Наугад (джен)

Риган, щурясь, выбрался из палатки и опять мысленно охнул: солнце стояло высоко, судя по всему, давно миновало время завтрака. Хозяин опять его пожалел и не разбудил. Едва протерев глаза, Риган бросился к вертолёту проверять, всё ли птицы растащили или нет. Но детали, накрытые тканью, были целы, наверное, птицы просто не заметили их.

— Ф-фух! — сказал Риган, вытерев пот со лба. Господин знает, что делает, но нерабочий вертолёт — это беда.

— Вот ты где! — окликнул его Ар-Лой, подходя со стороны кухни. — Ну, пора тобой заняться.

Риган даже поклониться ему забыл от страха: надвигалось что-то непонятное, а он даже не мог протестовать.

— Ну? — грозно спросил Ар-Лой, внимательно глядя на него.

— Я чувствую себя хорошо! — спохватился Риган, вспомнив приказ.

— Отлично, тогда марш в душевую, — скомандовал Ар-Лой. Смотрел он так, будто ожидал, что вот-вот Риган что-нибудь выкинет.

— Слушаюсь, — ответил тот и пошёл по тропинке. Ар-Лой шёл следом, и Риган занервничал: что, зачем, почему, что он задумал?

— Не туда, — поправил хозяин, когда Риган вознамерился было свернуть в нужную сторону. — Туда.

— В вашу?! — вытаращился Риган, перед лицом страха забыв о покорности. — Но мне нельзя…

— Во-первых, я с тобой, во-вторых, тебе можно, если я разрешил, — пояснил Ар-Лой. — Ну, что стоишь? Можно, я сказал.

Риган затравленно оглянулся, но господа менвиты занимались своими делами и никто не обращал на них внимания. Да и в душевой в такой час никого не должно было быть. Стараясь не оглядываться, Риган скинул одежду, встал под душ и включил тёплую воду.

— Да, с этим определённо нужно что-то делать, — протянул позади Ар-Лой, и Риган хотел повернуться и посмотреть на него, но не смог сделать это даже усилием воли.

— С чем, мой господин? — спросил он, не оборачиваясь. Вода ласково стекала по спине, но он не чувствовал удовольствия.

— Да с тобой же, — пояснил Ар-Лой. — Вчера говорил. Чего ты цепенеешь-то? Ничего, сейчас взбодришься.

Боковым зрением Риган увидел, как рука господина протянулась к крану, а в следующую минуту заорал от неожиданности: на него обрушился поток ледяной воды, только что из колодца, минуя подогрев.

— Голову не подставляй! — рыкнул Ар-Лой, надавливая ему на затылок. — Болеть будет.

— А-а-а! Ы-ы-ы! — трясся Риган. — Х-холодно…

Вода постепенно сменилась на тёплую, и он расслабился.

— Ох, теперь хорошо, — вздохнул он. Вода становилась всё теплее. — Мой господин, что вы… Ай! Ой! Ой-ой-ой! Жжётся же!

— Не подставляй голову, говорю! — сказал Ар-Лой, выворачивая второй кран почти что до упора. Сквозь бьющие струи Риган увидел, что он улыбается. Горячая вода сменилась на холодную и наоборот ещё два раза, после чего Ар-Лой сжалился и выпустил Ригана.

— Теперь понял? — спросил он. — И так каждое утро.

Риган замер с полотенцем, накинутым на голову. Он прислушивался к себе, чтобы доложить господину о своём самочувствии.

— Мне… Э… Как-то странно, — сказал он.

— С непривычки, — пояснил Ар-Лой, рассматривая тёмные пятнышки у себя на мундире в тех местах, куда попали брызги. — Теперь понимаешь, о чём я говорил? Давай одевайся, жду тебя на тренировочной площадке.

От ужаса Риган выронил полотенце. Одно дело душ, но позор у всех на виду…

— Так, а вот это не дело, — серьёзно заметил Ар-Лой, ободряюще касаясь его плеча. — И прекрати так смотреть. Пусть только кто-нибудь попробует что-нибудь сказать — будет иметь дело со мной. Тебе вообще не о чем беспокоиться, ты делаешь то, что я велю. Ясно?

— Да, мой господин, — пролепетал Риган.

— Ну, даю тебе три минуты, — сказал Ар-Лой. Открылась дверь, впустив в полумрак душевой солнечный свет, и Риган остался один. Последняя вода была холодной, но сейчас в груди разливался жар.

Раньше было проще и легче, со злостью думал Риган, вытираясь. Никаких вопросов, ничего! Какой тут стыд, у раба не бывает собственных чувств, а уж под гипнозом он просто не может просчитать последствия. Почему же сейчас ничего не получается? Ар-Лой приказал, и казалось бы, нужно бежать сломя голову, а он медлит, одевается так, что, кажется, три минуты уже истекли… У раба нет стыда и страха, напомнил себе Риган в последний раз, щёлкнул пряжками на лямках комбинезона и решительно распахнул дверь.

— Посмотрим, что ты вообще можешь, — с сомнением сказал Ар-Лой и показал ему на турник: — Подтягиваться умеешь?

Его сомнение обожгло обидой: Риган не отличался силой, особенно по сравнению с господами, но выполнить такое простое действие смог бы. Он подпрыгнул и едва коснулся перекладины кончиками пальцев.

— Ещё раз, — строго велел Ар-Лой. И охота ему возиться с рабом, обучая тому, что у него никогда не получится!

Риган подпрыгнул выше и повис на турнике, стараясь не оглядываться по сторонам. Его мнение остальных волновать никак не должно, он делает то, что приказал ему…

— Пять, шесть, семь, — считал Ар-Лой. — Ну что, больше не можешь? Давай восьмой и отпускай.

Кое-как Риган подтянулся в восьмой раз и мешком свалился на землю. Господин, наверное, хочет поиздеваться над его слабостью, иначе не позвал бы сюда. И в душевой улыбался, глядя, как Риган орёт и подпрыгивает то от холодной воды, то от горячей. Стало ещё больнее.

— А что это вы тут делаете?

Ну вот, сейчас Риган станет всеобщим посмешищем. Опустив голову, он смотрел на притоптанную траву под турником. Ман-Ра не мог не подойти, конечно. Сам любитель издеваться над теми, кто не может дать отпор, почуял, что кто-то делает то же самое!

— Тренирую Ригана, разве вы не видите? — прохладно ответил Ар-Лой.

— А мне казалось, вы назначены главным по кухне, — протянул Ман-Ра. Риган по звукам догадался, что кто-то из проходящих мимо тоже остановился послушать, что скажет Ар-Лой.

— А мне казалось, что вас не назначали за мной присматривать, — в тон ему ответил Ар-Лой. Неприязнь витала в воздухе, как поднятая ветром пыль. — Завидуете, что мой раб ко мне вернулся? Так идите искать своих арзаков, а что я с Риганом делаю, это только моё дело, ясно?

Господин защищал его! Риган немного воспрял, но потом сообразил, что Ар-Лой защищает только своё право делать с ним всё, что хочется, и снова поник.

Ман-Ра ушёл, наверное, понимая, что проиграет, если дело дойдёт до поединка.

— Мой господин, — тихо позвал Риган, трогая Ар-Лоя за рукав. — Вы очень добры, если пытаетесь сделать так, чтобы я был сильнее. Но ведь у меня ничего не получится. Как я могу достичь того же, что избранники?

У него закружилась голова от осознания: он лжёт, притворяется, будто поверил, что Ар-Лой не издевается над ним. И, что страшнее всего, сейчас, в эту минуту господин ему тоже верит. Значит, можно солгать и что-нибудь ещё?

Риган искренне смотрел в глаза, снова и снова убеждаясь, что Ар-Лой поверил в его притворство.

— Да ладно тебе, — сказал господин и взъерошил Ригану волосы. — Ты что, думаешь, у каждого из нас всё получалось сразу и с рождения? Тренировать тебя надо и кормить как следует, остальное само выйдет.

— Но вы же избранники, — снова заикнулся Риган.

Господин отвернулся и посмотрел куда-то вдаль.

— Да ладно тебе, — сказал он наконец. — Что-то мне подсказывает, что на Беллиоре чем больше сомневаешься, тем лучше. Даже в своей избранности. Ну, пресс качать умеешь? Давай — и на время!

* * *

Во сне генералу было жарко и тяжело, что-то мешало двинуться с места, и, когда он наконец открыл глаза, то обнаружил, что у него на груди спит большой чёрно-бурый лис, а ещё несколько свернулись клубочками по бокам, от них и было жарко. Почувствовав его движение, лис встрепенулся и поднял голову.

— Сокрушитель Скал проснулся! — сказал он и спрыгнул на постель. — Его лисичество приказал нам греть тебя, ночи здесь бывают прохладными.

Остальные лисы тоже поднялись и поспешно удалились, поняв, что в них больше нет надобности. Баан-Ну сел и протёр глаза. Все мышцы у него болели от вчерашнего перенапряжения, но он был счастлив и готов принимать почести дальше.

Ему принесли завтрак, а потом слуга доложил, что король желает его видеть. Баан-Ну собрался идти и на всякий случай захватил сумку с тетрадью и пистолет — все свои вещи.

Тонконюх возлежал в носилках и задумчиво жевал плод кроличьего дерева.

— Вот и ты, — сказал он и выбросил косточку через плечо. Тонконюх отпустил слуг и выбрался из носилок.

— Хочу показать тебе то, что ты спас, — добавил он и поправил на голове корону. — И поговорить наедине. Не желаешь понести мою особу? Королю не пристало передвигаться пешком.

Баан-Ну наклонился и со всей возможной осторожностью поднял короля на руки. Придворные и слуги, собравшиеся в отдалении, зашептались.

— Ступай вон туда, — почти что приказал Тонконюх, указывая лапой. Генерал повиновался.

Через некоторое время они достигли ровно насыпанных холмов, в каждом из которых был вход.

— Это наши дома, — пояснил Тонконюх. Встречающиеся лисы почтительно кланялись, завидев короля. Миновав Лисоград, они углубились в сад, засаженный плодовыми деревьями.

— Вот этим мы питаемся, на это вымениваем у людей нужные нам вещи, — сказал Тонконюх, царственно поводя лапой. Некоторые деревья были повалены, возле них суетились лисы. Земля чавкала под ногами.

— Здесь прошла вода, — добавил король. — Её могло бы быть гораздо больше, и тогда она бы тащила с собой камни… — Он поёжился, и Баан-Ну, которому густая шерсть короля щекотала руки, почувствовал его движение. Снова генерал преисполнился чувства собственной важности. Подумать только, от его действий зависела жизнь целого народа!

Пройдя сады насквозь, они достигли пригорка и сели там на мягкую изумрудную траву.

— Я хочу знать, какую награду ты потребуешь за свой подвиг, — без обиняков сказал Тонконюх. — Я бы отдал тебе величайшую драгоценность нашего народа, если бы уже не подарил её той даме, что спасла мне жизнь и корону. Так проси, я сделаю всё, что в моих силах!

Баан-Ну посмотрел с пригорка на спасённые им сады и город и не стал долго думать.

— Поделись своим секретом, — попросил он. — Ты говорил, что нужно думать, что сделал не так, если подчинённые грозятся с тобой расправиться. Но как понять, где был неправ?

Король так и насторожился, привстав на задних лапах, а его уши встали торчком.

— Так, пришелец, мне кажется, ты в большей беде, чем я раньше думал. Скажи, тебя свергли? Прогнали? Вот почему ты бродишь тут один!

— Нет-нет! — сказал Баан-Ну. — Никто меня не свергал! Напротив, мои полковники ясно высказались против того, чтобы я ушёл в отставку, и даже решили, что мне просто нужно отдохнуть, а потом возвращаться к прежним обязанностям.

— И ты им веришь? — быстро спросил Тонконюх.

— Конечно! — возмутился генерал. — Я никогда их не обижал, но просто они…

И Баан-Ну рассказал королю о бегстве арзаков и высшего командного состава и о своих приключениях.

— И тогда я оказался здесь. Вот. — В доказательство он достал из-за пазухи больничный лист и показал Тонконюху.

— Ну и дела творятся у вас в стае… — потрясённо проговорил тот, потирая лапами мордочку. — Если хочешь, объясню тебе, в чём была твоя ошибка. Ты просто довёл своих подданных, тех, которые арзаки, да так довёл, что твои самые здравомыслящие приближённые от тебя отвернулись. Двое. А третий и то признал, что они правы, хотя, как ты говоришь, всем тебе обязан. Ещё скажи спасибо, что они тебя не прогнали насовсем!

— Не знаю, почему так, — горько вздохнул Баан-Ну. — Я никудышный руководитель. У меня из-под носа сбежали двести тридцать рабов, а я не смог это предвидеть! Если бы предвидел, ничего бы этого не было!

— Нет, — возразил Тонконюх, — если они тебя не прогоняли, значит, ты всё-таки руководитель не такой плохой. Или просто им выгоден.

— Утешает, — буркнул генерал. — Что ты говоришь, как бы я мог довести арзаков, они же ничего не понимают. Но нашёлся один, который…

— Как это — не понимают? — удивился король. — Ты что-то недоговариваешь.

Баан-Ну помялся и рассказал про гипноз. Потрясённый Тонконюх, едва дослушав, отскочил от него, шерсть у него на загривке вздыбилась, показались клыки, хвост распушился.

— Ты что, колдун?! — проговорил он наконец. — У тебя колдовской взгляд?! Да вы там совсем с ума посходили?!

— Это дар великого Гван-Ло, нашего правителя, — обиделся генерал. — Он — самый могущественный колдун на нашей планете и обучил гипнозу весь свой народ с тем, чтобы мы взяли то, что принадлежит нам по праву.

— Ой-ой-ой. Ой-ой-ой, — стонал Тонконюх, лёжа на траве и закрывая голову лапами. — Психи, как есть, опасные психи!

Внезапно он сорвался с места и исчез в траве. Баан-Ну не успел и оглянуться, как короля уже и след простыл. Он подождал, потом подождал ещё, а потом решил, что стал так противен Тонконюху, что тот никогда больше не покажется. С нарастающей обидой генерал поднялся, собираясь навсегда покинуть царство лис, но тут позади него зашуршали кусты и показался Тонконюх. Он тяжело дышал и не сразу встал на задние лапы.

— Мыши, — пояснил он. — Извини, но как только я понял, что ты говоришь, мне захотелось кого-нибудь убить.

На его мордочке виднелась кровь, и он то и дело облизывался.

— Итак, продолжим, — властно сказал Тонконюх, садясь на прежнее место. — Я правильно понимаю, что арзаки не просто слуги, а рабы, и вы поработили их с помощью магии?

— Правильно, — подтвердил Баан-Ну. — И я не виноват, что у вас принято иначе. Вы заключили династический брак, мы решили проблему по-своему.

— А что, у вас тоже была многолетняя вражда? — заинтересовался Тонконюх.

— Нет, — признал генерал.

— Тогда что вам принадлежит по праву? Арзаки что-то у вас украли?

— Тоже нет.

— А почему тогда?

— Да просто так! — рассердился генерал. — Так решил великий Гван-Ло!

Король снова сорвался с места и вернулся примерно через то же время. Крови на этот раз не было.

— Я обежал сады по периметру, — объяснил он. — Иначе я мог тебя покусать.

Сев, он умылся и вылизал шёрстку на боках.

— Не завидую я вашему королю, — сказал он наконец. — Чем больше тиранишь подданных, тем больнее потом откусывают хвост.

— Гван-Ло — великий, справедливый, мудрый…

— Ага, ага, — прервал Тонконюх. — Потом увидишь. Слушай внимательнее, Сокрушитель Скал, если хочешь спасти свой народ от тирана как можно скорее. Или лучше смотри. Вот перед тобой мои владения. Здесь каждый делает то, что умеет. Да, здесь есть королевская власть и есть вельможи, мы не рудокопы, которые свергли своих королей и живут без них. У нас есть слуги, ты моих видел. Но рабов у нас нет. Мы никого не порабощали ни силой, ни хитростью, ни магией, и никому из моих достославных предков это и в голову бы не пришло.

— Вот видишь, как мудр Гван-Ло? Он установил новые порядки: арзаки работают на нас, выполняя то, к чему у нашего народа душа не лежит. Они находятся под нашей защитой и контролем, всем хорошо.

— Нет! — вспыхнул король, теряя свою невозмутимость. — Наши предки сражались друг с другом, равные против равных, и союз заключили на равных, а что сделали вы? Подлостью, магией! Низость это, вот что! — переведя дух, он заговорил снова: — Моё королевство живёт счастливо во многом потому, что здесь действует принцип добровольности. То, что делается по своей воле, выходит лучше, чем то, что по принуждению. Эту мудрость я тоже почерпнул из опыта предков.

— Мы сильнее, вот поэтому и…

— Это не сила, — прервал Тонконюх. — Это трусость. Почему вы их так боялись? Завидовали? Тут два года назад появилась колдунья, которая хотела извести всех, кто не покорился бы её воле. Колдунью сразил добрый великан. И так было всегда, злых правителей свергает их собственный народ, и летописи не знают исключений.

— Но гипноз… — заикнулся генерал. Тонконюх посмотрел на него снисходительно:

— И много он вам тут помог? Всё ещё ищете арзаков по полям и лесам?

Замолчав, Баан-Ну потёр виски. От мыслей заболела голова.

— Так ты пытаешься нам сказать, что наш правитель — злой тиран, мы — слабаки и неудачники, не способные ни на что, кроме зависти, и поступили не мудро, а подло?

— Пришелец, в политике не бывает рыжего и черно-бурого, — сказал Тонконюх. — Всё гораздо сложнее. Множество мотивов, трактовок, интриг, личных интересов… Подумай сам, кому выгодно, чтобы арзаки были рабами?

— Менвитам, естественно! — ответил Баан-Ну. — Кому же ещё?

— А кому выгодно, чтобы менвиты считали свой позор триумфом?

— Ну знаешь! — взвился генерал. — Ты подталкиваешь меня в сторону государственной измены! Знаешь, что у нас делают с изменниками?

Тонконюх грациозно повернулся и выкусил из хвоста колючку, словно не обращая внимания на собеседника.

— Ты говорил, у тебя был слуга, — сказал он. — Который оказался вожаком у своих.

— Я его видеть не хочу, — буркнул Баан-Ну. — Я ему доверял, а он! И потом такого мне наговорил!

— Куснул тебя, когда ты отвернулся? Обидно, не спорю. Но в свете того, что я тебе сказал… Подумай сам, мог бы ты на его месте поступить иначе? Если бы рыжие попали в такую же зависимость от черно-бурых… — Тонконюх покачал головой. — Я сделал бы всё, чтобы освободить их. На то я и король. А власть, понимаешь ли, действует в обе стороны.

— Никто и никогда не пускал арзаков первыми в опасное место, чтобы посмотреть, что будет, — возразил генерал. — Никто и никогда не прятался за их спинами. Свои обязанности по отношению к рабам мы знаем хорошо.

— А вот гибкости мышления тебе не хватает, — заметил Тонконюх. — Прекрати думать в одном ключе. Поставь всё с ног на голову.

— Это трудно, — признал генерал. Лис коснулся лапой его колена.

— Я понимаю, — сказал он. — И, возможно, не один день займёт. Но ты попросил — и я попытался тебе помочь.

— Это да, но делать-то что? Как их вернуть?

— Чтобы что? — сухо спросил Тонконюх. — Ты ничего не понял? Гипноз ты запретил, и это мудрое решение. Но дальше… По-моему, главное — не пытаться вернуть всё так, как было.

— А как?

— Ты не знаешь, как можно иначе? Так придумай! Найди, нащупай! Кто вожак твоей стаи, я, что ли?

— Я главный уже только над частью экспедиции…

— Так договаривайся со вторым вожаком! — воскликнул король. Баан-Ну посмотрел на него с подозрением.

— И что я ему предложу? — спросил он.

— Я обещал помочь, а не решать всё за тебя!

Генерал поднялся. Жажда действия охватила его, и он сам испугался своей поспешности.

— Мне нужно его найти, — твёрдо сказал он. — Найти и поговорить. Хоть он меня и предал, я всё равно едва не погиб и за него тоже.

При мысли о том, что Ильсор всё это время прячется где-то в лесу, кишащем зверями, ему стало не по себе.

— Думаю, тебе туда, — философски заметил король, указывая направление.

Баан-Ну поклонился ему, поблагодарил за гостеприимство и зашагал с пригорка.

— Заходи, если захочешь поговорить, — донеслось ему вслед. Лисий король сидел в траве и невозмутимо вылизывал лапу.

* * *

Прямо перед носом качалась ветка с манящей гроздью мелких красных ягод, сквозь которую просвечивало солнце, и каждая ягодка выглядела совершенным прозрачным сосудом, полным мякоти и сока. Ильсор, недолго думая, протянул руку, и ягоды посыпались в ладонь. На вкус они оказались кислыми, и от них свело скулы, но в эту минуту на свете не было ничего прекраснее их.

Зевая и потягиваясь, Ильсор осматривал место, где упал, измученный и обессиленный, вчера поздним вечером, когда уже ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Теперь, при свете дня, лес преобразился. Не было ничего пугающего, напротив, везде царили радость и покой. Птицы перелетали туда-сюда, рассматривая незваного гостя. Ильсор пригладил взъерошенные волосы, подумал, подхватил сумку и пошёл куда глаза глядят. Он даже не сверился с компасом, решив положиться на загадочные тропинки этой прекрасной страны.

Постепенно, прислушиваясь к себе, он понял, что вчерашняя тревога куда-то отступила. Глаз то и дело останавливался на ярких цветах, на ленивых ярких бабочках, на таинственном сумраке в глубине леса.

— Так, психика в относительном порядке, — вслух заметил Ильсор. — Сон — лучшее лекарство, а утро вечера мудренее.

Ему ещё предстояло полностью осознать, что на ближайшие несколько дней он совершенно свободен от всех обязанностей и тревог, а пока что он шёл, углубляясь всё дальше в неизведанный, но приветливый лес.

Позади громко хрустнула сухая ветка, и он подскочил от неожиданности, но всё было тихо, и он успокоился. Поляны перемежались зарослями, горки — узкими овражками, часто с текущими по дну ручьями, и время в самом деле замедляло бег под их мерное журчание.

Отпуск — да это даже звучало музыкой.

* * *

Отпуск, пусть даже и больничный, оказался прекрасным. Чем более генерал удалялся от владений короля Тонконюха, тем меньше думал о его словах, и только одна здравая мысль будоражила его воображение и подгоняла вперёд: найти Ильсора, выяснить, чего он хочет, и доказать, что свобода арзаков — полная чушь и равняется государственной измене. Баан-Ну казалось, что только логика может прийти ему на помощь в этой ужасной стране, где лисы разговаривают и носят корону, а рабы просто так сбегают от своих господ.

— Есть разные принципы государственного управления, — вслух рассуждал Баан-Ну, пробираясь через лес. — С этим не поспоришь, каждый правитель управляет своим народом по-своему. Но, раз великий Гван-Ло решил так, то так и должно быть.

Он повторял эту мысль на разные лады и помимо своей воли вспоминал самого Гван-Ло, которого видел вживую только однажды. Тогда правитель казался совершенством, чистым величием, но в воспоминаниях от него почему-то веяло холодом. Баан-Ну даже поёжился. Не может же сам Гван-Ло быть неправ? Или может? Он даже остановился на лесной тропинке; мысли путались, вселяли тревогу, делалось неуютно. Арзаки предназначены для того, чтобы служить менвитам, говорил себе генерал, и тут же кто-то в его голове голосом Тонконюха спрашивал:

— Кем предназначены?

Ответ был один, и в нём крылась какая-то изначальная ошибка. Баан-Ну задумался, что он знает об арзаках, и выходило, что немного. Талантливый народ (как хорошо оказалось приспособить их таланты куда нужно!), слабые, смешливые, доверчивые, склонные к искусствам и науку превратившие в искусство, они, казалось, были лишены самого главного, что составляло жизнь каждого менвита — дисциплины и порядка. Теперь они были под надёжной защитой, их энергия была направлена в нужное русло, и они никак не могли освободиться… то есть, нарушить порядок.

У генерала разболелась голова от этих мыслей, и он присел на какое-то заросшее мхом возвышение.

Нет, не может быть, чтобы оказалось лучше, когда арзаки предоставлены самим себе. Но ведь раньше они как-то жили без цепкого взгляда хозяев? Баан-Ну обхватил голову руками. Что же это Тонконюх хотел ему сказать: чтобы отпустили и думать забыли о гипнозе? И так по всей Рамерии? Что же это будет? Что будет, если рабы вспомнят, что когда-то были свободными? Баан-Ну попробовал представить, что бы сделал он, и ему стало страшно. Тонконюх сказал: спасай свой народ, и, кажется, он был прав. Потому что если предположить, что арзаки в большой обиде, то…

Перспектива отыскать Ильсора и убедить его, что в рабстве лучше, уже не казалась такой радужной. Это не Ильсор в опасности, это Баан-Ну придётся несладко, если он сунется к нему. Ильсор-то наверняка не один…

Генерал сам не заметил, что расхаживает по полянке туда-сюда, то и дело размахивая руками. По всему выходило, что отыскать Ильсора нужно обязательно, но послушает ли он просьбу о пощаде? Вернуться в Ранавир и просить о встрече через перебежчиков? Ещё чего не хватало!

Баан-Ну стало нехорошо; он представил, что со всех сторон его окружают ложь и обман, что его специально удалили из лагеря, чтобы расправиться с теми, кто там остался, и потом показать ему результат. Месть священна, и что окажется сильнее — общее дело или желание отомстить? Но почему не отомстили в ту же ночь, когда убежали? Перебить спящих не составило бы труда, если уж внушение, что менвиты неприкосновенны, ослабло или вовсе прекратило своё действие. И кто здесь ещё доверчив! Он сам так доверял своему слуге — и вот результат.

Нельзя было терять время на то, чтобы возвращаться в Ранавир, нужно было искать Ильсора уже сейчас. Генерал знал, что арзаки уже разделились и попрятались группами, но что если они так готовят нападение? Где может быть Ильсор, и как это нападение предотвратить?

Дорога, Вымощенная Жёлтым Кирпичом! В этот момент у Баан-Ну не было желания сильнее, чем найти Ильсора и убедить его не мстить или хотя бы отложить месть до Рамерии. Значит, если дорога исполняет желания, нужно опять по ней пройти!

Генерал подхватил свою сумку с холмика и только теперь обратил внимание на то, что тот слишком правильной формы. Он ковырнул слой мха, и из-под влажной земли поползли насекомые самой разной масти, спугнутые светом и теплом. Любопытство подгоняло Баан-Ну, и вскоре он очистил от мха и земли небольшое сооружение, больше всего похожее на колонну, если бы оно не доходило ему всего до пояса. Сооружение состояло из цельного куска отшлифованного камня и высовывалось из развороченного склона как свидетельство существования давно прошедшей эпохи.

Сердце генерала забилось сильнее, когда он увидел, что с верхушки сооружения слабо блеснуло зелёным. Таких крупных изумрудов он ещё никогда не видел. Искусно огранённый, он едва уместился бы в кулаке. Изумруд был слегка утоплен в углублении, специально предназначенном для него, и генерал на пробу ковырнул его.

Жадность боролась в нём со страхом наказания и наконец победила. Баан-Ну внимательно осмотрелся вокруг и не заметил ни птиц, ни зверей. Лес был тих, свидетелей не было.

— Это же ничьё, — пробормотал Баан-Ну. — А я нашёл, значит, моё.

Он вытащил нож и подцепил им изумруд. Тот поддался легко и словно сам собой лёг в руку. Камень скрывал не углубление, а настоящую дыру, уводящую в глубь постамента. Баан-Ну поостерёгся совать пальцы в темноту и поскорее убрал добычу в сумку. Из недр сооружения поднялось небольшое серое облачко и рассеялось в воздухе. Баан-Ну чихнул, набросил на постамент содранный мох, пытаясь скрыть следы, и поскорее зашагал прочь.

Найти Ильсора — а там действовать по ситуации.