Тропа в прошлое (гет)

Солнце еще не взошло так высоко, чтобы достаточно разогреть воздух, поэтому было прохладно, и на зеленой траве еще виднелись капли росы. В саду негромко шумели листья деревьев, меж которых прогуливались Альбус и Лили. Шаги их были мелкими, и поэтому передвигались они не очень быстро.

— Как думаешь, мы поступаем правильно? — нерешительно спросила она брата.

— Смотря, кто будет оценивать наши действия, — негромко ответил ей Ал. — Для нас они совершенно естественны.

— А для других?

— А что другие? Они возможно даже не узнают о том, что мы видели…

— Тогда зачем все это? Скорпиус был прав, они мертвы, а мы уже ничего не можем исправить…

— Почему? — вдруг вскинул вверх бровь Ал и хитро улыбнулся. — Одна возможность у нас все же есть!

— Что ты имеешь в виду? — чуть нахмурившись, спросила его Лили.

— Сириус Блэк, — торжественно произнес он.

— Хочешь сказать, что он жив?

— Нет, но то, что он не умер, как умирают после Avada Kedavra, это совершенно точно.

— Чушь, — встряхнув рыжими волосами, бросила та в ответ. — Все это лишь твои догадки.

— Но ведь ты сама это видела, Лили! — чуть повысив голос, он остановился и, положив руку на ее плечо, повернул к себе лицом. — Я чувствую, что он не мертв!

— Это всего лишь видения из шкатулок, — негромко произнесла Лили. — Нельзя так слепо доверять им.

— Это магия, а зачастую мы доверяем ей собственную жизнь, — Ал сделал паузу, а потом приглушенно добавил: — Где-то в глубине ты ведь тоже веришь в то, что есть шанс…

— Возможно, — сдавленно ответила Лили. — Только воспользоваться им должны были не мы.

— Даже если так, те, что были до нас, все равно упустили свою возможность. Теперь пришла наша очередь, — воодушевленно говорил он. — Это наш долг.

— Нет, Альбус, — возразила ему сестра. — Это твоя прихоть!

Эти слова так и повисли в воздухе. Отвечать на них никто не собирался, и лишь крик, раздавшийся из дома, нарушил возникшую посреди сада тишину:

— Лили, Альбус, где вы? Поднимайтесь наверх!

— Итак, чью шкатулку откроем на этот раз? — спросил Джеймс таким тоном, будто интересовался, какую книгу они будут читать перед камином.

Ответ не пришлось озвучивать, потому что Лили, сидевшая ближе всего к столу в углу комнаты, уже взяла в свои руки шкатулку, и, поставив ее себе на колени, приоткрыла резную крышку, усыпанную черным жемчугом.

Поезд отъехал от станции более получаса назад и за окном начали мелькать одинокие холмы. Несмотря на то, что большинство купе были полны, некоторые оставались почти пустыми. Как то, в котором в этот день ехала Беллатриса Блэк. Размеренный стук колес успокаивал и навевал сон, к тому же в это первое сентября она ехала в купе одна: ее сестра, Нарцисса, сегодня осталась со своими сокурсниками, а от общества слизеринцев, таких как Эйвери, Розье или младший Лестрейндж, она отказалась сама.

В ее мыслях все еще был ритуал и чувство, возникшее после него. Она почти не могла объяснить природу своих ощущений, но их наличие отрицать было бы нелепо. С этого лета она — настоящая Блэк. Сила и власть — вот то, чем она теперь обладает, то, что теперь она должна искать в людях. В голове еще не было плана, зато была цель: далекая и смятая, но все же заметно ощутимая.

Время шло, и Беллатриса теперь пребывала в полудреме, где собственные мысли путаются с иллюзиями, приходящими во снах. За окном смеркалось, а значит, до Хогвартса оставалось несколько часов езды. С тихим скрипом, нарушившим устоявшуюся тишину, дверь в купе отодвинулась, и в проходе появился молодой человек с каштановыми волосами и карими глазами, которыми смущенно смотрел на девушку:

— Извини, я думал, что здесь свободно, — тихо проговорил он.

— Ты уже разбудил меня, — резко и с легкой хрипотой ответила она на его извинение. — Можешь проходить, если другого места за все это время ты так и не нашел.

В какой-то степени Беллатриса была даже рада, что ее одиночество развеется. Слишком уж тяготило оно ее, а скучный и не меняющийся из года в год пейзаж угнетал все больше.

— Спасибо, — поблагодарил Беллу парень, перед тем, как присесть напротив нее.— Ты ведь Беллатриса Блэк, кузина Сириуса? — она лишь кивнула в ответ, стараясь думать о Блэке отстраненно.

— А ты, как я полагаю, староста Гриффиндора? — указав на серебристый знак "С", прикрепленный к его мантии, поинтересовалась Белла.

— Да, — чуть улыбнувшись, он протянул руку: — Ремус Люпин, приятно познакомится.

— И от чего же ты так доброжелателен к слизеринцам? — хмыкнула Беллатриса в ответ, проигнорировав протянутую для пожатия руку. — Помнится, в прошлом году ты был не так благосклонен.

— Я не учувствовал в тех проделках, что устраивали Джеймс и Сириус, — вполне понимая закономерность заданного вопроса, произнес Ремус.

— А разве молчаливое наблюдение не является все тем же участием? — изогнув бровь, спросила Блэк.

— Нет, — чуть резче, чем в прошлый раз, ответил Люпин.

— Ох, просто признайся, что в вас нет того благородства, каким на каждом шагу бахвалится факультет Гриффиндора, — вздернув голову, бросила Беллатриса.

— Ты ошибаешься, оно есть в любом из нас, просто не каждому дано проявить его столь рано, — снисходительно к язвительности Блэк ответил Люпин.

— Как же я могла забыть? — театрально вздохнула она. — Вам нужно время, чтобы найти подвиги на свою сумасшедшую голову. Все вы там, такие же, как мой братец…

— Ты можешь видеть это в одном человеке, Беллатриса, но вот другие, — Люпин сделал паузу. — Подумай, ведь они могут быть совсем не похожими на этого единственного близко известного тебе гриффиндорца. Сама ведь ты не говоришь о том, что каждый студент факультета Слизерин лжив и труслив.

— Никто не смеет говорить, что слизеринцы лжецы и трусы! — прорычала Блэк в ответ.

— Так ведь никто и не говорит, — улыбнувшись краешком губ, ответил ей Ремус.

Его улыбка: мягкая, легкая и искренняя, без капли иронии или насмешки, пропитанная теплом и пониманием — Беллатриса Блэк все это чувствовала, не зная, что именно этот человек изменит очень многое в ее судьбе…

— Поверить не могу, — негромко воскликнул Джеймс. — Он так спокойно общался с ней!

— А что он должен сделать? — спросил в ответ Скорпиус, не открывая глаз. — Ему следовало накричать на нее лишь из-за того, что она слизеринка?

— Но разве ты не помнишь истории родителей? — спросил он в ответ. — Даже тогда Слизерин и Гриффиндор оставались вечными противниками, что уж говорить о временах наших дедов.

Малфой хотел что-то возразить в ответ, но его перебил спокойный голос Альбуса:

— Знаете, Люпин ведь был одним из Мародеров, — он сделал паузу, а потом задал вопрос, ответ на который пока еще и сам не знал. — Почему же в таком случае он не ехал вместе с ним в одном купе?

— А на мой взгляд, важнее знать, что произошло с Беллатрисой и Ремусом дальше, — возразила Лили. — Полагаю, что бесследно этот разговор не прошел, и здесь не важно, почему Люпин искал свободное купе, ведь с вами, мальчиками, ехать невозможно, — поморщив свой носик, упрекнула она.

— Не забывай, сестричка, Ремус тоже был парнем, — ухмыльнулся в ответ Джеймс. — К тому же, наверняка, это была ссора, иначе он не променял бы общество друзей на какую-то слизеринку!

— Я согласен с братом, — негромко произнес Ал.

— Тогда откроем шкатулку Сириуса прямо сейчас? — с энтузиазмом спросил Поттер.

Скорпиус и Ал кивнули головами, а Лили возмущенно отвернулась, вздернув голову.

— Не переживай сестричка, ты ведь уже сделала свой выбор сегодня, — подмигнул Джеймс перед тем, как взять шкатулку в руки.

— Уже прошел сентябрь и половина октября, а мы все так и не отметили начало учебного года! Семикурсникам сейчас немного не до этого, поэтому мы должны заняться подготовкой этого торжества! — вещал Джеймс, забравшись на прикроватную тумбочку, будто бы на трибуну.

— Сохатый прав, это наша обязанность, как Мародеров, — почти кричал веселый Сириус, и его глазамиСириус горели.

— А вы не задумывались о том, что будет, если нас застанет кто-нибудь из преподавателей? — поинтересовался Люпин со своей кровати таким тоном, коим обычно читают лекции о поведении нерадивым ученикам.

— Не будь занудой, Лунатик! — бросил в ответ Поттер. — В этом году мы действительно повеселимся на славу! К тому же, о наших прошлых вечеринках ведь так никто и не узнал.

— Ну, так и народу там было поменьше, чем два потока Гриффиндора вперемешку с когтевранцами, — пренебрежительно отмел попытку успокоить его Ремус. — Каждого из участников подобного мероприятия будут ждать большие неприятности.

— Ты скучен, — ответил Сириус, пропустив все предупреждения мимо ушей. — Может быть тебе лучше вообще тогда не участвовать? Сиди здесь один со своими книгами…

— Но ведь кто-то должен следить за тем, чтобы все осталось в рамках приличия, а Марк один не справится со всеми гриффиндорцами, что же касается старост Когтеврана, то им хватит забот о своих студентах.

— Вот так-то лучше, Ремус, — улыбнулся Джеймс, а затем, сделав пару танцевальных па на тумбе и вскинув руки вверх, воскликнул: — Да будет музыка!

И через пару дней она действительно была. К счастью, седьмой курс Когтеврана постарался на славу: по всему периметру гостиной Гриффиндора было наложено так прекрасно отработанное заклятье Muffliato, что даже если бы Филч прислонил свое ухо к стене, он не услышал бы ни звука, хотя шума было действительно много! Из граммофона, «позаимствованного» в Малой зале, громко пели, хотя лучше было бы сказать кричали, солисты магической группы «Knizllsoul», а им во всю подпевали студенты, танцующие посреди гостиной, мебель в которой предусмотрительно была заранее уменьшена Reducio и сдвинута в один из дальних углов, а вдоль одной из стен был поставлен длинный стол, заставленный бутылками сливочного пива, стаканами с огневиски и небольшими тарелками с закусками.

Все было организовано лучшим образом, ведь не зря Когтевран и Гриффиндор многие считали лучшими факультетами Хогвартса. В плане вечеринок они были также хороши, как и в учебе: угощение, выпивка и помещение было заботой воспитанников Годрика, а вот все заклинания выполнялись когтевранцами, да и патефон был прихвачен именно ими, поэтому к двенадцати ночи праздник уже горел во всю. Старосты обоих факультетов стояли в одном из плохо освещенных углов и негромко переговаривались о том, в каком порядке они будут дежурить у входной двери в гостиной, чтобы какой-нибудь ученик по своей глупости не вышел в коридор и не попался на глаза одному из преподавателей, ведь вся негласная ответственность за данное мероприятие ложилась именно на плечи старост.

Джеймс и Сириус были в самом эпицентре вечеринки: один спорил с охотником когтевранской команды по поводу предстоящего квиддичного матча Слизерин — Гриффиндор, а другой рассказывал шутки, собрав вокруг себя небольшую кучку народа. Что же касается Ремуса, то когда с дежурством было решено, он подошел к столу, и, взяв бутылочку сливочного пива, завязал неспешный разговор с Лили Эванс о преимуществах новых методов трансфигурации животных в предметы, но не прошло и десяти минут, как к ним подошел Поттер и позвал Лили танцевать. Она же, к общему удивлению, приняла его приглашение, а Люпин так и остался стоять у стола. Одиночество его, к слову сказать, продлилось недолго, так как в скором времени возле него уже появился Блэк с бокалом огневиски в руке.

— Не хочешь? — с небрежной улыбкой предложил он выпивку другу, но тот лишь отмахнулся.

— Я уже взял себе сливочного пива, — отсалютовал он своей бутылкой.

— Знаешь, последнее время ты не особо разговорчив, — сделав небольшой глоток, начал говорить Сириус. — Что-то не так?

— Ну… — вяло начал отвечать ему друг, — если не брать в расчет то, что на прошлой неделе было полнолуние, то все в порядке.

— Лунатик, не нужно меня обманывать, — чуть грубо отрезал Блэк. — Ты никогда не умел от меня что-то скрывать, так что не нужно делать это сейчас.

— Я не вру тебе и уж тем более ничего не скрываю, — сухо ответил Рем на выпад.

— Тогда объясни мне, почему в Большом зале ты начал смотреть на стол слизеринцев чаще, чем в собственную тарелку? — вопросительно изогнув бровь, спросил Сириус.

— Тебе показалось, Бродяга, — усмехнулся Ремус и, покосившись на бокал в руке Блэка, добавил: — Может, стоит пить поменьше огневиски, чтобы подобные бредовые мысли не зарождались в твоей голове?

— Это тебе, Ремус, нужно поменьше думать о некоторых людях, — вполне серьезно ответил ему Сириус.

— О ком ты? — непонимающе спросил Люпин.

— Ох, не прикидывайся идиотом, тебе не идет! Я говорю о Беллатрисе Блэк.

— Причем здесь она?

— Притом, что я знаю, с кем ты ехал после того, как оставил нас с Джеймсом «размышлять по поводу того, что побег — это не увеселительное мероприятие или же средство проявление своей свободы», — произнес Сириус в ответ.

— Я уже сказал тебе все, что думаю по поводу твоего побега, а что касается моего времяпрепровождения, то нет ничего страшного в том, что я провел с ней пару часов в одном купе.

— Хочешь сказать, общение с ней тебе понравилось? — почти с отвращением спросил Блэк.

— Почему бы и нет? — вопросительно взглянул на него Ремус.

— Да пойми же ты, Луни! Это неправильно, ты ее совершенно не знаешь! — воскликнул Сириус, но кроме Люпина, стоявшего очень близко, никто больше его не слышал.

— Главное, что я ее понимаю, — правдиво ответил тот.

— Но ведь она слизеринка, а у них нет понятий чести и справедливости.

— Хочешь сказать, она мне врет?— вдруг спросил Люпин.

— Я просто хочу, чтобы ты открыл глаза и увидел все сам.

— Знаешь, последние недели, единственное, что я способен видеть — это ее.

— Ремус, не подпускай ее к своему сердцу так близко, — Блэк сделал паузу и тихо, уже не глядя на друга, добавил. — Когда она уйдет, оно сгорит как листок: пара часов боли и останется лишь пустота, припорошенная пеплом…

Ремус не расслышал его слов и поэтому переспросил, но Блэк лишь бросил ему пренебрежительный вопрос:

— Ты действительно так упрямо веришь, что в душе она хорошая?

— Да, — выдохнул он. — Ведь не все судят людей по своим стереотипам.

— Лунатик, пойми, я просто хочу, чтобы ты не совершил ошибки, которая может сломать тебя, — горячо произнес Сириус и выпил остаток огневиски залпом.

— Это не ошибка,— спокойно ответил Люпин, глядя в глаза друга.

— Просто подумай, — попросил Сириус, а потом торопливо добавил, — она не та, кто тебе нужен.

— Ты ошибаешься, Бродяга…

Воспоминание закончилось, и тишину, все еще висевшую в помещении, нарушил голос Лили:

— Слишком много для одного дня, — встав со своего кресла, произнесла она и вышла из комнаты.