки хорошего настроения. Говорить было не о чем, да и, честно говоря, совсем не хотелось. Каждый думал о чем-то своем.

Спустя десять минут неуютной тишины, нарушаемой только обычным уличным гомоном, наконец-то появился Гарри. Только вот Джинни с ним не было.

— Извините за опоздание, — немного нервно проговорил он и взъерошил волосы привычным жестом.

— Мы тут уже заждались, — недовольно проворчал Рон. — Где Джинни? Нам давно пора быть у Джорджа, а мы воздухом все дышим.

— Я вижу, кто-то сегодня не в духе, — сказал Гарри, покосившись сначала на Гермиону, молча обнявшую его, а теперь скрестившую руки на груди, а потом на насупленного Рона. Покачав головой, он слегка смущенно продолжил: — Джинни не придет, да и мне сейчас нужно будет уйти, так что…

— Как это? — еще больше нахмурился Рон.

— А что случилось? — поинтересовалась Гермиона.

— Джинни… неважно себя чувствует, мне надо побыть с ней.

— Что с ней? — тут же забыл про свое недовольство Рон. На лицо лег отпечаток тревоги.

— Не волнуйся, все будет в порядке, — заверил Гарри. — Я надеюсь, — добавил он.

— Зачем же ты тогда оставил ее? Мог бы просто отправить сову с запиской мне или Рону и не приходить сюда, — сказала Гермиона.

— Мог, — кивнул Гарри. — Но мне нужно было поговорить с вами обоими лично.

Рон и Гермиона уставились на явно нервничавшего Гарри.

— У меня к вам обоим очень большая просьба. Вы же меня не подведете? — Поскольку ответом ему была тишина, Гарри продолжил: — Вы же знаете, какая дата послезавтра? А знаете, что официальные мероприятия в этот раз было решено провести во Франции? — вопросы были риторическими. — Я должен был в эти выходные присутствовать на большой магической конференции в Париже, посвященной шестилетию окончания войны. Само собой, я собирался туда вместе с Джинни. Но не получится у нас.

— Да что же такое случилось с Джинни, что вы не сможете отправиться вместе в Париж? — спросил Рон, снова нахмурившись.

— Она беременна, — почти прошептал Гарри и улыбнулся. — Она не очень хорошо себя чувствует, но все будет хорошо. Только не спрашивайте сейчас подробности — все потом.

Гермиона издала радостный возглас и сразу же кинулась его обнимать, вскоре и пришедший в себя после такой новости Рон заулыбался и похлопал Гарри по плечу.

Когда поздравления и объятия исчерпали себя, Гермиона спросила:

— Я так понимаю, ты хочешь, чтобы в Париж отправились мы?

— Да, — кивнул Гарри. — Вы очень меня выручите. Ты же понимаешь, что они ждут героя войны, — на этих словах он поморщился. — А вы очень подходите на эту роль.

— Конечно, мы поприсутствуем на этой конференции вместо тебя! — улыбнулась Гермиона, сжав ладонь Гарри.

— Спасибо, — просиял он. — В субботу там полуофициальный обед во Французском Министерстве магии, а в воскресенье уже полноценное серьезное мероприятие, которое затянется, наверное, до самого вечера. Но, я думаю, после десяти оттуда можно будет ускользнуть тихонько и порталом отправиться домой. Рон, ты ведь не против выручить меня?

— Нет, дружище, как я могу быть против? — хмыкнул Рон, дернув плечом.

— Отлично, — Гарри снова широко улыбнулся. — Тогда я аппарирую к Джинни, а вы передайте привет Джорджу. Да?

— Разумеется, иди, — кивнула Гермиона, и уже через минуту Гарри, попрощавшись, исчез с глухим хлопком.

— Значит, выходные в Париже, — вздохнул Рон, усмехнулся и украдкой взглянул на Гермиону.

— Мы должны помочь Гарри и Джинни, — просто ответила она.

— Да, — согласился он. — Идем к Джорджу, он нас уже заждался. Только давай договоримся, что мы не будем ему показывать, что у нас с тобой… проблемы.

— Конечно, — согласилась Гермиона с небольшой паузой.

Рон молча развернулся и зашагал в сторону «Волшебных вредилок», и Гермиона, тихо вздохнув, отправилась за ним вслед. Она могла надеяться только на то, что до завтрашнего дня им с Роном удастся помириться.

* * *

Утро субботы не принесло ни капли солнца в прохладные отношения Рона и Гермионы. Они почти не разговаривали друг с другом, обмениваясь только самыми необходимыми фразами.

Портал в виде небольшого пера, принесенный поздним пятничным вечером совой Поттеров, сработал ровно в десять утра, и, пережив не самые приятные ощущения, Рон и Гермиона оказались чуть в стороне от широкой парижской улицы — аналога Косого переулка — где сновало множество волшебников в разноцветных мантиях.

Рон был не в духе с самого пробуждения, и сейчас настроения у него явно не добавилось. Поежившись от внезапного порыва ветра, не такого уж и холодного, чтобы мерзнуть, он посмотрел на Гермиону и тихо проговорил:

— У нас еще два часа до начала мероприятия, и я хочу прогуляться до местного магазина метел. Ты со мной?

— Нет, — отказалась Гермиона. — Я, пожалуй, прогуляюсь по маггловскому Парижу, давно здесь не бывала.

— Как знаешь, — пожал плечами Рон. — Встречаемся здесь же через час, — сказал он и, не дожидаясь ответа, быстро зашагал прочь.

— Хорошо, — в спину ему ответила Гермиона и еще долго смотрела на удаляющийся силуэт.

Ей стало ужасно грустно, что они с Роном потеряли, казалось, способность найти общий язык. Что-то в их жизнях пошло не так, но она не могла понять, что послужило виной этому: рутина ли, слишком большая занятость работой или еще что-то.

Гермиона дождалась, пока Рон скрылся из виду, и пошла в противоположную сторону к выходу в маггловский Париж. На этой магической улице она была всего дважды, поэтому не сразу поняла, что свернула не в тот переулочек.

Она задумалась и шла совсем бесцельно, не обращая внимания, куда сворачивает, так что обнаружила, что заблудилась, Гермиона только спустя какое-то время. Переулок, в котором она оказалась, был почти безлюден, только несколько человек в неопрятных серых одеждах сидели у двери обветшалого дома. Они смотрели на Гермиону враждебно, что-то недовольно бормоча себе под нос, а в руках одного из них появилась немного изогнутая волшебная палочка. И Гермиона, решив не связываться с ними, попятилась назад, нащупывая во внутреннем кармане мантии свою палочку. Вернувшись назад на несколько шагов, она все же развернулась и поспешила в обратную сторону. Но уже через минуту, остановившись у развилки и не вспомнив, куда ей нужно, Гермиона поняла, что безбожно заблудилась.

Двери здешних домов были заперты, так что она даже не имела возможности спросить дорогу, хотя в некоторые мгновения ей казалось, что за ней кто-то наблюдает.

Попытавшись найти в окружающей обстановке хоть что-то знакомое, Гермиона все же свернула направо и, мысленно обругав себя за излишнюю задумчивость и рассеянность, поспешила вперед. Спустя какое-то время стало понятно, что эта дорога привела ее в тупик — там сходились два высоких дома без окон. Липкая тревога и жгучее раздражение затопили сознание, и Гермионе стало совсем не по себе. Постояв несколько минут, она пошла обратно, все так же сжимая в руке свою волшебную палочку.

Старые, мрачные дома угнетали, на небо, как назло, набежали темные тучи, грозя пролиться холодным весенним дождем.

Гермиона все шла и шла. Дорога то и дело разветвлялась, предлагая все новые пути, и Гермионе казалось, что она попала в какой-то лабиринт, из которого нет выхода. Она остановилась, вздохнула и устало огляделась по сторонам. Рядом с ней был одноэтажный покосившийся домик с частично провалившейся крышей. Она бы никогда не подумала, что в магическом квартале Парижа есть место таким развалинам. Впереди виднелась очередная развилка, но переулок, уходивший левее, явно дальше расширялся, кроме того, оттуда слышались чьи-то приглушенные голоса, поэтому Гермиона почти бегом направилась на звуки, но как только она отошла от покосившегося дома, раздался резкий окрик. Обернувшись на хриплый мужской голос, она увидела только яркую вспышку заклинания, потом почувствовала резкий толчок, удар, острую боль где-то в левой лопатке, а затем мир перед ее глазами померк, и все погрузилось во мрак.

* * *

Пробуждение было болезненным и неприятным. Все тело ныло от боли, ужасно болела голова, и Гермиона с трудом смогла открыть глаза. Руки и ноги оказались связаны, так что даже пошевелиться было практически невозможно.

Когда перед глазами рассеялся туман, а стучавшая набатом в голове боль утихла, она смогла оглядеться.

Обшарпанный, со свисающими клочьями извести потолок подпирали белые стены. Покосившийся деревянный стол, видавший виды стул и гора лохмотьев на грязном полу, а у единственного крошечного незанавешенного окна стоял невысокий коренастый человек. Гермиона разглядывала его, мучительно пытаясь понять или вспомнить, кто во Франции может желать ей зла. Ведь не могли же ее схватить, чтобы ограбить?

За стенами — на улице — кто-то негромко вскрикнул, а потом по-французски выругался. Не выдержав напряжения, Гермиона вздрогнула и вздохнула слишком сильно и глубоко.

Человек у окна медленно повернулся, и едва знакомое лицо всколыхнуло в Гермионе нежеланные, тяжелые воспоминания. Обезображенный Невилл, Лаванда вся в крови, Люпин — такой знакомый и мертвый, вина в глазах Гарри, несчастный Рон…

Если Амикус Кэрроу и изменился со дня падения Темного Лорда, то Гермиона все равно не могла бы это заметить. Но не запомнить его было сложно, потому что его лицо врезалось в память, как и всех тех, кто убивал в тот день в Хогвартсе.

Страх липкой, ужасающей волной накрыл Гермиону, словно полиэтиленовым пакетом. Она вдохнула воздух и тут же закашлялась, когда часть его попала не в то горло.

Амикус чему-то ухмыльнулся — грязно, и на глаза Гермионы навернулись слезы. Она кашляла, пытаясь вернуть порядок горлу, а он медленно к ней подходил — шаг за шагом. И хоть шаги были короткими, подошел он слишком быстро, а ведь Гермиона видела каждый сантиметр пола.

Кэрроу поднял руку.

И постучал по спине.

— Какой сегодня чудесный день, — сказал он. — Он подарил мне грязнокровку.

И засмеялся — хрипло, словно больной туберкулезом, а потом схватился за голову и стоял несколько минут без движения.

Гермиона попыталась высвободить руки из плетения веревки, но смогла только пошевелить пальцами. Веревка держала надежно, и бестолковая непонятливость сменилась ужасом.

Что с ней теперь будет? Где ее палочка?

Боже, что же он с ней сделает теперь?

— Слышь, разыскиваемое лицо номер какой-то, думала, что Поттер твой победил Темного Лорда, так можно разгуливать везде? А вот нет! — Амикус очнулся и повернул к ней голову. Растянутая на губах ухмылка выглядела жутко.

Он смотрел на Гермиону брезгливо, и руку, которой к ней прикасался, вытирал о штаны, и мысль о том, что это грязное чудовище не будет к ней лезть под юбку, ее не то чтобы успокоила, но, несомненно, дала небольшое облегчение.

— Но… Азкабан, — пискнула Гермиона и стройная фраза в голове превратилась в набор слов. — Вы же там!

— Чо?

А потом Гермиона вспомнила, что не было в послевоенных новостях ничего о суде над Амикусом Кэрроу. Были о его сестре Алекто — ныне мертвой, убитой при попытке побега. Было о какой-то стычке на пути в Азкабан.

— А, ты, грязнокровка, думаешь, я сидел в Азканабе… Азкабане? Ну нет… Амикус Кэрроу не дурак, он знает, когда надо делать ноги! А вот ты не знаешь.

Он достал из кармана палочку и покрутил ее в руках, словно фокусник на детском представлении. Только вот вокруг было запустение, а на Гермиону неожиданно дохнуло близкой смертью.

— Нет ничего сложного, чтобы прикинуться идиотом и, ха-ха, отвлечь пару ублюдков, когда есть время. А вот сестру мою убили.

Его лицо вдруг стало отстраненным — на миг, а потом некрасивой краской пролилась злость.

— Убили! Слышь, это была моя сестра! А ее!

— Что вы хотите от меня? — пискнула Гермиона. — Меня ведь будут искать! Я же не одна!

Но Кэрроу будто не слушал.

— И скоро уже ведь шестая годовщина ей будет, а ее крик до сих в ушах зудит, как проклятый Филч! А я сижу тут один, без нее. И смотрю, ты идешь, маггловское отродье, и ведь даже не боишься! Думала, тебя везде защищать будут? Думала, кто-то спасет? А я смотрю, идешь, каблуки нацепила! И думаю, а ну-ка развлекусь, все равно помирать скоро. Но да зато устрою твоим дружкам подарок!

— Меня будут искать! Пожалуйста!

Боль тысячами игл впилась в тело с удовольствием крысы, пирующей на свежем трупе, разрывала тело Гермионы на маленькие кусочки снова и снова. Она выла и кричала, но чары хорошо хранили молчание дома, оставляя ее один на один с чудовищной пыткой и жадными глазами Кэрроу, масляно блестевшими на безобразном лице. Голова Гермионы вот-вот должна была взорваться от напряжения. Но боль отступила, схлынула волной облегчения.

Гермиона тяжело дышала, с хрипами пропуская через себя воздух, тело трясло, будто в лихорадке, а внутри бушевало что-то темное и страшное. Гермиона знала, что ей нельзя впадать в панику, знала, что ее хватится Рон — милый Рон, что нужно продержаться, поискать свою палочку — хотя бы взглядом.

Но рядом с ней, загораживая обзор, стоял Кэрроу, перебирал пальцами свою волшебную палочку и кошмарно улыбался. Его правый уголок рта был опущен вниз, и Гермионе показалось, будто это не Кэрроу, а какое-то чудовище, натянувшее человеческое обличье.

— Ну как? Понравилось? — она вздрогнула от вопроса и подавила в себе желание заплакать.

А потом поняла, что бессмысленно — она и так уже плачет.

— Отпустите, я никому не расскажу, пожалуйста…

На его лице медленно проступило удовольствие, и Гермиона пожалела, что произнесла вслух эту фразу. Никто ее не отпустит, она останется тут, пока…

Пока ее не найдет Рон. А найдет ли? Гермиона сама заблудилась среди одинаковых улиц, а теперь и подавно не найдет дорогу, даже если выберется.

Яркой вспышкой полыхнула мысль об аппарации, но палочки — такой сейчас нужной — у нее не было. И почему Гермиона не сообразила аппарировать, когда поняла, что потеряла ориентиры?

Идиотка.

Она останется здесь, пока ее тело не вынесут под тяжелым взглядом Рона.

А Гарри будет винить себя, ведь это он попросил их сюда приехать.

— А она умерла, понимаешь? Она служила нашему Лорду и умерла! — Гермиона вся сжалась под негодующим голосом Кэрроу. — Она учила грязнокворок… грязнокровок их месту в мире. Вы — вы все, тащите нас в помойную яму, предлагаете дружить с грязными магглами, ездите на их… автобусах…

Кэрроу заговаривался и терял нить своих рассуждений, Гермионе даже показалось, что он вымучивает из себя слова, что на самом деле ему и сказать-то нечего. Но, наверное, пытать без слов не так приятно.

— Кциору, грязнокровка!

Гермиона смотрела на него, широко распахнув глаза от страха и непонимания.

— Тьфу, драный Мерлин, круцио!

Вместо боли в пыльную, пустую комнату ворвался серебристый терьер и сердитым голосом Рона осведомился:

«Ты где?»

И исчез под вновь покатившиеся из глаз слезы Гермионы.

Наступила тишина, шуршащая по углам лапками маленьких паучков, а Кэрроу все так же странно улыбался — на половину лица. Вторая половина улыбнулась чуть позже.

— Это твой дружок, да? Ждет тебя, ищет, да? Хочешь к муне?

Гермиону трясло, и она не могла оторвать взгляд от Кэрроу. Его лицо так страшно перекосило, что он стал похож на безумца.

— Ч... что? Что хочу?

— К дружку! — рявкнул он. — Круцио, грязнокворка!

На этот раз заклинание сработало, и иглы вновь впились в ее тело, Гермиона завыла, задергалась в путах, закричала, срывая горло от нестерпимой боли. Ей казалось, что с нее сдирают кожу и — вытягивают жилы — медленно, чтобы она успела прочувствовать каждый грамм боли. Мед-лен-но. Еще мед-лен-не-е.

Она потеряла сознание.

А когда очнулась — трясущаяся, он все еще стоял над ней и безумно улыбался на половину лица, вторая половина, кажется, выражала брезгливость.

— Хошеч к своему дружку? Я могу отпустить тебя. Империо!

И покачнулся, чуть не подмяв под себя враз опустошенную Гермиону.

Внезапная легкость и даже эйфория полностью захватили сознание Гермионы. Боли не осталось, желания сопротивляться отвратительному, мерзко улыбающемуся Кэрроу — тоже.

— Чей это был Патронус? — проскрипел голос Кэрроу.

— Рона Уизли, — послушно ответила Гермиона каким-то чужим, отрешенным тоном.

Кэрроу разразился надсадным хриплым смехом, задрав голову вверх.

— Встань на ноги и к двери! — прозвучала команда, и веревки мягко спали с ее рук.

Она тяжело поднялась на ноги и неуверенной пошатывающейся походкой направилась к входной двери, которую, словно издеваясь, уже открыл и теперь придерживал Кэрроу. В голове эхом звучал его хриплый голос: «Ты должна привести сюда Уизли, грязнокровка. И смотри не заблудись снова. Сейчас ты пойдешь прямо, через два дома — налево, пройдешь еще четыре дома, повернешь направо, затем через один дом еще направо, и еще через полмили окажешься на главной улице около зеленого дома. Найдешь своего дружка и той же дорогой вернешься обратно. Я жду с нетерпением вашего возвращения. Тебе понравится, как я буду убивать Уизли, обещаю».

Выйдя на улицу и сделав после затхлого и невероятно тяжелого воздуха старого дома, в котором ее держал Кэрроу, глоток свежего воздуха, Гермиона почувствовала, как к ней постепенно возвращаются силы. Она делала шаг за шагом, ровно так, как ей указал Кэрроу, вполголоса повторяя себе:

— Прямо, налево, потом направо… Надо найти и привести Рона. Мне понравится.

Следовать указаниям было легко и приятно, это доставляло настоящую радость. И только где-то на задворках сознания тонким, едва слышным шепотом звучало что-то странно неприятное для Гермионы: «Рон умрет. Ты приведешь его на смерть. Нельзя!». Она мотала головой, отгоняя эту мысль, и возвращалась к проговариванию вслух своего маршрута.

«Тебе понравится, как я буду убивать Уизли, обещаю», — снова эхом отдалось в голове, и снова эти слова резанули по сердцу, как ножом по коже.

«Мне не понравится, это мой родной Рон, он не должен умирать», — опять появилась мысль, не принесшая ни капли радости и эйфории. Это сбивало и едва не заставляло остановиться и никуда не идти.

«Ты должна привести сюда Уизли, грязнокровка», — звучал голос Кэрроу в ушах, и Гермиона еще стремительнее шагала вперед, не забывая считать дома, чтобы не ошибиться поворотом.

От быстрой ходьбы начало сбиваться дыхание — никакая эйфория не могла полностью убрать усталость и слабость после пережитого ужаса. Легкость постепенно начала исчезать из сознания, голова казалась очень тяжелой, и мысли стали тягучими и липкими, словно патока.

— Привести Рона... Туда, откуда пришла, — повторяла Гермиона шепотом, продолжая шагать. Впереди уже показался просвет между домами, и было видно, что там просторная и светлая улица. Это придало дополнительных сил — все шло так, как и должно было.

«Рон не должен умереть!» — одновременно с этим кричало подсознание, снова сбивая с толку.

«...Буду убивать Уизли!» — хриплый голос Кэрроу звучал теперь словно на отдалении. Радости становилось все меньше.

Гермиона тем временем вышла на главную магическую улицу Парижа. Здесь слышался гомон голосов и бродило множество магов.

— Нужно найти Рона, — прошептала Гермиона, на мгновение остановившись и вглядываясь в лица прохожих. — Кэрроу хочет его убить. Я должна привести Рона к Кэрроу.

«Нет!» — слишком громко закричало подсознание, и Гермиона поморщилась, закрыв уши руками и присев от боли, острой иглой впившейся в голову.

— Нет-нет-нет… — уже вслух забормотала она. — Рон, где ты? Я люблю тебя, — жалобно проговорила Гермиона. И добавила уже решительнее: — Я должна его найти. Кэрроу!

Она поднялась на ноги и, сжав руки в кулаки, пошла вперед, туда, где они виделись с Роном в последний раз. Дорога, казалось, никогда не закончится, хотя Гермиона и спешила, как могла. Но к ее разочарованию, Рона на месте не оказалось.

Едва не заплакав от бессилия и совершенно не представляя, куда идти дальше, она прислонилась к стене дома, около которого сейчас оказалась, и закрыла лицо руками.

— ...миона, — послышалось откуда-то, но Гермиона решила, что это просто ветер донес обрывки чьих-то слов до нее.

— Гермиона! — раздалось уже ближе и гораздо отчетливее, и едва она успела отнять руки от лица и посмотреть в ту сторону, откуда донесся такой знакомый и родной голос, как сильные руки схватили ее в охапку и крепко-крепко обняли.

— Где ты была? Я всюду тебя искал! Что случилось? Ты ранена? Что-то болит? — посыпался на нее град вопросов. Рон был так взволнован, что его голос дрожал.

Теплые руки крепко прижимали Гермиону, такой родной аромат мяты, шедший от одежды Рона, вскружил голову, мысли все больше прояснялись.

— Рон, ты рядом, — выдохнула она и уткнулась ему куда-то в шею, обвивая руками его спину.

— Конечно, я рядом. Прости меня, я был таким идиотом, что злился на тебя, — пробормотал он и еще крепче обнял Гермиону. — У тебя кажется, кровь на одежде. Что случилось? — в голове послышались панические нотки.

— Потом, — покачала она головой. — Рон, нам срочно нужно в местный аврорат!

— Кто и что тебе сделал? — побелел он.

— Я буду в порядке, Рон, — заверила она. — Только пойдем скорее в аврорат.

Гермиона кое-как выпуталась из крепких объятий и буквально потащила его за собой, схватив за руку.

— Объясни мне, что случилось! — возмутился он.

— Здесь Амикус Кэрроу, он поймал меня, а потом… — она задыхалась от необходимости быстро идти и говорить одновременно. — Потом появился твой Патронус, и Кэрроу захотел, чтобы я привела тебя к нему. Под Империусом.

— Что?! — Рон остановился как вкопанный и серьезно посмотрел на Гермиону. — Что. Он. Тебе. Сделал?..

— Ничего... Рон, все это потом, — Гермиона погладила его по руке.

— Я его убью, — резюмировал он очень зло и уже сам потянул Гермиону за собой.

* * *

Обратная дорога до старого дома, где ждал Кэрроу, была трудной, как морально, так и физически. Гермионе придавала сил только одна мысль — что рядом с ней, приобнимая за плечи, шел Рон, а за ними спешил небольшой отряд из четырех авроров.

В полном молчании вся эта странная группа приблизилась к обшарпанной двери нужного здания, и Гермиона кивком головы дала знать, что они на месте. Внутри не было слышно ни звука, будто там никого и не было, но Гермиона точно помнила, что Кэрроу должен был дожидаться их с Роном здесь.

Авроры действовали очень слаженно: заклинанием выбили дверь и ворвались внутрь. Рон порывался зайти вслед с ними, но на его попечении была окончательно ослабевшая от пережитого и уставшая Гермиона. Поэтому картину, открывшуюся взору авроров, он увидел только через минуту полнейшей тишины, и только тогда, когда авроры позволили им с Гермионой войти внутрь.

* * *

Амикус Кэрроу лежал ничком на полу, несомненно, мертвый, бледный и с вытаращенными глазами. Они еще не успели поблекнуть, но смотреть Гермионе стало страшно. Зрелище было обескураживающе одиноким и пронзительным. Одинокий, никому не нужный Пожиратель смерти и одинокая, никем не оплаканная смерть.

«Недостойная, чтобы ее оплакали», — со злостью подумала Гермиона и схватила за руку Рона, отчаянно нуждаясь в защите. От Кэрроу, от одиночества и от слез.

— Отчего он умер? — спросила Гермиона, понимая, что ей не ответят.

На теле не было ни следа насилия, а значит, назвать причину смогут только колдомедики.

— Умер — и прекрасно, — сказал Рон. — Туда ему и дорога.

* * *

На следующий день Рон и Гермиона так и не отправились на торжественное мероприятие по случаю шестилетия окончания войны. Проведя вечер в больнице, где колдомедики заставили Гермиону выпить несметное количество целебных зелий, они с Роном решили, что следующий день — такой памятный и непростой для них — они проведут только вдвоем, раз уж оказались в одном из самых романтичных городов мира.

Погода в воскресный день оказалась просто прекрасной, и Гермиона с Роном без зазрения совести отправились в самый обычный парк, который только можно было найти в Париже. Гулять под сенью шелестящих мягкой молодой листвой деревьев, да еще и держась за руки, оказалось непривычно, но невероятно приятно. Долгое время они просто молчали, но тишина не была напряженной или давящей. Это было уютное молчание. Спустя какое-то время Рон его нарушил.

— Как ты?

Гермиона мягко улыбнулась в ответ.

— Все в порядке. Ты задавал мне этот вопрос уже трижды за сегодня.

— И еще десять спрошу, — пробормотал Рон и остановился, повернувшись к Гермионе. — Знаешь, как я испугался вчера? И даже не только и не столько тогда, когда ты не пришла в назначенное время, а уже позже, когда увидел тебя прислонившейся к стене дома. Ты выглядела такой хрупкой, уязвимой… И когда ты сказала, что встретила Кэрроу, я отчетливо понял, что чуть не потерял тебя. Это было очень страшно.

Гермиона вздрогнула при упоминании Амикуса Кэрроу и сильнее сжала теплую ладонь Рона.

— Не вспоминай больше его имя, — попросила Гермиона тихо.

— Ты даже Волдеморта не боялась по имени называть, а этого и тем более бояться нечего, — успокаивающе сказал Рон. — Он умер, и больше ты никогда его не увидишь. Кстати, авроры прислали утром сову с запиской. Этот гад умер от инсульта, так что тебя больше не потревожат ни по какому вопросу, касающемуся него.

— И хорошо, что не потревожат, — сказала Гермиона.

— Теперь у нас все будет замечательно, правда? — спросил Рон, заглянув ей в глаза, и Гермиона неуверенно кивнула. — Больше я не дам тебе нигде потеряться.

— Правда? — слегка улыбнулась Гермиона.

— Конечно, правда. Я хочу всегда быть с тобой рядом.

— И я этого хочу. Теперь я в этом уверена.

Рон привлек Гермиону к себе и уткнулся носом ей в макушку.

— Мы будем не менее счастливыми, чем Гарри и Джинни, обещаю.

— Верю, — улыбнулась Гермиона.

На несколько минут снова установилась уютная тишина, нарушаемая только легким майским ветерком, лениво шелестящим листвой.

Долго молчать Рон все равно не смог.

— Слушай, а что такое «инсульт»?

— Ох, Рон!..