Во имя искусства (джен)

Каблуком её новых ярко-красных туфель можно было убить или, по крайней мере, покалечить. Именно по этой причине Гермиона и выбрала их из всего широкого ассортимента выставленной на продажу обуви того же цвета. Красные туфли на шпильке, элегантное красное платье, стоившее целое состояние, и купленная накануне алая помада — всё это было непривычно, но не признать, что выглядит она сногсшибательно, Гермиона не могла. Даже волшебное зеркало, вечно напоминающее о позабытых чарах гламура, в этот раз сделало комплимент и удовлетворённо причмокнуло. Что уж говорить о Роне? Увидев её в новом образе, он потерял дар речи, только судорожно сглотнул и поднял вверх два больших пальца. И если бы рядом никого не было, то платье немедленно оказалось бы на полу, в этом Гермиона ни секунды не сомневалась.

— Если что-то пойдёт не так, то бей каблуком в ногу, коленом в пах — и аппарируй!

Гермиона закатила глаза. Она и без указаний Рона знала что делать, если разработанный авроратом план провалится, но надеялась на лучшее. Чтобы скрыть нервозность и немного успокоить Рона, она обняла его и прошептала:

— Всё будет хорошо, я справлюсь.

Рон тяжело вздохнул. Чем он только думал, соглашаясь на эту авантюру? Какая, к чёрту, приманка?! Действий маньяка нельзя предугадать. А то, что их клиент — маньяк, сомневаться не приходилось.

— Я буду рядом. Как только выйдешь из театра, я приклеюсь за твоей спиной и ни на шаг не отойду.

Гермиона улыбнулась и погладила его по щеке. В Хогвартсе во время сдачи ТРИТОНов Рон получил за дезилюминационные чары всего лишь «Удовлетворительно», но, отучившись в школе авроров, довёл навык маскировки до совершенства. Даже Гарри не мог с ним соперничать, хотя у него и стимула особого не было — мантия-невидимка снимала массу проблем.

— Только, пожалуйста, Рон, умоляю, не горячись, не спугни объект. Нам не нужны новые жертвы.

— Не спугнёт, — сказал подошедший Гарри. — Он будет действовать строго по инструкции. А если нет, то сам станет жертвой маньяка-начальника.

Рон фыркнул: Гарри умел быть убедительным. Но ему легко говорить, это ведь не его жена… хотя ещё «его» не хватало, пусть лучше про квиддич пишет — меньше проблем.

— А ты не лезь на рожон, — обратился Гарри к Гермионе. — Помни, с кем имеешь дело, не пытайся его разговорить. Колоть в аврорате будем, тогда и твои психологические штучки пригодятся. А там, — он неопределённо мотнул головой и сделал широкий жест рукой, — лёгкая, ни к чему не обязывающая беседа и ожидание. Как только объект достанет палочку, я сразу поставлю барьер.

— И я! — добавил Рон.

— Два барьера ни одну Аваду не пропустят. — Гарри приобнял Гермиону за плечи и, прочитав в её взгляде нерешительность, успокоил: — Не бойся, мы будем рядом.

Гермиона кивнула, глаза защипало. Чтобы скрыть подступивший к горлу ком, она ушла в спальню и вернулась со знакомой, расшитой стразами аляпистой сумочкой, на которую давным-давно были наложены чары невидимого расширения. Конечно, к наряду эта сумка совсем не подходила, но обстоятельства требовали чего-то эдакого.

— Думаете, такого изъяна достаточно? — Гермиона покрутилась перед зеркалом, из которого донеслось: «Возьми-ка ты клатч, детка!», и, усмехнувшись, сама же и ответила: — Зеркало врать не будет, значит, всё в порядке.

* * *

Королевский театр Ковент-Гарден поражал своим великолепием. Гермиона помнила, как впервые, много лет назад, пришла сюда с родителями. Как, открыв рот, глазела по сторонам, стараясь сохранить в памяти любую мелочь; с любопытством рассматривала зрителей и артистов; затаив дыхание, наблюдала за развернувшимся на сцене действием и потом долго уговаривала родителей отдать её в балетную школу, а «Вальс цветов» даже научилась одним пальцем наигрывать на пианино. Позже, после войны, она была здесь ещё раз, уже с Роном — мама взяла билеты на «Лебединое озеро» и подарила им на годовщину свадьбы. Рон не слишком обрадовался, зато Гермиона была в восторге.

И вот сегодня она попала в Ковент-Гарден третий раз. Не по своей воле, а по долгу службы, но это не отменяло трепета и восторга, с которым она перешагнула порог зрительного зала и пошла к своему месту в первом ряду партера. Гермиона подозревала, что без Конфундуса достать такой билет Гарри бы не смог, но заставила заткнуться взбунтовавшуюся на миг совесть, убедив себя, что форс-мажор оправдывает кардинальные меры.

Пройдя вдоль оркестровой ямы, она улыбнулась молодому виолончелисту и всем остальным музыкантам по очереди и села на своё место. И только открыв либретто, узнала, что сегодня дают «Пиковую даму».

«Везёт мне с Чайковским, — пронеслось в голове. — Джинни сказала бы, что это знак».

В «знаки» Гермиона не верила со времён третьего курса и выпавшего Гарри на уроке предсказаний Грима, впрочем, до этого ни во что подобное она не верила тоже. Но почему-то безумно обрадовалась такому совпадению и убедила себя, что теперь удача точно будет на её стороне.

И была права. Артисты были безупречны, оркестр тоже. Дирижёр мастерски владел партитурой, его жесты, мимика, были отточены до малейших деталей. Гермиона, впервые оказавшаяся в партере вблизи оркестровой ямы, время от времени с любопытством наблюдала за работой дирижёра и не могла не признать, как это красиво. Идеальный вечер.

Если бы ещё рядом сидел Рон, а не эта девица, которая постоянно чавкала…

* * *

— Где мы просчитались?

Взбудораженный Гарри нарезал круги по собственному кабинету и через слово поминал чёрта. Рон, закинув руки за голову, с закрытыми глазами сидел в кресле и, казалось, спал. Однако когда Гермиона неуверенно спросила: «Может, он меня узнал?» — усмехнулся и произнёс: «Да тебя родная мать не узнала бы. Гламур, причёска, прикид…».

— Но почему тогда он не подошёл? Что не так?

Она вновь перебирала те снимки, что аврорату передала маггловская полиция, и не находила ответа. Жертвы, а их на данный момент было уже минимум три, никогда не были знакомы между собой, но, если учесть, что убиты были после посещения театра Ковент-Гарден, любили музыку. Они были молоды, одеты в яркие элегантные платья и туфли в тон, а в сумочке у каждой был обнаружен билет на первый ряд партера. И причина смерти у всех была одинаковая — внезапная остановка сердца, по заключению маггловских судмедэкспертов, не обнаруживших в крови жертв никаких посторонних препаратов; Авада Кедавра, по мнению аврората.

Дела эти так никогда и не попали бы в разряд криминальных, если бы брат матери Денниса Криви, бывший инспектором Скотланд-Ярда, не обмолвился за семейным ужином: «Девки мрут как мухи, сходят в Ковент-Гарден — и все, на тот свет отправляются. Странные совпадения, не нравятся мне они, но зацепиться не за что».

На следующий день по распоряжению свыше все подобные дела у маггловской полиции были изъяты. Определить в них наличие криминала теперь предстояло аврорату.

Первым делом повторно были опрошены родственники и друзья погибших. Вот тут-то и выяснилось, что одна из жертв отправила во время антракта сестре сообщение, что познакомилась с музыкантом из оркестра и на ночь, возможно, не придёт. Почему полиция не обратила на этот факт внимания, было понятно: ни следов насилия, ни яда в крови, ни наркотиков, никаких других повреждений — нечего расследовать, несчастный случай.

У аврората было другое мнение. Сначала решили проверить оркестр. На первый взгляд магов среди музыкантов не было, но наличие в труппе иностранцев усложняло задачу. Запросы, направленные в иностранные аврораты и школы магии, один за другим возвращались отрицательными. И вот только что сова наконец принесла ответ из Салема, что учился у них один магглорождённый флейтист, но сейчас его местонахождение не известно.

— Боже мой, — простонала Гермиона и закрыла лицо руками. — Флейтист…

В этот момент дверь открылась и в кабинет Гарри вошёл Деннис Криви.

— У нас новая жертва, — сказал он и положил на стол стопку фотографий, переданных из Скотланд-Ярда.

Гермионе не надо было смотреть на снимки, чтобы догадаться, кого она там увидит. Она уже всё поняла. И, бросив беглый взгляд на фото погибшей девушки, лишь убедилась в своей правоте.

— Мы ошиблись, — ответила она, потупив взор, когда Гарри заметил, что девушка на фото выглядит идеально, если так вообще можно сказать о жертве преступления: никакой выбивающейся из стиля и раздражающей взгляд детали в её образе нет. — Его не это заводит.

* * *

Версия, которую отрабатывала группа авроров во главе с Гарри Поттером, появилась, когда Деннис, рассматривая фото одной из жертв, заметил, что соседство бриллиантового колье и длинных серёжек из набора бижутерии смотрится, по меньшей мере, странно.

— Подумаешь, — заметил Рон. — Нравятся они ей, вот и надела.

— Так-то оно так, — Деннис пожал плечами, — только…

— Ничего не замечаешь? — перебила его Гермиона и протянула фото другой погибшей.

— Заколка. Синее вечернее платье и эта безумная жёлтая заколка в волосах.

— Ерунда, за это не убивают, — сказал Рон. — Мало ли по улицам девчонок ходит, у кого одежда и побрякушки по стилю не сочетаются.

— Если мы имеем дело с маньяком… — начал Гарри.

А Гермиона уточнила:

— С маньяком-музыкантом, обладающим тонким художественным вкусом, заметьте.

— …То всё может быть.

Деннис вздохнул и потёр виски.

— Однажды я подошёл к Колину с какой-то ерундой, когда он снимал мамины поделки. Она у нас… у меня колечки там всякие мастерит, браслеты, — уточнил он. — Не представляете, как он разорался, когда увидел на фото мою тень. Я думал, он меня ударит.

Рон присвистнул. Представить милого, улыбчивого Колина Криви, орущим на собственного брата из-за каких-то неудачных снимков, было трудно.

— А мой папа однажды отказался отбеливать зубы одной постоянной клиентке, которая захотела, чтобы они были белоснежные. Не бывает, сказал, такого цвета у зубов — и всё тут. До начальника дошло, премии лишили — а он ни в какую. Нам с мамой все мозги проел, доказывая свою правоту.

— А не по фиг? Не его же зубы. — Рон недоуменно усмехнулся. Гермиона лишь вздохнула и закатила глаза.

— Я понял, о чём вы, — подвёл итог Гарри. — Стремление к идеалу, помноженное на нездоровую психику, таков психологический портрет нашего убийцы.

Все переглянулись и согласно кивнули. Теперь оставалось обдумать, что с этим знанием делать.

* * *

— Я её помню, — сказала Гермиона, едва стих поток ругательств, адресованных и преступнику, погубившему ещё одну жизнь, и мирозданию в целом. — Сидела рядом со мной. В руках букет, а во рту жвачка. — Она поморщилась и покачала головой. — Не представляете, как меня это раздражало.

— Блин, жвачка! — Гарри хлопнул кулаком по столу и развёл руками. — Мы лохи, друзья. Зарылись в деталях и не увидели того, что лежит на поверхности. А всего-то нужно было сравнить содержимое сумочек.

— Ничего подобного, Гарри, — возразила Гермиона. — Жвачка есть в сумочках у тысяч женщин, но только единицам придёт в голову жевать в театре.

Она вновь взглянула на снимок.

— А флейтиста того я тоже помню. То есть я думаю, что это был он. Я… — Гермиона хотела добавить, что перед спектаклем внимательно осмотрела весь оркестр и даже некоторым улыбнулась, но рядом был Рон, и она воздержалась от подробностей.

— Зато теперь мы знаем, как его достать, — сказал Рон. — И в этот раз приманкой будешь не ты.

— А кто — ты? Интересно, сколько ещё человек пострадает, прежде чем ты научишься ходить на каблуках?

* * *

В детстве флейтист Джек Браун ненавидел магию. Это теперь, став взрослым, он смирился и понял, что умение колдовать никак не вредит его творчеству, а в чём-то даже и помогает. Но тогда…

Родившийся в семье музыкантов, чуть ли не с пелёнок взявший в руки флейту, он покорял один детский музыкальный конкурс за другим, ему рукоплескали залы, а специалисты пророчили большое будущее. Но всё это оборвалось в тот момент, когда появившаяся на пороге дома Браунов ведьма заявила, что он должен сменить флейту на волшебную палочку и поехать к чёрту на куличики, в Салем, чтобы научиться ею правильно махать.

Родители отпускать его, конечно, не хотели. Но ведьма настояла. И вот в то время, когда его соперники занимались с лучшими преподавателями, изучали Баха и Шопена, становились лауреатами престижных международных конкурсов и постигали азы выступлений с симфоническим оркестром, он учился летать на метле и трансфигурировать тарелку в чашку и наоборот.

А по вечерам наступало его время. В пустом классе Джек извлекал из футляра флейту и начинал колдовать по-настоящему. Нежная певучая мелодия заполняла собой всё пространство кабинета и лилась за его пределы. Студенты и преподаватели сразу смирились с чудаковатостью магглорождённого музыканта и обычно не беспокоили. Джек закрывал глаза и плыл по волнам музыки, растворяясь в мелодии, и был в такие моменты самым счастливым человеком на свете.

До тех пор, пока чужое присутствие не вторглось в его личное пространство и не нарушило хрупкую гармонию.

Джек резко открыл глаза и уставился на облокотившуюся о стену старшекурсницу. Она с интересом за ним наблюдала и жевала резинку. Надо было остановиться, уйти, запереться в спальне, забыть этот снисходительный взгляд. Но Джек физически не мог прервать мелодию на середине музыкальной фразы.

— Прикольненько! — бросила девица, когда Джек закончил играть, и, усмехнувшись, ушла.

Прикольненько? И это о Вивальди?!

Джек сжал кулаки и заскрежетал зубами.

После этого в стенах школы он долго не играл. А через три года поступил в консерваторию и окунулся в иной мир, где не было вульгарных «прикольненько» и быдла с жвачками.

Они появились позже. А вместе с ними и желание расчехлить волшебную палочку.

* * *

В комнате пахло оборотным зельем.

Высокая блондинка в бордовом коктейльном платье взмахнула волшебной палочкой, и красные туфли на её ногах приобрели насыщенный оттенок спелой вишни.

— Если что, то бей его каблуком в ногу… — начал Рон.

— А коленом в пах, — подхватила Гермиона. — И не лезть на рожон, — добавила она, посмотрев в сторону Гарри.

Гарри кивнул и улыбнулся. Но, протягивая пачку мятной жвачки, всё же добавил:

— Не бойся, мы будем рядом.

— Знаю, — сказала она, взяв их за руки. — И сегодня нам обязательно повезёт.

В Королевском театре Ковент-Гарден давали «Иоланту».