Против целого мира (гет)

Два раза помешать против часовой стрелки, два раза по часовой, добавить порезанный соломкой корень имбиря. Дождаться, пока зелье поменяет свет на светло-голубой, и закинуть свежие листья мяты. После чего в течение пяти минут мешать зелье восьмеркой. Жидкость, как и положено, становится прозрачной. Добавить двадцать капель сока алоэ. Один, два, три… Рука почти не дрожит, или, по крайней мере, хочется в это верить. Двадцать. Движением палочки выключить огонь под котлом и оставить зелье остывать.

Еще минуту назад собранная и серьезная Лукреция со вздохом опустилась в стоящее неподалеку кресло. Только шестая неделя, а у нее уже нет сил. Но если от токсикоза есть зелье, то от мыслей ей не спрятаться. Она так и не решила, что делать, малодушно оставляя разговор с родителями на потом. Хотя, что в этой ситуации можно сделать? Чуть меньше чем через восемь месяцев у нее родится ребенок — самая дорогая память о любимом человеке. Но дело даже не в этом. Убить зародившуюся жизнь — преступление против магии. На работе она видела последствия и не хочет повторять судьбу тех несчастных.

Вот только никто не знает, что она замужем, даже родители Регулуса. Они сами загнали себя в ловушку, но иметь дело с последствиями предстоит ей одной. Или не совсем одной. Девушка положила руку на свой пока еще плоский живот, но было еще слишком рано. Ни шевеления, ни биения сердца почувствовать было нельзя. Но она знала — внутри нее растет новая жизнь.

Прошла всего неделя с тех пор, как она потеряла сознание на работе. И казалось, что пока ничего не изменилось в ее жизни. Все те же рабочие будни и одинокие вечера в маленьком домике в Хогсмиде, который она арендовала уже не один год. Но теперь вместо аппарации она пользовалась камином, когда отправлялась на работу. И днем старалась без необходимости не ходить по коридорам больницы, страдая из-за окружающих запахов. А еще постоянно ловила на себе внимательный взгляд Гиппократа, стоило ей оказаться с ним в одной комнате.

Но так не могло продолжаться слишком долго. Приближался Йоль, а следовательно, и ритуалы, принять участие в которых она теперь не могла. О предстоящем разговоре напоминало письмо матери, пришедшее накануне.

Четырнадцатого декабря в Лондоне выпал первый снег. Лукреция смотрела на падающие снежинки в лучах восходящего солнца и понимала, что дальше тянуть нельзя. Через час должен был прийти Сметвик перенимать смену, а она собиралась подремать пару часов, прямо тут, в своем кабинете, а потом наведаться к родителям.

Однако уснуть ей так и не удалось. Сказывалось бушующее внутри беспокойство. Она не знала, что скажут родители, но вполне обоснованно опасалась, что ничем хорошим сегодняшняя встреча не закончится. Единственным, что придавало хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне, была внесенная на год вперед арендная плата за домик в Хогсмиде. Все остальное вскоре могло измениться в ее жизни.

Наконец перестав себя мучить, Лукреция переоделась в свежую мантию, сделала глоток зелья и отправилась вниз, к каминам. На выходе из отделения она столкнулась со Сметвиком. И наверное, волнение сильно отображалось на ее лице, потому что в следующую секунду она почувствовала в руке флакон, а знакомый голос шепнул на ухо: «Выпей, это тебе можно».

Успокоительное пришлось как нельзя кстати, и оно, действительно, было из списка разрешенных к приему в ее положении зелий. Лукреция выпила пол флакона и ступила в камин.

— Керси, как хорошо, что ты пришла! Мы как раз обставляем мебелью детскую, — улыбнулась мама, заставив девушку замереть на пороге.

«Откуда они узнали?» — билась в голове настойчивая мысль, но тут взгляд упал на стоящую неподалеку невестку, и Лукреция отвесила себе мысленный подзатыльник. Она абсолютно забыла, что супруга ее старшего брата должна вот-вот родить.

Глядя на хлопочущих родителей и взволнованного брата, не отходящего от своей жены, девушка все больше впадала в уныние — у нее такого не будет.

Наконец, несколько часов спустя девушка смогла остаться наедине с родителями. И после дежурных вопросов о работе и самочувствии была поднята животрепещущая тема.

— Ритуал в этом году будем проводить вчетвером, как раньше. Не забудь, что завтра надо начать готовиться, — напутствовала дочь миссис Аббот.

— Я не смогу участвовать в ритуале, — тихо, но уверенно проговорила Лукреция, прервав мать на полуслове.

— Почему? — спросил отец.

— Я беременна, — о, как же ей хотелось сейчас соврать, но смысла не было. Родители молчали и девушка поторопилась продолжить. — Ребенок будет рожден в законном браке. Мы с его отцом тайно поженились осенью в Гретна-Грин.

— Почему ты нам ничего не сказала? — отец внимательно посмотрел на дочь, но не стал дожидаться ответаь. — Молчи, сам догадываюсь. Он из темных, да?

— Да, — удивительно, но голос Лукреции не дрожал.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на каминной полке. Лукреция сделала глоток чая из чашки, которую держала в руках. Сохранять спокойствие ей было, как ни странно, легко — видно, слишком долго она ждала этого разговора и готовилась к нему. Отец не сводил с нее тяжелого пристального взгляда, она отвечала ему тем же. Неожиданно возникло чувство дежавю. Шесть с половиной лет назад она также отвоевывала свое право стать колдомедиком. Но тогда ее хватило ненадолго, и вскоре она закатила истерику. Сейчас ни плакать, ни кричать не хотелось, это осталось в прошлом…

— Уходи, — тихо сказал отец, первым опуская глаза, не выдержав взгляда дочери. И повторил уже громче: — Уходи!

Лукреция поставила чашку на стол и медленно подошла к камину. Взяв в руки летучий порох, переступила невысокую решетку и развернулась лицом к нии. Мать все так же сидела, прижимая руки к груди, и неверящем взглядом смотрела на дочь, отец даже не обернулся. Девушка закрыла глаза и тихо проговорила адрес. Последнее, что она услышала, был крик матери:

— Ты нам больше не дочь!